— Не потерял?
— Нет.
— Покажи, — потребовал Освальд.
Джим вынул ключ и, продемонстрировав ушко с оттиском совы, спрятал обратно.
— Убедился?
Освальд кивнул, как будто что-то решая, но быстро послал Джиму широкую улыбку, и они продолжили идти, только теперь Джима снова преследовал шепоток сомнения. И Пугало на этот раз было не причём.
— Слушай, Освальд, я давно хотел тебя спросить…
— О чём, дружище?
— Если у тебя всё время был этот ключ и ты знал, где выход, почему ты давно не выбрался отсюда?
— Раньше здесь было весело.
— А теперь?
— А теперь не очень, — Освальд поёжился.
— Это из-за Профессора?
Освальд молча кивнул и потёр кончик длинного носа, от чего тот чуть вмялся внутрь.
— И давно он у вас появился?
— После слияния, — проворчал Освальд и посмотрел прямо на Джима. — Ты задаёшь слишком много вопросов. Тебе не кажется?
— Прости. Я ведь тут совсем недавно. Позволь задать последний вопрос.
— Задавай.
Джим вытащил пистолет и прижал фальшивку к стене.
— Куда ты дел настоящего Освальда?
— Что? Нет! Я и есть настоящий! — фальцетом заголосил самозванец, бешено вращая глазами.
— Настоящий — хромает. Довольно заметная походка, знаешь ли. Или может, ты мне расскажешь, как успел пройти ускоренный курс лечения? Говори, где Освальд и куда ты меня вёл, иначе я отстрелю твой глиняный нос! — Джим вдавил дуло, и оно до середины утонуло в лицо лже-Освальда.
— Нет-нет-нет! Я просто артист! — завизжал глиноликий и вдруг замолк, вытаращив глаза. — Делай со мной что хочешь, только не бросай меня в терновый куст! — издевательски пропел он и, став совсем гуттаперчевым, размазался по стене грязной штукатуркой и исчез вовсе. В руках у Джима осталась только больничная куртка с номером 113-В.
— Скользкий ублюдок, — выругался Джим и, почувствовав укол в шею, потерял сознание.
====== Ч.3. Один в темноте ======
/Нельзя стать мудрым, не побывав сумасшедшим/
Это была большая операционная. Нет. Скорее пыточная. Джим сидел в большом кресле, пристёгнутый по рукам и ногам. Над его головой громоздился шлем какого-то жуткого прибора с тучей проводов и диодов. Мисс Пибоди настраивала этот устрашающий аппарат, щёлкая тумблерами и закрепляя электроды у Джима на голове.
За спиной раздавалось тоненькое поскуливание, похожее на собачье, но Джим не мог повернуть головы, чтобы убедиться наверняка. Вдоль стен стояли стеллажи, заполненные банками с препаратами — головы, внутренности и конечности, заимствованные у подопытных животных и людей. У ног снова валялся этот проклятый жемчуг, но Джим уже давно придавал ему не больше значения, чем грязи на полу.
Чуть дальше на вбитом у входной двери гвозде висела детская маска поросёнка. А в противоположном углу на столике тихо всхлипывая, сидела та красивая медсестричка — Ли. На ней была только смирительная рубашка, подол которой задрался до пояса, обнажая низ живота и некогда красивые бёдра. Теперь им не хватало значительной части, а обрубки оканчивались окровавленными бинтами.
Джима скрутил беспомощный приступ бешенства.
— Наша милая мисс Томпкинс слишком медленно ходит, — проговорил тихий голос за спиной Джима. — И я решил заменить её милые ножки на… что-нибудь побыстрее. В хранилище у меня как раз есть пара неплохих конечностей на замену. Мисс Пибоди, как закончите, сходите за ними. Холодильник 117-D.
Перед Джимом появился мужчина средних лет, с бородкой и в круглых очках с розоватыми стёклами. При этом казалось, будто его тело не соответствует его голове, и Джим даже понял почему, когда заметил на шее Профессора медицинские швы.
Профессор. Он стянул окровавленные перчатки и сел за стол, чтобы сделать какие-то записи. Ли снова всхлипнула.
— Всё не так уж плохо, мисс Томпкинс, — подмигнул ей Профессор. — В другой раз я заменю вам голову. Это же очевидно, что все беды от головы, особенно если она такая хорошенькая, как у вас.
На пару минут профессор углубился в записи. За спиной продолжала скулить собака. Мисс Пибоди наконец закончила с настройкой аппарата, до конца закрепив все электроды на голове Джима и вышла вон.
— Вот мы и встретились с вами, — скупо улыбнулся Профессор. — Наш неуловимый офицер. Вы долго продержались. Действительно долго. Вы заставали нас поволноваться.
Эта была пауза, сделанная наверняка для того, чтобы Джим мог что-то сказать, но он промолчал. Собака скулила на одной ноте и это угнетало.
— Вы боитесь? Не стоит, — поспешил уверить Профессор. — Вас я резать не буду. Честно признаться, это совершенно не мой профиль. Вивисекция, это… скажем так, увлечение моей низменной сущности, которую, к сожалению, тоже приходится удовлетворять, — Профессор, состроив скорбную мину, жестом очертил ту часть себя, что начиналась ниже шеи. Лично я специализируюсь на куда более тонких материях. Струны разума, мелодии души… Мне всегда было интересно, как они работают…
Струны. Вот оно что. Пытки разума, вспомнил Джим слова мертвеца в красном колпаке. Если бы он раньше прислушался, то не сидел бы сейчас в кресле доктора-садиста.
— Впрочем, прежде чем мы перейдём к самому главному, я бы хотел кое-что от вас получить.
— Что? — спросил Джим, потому что молчание требовало ответа.
— Пациент, по прозвищу Пингвин, передал вам один предмет, который не должен был к вам попадать.
— Мне никто ничего не давал.
— Вы уверены? Есть свидетели…
— Совершенно.
— Что-то мне подсказывает, что вы мне лжёте, — Профессор снова пропал из вида, а вернулся, толкая перед собой инвалидное кресло, в котором, продолжая поскуливать через марлевый кляп, сидел Освальд.
Джим зажмурился до белых кругов и выдохнул.
— Мистер Пингвин сам во всём признался. Пришлось, конечно, с ним немного поработать… — Профессор похлопал Освальда по спине, отчего тот втянул голову в плечи и поморщился. Он был в одних полосатых штанах, а его руки не были связаны, потому что их попросту не было. Плечи оканчивались двумя сплюснутыми культями, которые больше всего напоминали…
— Плавники пингвина, — снова чуть улыбнулся Профессор. — Забавно получилось, вы не находите? Я собирался так же поработать и с ногами, и вот тут наша милая птичка наконец-то запела соловьём. Простите за эту низкую остроту, офицер Гордон. Я отвлёкся.
Освальд продолжал чуть жевать бинт, непривычно злобно поглядывая на своего мучителя. Джим ещё не видел у него такого взгляда. Этот взгляд обещал обидчику кастет, нож, и долгую мучительную расправу. Как будто то, что у него не осталось рук не играло никакой роли.
— Так что вы от меня хотите? — спросил Джим.
— Ключ.
— Так возьмите, — кое-как пожал плечами связанный по рукам и ногам Джим. — Вы могли сто раз меня обыскать. Он где-то в карманах, я его не глотал. Хотя, что-то мне подсказывает, что для вас и это не проблема.
Профессор презрительно ему улыбнулся.
— Хорошо, что вы ещё сохраняете чувства юмора. Вот моё предложение, одно единственное. Вы отдадите мне ключ, а я вас отпускаю.
— Если его вы отпустите со мной.
— Исключено. Мистер Пингвин оказался увлекательным собранием психических патологий. Я не смогу отказать себе в удовольствии покопаться в его голове. Решайте, офицер Гордон. Вы хотите освободиться?
— Из Аркхема?
— Так вы согласны или нет? — проигнорировали встречный вопрос.
Джим посмотрел на Освальда, тот еле заметно мотнул головой — «даже не думай». И, правда. Отдать ключ Профессору, всё равно, что лишить себя жизни.
— Я не понимаю, почему вы сами не можете его взять, — продолжал гнуть свою линию Джим. Он действительно не понимал, что сложного — обшарить его карманы.
— Они не могут, — очень тихо проговорила безногая медсестра из своего угла и жутковато улыбнулась Джиму. — Они уже пытались. Твои карманы полны жемчуга…
— Замолчите, мисс Томпкинс, иначе вы лишитесь ещё какой-нибудь части своего прекрасного тела.
— Так это правда! — полубезумно улыбнулся Джим и захохотал. — Вы как грёбаные вампиры! Вы не можете войти без приглашения и не можете ничего взять без спроса! Это выкрутасы проклятия, я прав? Вы ещё более безрукие, чем Освальд! Вы не способны даже отобрать конфету у ребёнка!
— Вы всё ещё находите эту ситуацию смешной, — спокойно резюмировал Профессор, протирая стёкла своих розовых очков. — Никто не придёт вам на помощь, вы здесь чужак, офицер Гордон. Вы в комнате пыток, а ваше тело и разум целиком и полностью в моей власти. С одинаковым удовольствием я могу разобрать как ваши внутренности, так и мозг, а после собрать, во что мне будет угодно. Пара-тройка сеансов и вы превратитесь в овощ, полоумное растение, пускающее слюни, не понимающее ничего настолько, что сами же и отдадите мне этот проклятый ключ. Что, уже не так весело, офицер Гордон? Не передумали?
— Сейчас мне плевать, а потом будет и вовсе, — Джим закрыл глаза и сглотнул горечь в пересохшем горле.
Почему злодеи никогда не предлагают выпить? Пусть бы это оказался яд, теперь уже всё одно.
Он почувствовал укол в шею, а за тем в рот втолкнули резиновый кляп. Послышался треск электричества, и жуткая штуковина над головой зарокотала. Гул нарастал. Перед глазами непроизвольно вспыхивали вспышки света. Звуки смешивались с изображением в какой-то наркотический калейдоскоп. Снова вспышка. Ещё одна и Джим стал проваливаться в бездну.
/Событие зрит и безумный/
Джим не знал, сколько прошло времени в этой мешанине красок и звуков, когда он наконец-то вынырнул.
Тяжёлое обмундирование висело неподъёмным грузом и эта жара. Душная, влажная, к ней невозможно привыкнуть. Лицо было мокрым от пота и грязным от налипшей пыли. В здании бывшей администрации засела банда Муатабара. Их получилось взять в кольцо, но с наскока прорваться в здание отряду Джима так и не удалось. После часовой осады капитан приказал штурмовать здание. Они лишились двоих бойцов, но здание было зачищено. Как будто место залитое кровью могло называться чистым. Это был его первый штурм, его боевое крещение.
Всё было кончено. Поступил приказ возвращаться, когда за спиной что-то щёлкнуло.
Хорошо, что Джим не снимал с предохранителя автомат. Короткая очередь ударила точно по цели, и на обломки упало маленькое тело.
В наушнике шипела рация передатчика, а Джим сидел на коленях перед телом маленькой девочки. Кто знает, кем она была. Пленницей или дочерью одного из них. Джим никогда не убивал детей.
Ошибка.
Ошибка.
/Самая большая опасность подсознания заключается в том, что без должной подготовки сновидец зачастую не может управлять собственным сном, влиять на его события или персонажей, и даже на собственные эмоции, потому что теряет способность воспринимать происходящие события, как выдумку или фантазию, воспринимая её, как реальность, какой бы невероятной она ни оказалась. То же самое происходит наяву с шизофрениками/
Джим вынырнул из этого кошмара только для того, чтобы перевести дух и подтвердить профессору свою позицию. Он думал, что второй раз будет легче, ведь теперь он знал, каким образом работает эта штука. Страхи и сожаления, поднятые из самых тёмных уголков памяти. Это даже не имело смысла, ведь он никогда не участвовал в боевых действиях, он никогда не убивал детей. Теперь он не поддастся на уловку, не погрузится в водоворот кошмара.
Ошибка.
Он ехал на машине, на пассажирском кресле рядом с ним сидел отец. Такой, каким он его помнил.
— Ты слишком гонишь, Джим, сбавь скорость, — посоветовал Гордон-старший.
— Да ладно, пап, тут прямая трасса и ни души.
— Мы всё ещё в черте города, а ты превысил скорость почти вдвое допустимой на этом отрезке.
— Пап, вот когда получу права, тогда и начну ездить по правилам.
— Вот именно. Ты даже парковаться ещё не умеешь, как следует. За царапину на том джипе я платил из своего кармана, следующую я оплачу твоими.
— Папа, я давно не ребёнок, чтобы пугать меня лишением карманных денег.
— Взрослым ты станешь только после того, как научишься быть ответственным… Джим!
Он сам не понял, откуда выскочил этот грузовик. Джим вжал педаль тормоза, но машина продолжала по инерции лететь и со всей силы впечаталась в кузов. Как хорошо, что они были пристёгнуты, подумал тогда Джим. Грузовик впереди тряхнуло, запоры не выдержали и задний борт откинулся. И прежде чем грузовик успел отъехать достаточно далеко или затормозить, из распахнутого кузова выехала одна из шеренги железных труб. Она была плохо закреплена или же удар сыграл свою роковую роль?
Труба летела на них. Джим продолжал вжимать педаль тормоза, мёртвой хваткой вцепившись руль. Труба с лёгкостью стрелы пробила лобовое стекло. В лицо Джиму брызнули осколки, он успел прикрыться руками, но не успел оттолкнуть из-под удара отца. Труба, как в масло вошла ему в голову, медленно и неумолимо, сминая мышцы и дробя кости, чтобы вылететь с другой стороны. На самом деле это всегда очень быстро, но сейчас будто невидимый злодей замедлил плёнку реальности, чтобы Джим лучше мог разглядеть всё в мельчайших подробностях.
Труба пробила голову его отца и на четверть торчала из затылка. Джим не мог ни пошевелиться, ни отвести взгляд. Где-то на периферии что-то происходило. Грузовик затормозил, из кабины выскочил водитель, кинулся к ним, но так и остался стоять на половине пути.
По щекам текли слёзы, но Джим по-прежнему не мог шевельнуть и пальцем. И только когда в боковое стекло с опаской постучали, Джим завыл от бессилия.
Ошибка.
Он не смог отрешиться от иллюзии.
/Не забывай, у любого безумия есть своя система/
Он снова был в кресле и выл через кляп, будто всё ещё находился в той машине рядом с мёртвым отцом. На него внимательно смотрели профессор и вернувшаяся мисс Пибоди. В глаза светили медицинским фонариком. Что они пытались там увидеть?
— Сеанс был достаточно долгим, — профессор сверился с карманными часами. — Мисс Пибоди, выньте кляп.
Джим облизал пересохшие губы.
— Мистер Гордон? Как вы себя чувствуете?
— Хорошо, спасибо, — хрипло ответил Джим, во рту кажется, стало ещё суше.
— Знаете, мистер Гордон, я всё-таки решил поработать не только с вашим разумом. Знаете ли, во многом болезни ума оказываются связаны с болезнями тела. Избыток или недостаток в крови секрета одной единственной железы — и собственный мозг превращается в злейшего врага. Мисс Пибоди, помогите перенести нашего пациента на стол.
— Нет! — крикнул Джим, но рот снова заткнули.
— Полно, мистер Гордон. Мы наслушались вас достаточно. Теперь вы нас выслушаете до самого конца.
Он не мог поверить, что до этого всё-таки дойдёт. Его перенесли с кресла на операционный стол. Его не связали. Джим попробовал вырваться, но тело не слушалось, хотя он продолжал его чувствовать. Это пугало больше всего, ведь когда они начнут, он будет поскуливать так же, как до этого Освальд.
Его не раздевали, только расстегнули на животе пиджак и рубашку. Профессор зелёным маркером пометил место разреза и взялся за скальпель. Джим закрыл глаза и почувствовал боль от первого надреза. Как это вообще можно вытерпеть?
— Мисс Пибоди, зажим. Хорошо. Ещё один. А теперь подайте расширитель. Прекрасно. Просто прекрасно. У вас прекрасные органы, мистер Гордон. Вам есть чем гордиться, такое здоровое сердце на чёрном рынке стоит бешеных денег, но его мы на этот раз оставим, — рассуждал Профессор, пока его рука в латексной перчатке шарила внутри разреза на животе. — Нужно что-то другое… Что-то не существенное. Вам ведь ещё нужно пережить два сеанса, а это важно.
По вискам Джима текли слёзы. Он был готов отдать этому ублюдку в белом халате все ключи мира, если бы только мог говорить, если бы мог шевельнуть хотя бы рукой и протянуть этот проклятый ключ.
В ведро у стола что-то влажно упало.
— Зажим, мисс Пибоди, — снова скомандовал профессор. — Одной почки вполне достаточно. Ещё зажим. Мы же не хотим, чтобы мистер Гордон залил тут всё кровью. Желчный пузырь тоже будет лишним. Ещё зажим.
«Блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь…»
— Думаю, часть печени тоже можно удалить. Со временем она восстанавливается, а наш дорогой мистер Гордон получит неплохой урок. С одним лёгким люди тоже живут…