Джим задрожал, глаза закатились от неизбежного ужаса. Вот бы потерять сознание. Вот бы умереть.
— Мисс Пибоди, нашатыря! Иначе мистер Гордон пропустит всё интересное.
Он снова очнулся, чтобы ощутить всю гамму ужаса и боли происходящего с ним. В ведро снова что-то шлёпнулось.
— Это была часть кишечника, — услужливо доложил профессор, послав Джиму дежурную улыбку. — Мы с мисс Пибоди посовещались, что такой длинный кишечный тракт вам ни к чему. Не переживайте, осталось совсем немного. Селезёнка и поджелудочная.
В нём осталось совсем не много, а смерть всё не приходила.
— Зажим, мисс Пибоди, — в последний раз скомандовал профессор. — Зашивайте. Как закончите, сообщите, и мы продолжим работать с разумом нашего дорогого мистера Гордона. Если конечно от него ещё что-то осталось.
Джим думал, что снова теряет сознание, когда перед глазами замельтешили светотени.
/Безумие — это смысл, разбитый вдребезги/
В глаза снова светили фонариком.
— Реакция, несомненно, есть.
— Джим, вы меня слышите?
Джим попытался ответить, но вместо человеческой речи из неповоротливого рта вырвалось какое-то невнятное мычание.
«Да! Я слышу вас!» — кричал его разум, а изо рта по подбородку текла липкая слюна.
Он хотел стереть её рукой, но руки тоже ему не подчинялись. Лежали безвольно вдоль тела.
— Это не имеет смысла. Безусловные рефлексы, несомненно, в норме, но что касается психики… — сказал один.
— Кто знает, что он пережил, — сказал другой, и добавил шёпотом: — там.
— Его разум мёртв. Уже полгода прошло, но позитивной динамики не наблюдается. Продолжать терапию не имеет смысла.
— У него же были какие-то родственники?
— Кажется, брат…
«Что они говорят? Что за чушь они несут? Я здесь! Не смейте разговаривать так, будто меня здесь нет!»
— М, м, м… — замычал рот, еле шевеля губами.
— Что это с ним?
— Обмочился, должно быть. Нужно позвать медсестру. С этим, думаю, всё. Продолжим обход. Ещё пара пациентов, а там и ленч…
«Стойте! Куда вы? Сделайте что-нибудь! Вы не можете меня так оставить! Вытащите меня отсюда! Я ещё жив! Я здесь!»
Дверь палаты закрылась. Стало темно. Всё внутри Джима содрогалось в невидимой истерике. Он переворачивал вымышленные столы, пинал несуществующие стулья и они разлетались в щепки о невидимую стену того, за пределы чего он не мог вытолкнуть свой разум. Его неподвижный взгляд продолжал оставаться направленным в сторону белого прямоугольника смотрового окошка.
«Кто-нибудь. Помогите мне».
— Кто здесь?
В белом прямоугольнике появилась голова охранника в фуражке. Глаза снова ослепило фонариком. Безусловный рефлекс помог сощурить веки, а внутренний Джим изо всех сил пытался разглядеть лицо, потому что это лицо должно было принадлежать ему.
/То, что выжил, — это хорошо, но то, что из ума, — это…/
Он снова куда-то падал, пока не очнулся уже в кресле. Снова пыточная. Вымазанные в копыти ладошки машут ему со стены тупика. И перед ним чёртов вивисектор.
— Ну что, офицер Гордон? Теперь вы готовы дать приемлемый ответ? — с лицемерной улыбкой спросил он. — Ещё раз, вы отдадите мне ключ?
— Да, — кивнул Джим.
За спиной Профессора возмущённо замычал через кляп Освальд. Почему он так возмущён? Как будто не видел, что с ним делали. А разве он был здесь? Джим попытался припомнит хоть что-то, кроме боли и страха, охватившего его сознания. Был ли там Освальд? И куда делась мисс Пибоди? Почему это важно?
Потому что здесь что-то не так. Всегда что-то не так. Общая картина всегда лжёт. Только мелочи имеют значение.
Был ли под ногами жемчуг, когда его волокли на операционный стол? Есть ли сейчас на его теле какие-нибудь разрезы?
Джим опустил взгляд, но пиджак и рубашка оказались застёгнуты на все пуговицы. И с каждой мыслью отголоски боли в животе становились всё меньше и незначительней. Это был очередной кошмар. Очередная пытка разума. Его никуда не переносили, не резали. Это всё было не по-настоящему.
— Я освобожу одну вашу руку, и вы передадите мне ключ, после чего я обещаю освободить вас полностью.
Джим согласно моргнул.
Освальд продолжал выть через кляп, и молотить своими культями-крыльями по бокам, пока профессор отстёгивал ремень с запястья пленника. Сознание Джима двоилось. Слабая, испуганная часть собиралась подчиниться и отдать ключ. Другая наблюдала, как будто со стороны холодная и решительная, точно знающая, что сделает дальше. Они всё больше раздваивались. Напуганный Джим умирал, уступая место сильному.
Он смотрел на Профессора, на его элегантные очки в тонкой оправе, на шариковую ручку в нагрудном кармашке халата и холодно и спокойно раздумывал, как выхватит её свободной рукой и воткнёт в горло этого стерильного ублюдка, а затем будет наблюдать, как тот в корчах будет захлёбываться на полу собственной кровью.
— Джим, не смей! — крикнул Освальд, на губах белели остатки измочаленной марли.
Почему Освальд против? Ему тоже за что было ненавидеть мясника.
Рука была свободна. Джим встряхнул её, делая вид, что разминает затёкшую кисть. Он бы наверняка выхватил ручку, если бы ему не помешали.
Двери кабинета распахнулись, но это была не мисс Пибоди. Лабораторию слишком быстро заполнили вооружённые люди. Парни с пушками из смертельного клуба, а во главе них та изящная чернокожая женщина, которую и здесь старался прикрывать шкафообразный здоровяк с гранатомётом.
— Фиш Муни? — Профессор никак не выказал своего удивления или страха, продолжая благодушно улыбаться неожиданным визитёрам. — Какими судьбами?
— Я пришла за ним, — ответила Фиш, указав дулом пистолета на Джима.
— Позволь узнать, с какой целью? Хотя, не скрою, мне искренне плевать на твои мотивы, потому что пленника вам отдавать я не намерен. Это мои владения и ты не имеешь здесь никакой власти. Убирайся.
— Это ты что-то путаешь, Стренж, — недобро усмехнулась Фиш. — Или как там теперь тебя звать. Странная свинья? В любом случае, ты захватил его не по праву. Его ждёт Суд, а затем исполнение приговора, но никак не твои больничные казематы. Уйди с дороги, если не хочешь схлопотать пулю.
— Ещё раз повторю, Фиш Муни, я…
Договорить Профессор не успел. В какое-то мгновение Освальд подорвался с коляски и вцепился ему в горло. Стренж, или как там его, не сумел увернуться или оттолкнуть Пингвина, так сильно его поразило это отчаянное нападение. Он беспомощно молотил руками по кафельному полу, пока сидящий на нём Освальд продолжал рвать зубами его глотку.
Его никто не остановил. Бандиты просто равнодушно стояли и ждали, когда он закончит. Наконец Освальд отнял от горла окровавленное лицо и, глядя на Джима, хищно слизнул с губы, налипший кусочек плоти. Таким Джим ещё не видел его. Кровавое зрелище подействовало не хуже ледяного душа. Как будто это не он парой минут ранее планировал сделать с Профессором почти то же самое. И всё же…
И всё же, до сих пор Освальд казался Джиму жертвой, хорошим парнем, который помогает ему вопреки всему этому безумию, но сейчас он смотрел на этого взъерошенного, вымазанного чужой кровью Освальда, — Пингвина, — и не узнавал его. Озлобленный калека взирал на Джима с каким-то сумасшедшим превосходством, как будто говорил — «Смотри, я сделал то, о чём ты только думал. Я делаю это не впервые. Я могу это повторить. Я такой же, как все остальные».
— Хватайте его, мальчики, — хмыкнула Фиш, когда молчаливый диалог ей наскучил. — Заседание уже началось.
Джима вынули из кресла и вывели из операционной. В дверях они столкнулись с мисс Пибоди, которая ошарашено разевала безъязыкий рот и прижимала к себе пару ног, больше похожих на звериные, чем на человеческие.
— Выбери ей пару получше, — посоветовал Джим.
/Безумие и отчаяние нередко похожи друг на друга/
Джима одного втолкнули в совершенно тёмную комнату. Он хотел проверить, заперто ли, но за спиной уже не было двери. Не было даже стены, к которой она могла бы крепиться. Джим отчётливо понял, что оказался совершенно один в полной темноте. Затхло несло погребом и совсем немного сладковатой гнилью, как будто где-то рядом выкинули ящик порченых яблок. Даже слышалось, будто где-то совсем рядом гудит рой насекомых, привлечённых этим запахом. Джим смахнул со щеки невидимую муху и встряхнулся. Глупости. Он думает совсем не о том.
Куда теперь идти и где обещанный суд, если это не была шутка? Зачем он здесь? Вот главные задачи.
«Стоя на месте, я никуда не приду».
Джим сделал шаг наугад и в тот же миг с характерным щелчком переключателя над ним зажёгся мощный прожектор, высветив чёткий круг пыльного бетонного пола.
Где-то вдалеке такой же прожектор выхватил фигуру судьи за трибуной. Он равнодушно смотрел сквозь чёрные прорези совиной маски и прежде чем Джим успел бы до него добежать, тяжело ударил молотом и пропал.
Эхо от молотка затихало в полной тишине. Джим ждал, что произойдёт дальше, но больше никто не показался и не заговорил.
Что это было, если не начало слушания? Но где присяжные, свидетели и всё остальное? Почему он стоит тут один, как полный идиот?
Не найдясь с ответом, Джим не смог придумать ничего лучше и продолжил свой путь. Шаг. Ещё шаг. Прожектор следовал за ним, как за актёром на сцене — неотрывно. От всматривания в чернильную темноту уже начинали слезиться глаза. Сколько он уже прошёл? Звенящая тишина иглой впивалась в уши. Джиму начало казаться, что его шагам вторит где-то капающая вода, а может эхо?
Усталость брала своё сторицей, будто он пробежал марафон, хотя он не сделал и сотни шагов.
В голову сами собой лезли непрошеные мысли. Почему-то об отце. Он ведь ушёл от мамы, как раз, когда Джим закончил школу. Просто исчез, будто его никогда и не было. Исковерканное Профессором воспоминание о том, как отец учил его вождению, было одним из последних, и самых ярких. К чему он снова вспомнил о нём?
Джим утёр лицо рукавом и остановился, чтобы немного передохнуть. Под ногами был всё тот же бетонный безликий пол. Стало заметно холодней, а вонь усилилась, только несло уже не гнилыми фруктами, а чем-то похуже, тленным, мёртвым. Теперь он точно слышал, но не капель, и даже не шаги незнакомца за спиной. Его собственный пульс клокотал в ушах, громкий, как будто сердце билось прямо в голове. Но пульс тут же подскочил в разы, когда Джим почувствовал это прикосновение, будто кто-то провёл пером по его затылку.
Он отшатнулся, как только невидимое перо достигло ворота. Оглянулся. Как и думал, за спиной никого не было. Проклятый шутник, если он вообще был, спрятался во тьме. Совсем рядом Джим почувствовал лёгкое дуновение, будто кто-то пролетел мимо, но из-за проклятого прожектора, всё за пределами столба света становилось недоступно зрению.
«Зато ты сам как на ладони. Отличная мишень».
Чтобы немного успокоиться, Джим сделал два глубоких вдоха и выдоха. Изо рта вырвались два густых облачка пара. Как же холодно…
Нужно было двигаться. Джим сунул руки в карманы плаща и снова нащупал треклятый ключ. Вот же ирония, у него есть ключ от всех дверей, но нет ни одной двери. Вот его наказание. Он будет вечно скитаться по этому бесконечному подвалу, пока не сойдёт с ума.
Собственный истеричный смешок в полной тишине напугал ещё больше, как будто смеялся кто-то другой. Тьма давила и напирала со всех сторон. Казалось, что даже тот столб света, что его ограждал, стал меньше. Становилось труднее дышать от усталости и смрада, а собственные ноги превратились в две непослушные колоды. Что-то сжималось в животе в узел и не отпускало, хотя по-прежнему ничего не происходило. Непонятный страх не отпускал.
Он успел сделать не больше пяти шагов, как снова что-то пронеслось мимо, и Джим почувствовал касание на этот раз на спине, ближе к плечу. Он поспешно стряхнул его, как надоедливую муху, будто оно было всё ещё там, перебирало своими мерзкими лапками. Под ногами что-то проскользнуло, будто холодный сквозняк.
— Это только ветер, — шепнул он себе.
А ещё расшалившиеся нервы. Потому что с другой стороны снова почувствовал прикосновение, более ощутимое. И ещё. И ещё. Джим крутился, как волчок, но ни схватить, ни увидеть никого не мог, ведь даже шагов не было слышно. Нельзя так быстро перемещаться. Их должно было быть не меньше двух.
«А может, никого и нет? Может, мне уже кажется?»
Джим остановился и зажмурился, пытаясь успокоится. Это нервы. Он просто слишком долго шёл один в темноте. Так бывает. Он слышал. От недостатка информации мозг начинает придумывать всякие образы, звуки, даже запахи…
Он зажмурился и как по команде со всех сторон нахлынули разноголосые шепотки невидимой толпы, что таращилась на него из мрака всё это время. Зрители еле слышно о чём-то переговаривались, временами посмеивались, поправляли одежду. Вот сейчас кто-то наверняка очень громко провёл пальцами по лацкану пиджака, чтобы стряхнуть крошки. Джим почувствовал прикосновение к собственным отворотом и распахнул глаза.
Никого.
— Покажись! — крикнул он, на грани истерики. — Покажи свою уродливую морду!..
Уже не перо, острое лезвие вполне ощутимо кольнуло голень, так что от неожиданности подогнулись колени. Джим упал на холодный бетонный пол.
Спокойней, спокойней…
Непослушной рукой он ощупал ногу, но никаких повреждений, кроме дырки на штанах не обнаружил. Эта призрачная дрянь с ним просто играет.
Джим поднялся и вытащил пистолет. Ощущение бороненной стали в руке придало немного уверенности. Две пули. У него сталось всего две пули. Он должен попасть в этого шутника. Как никогда это казалось правильным.
Джим ждал. Взъерошенный и злой, готовый, если понадобиться, убить злодея голыми руками.
Незнакомец затаился, будто почувствовал угрозу. Выждав немного, Джим снова сделал пару шагов. И снова сквозняк скользнул по лицу, будто неизвестный пролетел на невидимых крыльях прямо в шаге от него, а его лезвие болезненно скользнуло по груди. Слои одежды прорезало, точно бумагу, а на ней медленно проступили розоватые капли крови. За спиной раздался смех, высокий и дребезжащий. Так мог бы смеяться злой ребёнок над раненой пичужкой. Джим крутанулся на месте и тут же получил сильный удар в спину. Он устоял, но чуть не выронил пистолет.
Секунды ожидания новых ударов растягивались в минуты. По лбу скатилась холодная капля и сорвалась с брови, яркой жемчужиной пролетела перед распахнутым в ужасе глазом детектива.
Кто-то кружил перед ним в чёрном удушающем мраке, беззвучно переставляя призрачные подошвы. Джим мог поклясться, что начал слышать его шаги, видеть его гнусную физиономию, сотканную из черноты. Он наверняка ухмылялся, видя, как дрожит револьвер в руках перепуганного детектива.
«Ну же, нападай, ублюдок. Иди сюда. Я готов».
Будто демонстрируя Джиму его неправоту, на него посыпался град уколов, которые больше рвали одежду, чем приносили реальный вред. Разве что, порез на плече немного кровил.
— Глупый-глупый детектив! — пропел из черноты всё тот же звенящий голос. — Заблудился в пустой комнате!
Призрачное перо взъерошило волосы на затылке детектива и, когда Джим нервно дёрнул рукой, лезвие молниеносно вонзилось в беззащитный бок. Он отшатнулся, чтобы остриё не вошло глубже, и снова завертелся, пытаясь предупредить нападение, пока голова не начала кружится. Ноги заплетались.
Он не сможет убить того, кого не видит. Ублюдок просто убьёт его. Надо бежать и неважно куда.
— Беги! Беги! Глупый детектив! Всё равно не сбежишь!
Лёгкие сжигал огонь, но страх продолжал гнать его плетью. Липкий пот капал с ресниц и заливал глаза. Рана в боку сильно кровоточила, пропитывая одежду, и причиняла боль каждым движением. Джим запинался и почти падал, отталкиваясь от пола рукой, и продолжал свой ломаный бег. В спину летел раскатистый детский смех, эхом отдаваясь в ушах.
Джим мчался, пока окончательно не выбился из сил. Кровь ударами молота грохотала в ушах. Просто дышать, уже было мучительно больно. Ему нужна передышка, совсем небольшая. Все сокровища мира за минуту покоя.
«Плевать. Пускай делает что хочет».
Джим выпрямился в столбе света и, зажмурившись, задрал голову, когда лезвие издевательски медленно скользнуло по щеке. Он прижал ладонь к порезу и взглянул на свои пальцы. Как ярко светилась кровь в свете прожектора.
Прожектор. Его свет ослеплял даже сквозь веки. Правильно. Чтобы прозреть, нужно было уйти в темноту, тогда они будут на равных. Но как, если проклятый прожектор преследует его везде, точно привязанный?