I
Все только и говорят, что о сегодняшнем дне. Сегодня, сегодня, сегодня. Какое охренительное сегодня, как же охренительно что сегодня – уже сегодня, и как же охренительно интересно все это выслушивать! О нем начали говорить месяц назад, и я, честно говоря, рад, что он наконец-то наступил. Надеюсь, он не разочарует и не ошеломит всех настолько, что они будут говорить о нем и после того, как он пройдет.
Помните всех запугивали концом света? В 2012 году все мы должны были умереть, потому что календарь майя заканчивался в 2012 году. Я в это не верил, потому что это абсурд. Хотя кто-то наверняка все еще сидит в бункере или еще где-то под землей, пережидая апокалипсис. Еще тогда я пролистал календарь в своем телефоне до конца, и он заканчивался вовсе не в 2012-м. Конец света ждет нас в самом конце тысячелетия, как говорит мой календарь, так что я его, к сожалению, не увижу. Если не проживу тысячу лет. Поэтому обращаюсь к вам, потомки, которым достанется все это после нас: расскажете, как и что, ладно?
Сегодня должно случиться примерно то же самое. Неизвестно откуда кто-то об этом прознал, но источник, наверное, надежный, раз все носятся по планете как бешеные. Все приняли это известие как факт, как нерушимую истину, а почему – я не знаю, это ведь просто бред! Все вдруг стали набожными, религиозными, все уверовали, как только им сказали, что…
Меня толкнули в плечо. Мимо пронесся худощавый подросток с красным флагом. Флагов сегодня я видел больше, чем за всю жизнь. Никогда не видел столько флагов. Просто дохрена флагов. Как будто всем нужно знать, откуда ты. Как будто если ты не будешь истово размахивать флагом своей страны, тебя посадят за измену, когда ты в нее вернешься. Так что все махали флагами. Как на параде.
Красные, белые, синие, звездочки, круглые красные пятна, линии, еще линии, вертикальные линии, орлы, птицы, животные. Все это на стенах, на окнах, на светофорах и столбах, это на автобусах и машинах, самолеты летят с огромным куском ткани, на котором что-то написано. У меня плохое зрение – для меня все это как пиксели. Сегодня я щурюсь на несколько десятков раз чаще. Потому что все здороваются.
“Привет! Уже сегодня!” – скажет кто-то, и пока я пойму, что не знаю его, он уже уедет к себе на континент. “Уже сегодня!” – схватит меня толстяк за плечи и потрясет. Или просто закричит. Завопит. Он ведь ждал этого всю жизнь, хотя и не верил ни в Бога, ни в черта. Да, так вот, что же сегодня за день…
Сейчас, сейчас я пройду сквозь толпу. Все идут прямо, я иду обратно, потому что мне туда нужно, а им просто нужно идти. Как и любой толпе, чтобы жить, ей нужно двигаться и что-то делать. Куча красных лиц, теплых и липких тел и шум – вечный шум тысячи разговоров. Если смотреть поверх голов, это было бы точной копией миграции пингвинов. Каждая пара плеч покачивалась то туда, то сюда, все шли медленно, на чуть-чуть подвигая то одну, то другую ногу, потому что места было катастрофически мало, а идти нужно было. Как зомби. Как океан, взволнованный легким ветерком. Как горная река, только что спустившаяся с вершин.
Я как мог расталкивал их, но они меня не замечали. Как фанатики. Изредка поднимаясь на носках, чтобы осмотреться, иногда подпрыгивая, они пребывали в каком-то возбуждении, каждый хотел добраться к центру пораньше, но там уже и без того было много народу. Идти дальше было некуда, но все шли.
Казалось, что сегодня праздник. День независимости от земли или что-то в этом роде. Общий для всех, один на всю планету. Это творилось везде, всюду толпы вывалили на улицы. Как в новый год, который все ждут с нетерпением. Но он наступает не одновременно для всех, у кого-то позже, у кого-то раньше. А сегодня – сегодня все по другому. Весь мир увидит это одновременно.
Это не комета и не астероид, не вспышка на солнце и не гибель луны. Это намного больше. Сегодня…
– Да, сегодня! – сказал кто-то и сбил меня с мысли.
Теперь я вслушивался в чужие разговоры.
– Я низкого роста и ничего не увижу – сказал чей-то женский голос.
– Нужно было сменить носки – ответил мужской, но не женскому голосу. А другому мужскому.
– Чертовски интересно, что там будет. Всегда было интересно узнать, а тебе? – вступил еще один, неизвестно чей.
– Не ругайся! – появился детский голосок.
Вместе с ними говорили еще сотни голосов, и разобраться в каждом мне было лень. Я гулял и отдыхал. По крайней мере, мне хотелось отдыхать, а от толпы я только уставал. Мне хотелось поскорее выбраться из нее и почувствовать прохладный воздух на своем теле. Но вместо этого толпа вдруг сгустилась и начала переть прямо, относя меня обратно. За четверть часа я продвинулся всего на несколько метров, и теперь отдаляюсь намного дальше.
Ко мне прижалось чье-то плечо, спереди на меня навалился мужик в объемной шляпе, в солнцезащитных очках и с дуделкой во рту. Выглядел он как футбольный фанат. Через секунду я понял, что он гудит мне в ухо. Из под белой футболки выпирало пузо. Справа от него какой-то взволнованный парень тянулся вверх, чтобы посмотреть, как все движется впереди, и наваливался все больше и больше. Я его легонько пихнул, чтобы он понял, что я здесь, и он опустился, посмотрел на меня беспокойно, потом на мужика в шляпе, потом оглянулся, снова повернулся и спросил о улице, по которой мы идем.
– Да, та самая улица – ответил мужик и подудел в дуделку.
– А где здесь угол рядом с 95-м домом?
– УУУ – засмеялся мужик – ну и занесло тебя, парень.
Мужик оглянулся, приподнялся, вытянул руку и помахал туда.
– Тебе туда, парень. Во-он там, видишь? Красный флаг на светофоре. Это угол. Кажется – он почесал затылок и у него немного съехала шляпа – нет, подожди. Вон он! – и он махнул рукой на другую сторону от светофора с флагом – Короче, дойдешь до светофора с флагом – там и спроси.
Парень кивнул и посмотрел на меня.
– Вы туда? – спросил он.
– Да, пытаюсь – ответил я.
– Я тогда с вами пойду. Вдвоем легче.
– Надеюсь – сказал я.
Мне показалось, что я разговариваю как старикан. “Да, пытаюсь”, “Надеюсь”. Односложные фразочки с примесью иронии и сарказма – все что нужно старикам, чтобы чувствовать себя все еще в форме.
Толпа стала напирать, а мы стали протискиваться между ними. Но, оказалось, стоило лишь обойти мужика с шляпой и дуделкой, в которую он непрестанно дудел, покрикивая в перерывах, и стало намного свободнее. Все спрессовались впереди, а тут люди только подходили к началу шествия к центру. Паломничества, можно сказать.
– Вы знаете, где угол рядом с 95 домом? – спросил парень.
– Нет, но вам же сказали, что это где-то здесь.
– Ну да – рассеяно согласился он и стал осматриваться, хотя почти ничего не было видно.
Здесь было намного больше флагов. Они как водная стена заволокли все, и мы будто пробирались через водопад. Разноцветный водопад из тканей. Бархатный водопад. Я посмотрел на парня: он, приоткрыв рот, обнажив свои немного кроличьи зубы, тревожно выглядывал из шествия, пытаясь найти между флагами просвет, в котором должен был быть светофор и улица с углом возле 95-го дома.
Перед глазами пестрили люди с флагами. Они были везде. Везде. Справа, слева, сзади и спереди, даже где-то сверху. Флаги били по лицу. Толпа снова сгущалась. И я вдруг напоролся на машину. Она стояла посреди дороги, водителя внутри не было. В толпе, похожей на реку, она играла роль камня. Ее все обходили, обтекали. Все, кроме меня – я в нее врезался.
Дороги перекрыли внезапно. Без предупреждений. Так что машин на улицах много, но людей больше. Свою я оставил где-то сзади. Если ее не разнесут к черту, вернусь за ней через несколько дней, пока все не уляжется.
Зона флагов нас миновала, и мы с тем парнем наконец увидели тусклый солнечный свет. Серые дома по бокам улицы тоже были увешаны флагами (они везде), поэтому тени шевелились. Людей становилось большое, народ прибывал, и в руках у них были не флаги, а… флажки! Маленькие, на белых пластиковых трубочках, которые вечно гнутся. Они ими размахивали и кричали, как будто идут на войну. Они стояли, готовые вот-вот ринуться вперед.
А мы – я и тот парень вечно взволнованный – мы шли прямо на них, как самоубийцы или супергерои, которые могли всех победить, которым незачем бояться. Парню было страшно. Он боялся чего-то. Поэтому и волновался. Круто, правда?
И тут толпа сорвалась с цепи, разом все опустили флажки, чтобы не поломать, закричали и побежали на нас, прямо на нас. А точнее – за нас, куда-то вперед, к остальным, чтобы догнать их или раздавить. Парень вдруг развернулся ко мне схватил за плечи, как друга, с которым прощаешься навсегда, и закричал, чтобы перекричать толпу:
– Я должен встретить кое-кого на углу возле 95 дома! Я должен встретить там…
Но я не услышал. Его смыло человеческим потоком. Нас разделило, разорвало надвое, и стони чужих колен и локтей разом врезались в меня и начали колотить что есть силы. Я чувствовал, что меня прижимают к асфальту и раздавят, если я не вырвусь, поэтому я стал пробираться к дому. Справа он был или слева – не знаю, все смешалось, и в человеческой мясорубке я отыскал плот спасения. Я прижался к шершавой стене, нащупал пальцами что-то, за что можно было зацепиться, и зацепился.
Флажки били в лицо, в меня то и дело кто-то врезался. За одежду цеплялись, хватали за руки и старались удержаться, но не удерживались и падали в толпу. И все из-за…
Я вылетел из реальности, я подумал, что это не люди, а вороны, желающие сбросить меня со скалы, на которой я и так еле держусь. Я почувствовал себя тем парнем, которому выклевали печень, и она у меня даже заболела. Все на какое-то время потемнело, а потом вдруг стихло. Глаза медленно открылись, хотя я и не заметил, как закрыл их. Дорога была пуста, флажки валялись, все белые трубочки были помятые. Толпа шумела где-то вдали, в конце улицы, за светофором напротив угла возле 95 дома. Мы его прошли. Парня я не видел.
Несколько человек валялись на дороге, не двигаясь. К ним подбежали другие, стали шлепать по щекам и все такое. Мусор, бумага, пустые бутылки, даже несколько флагов, которые кто-то нес. Все это валялось прямо на дороге. И тишина тоже затерялась среди всего этого мусора. Она сидела посередине, сидела у каждого неподвижного тела, просто сидела рядом и молчала. Вечная тишина.
Я очнулся. Толпа все еще шумела, и воздух тоже был пропитан каким-то шумом. Странным, похожим на поток машин, но машин нигде не было. Стоял какой-то приглушенный гул. Но это не мешало тишине. Тишина была слишком громкой.
Нужно идти. А куда я шел? Я ведь просто бродил. Мне и не нужно никуда. Может прибиться к какой-нибудь группке и вместе с ними сносить все на своем пути? Почему бы и нет.
Но никого не было. Да и сам я понял, что это глупая идея. Скоро вечер, скоро все закончится, завтра еще постоит небольшой хаос, но к концу недели, думаю, все успокоится и придет в привычное русло. Устаканится, так сказать. Мда.
Я пнул жестяную банку, засунув руки в карманы. Из улицы, на углу которой есть 95-й дом, вырвалась еще одна толпа. Сначала один, за ним несколько, а за ними несколько десятков человек, вертящих в руках длинные палки с разноцветными кусками ткани. Некоторые сидели на плечах у других и всем было весело от того, что они думают как все остальные, чувствуют как все остальные, что они – как все остальные. Даже самый одинокий человек почувствует себя своим. Хотя ничего не изменится и он так и останется один, разве что только рядом с другими. Ближе. Вот и все, что человеку нужно – быть ближе.
И на моей улице начиналось движение. В глубине роились, как пчелы, неясные фигуры, а передо мной из лавки выбежал хозяин и поспешно стал закрывать витрину. Он прыгал, чтобы достать ручку и потянуть вниз, но у него не получалось, ее заело. Как это всегда бывает при острой необходимости – все вечно заедает. Может он волновался – не знаю. Толпа приближалась, и он, махнув рукой, бросил все и побежал. А я пошел. Медленно и мерно, как будто гулял. Я и так гулял.
Но толпа настигла меня и все снова закружилось, снова флаги, краски, шум дуделок, шляпы, лица, тела. Мы понеслись по улице, проходящей перпендикулярно той, где я только что находился, пару раз свернули, промчались мимо синего дома, стеклянного торгового центра, мимо парка, прошли почти треть всего города.
Ближе к центру движение закупорилось. Чем ближе мы продвигались, тем плотнее становилась толпа. В итоге все застыло, все стояли и оглядывались, ища чего-то, что могло бы спасти их из безвыходного положения, и так и не находили. Я был где-то посередине. Меня зажало между людьми, и я не мог вздохнуть полной грудью. Я вообще ничего не мог. Если бы я пождал ноги, я бы не упал, а повис над землей.
От этого становилось радостно. Эта радость была похожа на те чувства, которые… как бы это сказать, искусственно спроецированные. Например, ты переел, и тебе кажется, что тебе грустно. Или лист залетел за шиворот, и тебе кажется, что ты влюблен. Такие вот чувства, вызванные чем-то извне, а не изнутри.
Я улыбался. Выглядело это странно. Но никому не было до этого дела, все были озабочены кое-чем другим, что намного важнее странного человека в толпе. Потому что вся толпа состояла из странных людей. Странный человек в толпе странных людей – это вовсе не странно.
Понемногу все начали волноваться. Сначала немного, постепенно, а потом, как это бывает, когда что-то происходит постепенно, вдруг понимаешь, что это произошло, это рядом, и уже давно, просто ты забыл, что ждешь этого или не ждешь. Но это случилось. Все паниковали, потому что близился вечер, а это грозило полным провалом шествия.
В семь часов по всем телевизорам, радио – по всему, что может принимать сигнал и воспроизводить его в звуки – должен был выступить…
– Что?
– Я спрашиваю, можно пройти?
– А, да, конечно.
Мужик протиснулся, сдавив меня еще сильнее, постучал по плечу мужика передо мной, его пропустили и он снова стал протискиваться. Я понял, что если не последую его примеру, то умру здесь, забытый и… Слишком много слов.
Я пошел следом за широкоплечим мужчиной, похожим на грушу. Бедра у него были узкими, плечи – широкими, но не самыми, а талия – ее у него вообще не было, она была шире, чем плечи, она была шире всего, может даже его кругозора.
Мы продвигались медленно. Он протискивался вперед, пока не натыкался на кого-то, кто ему мешал, затем элегантно стучал по его плечу и спрашивал одно и то же. И все переспрашивали. А он снова повторял. И его пропускали. И я нырял за ним.
Несколько раз особо ярые фанатики всплескивали руками неизвестно почему и били меня по лицу. В такие моменты мне казалось, что я пробираюсь сквозь чащу колючих веток, почти непроходимую, но все-таки проходимую.
И тут, как будто ветром поддернутая, толпа двинулась. Все разом, будто бы воды спокойной реки, взволнованные ветром или падением огромного камня. Сначала все дернулись. Картинка перед глазами сменилась, люди, стоявшие только что передо мной, сдвинулись чуть дальше, на их месте стояли уже другие, и у всех было одно выражение – выражение непонимания, страха и предвкушения. Затем толпа поползла назад.
Я стоял на месте. Все проносились мимо меня, все быстрее и быстрее, а я стоял на месте, надеясь, что меня не снесет потоком. Однако все огибали меня, почти не замечая. Я закрыл глаза. Я чувствовал, как меня задевают то с одной, то с другой стороны, чувствовал, как меня хлещут по лицу, по рукам, по груди флагами, шляпами, одеждой, обрывками фраз.
И все затихло. Мгновенно. Но это мгновение длилось чертовски долго. Я вдруг понял, что ничего не слышу. И никого нет рядом. Когда закрываешь глаза, сильнее всего ощущается одиночество. Сейчас я был один. Открыв глаза, я увидел пустую улицу. По ней медленно плыла газета, катился стаканчик с трубочкой, которая билась об асфальт. Никогда я не видел такую пустую улицу. Они никогда раньше не были такими пустыми. Как пляж перед цунами.
А цунами в это время готовилось за моей спиной, набирало силу. Я чувствовал. Я боялся оглянуться. Оно вот-вот подхватит меня и понесет на себе. Но пока у меня есть время, и я могу…