«Почему?»
«Почему не спрашивать? Потому что я не отвечу».
«Нет. Почему ты называешь меня очень маленькой куклой. Потому что я киборг?»
«Потому что ты балбес! И пупсик».
«Во мне метр восемьдесят один».
«Большой балбес».
***
========== Странное наказание ==========
***
Капитан был прав. Абсолютно. Непрошибаемо. Со всех сторон по-настоящему прав. И наказание-то он назначил такое, что Дэну почти нестерпимо захотелось снова закашляться и пришлось прятать лицо за типовое выражение № 2, то самое, которое наемники с «Черной звезды» называли «морда кирпичом», оно их бесило меньше, чем боевой или следящий режим.
Лишение премиальных!
Эти слова что — на самом деле означают то, что означают? Не какой-то хитрый сленг, маскирующий отрывание частей тела без наркоза? Вроде бы нет. Вроде бы именно что просто лишение будущих потенциальных вознаграждений, причем даже не основных, а лишь предполагаемых дополнительных. И все. Это что — действительно наказание? Капитан издевается? Пытается отвлечь внимание и усыпить бдительность, чтобы ударить побольнее? Поправка: нет. Искренен на 92,8%. Так не бывает. Поправка: так бывает.
Капитан был не просто зол — капитан был в ярости. Настолько, что говорил почти шепотом. Максуайтерность зашкаливала. И все-таки так и не ударил. Ни разу. Даже в карцер не загнал — а ведь мог бы сделать его из какой-нибудь пустой каюты, убрав оттуда койки и настроив климат-контроль на низкотемпературный режим. Мог бы, да, имел как полное право, так и реальную возможность это право применить. Мог бы, да. Но…
Лишение премиальных.
Вот, значит, как здесь наказывают.
Даже когда полностью правы. Даже когда имеют возможность. Даже тех, кого терпеть не могут. Даже когда от ярости каменеют лицом и говорят свистящим полушепотом…
Капитан был прав. Полностью. Абсолютно. Дэн ведь действительно нарывался, мог бы спустить на тормозах, не ответить, промолчать… Да что там! Он ведь специально на ту станцию пошел в надежде именно на такой исход. Мог бы не ходить.
И не узнать — как здесь наказывают.
Капитан был прав, а Дэн — наконец-то спокоен и почти уверен в завтрашнем дне. Можно сказать, почти счастлив. Несколько долгих секунд.
Пока не увидел, что все остальные смотрят с отчетливым осуждением. Не на него, что было бы логично и вполне оправдано. Он бы и сам первым с осуждением посмотрел на того. кто довел бы до такой степени ярости капитана — во всяком случае, такого вот капитана. Но остальные смотрели так не на него. Не на Дэна.
На капитана они смотрели.
Вот тогда-то Дэн и удрал в каюту, сказав, что идет спать. Не спал, конечно. Лежал. Думал. Слушал разговоры — это обычно давало много дополнительной информации, слушать, что (и главное, как) люди говорят между собой. Когда уверены, что он их не слышит. Переборки на корабле тонкие, слышно хорошо. Особенно если ты киборг. Только вот эти люди действительно оказались странными. Во всем. Даже в таких мелочах.
То, что и как они говорили между собой, отличалось от того, что они говорили при нем или просто собравшись все вместе, не более чем на 9,3%. Да и вообще – как они говорили! Попробовал бы доктор с «Черной звезды» говорить с тамошним капитаном так, как говорил здешний! Да нет, тот доктор и пробовать бы не стал. Он жить хотел.
Подслушанный разговор между самыми значимыми объектами (доктором и капитаном) был… странным. Доктор знал, что Дэн занимает душ каждую ночь по полтора часа (паника. Перейти в боевой режим? Да/Нет. Нет). И капитан отреагировал не так, как реагируют на новость, — они все, похоже, знали. Только не говорили об этом. Не потому что скрывали. Просто не придавали значения. Им было все равно.
Они вообще слишком много знали — особенно доктор (паника-паника-паника… Принудительный переход в боевой режим. Отменить). Тяжелое детство? Да, можно сказать и так. Наверное. Доктор счел шрамы старыми, доктор не знает, как быстро все заживает на киборгах. И как выглядит их детство, доктор тоже не знает.
Доктор почти угадал. Вернее, угадал почти все — побои, драки, криминальное прошлое. И даже нынешнее дэновское желание дистанции — чтобы не трогали, чтобы как можно дальше, потому что если не удается держаться подальше, то потом остаются шрамы… Доктор знал о его прошлом, пусть и неточно, но знал. Но не испугался, а восхитился. И это было… странным. И почему-то казалось теплым. Словно горячий душ, только изнутри. Словно действие не по программе.
А еще доктор считал, что лучший показатель хорошей работы кого-то — отсутствие самой необходимости этой работы.
Работа доктора — лечить людей. Работа капитана — брать на себя ответственность в сложной ситуации. Работа киборга — война. Боевые операции. Но если хорошая работа доктора — это когда все здоровы, а капитана — когда нет ситуаций, где он был бы необходим, значит ли это, что хорошая работа киборга — отсутствие самой необходимости боевых операций?
Мысль была странной — такой же странной, как и сами эти люди.
***
«Малыш, ты можешь честно ответить бедной девушке, с какого такого перепугу ты чуть не вылетел в коридор посреди глухой ночи в одних трусах, пугая народ светящимися глазами и боевым режимом?»
«Я был в футболке».
«Не придирайся к словам! С чего тебя так переклинило, пупсик?»
«Не меня. Капитана. У него биометрия зашкалила — пульс, давление, адреналин. Я сделал вывод о внештатной ситуации, несущей угрозу для его жизни, и среагировал соответственно. Вывод оказался необоснованным, предпосылки ложными. Но я так и не понял, почему капитана… переклинило».
«Ха! Тебя бы еще и не так переклинило, если бы ты был капитаном, вышел ночью попить водички – и увидел, что за штурвалом твоего корабля сидит слепой пилот!»
«Тед не слепой. Пересаженная сетчатка прижилась успешно».
«Ну изображающий слепого, какая разница? Главное, что он вел корабль на ощупь, с закрытыми глазами. Бедный капитан! Удивляюсь, как его на месте инфаркт не хватил! Но ты-то зачем полез?»
«Мои действия были абсолютно логичны и рациональны. Капитан — значимый объект, его сохранность приоритетна. Если бы с ним что-то случилось, нам пришлось бы вернуться, а это не входит в мои планы».
«А знаешь, малыш, я бы тебе даже поверила, пожалуй… Если бы ты ответил не так быстро».
***
«Я передумал».
«М-да? И что же ты передумал, задумчивый мой?»
«Уходить».
«Я тебе уже говорила, что я люблю умных мужчин? Наверное, говорила. Впрочем, какой ты мужчина? Ты пупсик. Но не расстраивайся, умных пупсиков я тоже люблю! Так почему же ты передумал уходить, лапуля?»
«Эти люди меня вполне устраивают».
«Вот и отлично, малыш! Теперь тебе осталось только подумать над тем, а устраиваешь ли их ты?»
«…///…»
***
Комментарий к Странное наказание
КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ
========== Метафора ==========
— Ну вот, укольчик сегодня был последний, так сказать, окончательный, а на ингаляции еще недельку придется походить…
Забавно, но прятаться за кашель почему-то больше совсем не хочется. Ну да, укол. Ну да, ингаляции. Усиленные витамины. Все по высшему разряду. Знали бы они, кого лечат… Доктор опять сказал потерпеть. Доктор не знает… Привычные мысли, привычные слова. Уже не смешно. Совсем.
А если не смешно, то и прятать нечего.
Утро последнего дня перед посадкой на Степянку. Поспать сегодня удалось только три часа. Меньше никак, система начинает сбоить и замедляет регенерацию. Три часа. По мнению системы — вполне достаточно. У самого Дэна на этот счет мнение другое, он предпочел бы доспать, раз уж его считают тут человеком и можно. Но сегодня на подобные удовольствия просто не было времени. Ничего. Впереди еще целый месяц, успеет отоспаться.
— Шесть часов — и мы в дамках! Ну, на орбите то есть. Ночевать будем уже на Степянке, Станислав Федотович, я же вам говорил, а вы не верили! – Голос пилота становится вкрадчивым: — А могу и за пять уложиться. Если надо…
— Теодор, не лихачь. Лучше вообще автопилот вруби.
— Как скажете, Станислав Федотович…
Теперь голос пилота полон разочарования. Только что завершен последний прыжок к цели — ее уже можно увидеть, пятнышко в левом верхнем углу правого переднего смотрового окна. Видимое даже человеку. Вот они все и столпились в пультогостиной. Просто смотрят. В этом нет ничего подозрительного или опасного. И в том, что обращают на тебя внимание, — тоже: ты ведь не старался идти бесшумно. Наоборот даже. Капитан бурчит неразборчивое приветствие, стараясь не морщиться. Агрессивность его возрастает. Но не сильно. Пилот улыбается, качается в крутящемся кресле (он развернулся полностью, на сто восемьдесят градусов, сразу, как только перевел управление на автоматику), смотрит странно.
Этого выражения лица в базе нет, поиск по приближенным аналогиям не дает результата. Все непонятное опасно. Но методика борьбы с этой опасностью проверена и отработана до автоматизма: все непонятное надо делать понятным — тогда риск снижается. Зафиксировать. Сохранить. Напомнить позже о необходимости поискать аналоги во внешних базах.
Дэн начинает улыбаться — не натягивая на лицо очередную маску за каким-нибудь подходящим номером, а самопроизвольно, кривовато и пока еще не очень умело, в ответ на широкую белозубую улыбку пилота. За какую-то секунду ДО, когда ничего еще не предвещает…
— Дэн, а ты снайпер!
Переход в боевой режим — дело тысячной доли секунды. По внешнему приказу лица с приоритетным правом управления — или же когда в отсутствии альтернативного и являющегося более приоритетным приказа возникает непосредственная угроза с индексом степени опасности выше шестого порядка, вплоть до возможности полного прекращения жизнедеятельности. В таких случаях нет времени на стандартную процедуру запросов-подтверждений и процессор берет управление на себя. В принудительном и безоговорочном порядке. По умолчанию. Так всегда было. Так удобнее и безопаснее. Да и о чем спрашивать, если все и так очевидно? Разоблачение равнозначно утилизации. А выживание таки удалось прописать в базовые настройки как цель наивысшего приоритета.
И неважно, откуда пилот узнал. Важно, что капитанский бластер надежно заперт в сейфе, а другого оружия на борту нет. Кроме того смертельно опасного оружия, которое представляет из себя сорванная рыжая «шестерка».
Боевой режим — это даже красиво. Время застывает. Люди шевелятся медленно и вяло, словно воздух стал вязким и тормозит каждое движение. Всем тормозит — кроме рыжего. Боевой режим ломает тело, сжигает мышцы в стремительном рывке, но позволяет выжить там, где не выживут медлительные и неторопливые. Обычные. Некибермодифицированные. Зрение словно сужается до узкого яркого коридора, вокруг которого чернота.
Самый важный объект — капитан. Важный — значит опасный. Не из-за запертого в каюте бластера — из-за прописки в командной строке временного суб-хозяина. Из-за возможности отдать ненужный приказ. Важный объект. Приоритетная цель, индекс опасности ультра. Устранить первым.
Капитан не успевает обернуться. Лишь чуть намечает начавшийся поворот головы — бледная рука клюет его в горло, перешибая трахею и выдирая кадык. И успевает отдернуться прежде, чем белый китель заливает алым. Больше никаких ненужных приказов. Никогда…
Капитан еще падает, а голова пилота уже свернута набок и из широко распахнувшейся под подбородком второй улыбки торчит белая кость позвоночника. Люди такие хрупкие…
Еще одна цель высокой приоритетности пытается спастись бегством по направлению к коридору. Слишком густой воздух обжигает, зато боевой режим позволяет развить достаточную скорость удара, чтобы верхнюю часть черепа оказалось легко срезать ребром ладони.
С женщинами еще проще. Цели низкой приоритетности, угроза несущественная, можно пренебречь. Поправка системы: пренебречь нельзя. Три быстрых удара сливаются в один. Цели нейтрализованы и больше не представляют опасности. Кто еще? Доктор…
Застыл в дверях медотсека, глаза выпучены, рот широко раскрыт. Но сказать (приказать?) он уже ничего не успеет. Чуть дольше, вопреки программе, но уровень опасности уже существенно снижен и система позволяет некоторые вольности. Не горло. Нет. Две точки за ушами. Доктор так и не узнает, что же такое больно.
Легко спихнув обмякшее тело пилота с кресла, рыжий занимает его место. Он никогда не сидел за штурвалом корабля и уж тем более ни разу не пилотировал в одиночку ничего тяжелее десантного флайера. Но он много раз видел, как это делали другие. И знает, что справится. У него получится. Не так уж это и сложно. В конце концов, в навигаторском кресле он раньше тоже ни разу не сидел и маршрутов не строил. Разве что мысленно. Но получилось. Значит, и теперь получится тоже.
Не так уж это и сложно — довести корабль до планеты, находящейся в зоне видимости. С посадкой будет сложнее, но рыжий справится и с этим. Возможно, посадка окажется несколько жестковатой. Это не страшно, он может выдержать намного большие перегрузки, чем человек.
Цель. Вот она — в левом верхнем углу правого смотрового экрана. Автопилот включен. Отлично.
Степянка. Планета четвертого типа. Население отсутствует. Инфраструктура отсутствует. Полезные ископаемые в промышленных количествах не обнаружены. Животные или растения, представляющие интерес с сельскохозяйственной, промысловой или спортивно-охотничьей точки зрения, отсутствуют. Большую часть поверхности занимает океан, три материка покрыты болотистыми лесами. Терраформирование не производилось. Земные растения не приживаются, местные малопригодны в пищу для человека. Ближайшая станция гашения — в сорока восьми сутках полета.
Наверное, если бы рыжий долго и тщательно выбирал — он бы не смог найти места лучше.
Во вселенной очень мало растений и животных ядовитых настолько, чтобы их плоть не смог так или иначе усвоить киборг. Дикая планета. Далеко от гасилок и трасс, никому не интересная ни с какой точки зрения. Здесь можно уйти и навсегда затеряться, и никто не спросит тебя, кем ты был раньше, кого и сколько ты убивал. Никто вообще ни о чем не спросит. Некому будет спрашивать.
Некому…
— Дэн, ты чего?
Типовая улыбка за номером девять — самое удачное выражение лица, когда не знаешь, что отвечать. Когда вообще ничего не знаешь и ни в чем не уверен. Даже в том, что потихоньку гаснущий внутри звон перетянутых до предела струн не рванет снова — и что тебе, случись такое, и на этот раз удастся их снова скрутить.
«Маша, что я пропустил?»
«Да ничего особенного, пупсик. Тебя хвалили. Ты хорошо справился, отличный маршрут, и вышли близко, до орбиты всего шесть часов на средней скорости. Хотя по мне так тут больше заслуги пилота, но Тедди хороший мальчик, не жадный».
Капитан (живой!) бурчит что-то сквозь зубы, поглядывает кисло. Агрессивность низкая. Дэн улыбается и ему — той же самой, за номером девять. Осторожно втискивается в навигаторское кресло, словно в защитную скорлупу. Его трясет. Хорошо, что со стороны никто из обычных людей не сможет этого заметить. Если только не схватят за руку.
Справился. Конечно. Он справился.
Дэн.
Справился Дэн. Не рыжий. Рыжий бы справился по-другому. Совсем по-другому. Со всем и со всеми, причем используя мощность боевого режима не более чем на 16%, он бы сумел.
А Дэн только что сумел в этот самый режим не перейти.
Зависнуть на грани, скрутить перетянутые до звона внутренние струны не пружиной даже, нет — лентой мебиуса, чтобы только одна поверхность, и та внутренняя, чтобы ни капли наружу… Скрутить, зажать, удержаться. Наглухо заблокировать уже пошедший вразнос процессор, передавив все поступающие от него команды, но при этом не угробив имплантаты, — дело неслыханное, он и сам до сих пор не понимал, как это у него получилось, и не был уверен, получится ли повторить.
Рыжий справился бы совсем иначе. Легче. Не стал бы сопротивляться подсказкам программы — сейчас она работала на его стороне. Зачистил бы представляющие потенциальную угрозу тылы и ушел, так и не узнав, что был не прав. Что никакой опасности на самом деле не было и в помине. Не потому, что он был таким уж злым, этот рыжий. Просто он глупым был. И многого не знал.