Когда Сапфирта и Хисуи вернулись в покои Кантабриллин, на ней уже сияло драгоценностями и переливалось шитьём роскошное модное платье голубоватого оттенка, но герарды всё ещё крутились вокруг, расправляя каждую складку и формируя причёску невесты, а видные серены предела сидели вокруг и наблюдали за действом, обмениваясь фразами на ингрендо.
– Это чтобы цвет кожи Ли не бросался в глаза, если разволнуется, – пояснила на всеобщем Кантабриллин, оглаживая неправдоподобно синий мех накидки, такой нежный и совершенно невесомый на вид.
– Это же?.. – Хисуи пришлось пару раз сглотнуть, чтобы заговорить вновь – так свело горло от удивления: – Это же мех детёныша тара, правильно?
– Подарок Дан-на-Хэйвинов. Дикий тар – их символ.
– Безумие. Эта накидка стоит, наверное, целое состояние! Как только Ксенион допустил подобное?!
– Скрипел зубами, но думал о тебе и решил сделать твоей подруге лучший подарок, – улыбнулась Сапфирта. – Никогда не упоминай при нём об этом, иначе он потребует от тебя благодарностей.
– Боженьки! – вдруг вырвалось у Кантабриллин нетерпеливое. – Скорее бы уже!..
Герарды тихонько захихикали.
– Неужели? – удивилась со своего стула Берилл. – А до сих пор вела себя почти как я перед свадьбой.
– Это как, иниата? – спросила одна из герард. Судя по значкам – сверстница Кантабриллин.
– Спокойно, – лаконично ответила эрц-принцесса Накханы.
– О не-ет, – протянула одна из присутствующих дам. – Это было не просто спокойно…
– Расскажите, пожалуйста, леди Ани. Вы же там были?
Мать Кантабриллин с улыбкой кивнула, и леди Ани чуть насмешливо затянула:
– За полсвечи до подписания судьбоносного брачного контракта госпожа Сильверстоун, – леди Ани изящным жестом указала на Берилл, – всё никак не могла перестать поливать цветы, попутно выпалывая сорную траву. Леди Ео-Ёмэ почти плача уговаривала её переодеться к свадьбе, а эрцеллет Бийю была на грани истерики, поскольку это ей поручили уход за волосами будущей иниаты, а на ополаскивание и сушку времени уже не осталось совсем. Но повелительница сердца Акшен-до Накханского обратила внимание на обладающих даром речи лишь тогда, когда вода в лейке закончилась. Она повернулась и сказала нам: "Я не буду вас больше мучить, я только подвяжу вон тот стебель". И мы все замолкли в ожидании. И цепочкой, воздев руки, потянулись за ней между грядок и кадок. Но Берилл Сильверстоун не только подвязала указанный стебель. Она заметила сорняк, и, забыв, что уже сняла перчатки, голыми руками, погрузив пальцы глубоко в удобрённый дурно пахнущим продуктом грунт, вытащила корни бедного растения. Герарды, среди которых была моя племянница, дружно взвыли, Бийю ничком повалилась на землю, а леди Ео-Ёмэ, я и леди Кой, не выдержав, схватили невесту и полетели с ней в покои. Там исправили всё, что можно исправить за четверть свечи, и так же, удерживая будущую хозяйку на руках, полетели с ней к Точке Соглашения. Она и тогда оставалась более, чем просто спокойна – не только не вырывалась, но и подсчитывала, сколько времени у неё ещё займёт полив, когда она вернётся с бракосочетания.
– Ох, мама, – простонала, отсмеявшись, Кантабриллин, – как папа мог жениться на тебе такой?
– Его мало что могло обескуражить, – безразлично пожала плечами Берилл, но всё же улыбнувшись и слегка порозовев.
Древняя серена медленно поднялась и что-то торжественно проговорила.
– Будущая иниата Ли Карнена готова писать свою судьбу, – шёпотом перевела одна из герард, стоящих на коленях возле Кантабриллин.
Эрцеллет Накханы на том же языке узнаваемо возразила, вскинув руку. Вытащив из волос заколку, с которой спадали почти незаметные цепочки с яркими сиреневыми камнями, сверкающими и прозрачными, Берилл поднесла украшение дочери.
– Это – особенная вещь для меня. Держи её поблизости, и, глядя на неё, помни, что мы с твоим отцом в любой момент будем рады принять тебя. Предел Накханы – твой дом.
Кантабриллин глубоко вздохнула, кивнула и передала украшение Сапфирте. Та осторожно заколола волосы невесты, и процессия двинулась в путь.
В лодке, в которой сидели только невеста и её подруги, Кантабриллин заметила, что дрожит:
– Я давно не испытывала такого возбуждения, – ясным голосом прокомментировала она.
– Я слишком много пропустила, и она всё-таки влюблена в Лифорда по уши? – тихо спросила Сапфирта у Хисуи.
Кантабриллин громко фыркнула:
– Если я в нетерпении и волнуюсь, то это ещё не значит, что я влюбилась! Сэфи, я думала, что ты меня хорошо знаешь. Я просто не представляю, как Ли переживёт удар, который я ему готовлю. Честно, это будет лучшая шутка столетия! Но ничего не получится, если я не буду очень быстрой и ловкой. Вот потому и волнуюсь, девочки.
– Ты же не убьёшь его, а? – с опаской покосилась на подругу Сапфирта.
– С ума сошла, – засмеялась Кантабриллин. – Жаль, что не могу рассказать вам подробности предстоящего дела. Вам бы о-очень понравилось.
– Точно? – недоверчиво спросила Сапфирта.
– М… ты права. Хисуи пришла бы в ужас. Да и ты бы попыталась отговорить меня. Но я – это я. И собираюсь узнать жизнь от начала и до конца!
– Звучит как начало захватывающего романа, – с улыбкой покачала головой Сапфирта.
– Надеюсь, погода не изменится самым ужасным образом, – загадочно сказала Кантабриллин. И действительно, воздух казался холодным, но в чистом голубом небе так жарко сияло предполуденное светило, что не верилось, что уже завтра всё замёрзнет и начнёт заносить снегом.
Ора обогнала Канту и солнце с маленькой луной, уходя к западу. Луны, все заметно меньшие, чем луны Клервинда, однако сияли и выглядели волшебнее и наряднее, чем Эсци-сёстры старой планеты.
Подписание контракта прошло идеально. Кантабриллин выглядела сногсшибательно, а Лифорд – на редкость моложаво.
Но с празднования Хисуи уехала раньше, чем планировала. И всё из-за Ксениона:
– Знаешь, а я ведь всё равно ****** тебя, – прошептал он, когда не торопясь подошёл к Хисуи. У того грубого, неприличного слова, резанувшего слух, было несколько значений и все, начиная с "догнать" и заканчивая "причинить боль", очень напугали принцессу. Наверняка он примерял для неё самый пошлый контекст этого слова. Что предвещает сперва пытку сексом, затем пытку беременностью и смерть в виде избавления в самом конце. И от этого Хисуи словно накрыло волной, обсыпавшей льдинками кожу и пригнувшей её закружившуюся голову. Бежать! Но ноги приросли к полу. Спрятаться, зарыться где-нибудь! Оставить всё! К чёрту всех!.. Но куда деться?..
Хисуи сразу отправилась к родителям. В дороге её перестало трясти от страха и гнева. А дома её необыкновенную молчаливость пыталась растормошить вся семья, но Хисуи совсем не слышала слов и не видела перед собой почти ничего. Она видела только опасное выражение глаз Ксениона. Он действительно хочет всего этого!
Как же это страшно!
Да, в том самом кошмарном варианте будущего, если он наступит, можно будет обратиться к герцогу Пэмфрою, и он проведёт операцию по извлечению плода. А Ксениона в этом случае удастся посадить в Абверфор. Но только ли в этом всё дело?
Он фактически сказал, что доберётся до её тела и распорядится им по своему усмотрению! Разве одно это не пугает? Наличие наглой силы у него и отсутствие того же у неё?
Плен первого вечера
Хисуи так и сидела без движения несколько свечей. Измученная мыслями и страхами, она выпила оставленный прямо перед носом стакан воды и тут же провалилась в сон, уронив голову на руки.
Пришла в себя, когда стояла в луже воды посреди улицы и смотрела на экипаж Дан-на-Хэйвинов, призраком выплывающий из густого тумана.
Ноги в танцевальных туфельках давно застыли, холод гадко лизнул обнажённые плечи, а платье показалось рыхлой дырявой бумагой, но Ксенион так скоро схватил принцессу и втащил её внутрь, в тепло, что захотелось сказать ему "спасибо". И тут же туфельки беспомощно брякнулись на пол, Хисуи оказалась завёрнутой в меха на коленях дракона в несколько неприличной позе, и сразу вспомнилась истинная цель Ксениона.
Хисуи слегка затрясло, но не от холода или страха. Теперь это было возмущение, возникшее после всех переживаний этого дня.
Молодая леди в тёмно-зелёном, глядя на них очень невинными сонными серыми глазами, сидит напротив и молчит. Ксенион не торопится представлять её. В его словах ни радости, ни предвкушения. Только озабоченность:
– Солнце уже низко – скоро ночь. Я принесу тебе в спальню ужин и шубку, и…
– Ты не починил окно? – изумилась Хисуи. – Да как же!..
– Починил-починил. Я… имею честь пригласить тебя на крышу.
– А? – захлопала глазами Хисуи. – Зачем?
– Наблюдать наступление зимы вместе со мной. Тебе принесут горячий шоколад и грелку, а восседать ты будешь на самой толстой и пушистой шкуре тара. Согласна?
– Хм… у меня есть выбор?
– Есть. Но чем ты можешь заняться? Сразу ляжешь спать?
Хисуи промолчала.
– Я бы слезла с тебя… – вспомнив о приличиях, начала она.
– А я бы вернул тебя обратно, если бы ты слезла. Или я недостаточно тёплый?
– Ты… слишком тёплый, – солгала Хисуи.
– Тебе не повредит.
Спутница хихикнула. Поймав взгляд принцессы, она объяснила:
– Простите, ваше высочество. Я Гвендолин, подруга и родственница Ксениона. И та, кто слышал о его любви к вам слишком много и часто. Особенно в последнее время.
– Я же просил тебя молчать, – зашипел на "подругу и родственницу" Ксенион.
– Так ты действительно любишь меня? – спросила дракона Хисуи. – И как только это возможно? Нет, я совершенно точно не верю в такое. Безответно и так незаметно любить кого-то десятилетиями… нет, не верю.
Ксенион заговорил необычайно быстро, что выдало его беспокойство:
– Может быть, тебе поможет знание о том, что мы, драконы, умеем управлять чувствами? И пусть сложно избавиться от любви окончательно, мы в силах сделать так, чтобы не слишком мучиться безответностью чувства и невозможностью излить его.
– Вот как… – вздохнула Хисуи. – А как же тогда умершие твои… возлюбленные? Ты всё ещё что-то к ним испытываешь?
– Всё ещё да. Но если это и любовь, то она неплохо разбавлена в признательности за отлично проведённые периоды или даже недели.
– Вот она, судьба твоей невесты – радовать тебя несколько недель и подохнуть в мучениях.
– Не беспокойся, я тебе такую судьбу не предлагаю.
– Чего же ты хочешь от меня? – запуталась Хисуи.
– Могу любить тебя и не пытаться сделать тебе ребёнка при этом. Как тебе такая вероятность?
– Я бы могла с этим смириться, но как быть с тем, что я тебе не доверяю? Сегодня после подписания ты сказал мне кое-что, помнишь?
– Ах, это… Должен извиниться. Это было неуместно. Да и выразился я не верно. Я хотел сказать, что…
– Что же ты хотел сказать?
– Я тебе потом объясню.
– Нет, давай сейчас, – опять ощутила в себе сильное возмущение Хисуи.
– В армии мы, драконы, всё же немного общались с другими солдатами Севера. Так вот у них было принято говорить почти так же в адрес того, у кого-то было что-то восхищающее. Навык это был, умение быстро разводить костры, например, или богатство, красота или просто отличный характер. Так постоянно говорили о Роджере Кардифе и Колине Ханте.
– Как, например? Озвучь, пожалуйста.
– Например: "Я бы ****** Колина Ханта". Всё очень просто.
– Но ты сказал, что всё равно ******* меня. Всё равно!
– Я просто не выспался, потому и сказал именно так. Но я же не подразумевал, что хочу ********** тебя в самом деле?
– Что? Ты… в самом деле не хочешь ******** меня? Ни разу?
– Конечно, я хочу тебя ****** днём и ночью, и даже сейчас. Но в виду нашей несовместимости я отложу это на потом.
– Это как, позволь спросить?
– Я подожду, когда ты заболеешь неизлечимой болезнью и тогда…
– То есть мне нужно будет страдать от болезни, а ты добавишь мне мучений, так?
– Но сначала я подарю тебе счастье, – лучезарно улыбнулся Ксенион.
– Уверен? А если болезнь меня изуродует?
– Я готов ******* даже твой труп.
Хисуи вытаращила глаза, набрала воздуха, чтобы возмутиться и не смогла. Просто возразила:
– Ты не можешь быть таким.
– Ну, может, нет, – подумав немного, медленно проговорил Ксенион.
Гвендолин захихикала:
– Я столько непристойностей давно не слышала. Да ещё от членов расширенного собрания принсипата!..
– Отложила бы книжки ненадолго и вышла прогуляться по Ньону, – сощурил глаза Ксенион. – На улице ты и не такое услышишь, я в этом уверен.
Гвендолин и Ксенион принялись о чём-то спорить, но Хисуи их не слышала – она увидела проплывающие за окном каменные деревья. Совсем рядом. Они выглядели недолговечными – словно бы за мгновение сгорели дотла и серый пепел ещё удерживался на месте, готовый разлететься при малейшем дуновении ветерка. Но никакого оцепления вокруг. И на одном из деревьев кто-то даже умудрился нарисовать чёрной краской значки Лифордского предела.
– А… м… Ксенион, – рассеянно заговорила Хисуи. – Драконы Лифорда… они же приходятся родными дядями первофитам… так?
– Верно.
– Но по Рашингаве, помнится, слияние считается формой канонического брака, да?
– Ты спрашиваешь, считается ли слияние драконов Ли с первофитами инцестом? Да, считается. Канонически это ужасное преступление. По закону перевёртышей убивают либо нарушителей, либо их детей. Однако в той форме, которой они находятся сейчас… их сложновато убить, не так ли?
– Да и детей нет… – шумно выдохнула Хисуи.
– Да, это так невероятно и поразительно!.. – заговорила Гвендолин. – Я читала о таком в книгах. Но это было представлено как легенда…
– Это всё потому, что четыре наших вида почти никогда не жили вместе, на одной планете, – сказал Ксенион, глядя в окно. – Разница слишком велика. Раньше люди и фиты боялись перевёртышей, а перевёртыши не доверяли людям. Крылатые относились к людям как к удивительно умным животным, а фитов не уважали за трусость и их способ ведения боя. В войну так и считалось, что если ты фит, то обязательно невоздержан, труслив, но энергичен, хорош в механике, электронике и растениеводстве. Если крылатый – значит безгрешный, смелый, сильный и безотказный. Если человек – то слабый продажный приспособленец до мозга костей, а если перевёртыш, то наверняка вспыльчив и склонен убить кого-нибудь, что бы тут же, умиротворённо, с чистой совестью умиляться шуршанию опавших листьев.
– А драконы? Какими считали вас? – спросила Гвендолин.
– О нас старались не помнить. Нас считали слишком непредсказуемыми.
Экипаж остановился у Кер Гласса. У Хисуи на языке крутились резкие слова, и Ксенион должен был получить их, но едва все ступили на брусчатку, как примчалась очень красивая карета старого образца, да ещё запряжённая живыми лошадьми. Из неё вышел Сапфир Сильверстоун и помог выбраться Игрейне Пятой – лидеру клана Дан-на-Хэйвинов. Она мазанула взглядом по Хисуи, но осталась полностью спокойна. Скорее всего, она ничего не знала о том, каким именно способом Ксенион удерживает Хисуи подле себя. Сапфир? Он относился к тем древнейшим, которые, если очень нужно, могут рассказывать анекдоты, когда убивают их родственников, и это будет выглядеть естественно до идеального. Он никогда не допустит того, чтобы чужаки догадались о его настоящих мыслях и чувствах.
Тем не менее, что-то явно происходило перед глазами Хисуи, но она не могла понять, что именно: Игрейна Пятая двигалась немного скованно и придерживала свои чуть волнистые каштаново-русые волосы, готовые упасть тяжёлой волной на плечи и капюшон плаща.
– Ещё раз испортишь мою причёску!.. – шипела Игрейна на Сапфира.
– За твои причёски я бы кого-нибудь казнил. Тебе идут распущенные волосы, – отвечал принц-провидец.
– Они мешаются!.. Нет, я не позволю втянуть меня в обсуждение моих волос и занятий! Это касается только меня!
– Но то, что ты называешь причёсками, отравляет моё существование. Если мало волос на голове, то прикалывай шиньоны.