— Вот и все. Ладно, заболтала я тебя, мне на работу нужно идти, а то кто же, как не я сделает дамочкам в этом городе супер маникюр! — подмигнула Яну и, потушив сигарету в пепельнице, покинула балкон, по которому разнесся вишневый запах. Ян вспомнил прошлый вечер, проведенный в «Амстердаме»: «Та девушка с короткой стрижкой. От нее так приятно пахло». Ангел хорошо запомнил ее внешность: «Естественный макияж. Одета просто и со вкусом. Вещи фирменные, отличного качества» Он раздраженно хлопнул себя по колену: «Чертова папка! В очередной раз попадёт от Михаила за то, что я халатно отношусь к своим обязанностям».
Архангел Михаил — один из Старших архангелов в святой обители Келестис и главнокомандующий легиона Начал — небесного войска, стоящего на страже врат.
В его ведении была группа, состоящая из архангелов, под названием «Боевой круг», куда входили лучшие из лучших — около пятидесяти посвященных.
В Келестис, все украшения и оружие с доспехами делались из платины, чтобы свет, исходящий от них, ослеплял темных, обжигая их плоть при соприкосновении. Каждый архангел, вступивший в «Боевой круг», был подвержен болезненной процедуре нанесения определенной татуировки на половину своего тела. Это были белоснежные узоры, оберегающие своего носителя от различных сглазов, затуманивания разума, слепоты, приворотов и некоторых проклятий, которые темные использовали в бою.
Каждый второй ангел хотел попасть в этот «Круг», но лично для себя Ян избрал должность Хранителя, а не воина, пускай он несколько лет подряд активно посещал занятия по военной и физической подготовке. Научившись умело обращаться с мечом и использовать эти навыки на практике, Ян оставил это занятие. Как впрочем и все предыдущие увлечения к которым иссяк интерес.
Михаил был очень опытным главнокомандующим и отменным преподавателем, но за совершенные подчиненными проступки, неминуемо наказывал, что и произошло с Яном.
Ангел был сослан в Нижнюю Аиду. Это «путешествие» он не забудет никогда. По человеческим меркам Ян провел там несколько лет, и этого времени ему хватило чтобы осознать — он не хочет попасть туда еще раз. Первое время ангел пытался нормально дышать, но каждый раз начинал тяжело кашлять от воздуха Подземного мира, наполненного запахом горящей серы и удушливого сероводорода.
Выполняя, казалось, ничтожную работу — сортировку человеческих душ. Он слышал их крики, стоило только притронуться к хрустальному шарику. В треснувших гранях отражались мученики. Их громкие стоны, преследовали его, стоило лишь ненадолго задремать. Он практически не спал и ничего не ел. Ему не хотелось себе такой судьбы как у жены Аида Персефоны с ее гранатовыми зернами. Поэтому, чтобы ему не предлагали, Ян отказывался, продолжая молча перебирать шарики, бережно перекладывая их в корзины, чтобы потом они по черным водам Стикса были переправлены в банк душ Нижней Аиды.
В таких рейсах Ян участвовал постоянно. Так он и познакомился с администратором.
Сначала ангел внимательно рассматривал лицо старца, который разглядывал стеклянные грани, прикладывая шарики к уху, чтобы услышать томящиеся в них души. «Какие знакомые черты лица и этот выпуклый, широкий лоб…» — в памяти Яна всплыла лекция «О девяти кругах Нижней Аиды»: «Кто же там у нас был: Гомер, Цезарь, Овидий, Аристотель, Сократ и Платон… Нет! Не те!»
— Не думай о богатстве и бесчестии, — старик вдруг обратился к нему, — думай о работе, падший, — взял одну корзину и потащил по влажному полу грота в сторону каменных ступеней.
«Ох уж эти римские философы» — Ян покачал головой и взял две корзины. Лестница вывела обоих в круглый кабинет, освещенный факелами.
— Поставь их возле стола и принеси оставшиеся, — скомандовал старец.
Ангел молча подчинился, сделав ходку к лодке и обратно. Опустив ношу на пол в указанном месте, Ян стал наблюдать за тем, что делает старик. Тот, в свою очередь, брал по хрустальному шарику и подходил к стене, в которой было множество квадратных ячеек с замочными скважинами. Но вместо ключей старик продавливал туда шарики и те проходили насквозь, издавая едва слышный звон.
Ян закусил нижнюю губу, стараясь содрать зубами засохшую кожицу, привкус его собственной крови казался ему сладким медом, ведь он так давно ничего не ел.
— Вы сказали: не думай о богатстве, подразумевая эти души… — ангел указал рукой на оставшиеся шарики, — и бесчестии, имея в виду метод их добычи! — он заметил, как старец внимательно прислушался к его словам.
— Ты извлек неплохой смысл из сказанного мной! — он хрипло рассмеялся, проталкивая очередной шарик сквозь квадратную дверцу.
— Неплохая эпиграмма, для того, кто ее же и придумал, — впервые за долгое время Ян улыбнулся — не ожидал встретиться здесь с Луцием Сенекой! — торжественно произнес, — это же надо было додуматься, так неудачно покончить с собой! — он рассмеялся, — сначала запястья, потом ноги и, наконец, яд, который оказался без надобности. Абсурд! — ангел взял один из шариков и прислушался к стону боли внутри него.
— Согласен. Глупо было так умирать, но еще глупее поддаться страху казни, — спокойно ответил Сенека, забирая у него шарик, — ты ведь четко их слышишь. А мне вот приходится прислушиваться чтобы понять, о чем они плачут…
Ян не показывал своих эмоций, но от криков душ, в ушах стоял отвратительный звон. Когда его наказание в Нижней Аиде было окончено, ангел вернулся в Келестис другим…
Пребывание в мире темных заставило его по-другому взглянуть на солнечный свет, по-другому дышать чистым воздухом, наслаждаться полетами. В нем, что-то надломилось, но этого Ян никому не показывал. Он не перестал использовать черную магию, но теперь умело скрывал этот факт от окружающих.
Обычно, выходцами из Подземного мира среди людей, были демоны, бесы и суккубы. Реже вампиры. Все они числились сотрудниками Верхней Аиды. Здание бизнес-центра располагалось на Тверской. Никто из смертных не мог бы подумать, что по соседству с ними, так же спокойно работают темные силы. Между обеими организациями: Келестис и Аидой — испокон веков шла борьба за человеческие души.
Сотрудники Верхней Аиды, так же, как и в Обители светлых, вели свой учет, документацию, курьерскую службу доставки, транспортировку душ, и прочее. Все то, что уже проделал Ян, будучи в ссылке. Келестис с ее архангелами и ангелами-хранителями, заботились о целостности человеческой души. Еще до того, когда простой смертный мог оказаться на грани и впасть во тьму, к нему приставлялся личный Ангел-Хранитель, направляющий и оберегающий его. Все это делалось для сохранения равновесия между Светом и Тьмой. Однако, слишком много веков, ради этого равновесия проливалась кровь обеих сторон. Орудуя мечами, заточенными под светлую плоть, демоны и ифриты убивали архангелов, порой, заставляя чашу весов, перевесить в свою сторону.
Как-то раз, чтобы пристыдить Яна, архангел Рафаил, второй после Михаила, высказал ему, голосом полным грусти и сожаления:
— Иоанн, сын мой… — так ангела называл лишь этот архангел, — Всевышний наградил тебя этой жизнью и оболочкой не для того, чтобы ты предавался праздности, а оберегал и помогал смертным. Как Хранителя — это твоя прямая обязанность, — он развел руки в стороны — мы не можем уподобляться демонам, заниматься чревоугодием, сладострастием и не отдавать свой свет ближнему! — Мудрый архангел, в образе старца, занимающийся врачеванием еще со времен древнего Рима. Его длинная белоснежная борода тянулась до пола, делая его похожим на чародея Мерлина из «Преданий о Короле Артуре», а яркие синие глаза, намекали на скрытую силу архангельской души. Рафаил всегда был облачен в светлую тунику с длинными рукавами, опоясанную кожаным шнурком. На ногах он носил исключительно сандалии, кто-то из ангелов клялся, будто это обувь самого Персея.
Этот разговор происходил, когда Рафаил лечил Яна. Ангел частенько наведывался в различные бары и пабы, где любили кутить темные. Пропустить пару стаканчиков ирландского виски, побеседовать за жизнь со знакомой демоницей, расслабиться — это он любил. Но стычки между светлыми и темными в таких местах, были не редкостью. Конечно же, когда телу наносился ущерб оружием темного, залечить такие раны, светлые могли только в лазарете Келестис, у главного целителя Рафаила. Как бы то ни было, но Иоанн одно из имен Яна.
Что же касается темных, то в большинстве своем это были мускулистые и брутальные демоны, славящиеся своей стихией огня. Прожженные сердцееды, сплошь покрытые татуировками. Чтящие свой кодекс правил, которые, тем не менее, постоянно нарушались.
Но для светлых — законы непреложны. И Яну вменялось соблюдать их. Ангелу не хотелось вновь отправиться в Нижнюю Аиду, или, тем более, лишаться крыльев. Крылья — для него все.
Сунув ноги в домашние тапки, заботливо оставленные Анжеликой, ангел прихватил чашки с кофейником и направился на кухню. Хозяйки уже не было дома, и только в коридоре четко ощущался цветочный парфюм. Неудачно задев дверь в ванную, Ян пролил себе на руки остатки кофе. Кипяток обжег ладони, и ангел стиснул зубы, чтобы не выругаться, хотя мысленно выкрикивал проклятья.
Подставив обожжённые руки под ледяную струю воды в раковине, наблюдал как кожа сначала покраснела, покрывшись багровыми пятнами, а затем резко побелела. Быстрая регенерация тканей была очень кстати. Пока Ян держал руки под краном, ему отчего-то вспомнилась его собственная смерть.
Это случилось в конце XIV века в Праге. Тогда, я занимал должность духовника Королевы. Ян Непомуцкий или Иоанн Непомук — простой люд произносил мое имя с надеждой и трепетом. Тот, кому дворянство, поверяло тайны своих душ, которые я так тщательно хранил. Серый Кардинал — вот кем я был…
Развитие конфликта, между Королем Вацлавом IV, вмешавшимся в дела Церкви и Высшим духовенством страны, привело к тому, что я впал в его немилость. По приказу Короля, я и двое моих учеников были схвачены и заточены в тюрьму. Я вспоминаю: вонь и сырость холодной темницы, шуршание крысиных хвостов по скользким плитам пола. Невыносимую жажду и голод, от которых мое старое тело впадало в постоянное беспамятство. Тьма, застилавшая мои тусклые глаза, была благословением Божьим — двум молодым священникам рядом со мной было отказано в этом счастье. День за днем, они истощались, делаясь похожими на скелеты, обтянутые серой кожей, их избитые, замученные от пыток тела со сломанными пальцами и ребрами, скручивались от постоянного холода, лежа каждый в своем углу на жалкой холщовой подстилке. Господь наш всевидящ — его слугам оставалось недолго мучиться. Мои протеже были избавлены от заточения — их отпустили… Я остался один и это дало мне легкую надежду на то, что скоро, и я буду избавлен от этих оков.
Но свету было суждено померкнуть, в момент, когда меня отвели в пыточную и разместили на дыбе. Я чувствовал, как разрываются мои суставы, как боль завладевает каждым миллиметром тела. Почему я продолжал дышать, а мое сердце билось? Как я мог вынести подобную агонию?!
У меня пытались выведать все тайны, которые хранились в моей голове. Но даже под пытками, с уст моих не сорвалось ни звука. Про себя я молился Отцу своему, молил дать мне сил и терпения дабы выдержать это, простить грех людей…
Последнее что я помню — это, как Вацлав приказал заковать мое тело в «молитвенный крест»… но оковы, так и не смогли защелкнуться на моем теле — оно было слишком худо и измучено…
Ощущаю холод, в который я окунулся… мне хочется спать, и я безропотно отдаюсь в объятья вод Влтавы, куда мои истязатели меня выбросили, как ненужную шахматную фигуру с поля интриг и козней… Теперь, душа моя, всецело принадлежала Богу. Для каждого Рай — свой. Я никогда не мог представить, какой Он… Возможно, там действительно есть золотые врата, у которых стоит Святой Петр…
Я очнулся среди поля пшеницы близ журчащего ручья. Тело мое больше не ломила боль и терзания пытками, я чувствовал себя юным и полным сил. Взглянув на собственные запястья, некогда растерзанные дыбой, увидел упругую, здоровую кожу, по жилам резво бежала обновленная кровь. Прикоснулся к лицу, под пальцами больше не ощущались морщины и борода старца. Заглянув в ручей, я увидел свое отражение — я снова был молод. Время повернулось вспять.
Рай — это чистое, голубое небо, золотые колосья пшеницы, отделяющие меня от Тьмы… Мое прошлое, воспоминания, все осталось. Я был готов к новой жизни, энергия, бьющая во мне, как ручей у ног, кричала о себе. Мы умираем, чтобы заново возродиться, подобно фениксам из пепла…
Ангел выключил кран и вытер руки полотенцем: «Я ненавижу время с 9 утра и до 9 вечера»
Прошла ровно неделя с того самого вечера, когда Ян видел девушку, от которой веяло яблочным ароматом. В бар «Амстердам» он больше не заходил, зато частенько наведывался в кофейню «Филижанка», которая располагалась ниже по улице от его дома.
Кофейня, или по-местному «Кав`ярня», была небольшим заведением с крохотной открытой верандой.
Внутри обстановка была самая что ни на есть старинная: неровные стены, выкрашенные в желтый цвет, кованые светильники создавали таинственную атмосферу, излучая мягкое, теплое свечение, круглые деревянные столики, заботливо укрытые вязаными салфетками, на которых стояли миниатюрные глиняные вазочки с сухоцветами. Пара официанток, каждый раз мило улыбались Яну, подавая лист меню. Здесь отлично готовили полюбившуюся ему «каву по-віденськи» с горкой взбитых сливок, посыпанных натертым шоколадом.
Ангел наслаждался кофе, изучая просторы интернета. Небольшой поиск «Яблочной» девушки в социальных сетях, по отметке «Бердичев» не дал положительных результатов, и Ян закрыл крышку ноутбука.
«Значит, придется искать ее старым, проверенным способом — на своих крыльях и ориентируясь на ауру… — закатил глаза к деревянному потолку, — мой азарт превращает меня в сыщика», — усмешка тронула его губы, и официантка за кассой томно вздохнула.
Расплатившись по счету и кивнув девушке на прощание, Ян собрал свои вещи и, перекинув рюкзак через плечо, покинул «Филижанку». Середина августа в Бердичеве была теплой, без изнуряющей тело жары и духоты, которые Ян по понятным причинам не выносил. Перейдя на противоположную сторону дороги, двинулся по вымощенной камнем дорожке к воротам кирпичных стен, защищающих костел.
Внешний вид крепости гармонично сочетал в себе архитектурные стили барокко и классицизма, которые угадывались в колоннах, поддерживающих стены главного комплекса моления католиков.
Отреставрированная лестница пахла свежим цементом, а тяжелая железная дверь, за которой скрывалось помещение, где совершались богослужения, не сразу поддалась, чтобы открыться.
Обмакнув кончики пальцев в каменную чашу с водой, Ян совершил крестное знамение и ступил на мраморный пол. Внутри, все было таким же величественным, как и в любом католическом соборе: высокие потолки, уходящие вверх, арки и колоннады, разноцветные витражи, картины с изображениями святых в тяжелых рамах, деревянные лавки, установленные вдоль отштукатуренных колонн и широкий алтарь в белоснежном облачении.
Сверху доносилась органная музыка: «Скоро начнется месса», — и действительно, через мгновение, в колонках зазвучал приятный женский голос, поющий молитву. Ян питал слабость к органной музыке, а католические мессы были его сердцу ближе, чем православные.
Присев на скамью, ангел сложил ладони в молитвенном жесте и, закрыв глаза, стал шептать на латыни: «Réquiem ætérnam dona eis Dómine et lux perpétua lúceat eis. Requiéscant in pace. Amen». Мелодию органа заглушил звон колокола, оповещавший о начале вечерней литургической службы.
В собор стали медленно входить люди, их было немного: двое мужчин преклонили колени, женщины рассаживались по лавкам ближе к алтарю, все ожидали священника. Ян встал со скамьи и поднял взгляд к витражу с изображением белого голубя над иконой Девы Марии. Сквозь разноцветное стекло проникали лучи света, они падали на алтарь и тянулись по полу.
Ян с удовольствием отстоял всю мессу. В конце он прошептал на латыни: «In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti» — ангел коснулся своего креста на шее и покинул собор.
На улице, при свете заходящего солнца, ангел еще раз осмотрел внешний вид «Кармелитов», часть правой стены была разрушена, и сейчас велись восстановительные работы, а башня слева нуждалась в капитальном ремонте. Во многих местах отвалилась штукатурка, оставив после себя желтоватые следы. Стекла в окнах разбиты, а те, что уцелели, покрылись слоем пыли и были увешаны вуалью из паутины. Обойдя собор со стороны, где находилась небольшая пристройка музея, Ян направился к круглой площадке с парой лавок.