…Опасность вознести свое «я» над своей зеркальной копией и сломать идентичную грань фарфоровой связи.
***
— И что ты хотел? — Игорь прислонился к дверному косяку, без интереса наблюдая за движениями Лёши.
Тот суетился на кухне, заглядывая то в духовку, то под крышки сковородок, которые источали приятные запахи, находясь на плите. В Лёшиных движениях явно читалось волнение — лопаточка так и норовила выпасть из подрагивающих пальцев, масло часто попадало на не вовремя подставленные оголенные руки. Миранчук нервничал, дергался, и явно хотел о чем-то попросить Игоря. Не зря же позвал.
— Да… — Леша обернулся к нему, вытирая руки полотенцем. — Федя задерживается где-то, не знаю, успеет ли. И Антона нет. А я забыл вино купить. И укроп. Сходи, пожалуйста…
— Ты не охамел, мальчик? — Игорь в удивлении вскинул бровь, усмехаясь. — Я тебе не «подай-принеси».
— Но я же тебя позвал! — воскликнул Лёша, глядя на своего собеседника широко раскрытыми в удивлении глазами. — Ты должен выполнять то, о чем я тебя прошу, Хаос!
Игорь громко рассмеялся, запрокинув голову назад. До чего же удивительные были мальчишки у Дьявола. Настолько они уже привыкли к потустороннему в своей жизни, к злу, которое их окружает каждый день, что потихоньку начали терять грань, забывать о том, кто стоит перед ними. И что может сделать. От Лёши не фонило страхом, лишь беспокойством о том, что он не успевает что-то сделать и раздражением от того, что его не слушают. Не делают так, как он хочет.
— Федя вас разбаловал.
— Не твоего ума дело, — фыркнул Лёша, подходя вплотную к Игорю. — Наши с братом отношения с Федей, с Дьяволом, тебя не касаются.
Склонив голову на бок, Игорь с улыбкой сделал шаг вперед, вторгаясь окончательно в личное пространство Миранчука. Но тот даже не дрогнул. Смотрел так же ровно, так же надменно. Внутри он разжигался, горел от гнева, что Игорь медлит, не слушает его так, как тому бы хотелось. Но он знает — Игорь всё равно выполнит просьбу, какой бы она ни была. Глупый.
— И вы даже не пригласите меня на вашу вечеринку? — Игорь сделал шаг назад. — Я ведь…
Полотенце, брошенное в него Лёшей, прервало его слова. Игорь с недоумением смотрел на парня, после чего вновь хрипло рассмеялся. Долго. Громко. Упиваясь ситуацией. Упиваясь моментом. Упиваясь тем, как всё идет хо-ро-шо.
— Ты ведь знаешь, что гордыня — смертный грех?
С любопытством тихо произнес Игорь, глядя куда-то за спину Леши. Тот обернулся, но ничего не увидел.
— Федя рассказывал нам про вашу Смерть. И как он может с ней договориться, так что мне плевать.
Игорь улыбнулся, глядя на то, как еще в начале, когда Игорь только появился на кухне, ярко-рыжее существо практически поблекло. Сущность шла светло-рыжей рябью, и была едва различима. Тяжелый меч волочился за существом по полу, пока то медленно придвигалось вперед, остановившись только за спиной Лёши. Оно медленно подняло слабо мерцающие длинные пальцы, касаясь Лёшиных лопаток. И стоило этому произойти, как Миранчук тихо ойкнул, потирая безымянный палец левой руки, на котором красовался дьявольский камень, обвитый «адским» золотом. Но Лёша ничего не сказал — вновь выжидательно посмотрел на Игоря. Склонив голову вниз, Акинфеев практически вышел из комнаты:
— Укроп? Хорошо. Но — Игорь обернулся, — не забывай, Лёша, что принятие гордости — нескончаемая война с самим собой.
Прости, дитя моё.
«И вышел другой конь, рыжий; и сидящему на нём дано взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга; и дан ему большой меч.»
За четыре года до эпилога жизни
— Они так изменились…
Игорь сделал небольшой глоток сухого вина, отставляя бокал в сторону. Он с любопытством смотрел в спину официанта, который только что принес им фужеры с красивой бутылкой из темного стекла, и аккуратно разлил терпкий напиток. Лёша… Высокий, широкоплечий, с коричнево-рыжей копной волос, поднятой вверх, и красивыми, добрыми глазами, в которых так и хотелось раствориться.
— Для меня они остались всё теми же, — Федя чуть наклонил бокал в сторону, тут же вернув его в прямое положение, наблюдая за тем, как медленно сползает по стенке остаток напитка. — Лишь внешне стали еще прекраснее.
Он, как и Игорь, отставил фужер в сторону и облизнул губы, находя взглядом второго брата. Антон… Тот ловко протирал бокалы за барной стойкой, изредка бросая так старательно маскируемые взгляды в сторону брата. Тоша… Такой солнечный, с кучерявой челкой, до одури красивый.
И оба они были отравлены изнутри.
— Сладкий запах порока, — Игорь прикрыл глаза, делая глубокий вдох. — Как же он пьянит. Тем более от них.
Федя негромко рассмеялся:
— Аромат братской связи ни с чем не спутаешь, — произнес он облизывая губы, пробуя на вкус витающий в воздухе запах. — Что может быть чудеснее инцеста, не правда ли?
Игорь улыбнулся этим словам, понимая, насколько Федя прав. Насколько прав Дьявол. Братья шагнули за черту, сами сделали первый шаг к грешной жизни, облегчая им всем задачу. Сами взрастили зерно порока друг в друге. Годы одинокой, самостоятельной жизни в стране, которая так и не стала им домом; потеря родителей слишком рано; переезд обратно на родину, давшийся им особо тяжело; многочисленные попытки самостоятельно построить жизнь с нуля; страх такого близкого одиночества. Всё это всегда приводит к спасению в никогда не дрожащем от ряби собственном отражении в воде. В котором желание утонуть, погрузившись с головой, не закрывая глаз, пересиливает все воздвигнутые верой устои.
— Ваш стейк, — подошедший Лёша аккуратно поставил тарелку с ароматным мясом перед Игорем. — И ваша паста с морепродуктами.
Ставя блюдо ровно перед Федей, Лёша случайно коснулся его пальцев, вздрогнув от неожиданности прикосновения.
— Простите, — стушевался мгновенно парень, одергивая руку, но Федя успел обхватить его запястье, оглаживая чувствительную тонкую кожу подушечками пальцев.
— Всё хорошо, мой хороший. Иди.
Лёша покраснел и поспешил удалиться, пряча смутившийся взгляд под темными густыми ресницами.
— Здесь кормят просто отвратительно, — скривился Игорь после того, как прожевал первый кусочек мяса.
— Но мы и не за едой сюда приходим.
Федя не отрывал взгляда от Лёши, и тот тоже смотрел, словно загипнотизированный, прикованный взглядом прямо к притягивающим его глазам Дьявола. Терялся, тонул, топил себя в этом клиенте. И Лёша понимал, и братик понимал — конец близок. До дна подать рукой. Но что на этом дне? Спасение или же безрадостная тишина?
Забирая счёт и делясь с братом щедрыми чаевыми от этих двух постоянных клиентов, Лёша едва заметил выпавшую картонную карточку. На ней аккуратными тонкими линиями был выведен обыкновенный мобильный номер. Миранчуки с трепетом смотрели на цифры, понимая, что выход только один. Всё было понятно, когда еще в первый раз эти двое зашли в ресторан, когда один из них тут же отыскал взглядом сначала одного брата, затем другого. Братик, мы пропали. Желание — одно на двоих. Любовь — одна на двоих. Телефонный номер — один на двоих.
Они сами привязали к своим ногам неподъемный груз и упали в воду, разрезая тихую гладь своим счастливым воплем грядущего падения.
========== Белый ==========
За бесконечность до эпилога жизни
Люди всегда с трепетом относились к самому понятию «Бог», произнося его имя то с бездумным восхищением фанатика, то с искренней верой, не лишенной любви, то с рокочущей ненавистью, отдающей гордостью за свою индивидуальность и непокорность. Молитвы, церкви, сотни трактований одной и той же элементарной истины — всё это присуще человеческой вере, в которую Небеса не спешили вмешиваться, позволяя людям самим разбрестись и дать названия своим религиям с одним и тем же божеством.
Для Дьявола это было незнакомо и непонятно, он никогда не знал никакого Бога, не испытывал безумную слепую любовь и не видел в нем никогда одну единственную правду. Он знал лишь Отца, того, кто его создал, кто дал ему жизнь, научил смотреть на мир правильным взглядом, кто всегда выделял его среди остальных детей и кто был строг с ним больше всего.
— Я стал больше времени проводить на земле, — тихо произнес Дьявол. — Создал себе подходящее тело…
— И выбрал красивое земное имя. Мне нравится. Феодор, — ласково улыбнулся Отец, смакуя это имя. — Гордыня — твой любимый грех, сын мой. Но я рад, что ты наконец-то познал земную красоту и оценил её по достоинству.
Дьявол усмехнулся, не разделяя отцовской радости. Ведь посещение людей всего лишь предлог сбежать из Ада, сбежать от той ответственности, которою возложили на его плечи, заставив в который раз безоговорочно подчиниться. Ад — одна большая дыра, служащая местом скопления той силы, которую не могут сдерживать Хаос и Тьма. Пустая, темная дыра, по которой он вынужден скитаться в одиночестве, оберегать непонятно от кого эту мощь. Да, принимать человеческие души, отдающие свою силу Аду, и не более. А так…
— Ты никогда не задумывался ли, сын мой, о силе, спрятанной в Аду? Постоянна она или изменчива? — голос Отца звучал тихо, убаюкивающе, даря позабытое ощущение дома. Наверное, прошло слишком мало времени, но Дьявол никак еще не мог назвать Ад своим домом.
— Думал, — так же тихо ответил Дьявол. — Ад растёт, его сердце становится мощнее. И в нем всё так же пусто.
— Так сотвори. Ты — Хранитель, ты можешь создать в Аду ту жизнь, которую хочешь. Прекрати уже попытки вернуть то, что ты никогда не обретешь вновь, Люцифер.
— Меня так больше не зовут, — зашипел Дьявол, яростно взметываясь вверх. — Ты отнял у меня это имя, когда навсегда запретил мне возвращаться домой, когда отправил оберегать то, что создал даже не ты, когда…
— Это больше не твой дом. Пойми уже и сотвори то, что сможешь любить и считать своим домом. Пойдем.
Картинки вокруг них мелькали, пейзажи сменялись, ночь перетекала в день и наоборот. Колесо мира крутилось, пока не остановилось на одном простом виде. Виде двух идентичных младенцев, похожих друг на друга как две капли. Еще совсем маленькие, укутанные в какие-то выгоревшие шкуры, они тихо спали, сладко причмокивая губами.
— Они прекрасны… — неожиданно произнес Дьявол, не имея возможности оторвать взгляд от младенцев.
— Я создал их и буду создавать специально для тебя, мой мальчик… Ты прав. Ад накапливает силу, но что же произойдёт, когда он будет наполнен ею до краёв?
Дьявол оторвал взгляд от близнецов, с любопытством глядя на Отца. Тот любил тайны, любил долгоиграющие истории.
— Ты никогда не думал, как именно должен произойти Апокалипсис? — Отец улыбнулся, подходя к сыну, ласково касаясь его сущности. — Когда Ад будет переполнен мощью, вы разделите её и перезагрузите этот мир.
«Тоска происходит и от других причин: от оскорбленного самолюбия или от того, что делается не по-нашему; также и от тщеславия, когда человек видит, что равные ему пользуются большими преимуществами; от стеснительных обстоятельств, которыми испытывается вера наша в Промысл Божий и надежда на Его милосердие и всесильную помощь. А верою и надеждою мы часто бываем скудны, от того и томимся»
Преподобный Амвросий
За полтора года до эпилога жизни
Федя аккуратно припарковал свой черный Porsche рядом с рестораном, в котором продолжали работать братья. Правда Антон уже занял почетную должность администратора, в то время как Лёша продолжал принимать заказы у клиентов и разливать дорогие вина в высокие бокалы. Нельзя было сказать, что Лёша завидовал брату. Он отчасти понимал, что не приспособлен для такой ответственной работы, что не справится с клиентами, и в случае чего, всегда удобнее и привычнее спрятаться за спину брата. Из них двоих более раскрепощенным, свободным был всё же Антон, в то время как Лёше досталось спокойствие и природная скромность. Даже в отношениях с Федей инициатором чего бы то ни было выступал Антон, что порой раздражало Лёшу. Но его всегда успокаивали ласковые объятия и тихий шепот мужчины о том, как тот любит те моменты, когда Лёша мысленно взвешивает в голове все минусы и плюсы, как он рассуждает, пусть порой это и не требуется, но… Лёшу это успокаивало. Придавало внутренней уверенности. И даже то, что на работе всё оказывалось практически как и в его личной жизни, это почти не смущало Лёшу. Но всё равно доля зависти порой проскальзывала в его взгляде. Когда начальство хвалило Антона за его работу, подкрепляя слова благодарности приятными премиями; когда Федя задерживал взгляд на Антоне дольше, чем на самом Лёше. Наверное, он даже не догадывался, что точно такие же мысли посещают и голову его брата. Особенно, когда Смолов оставался в кровати с Лёшей по утрам, вместо того, чтобы помогать Антону с завтраком; когда Федя с ласковой улыбкой выслушивал недовольное бурчание Лёши о какой-то мелочи; когда они ждут вечно опаздывающего Лёшу, и Смолов ничего ему не говорил, хотя Антона бы уже наградил недовольным взглядом. Но братья молчали. Понимали, их в отношениях на одного от «нормального» больше, а значит количество проблем увеличено на целого одного человека. Они не говорили о том, что их гложет, скапливали внутри себя все обиды, проглатывали горечь. Взращивали депрессивную боль.
Кончики пальцев Феди покалывало в нетерпении, и он ощущает, как его сущность внутри этого тела непроизвольно тянется наружу. Чувствовал, как зудит спина в районе лопаток. Федя зажмурился, сдерживая свою силу, загоняя ее вовнутрь и не позволяя крыльям явиться в этот мир. В последнее время даже самому Дьяволу становилось сложнее контролировать своё настоящее тело, удерживая его в земной оболочке. С того момента, как Война отдала братьям свою силу, поглотив их грех, запустив обратный отсчет, все существа Ада ощутили ужасающий всплеск темной энергии. Ощутили мощь грядущего, такое почти что забытое ощущение целостного сердцебиения Ада. Дьявол чувствовал, как пульсирует Ад в такт с его сущностью, ощущал, как накапливается мощь, понимая, что он не в силах ее обуздать. Пока что. Ведь связь с близнецами крепла с каждым днем, опоясывая их тела новым витком золотой цепи. Но сколько должно пройти времени, прежде чем последнее дитя Хаоса отдаст свою силу?..
Стрелки на часах показали ровно шесть часов, и в эту же секунду дверь в ресторан открылась, выпуская из своих недр братьев. В глаза тут же бросился их непривычный угрюмый вид. Антон шел впереди, неохотно оглядываясь по сторонам в поисках Феди. Его плечи были понуро опущены, и сам парень словно с неохотой перебирал ногами. Следом за ним, с такой же усталостью, брел Лёша, без особого настроения стреляя глазами из-под отросшей челки. Федя на протяжении нескольких недель советовал парню посетить парикмахера, но тот всё ссылался на откуда-то взявшуюся непреодолимую «лень», предпочитая сидеть дома. И опустошенным взглядом смотреть на привычные стены их квартиры.
Федя вышел из машины, протягивая руки своим мальчикам. Первым опомнился всё же Антон, поднял голову, встречая светлый взгляд Смолова, и легко сжал его ладонь. Лёша чуть помедлил, явно без удовольствия обвил запястье Феди в привычном знаке.
— Привет, — улыбнулся Федя, притягивая братьев к себе, целуя каждого из них в так безэмоционально подставленные щеки.
Тук-тук-тук.
Огромная массивная гиря с цепью из крупных звеньев волочилась за медленно бредущим вслед за братьями существом. Цепь, обвивающая одну из ног, с глухим звуком билась о неровный мокрый асфальт, заставляя существо периодически останавливаться. Дойдя до братьев, оно замерло, уставившись на Федю треугольными, сверкающими белизной пустыми глазницами на черепе странной формы. Непропорционально длинные руки, перекошенный таз из-за разной длины ног, широкие плечи. Словно собрали существо из разных костей, «налепив» в абсолютно хаотичных местах обрывки того, что у людей покрывает кости. Глазницы были единственным, что выделялось на бледно-молочном очертании существа. На секунду Федя задумался, вспоминая сколько длится «Не переживай, Федь, обыкновенная осенняя депрессия, пройдет». Не меньше месяца, так точно. Как же долго держатся братья…
— Привет, — сухо кивнул Антон, залезая на заднее сидение, куда тут же юркнул Лёша, игнорируя любимое место рядом с водителем.