========== Уныние ==========
— Понимаете, я хочу, чтобы он был особенный. Чтобы его интересовало не мое тело, или мои деньги, или мои связи… а интересовала моя ДУША!
— Вы понимаете, что хотите дьявола???
Это был сорок второй день. Джон не отсчитывал специально дни от похорон, но это был именно сорок второй день и четвёртое посещение психоаналитика. День, в общем-то, ничем не примечательный. Разве что, на улице было пасмурно, да порывами дул холодный ветер. На прошлой неделе, не считая погоды, было почти то же самое, если бы Джон утруждал себя запоминанием отдельных его моментов, каких-то незначительных событий, вроде похода в супермаркет и встречи со старым знакомым, о котором он забыл через пару минут, после того как они разошлись.
Джону казалось, что не было этих недель, не было сорока двух дней от этой чёртовой точки отсчёта. Всё было вчера. Только вчера он был на могиле Шерлока, просил его холодное гладкое надгробие о такой малости, бесконечно огромном желании, которое не выполнит даже Санта-Клаус на Рождество.
Сорок два дня назад было вчера, а сегодня Джон снова сидел в кабинете психоаналитика, и ему казалось, что это всё уже было, что он уже это рассказывал, что снова не может сказать этих двух слов.
— Мой друг… он… Он…
Проклятое «умер» всё никак не хотело слетать с языка, точно, если он это сделает, то уже точно — всё. Ничего уже не будет. Чуда не произойдёт. Но намного хуже был страх, что ничего и не изменится. Бесплотная вероятность, магия веры, что этот ритуал не должен быть нарушен.
Сегодня был сорок второй день, и это было важно, потому что сегодня Джон взял с собой пистолет. Нужно было поддержать статистку среди военных и полицейских ещё одной цифрой. Только вот последний барьер всё ещё не был пройден. Джон ворочал языком, а проклятые слова о смерти точно застряли в фильтре восприятия, точно их не пропускала строгая уотсонова цензура. Он потёр пересохшие глаза и, глядя в серое марево за окном, снова попытался произнести эту очевидно абсурдную вещь:
— Он… Он… он…
— Он — умер!!! Чёрт бы тебя побрал!!!
Джон вздрогнул и, оторвавшись от вглядывания в заоконные виды, посмотрел на своего психоаналитика, чтобы убедиться, что ему это не послышалось, ведь не может его подсознание сыграть с ним настолько мерзкую шутку.
Женщина сидела в своём кресле, только брови её были нахмурены и глаза слишком пристально смотрели на него. Джон никогда обычно и не разглядывал своих докторов так пристально. Было проще думать, что кроме него в комнате больше никого нет. Это было почти правдой, потому что на приёме говорил в основном только он. Не так уж и много, но…
— Что вы сказали?
В подтверждение того, что Джон не ослышался, лицо женщины исказила гримаса отвращения, даже ненависти, и она так же зло прокричала:
— Он умер! Сдох! Сгинул! Скончался! Испустил дух! Почил навеки! Отбросил коньки! Приказал долго жить! Отправился к праотцам! Принял ислам! Сыграл в ящик! И теперь кормит червей своим гениальным мозгом!
Джон в ужасе смотрел на эту женщину, которую считал самым терпеливым и тактичным профессионалом в своём деле, которая никогда бы не позволила себе так разговаривать с пациентом, но только что она это сказала. Всё это. Джон сглотнул.
— Это должно вызывать умиление, что ты так долго его оплакиваешь, но лично я испытываю лишь раздражение! — продолжила психоаналитик. — Сколько можно? Я тебя спрашиваю, сколько? Я поражаюсь безграничному терпению этой женщины. Целыми днями выслушивать нытьё унылого депрессирующего болвана. Не удивительно, что сегодня её замучила мигрень, и она взяла больничный.
До Джона начинало доходить, что здесь происходит что-то странное, и это странное вовсе не связано с его сознанием. Он прекрасно знал свои кошмары и то, что он наблюдал сейчас, не могло быть галлюцинацией. Это происходило на самом деле, а значит, в этом можно было разобраться.
— Кто вы? — наконец спросил Джон.
— Не узнаёшь? — она вздёрнула бровь. — А если так?
Лицо темнокожей женщины поплыло, вместе с очками и одеждой, превращаясь в чёрное и глянцевое, как дёготь, месиво. Уже через минуту вместо психоаналитика в кресле сидел ни кто иной, как Джим Мориарти.
— Приве-ет, — лениво улыбнулся тот и помахал рукой. — Спорим, ты такого ну никак не ожидал. Я сам от себя такого не ожидал. Думал, мне хватит терпения продержаться до конца сеанса, но ты сегодня был просто в ударе! Это твоё «Он-он» просто на вершине хит-парада радио «Разбитые сердца». Я бы прослезился, если бы…
Мориарти продолжал говорить, рассыпаясь в издевательском восхищении, а Джон думал о том, что сегодня ему очень повезло. Сегодня замечательный день, и не важно, что за окном пасмурно и дует холодный промозглый ветер, ведь именно сегодня он взял с собой пистолет.
Рука привычно нырнула за пазуху и с похвальной охотой в неё легла промасленная рукоять. Твёрдо держа свою мишень на прицеле, он трижды выстрелил Морирти в лицо. Одна пуля попала в лоб, оставив почти аккуратное отверстие. Другие были не настолько вежливы, вторая разворотила глазницу, а третья снесла пол челюсти, забрызгав кровью и осколками костей дорогой костюм. С какой лёгкостью он мог бы это делать каждый день вместо унылой терапии.
Две бесконечно долгие минуты, продолжая держать пистолет на вытянутой руке, которая даже не подрагивала, он смотрел на Мориарти. Тот не двигался, откинув изуродованную голову на спинку кресла.
Джон ждал.
Раны на лице стали чернеть, набухать той же чёрной дрянью и затягиваться.
— Как тебе не стыдно, — заговорил Джим, когда его челюсть встала на место. — А если бы я был плодом твоей воспалённой фантазии? Ты бы убил ни в чём не повинную женщину, дружок. Тебя бы упекли в психушку. Да-да.
— Ты не фантазия, — уверенно сказал Джон, убирая пистолет обратно за пазуху.
Он подозревал, что это существо так просто не прикончить, но желание всадить в эту тварь пару пуль, подавить в себе просто не мог.
— Убедился, значит. Тогда ты здорово упрощаешь мне задачу. Не надо ничего доказывать…
— Ты не ответил. Кто ты?
— Ну, хотелось бы сказать, что я часть той силы, что вечно жаждет зла и вечно совершает благо, но не смею посягать на чужой хлеб. Меня интересуют плотские утехи, знаешь ли. Люблю потрахаться… — Джим совершенно пошло подмигнул. — Но тебе ведь не только это интересно. Тебе интересно, зачем я здесь?
— Боже, неужели, чтобы совратить меня?
— Бинго! Ты просто гений. Неужели Шерлок всю свою дедукцию завещал тебе?
— У тебя всё равно ничего не выйдет. Я тебя — ненавижу.
— А разве я что-то говорил о любви? Я не херувим, я — демон, и мои возможности несколько шире, — Мориарти ещё более нагло развалился в кресле, хотя, казалось бы, куда ещё.
— Ты так самоуверен, — Джон всё ещё пребывал в том странном состоянии, когда убил человека и должен испытывать угрызения совести, а их не было, поэтому эмоциональная часть доктора Уостона сильно тормозила.
— Не более остальных.
— Тогда, почему я? — наконец спросил Джон.
— Почему-почему, — поскучнел Джим. — Шерлок-то умер.
— Ты сам способствовал этому.
— Косвенно, ты, конечно, прав. Но цель моя была совершенно иной. И разве я виноват, что он оказался непробиваемо асексуальным. Видит дьявол, я старался ему понравиться. Просто из кожи вон лез! Даже когда я взял облик умной, сексуальной женщины, добавил загадку и приправил всё коварством. Идеальное сочетание для него…
— Ирен Адлер тоже ты? — равнодушно уточнил Джон.
— Почему бы и нет? — Джим тут же перетёк в тело обнажённой домины, как при первой их встрече. — Нравится? Вот! И тебе понравилось. А этот болван считал пульс. Да он ненормальный даже по меркам ада. На девушек он смотрит как на пустое место, я прикинулся парнем — тоже тупик. А у него на работу оказывается стойка. Я взял личину криминального гения, но и тут… В общем, трахались мы только мозгами.
— Так ты здесь только потому, что он не повёлся на твои уловки. Ты просто бесишься из-за неудачи.
Джон чувствовал себя на редкость прекрасно. Разговор о Шерлоке с тем, кто тоже хорошо его знал, создавал очень объёмную иллюзию, что тот жив.
— Неудача, — фыркнул суккуб, снова принимая облик преступника-консультанта. — Я совращал самые чистые души, самые светлые, самые праведные. Им хватало внушить одну только мысль, намёк, полслова, что бы за сутки они прошли путь от полного неприятия до маниакальной идеи и сами упали в мои объятия. Кстати, монашек и священников было проще всего увести на греховную тропу. Долгое воздержание, знаешь ли…
— Но с Шерлоком это не сработало, — подытожил Джон.
— Да, с этим пришлось считаться, когда я переговорил с Майкрофтом. Неприятный мальчик.
Суккуб умолчал детали разговора с Холмсом-старшим, ему не хотелось давать Джону лишней пищи для размышлений, хотя и сомневался, что в таком состоянии тот сможет хоть к чему-то прийти.
— И вот после этого я решил взяться за тебя.
— С чего такая честь? Я всё равно не понимаю, — Уотсон рассеянно смотрел на Джима.
— Ты чист, Джонни. Несмотря на все твои грешки, убийства, и прежде всего, твою убийственную тоску и жалость к себе. Меня восхищает твоя любовь. Настолько, что я хочу её опорочить. Я оставил этот облик, чтобы ты знал, что делаешь, с кем ты. Ты ведь такой же, как я. Тебе бы тоже хотелось разложить его на простынях и хорошенько трахнуть. Возможно, даже без подготовки. Особенно, когда он начинал умничать. О, как он был сексуален в такие моменты. Он просто профессионально флиртовал для того, кто не интересуется живыми людьми. И тебе это нравилось. Не спорь. И сейчас ты не меньше меня жалеешь, что не успел его поиметь. Как угодно. С согласием или без. Показать ему, что «Джонни-не-гей» вот-вот совершит падение в собственных глазах и признается в своих чувствах. Признай это хотя бы для себя. Хотя бы сейчас. Ведь ты уже ничего не изменишь. Его нет. Искушения нет. А я — есть…
— Нет, — Джон резко оборвал его речь.
Ладони вспотели и предательски зачесались. Джон не любил, когда ему пытались навязать или внушить свои убеждения. Как ни странно, эту неприязнь привил ему именно Шерлок. И сейчас Джон точно знал, что если и любил Шерлока Холмса, то исключительно как друга и не собирался порочить память о нём настолько грязными мыслями.
— Почему нет? — совершенно не расстроился из-за неудачи Мориарти. — Это вполне могло быть правдой. Может, ты себя обманываешь и все твои убеждения это тоже — психосоматическое?
— Ты меня не переубедишь, — спокойно ответил Джон.
Суккубу начало казаться, что это действительно так, но держать хорошую мину при плохой игре было его призванием.
— Кому нужно тебя переубеждать?
— Тебе?
— Лично мне от тебя нужно только одно — затащить в койку, — Джим обвёл взглядом кабинет и добавил: — или на столешницу. Грязный секс в кабинке туалета меня тоже вполне устроит.
— Даже не надейся.
— А если я буду в таком виде? — Мориарти скверно улыбнулся и снова стал меняться. — Может, поработаем плетью? — спросил он изменившимся голосом, другими губами, с той самой интонацией.
На какое-то мгновение Джон растерялся. Он действительно хотел подойти и обнять Шерлока, почувствовать его живое тепло, убедиться, что он не развеется дымом. Только вот Шерлок перед ним, как до этого мисс Адлер, сидел в кресле полностью обнажённым и кривил в хищной улыбке полные губы. Джон не смог сдержать порыв.
Снова прозвучал выстрел.
— Не смей! — сорвался он на крик, пока рана между глаз демона затягивалась. — Никогда! Слышишь, ублюдок? Никогда! Даже не вздумай больше принимать его облик!
Он сам не понял, как оказался у тела и принялся в кровь разбивать это лицо. Эта тварь не должна быть похожа на Шерлока. Святотатство, что он посмел надеть его лицо. Джон трудился, ссаживая костяшки, сбивал в кровавый фарш знакомые черты, пока кровь с ошмётками кожи вдруг не вспенилась чёрным, от чего кулаки стали вязнуть. Задыхаясь, он еле смог вырваться и упал навзничь, а из кресла ему уже победно улыбался Джим.
— Слова лгут. Даже мысли обманывают. А вот поступки, Джонни, всегда правдивы.
— Это не имеет значения, — охрипшим после вспышки гнева голосом устало ответил Джон, кое-как поднимаясь на ноги.
— И ты снова прав. Уже совсем не важно, что мне пришлось убрать Шерлока, только потому, что кроме него больше никого вокруг себя не видел — ты!
— Нет, — упрямо повторил Джон, схватившись за подлокотник своего кресла, и мешком откинулся на его спинку.
Он уже совсем перестал понимать, чего от него хочет суккуб. Беседа напоминала тот чёрный кисель, в котором Джон увязал всё глубже. Поскорей бы всё закончилось.
— Что, нет? «Нет, ты убил его не из-за меня» или «нет, я не зациклился на нём, даже после его смерти от слепой любви?» — Джим нарочито передразнил интонацию Уотсона.
Чем дальше шло дело, тем больше демона веселила вся эта ситуация. Он чувствовал себя победителем.
— Прекрати, — Джон закрыл руками лицо, точно собственные веки не были способны скрыть от него облик скалящегося в улыбке убийцы. — Перестань всё это говорить! — глухо провыл он через ладони.
— Ты сам можешь всё прекратить, — мягко, почти как пастор на проповеди, проговорил Джим, оказавшись неожиданно близко. Его голос щекотно прозвучал у самого уха. — Ты только отпусти себя. Прекрати закрываться. Стань моим. Ты не пожалеешь. Я сделаю для тебя всё что угодно. Одна ночь. Всего одна ночь. Подумай об этом, Джонни…
Когда Джон открыл глаза, в кабинете никого не было. Только в кресле напротив него лежала горка железок. Четыре расплющенные пули.
***
Джон наивно думал, что в тот день всё закончилось. До вечера Джим не напоминал о себе. Уотсон продолжал существовать в своей маленькой квартирке, в которую переехал всего пару недель назад.
Он поел. Выпил несколько чашек чая. Почитал книгу, которую уже пару лет обещал себе дочитать. Залез в интернет, ничего не написал в блог. Просмотрел в сети информацию о суккубах, но вся она оказалась настолько противоречивой и нелепой, что через час поисков он к чёрту закрыл ноутбук. Снова поел. Попытался почитать книгу, но стопорился на первой же фразе и читал несколько раз, пытаясь понять её. Мысли всё равно уносили его куда-то не туда.
А холодной бессонной ночью, после принятого снотворного и глотка виски, он увидел потрясающий своей извращённостью и абсурдностью сон. Всё происходило как в дешёвом порнофильме. Он был одет, как пародия на врача, даже стетоскоп был розово-пластиковым из детского набора, а на приём к нему пришёл смазливый парень, настолько развратный, что даже одетым его бы не пустили в церковь.
Самое странное заключалось в том, что Джон из сна, сам предложил раздеться этому пациенту. Тот стал медленно снимать один за другим все элементы своего продуманного костюма, оставшись под конец стриптиза в одном лишь женском корсете да чулках на подвязках. У Джона перехватило дыхание, когда стриптизёр в таком виде запрыгнул на стол и принялся танцевать.
Откуда-то заиграла музыка. В ней было что-то странное, даже языческое. Ритуальное. Под тягучую мелодию дудочника переплетались руки-змеи танцовщика, плавно изгибался гибкий позвоночник. Под барабанные ритмы вздрагивали покатые плечи, вздымалась грудная клетка и зачарованное сердце Джона. Покачивая блестящими от пота бёдрами, танцор всё больше завораживал своим танцем, так что Джон пропустил момент, когда он принял облик Джима Мориарти.
Осознание пришло неожиданно, но в панике доктор не смог ни двинуться с места, ни отвести взгляда от мистической и страшной картины. Ритм барабанов всё ускорялся и становился громче, а вместе с ним стали быстрее, резче движения танцовщика и пульс в голове Джона.
Это сон. Нужно проснуться.
Стены бутафорского кабинета уже давно утонули во тьме. Теперь был только Джон, стол и Мориарти, который продолжал меняться. При очередном обороте у Джима выросли бычьи рога. За спиной развернулись два огромных перепончатых крыла, длинный чешуйчатый хвост оплёл правую щиколотку. Стопы ног, разрывая тонкие чулки, трансформировались в лапы хищной птицы и теперь цокали когтями по столешнице. На руках тоже отрасли загнутые полумесяцами чёрные когти. Даже член претерпел изменения, вырос до неправдоподобных размеров, из ствола острыми ростками прорезались металлические шипы, точно чудовищные пирсинги, на которые не отважился бы и самый рискованный модник. Джону стало не по себе от этого зрелища, хотелось сорваться и бежать, не разбирая дороги, но он по-прежнему не мог даже отвести глаз и смотрел.