— Мы всё прекрасно понимаем. Сейчас тебе кажется, что ты потерял или лишился чего-то важного, и надо это непременно отыскать. На самом деле это всего лишь остаточные чувства. Иллюзия.
— Что это значит?! — Сказать по правде: его слова возбудили интерес.
— Ты, восстав, стремишься вернуться в покинутое ранее место. Может, не успел попрощаться с кем-то близким или, напротив, ещё не до конца осознавая, где оказался, думаешь, что можно всё исправить, отрицая мелькающую странную картинку перед глазами, как, например, случайно воткнутый ножик в твоё бьющееся сердце, ставший причиной незамедлительной кончины. И чем больше ты от неё убегаешь, тем докучливее она становится. — Почесав подбородок, размышляя над примером, мужчина продолжил: — Вот идёшь ты ясным днём по тротуару с одной лишь целью — встретиться с другом, а перед тобой всплывает кто-то сильно похожий, как две капли воды, на тебя. Следом — ужасная сцена твоей гибели. Но сославшись на фокус-покус, продолжаешь бегать от истины (в данном случае непогрешимой). Чем дольше, тем разрушительнее становится монстр, вскармливаемый тобой. Принять ты должен, что умер! И хоть двигаться можешь, там разговаривать, но ты — не человек, а мертвец. У тебя нет ни души, ни крови, только тело, загнивающее в земле. А как только от него останутся кожа и кости — ты и сам не заметишь, как всё закончится. Теперь ясно, где ты оказался и как должен поступить?
Затаив дыхание, слушал его внимательно. Вещи, о которых он говорил — тебя не пугали (может, ещё не до конца верил, что всё это — правда?). Загробный мир?! Значит, после смерти что-то есть? Но почему тогда ты так отличаешься от них — разве живым людям тут место? Но человек ли ты в таком случае сам, а не мертвец с «остаточными чувствами»?..
— Получается, погибшие пытаются изменить последние минуты своей жизни? Сложно поверить, ведь они абсолютно ничем не отличаются от тех живших часами раньше.
Лицо женщины вытянулось от удивления.
— Это как же не отличаются? Всем-то они и будут отличаться!
— Мэри права. Прикоснись рукой к груди — и услышишь только пустоту. Если хочешь, могу сломать тебе ногу, боли не почувствуешь.
Они были неправы, жизнь продолжала течь по твоим венам, но менять их мнение на противоположное ты не посчитал нужным.
— Пожалуй, откажусь.
— А зря — это было бы весомее всех наших слов.
Ты лишь качнул неопределённо плечами.
— Значит, мне нет смысла идти к «другу» или к тому последнему воспоминанию перед смертью? — Каким бы ни был ответ, у тебя всё равно свой взгляд и понимание на творящееся, но главное — цель остаётся прежней.
— Почему же? Можешь попробовать прийти на знакомую улицу, посмотреть в окна родного дома, но правда ляжет под другим углом — там никого не будет: люди живут в одном мире, мы в другом. Они не видят нас, мы их. Это нерушимый баланс, — ответил мужчина, престранно посмотрев на задумавшегося тебя, и когда ты поднял голову, он устремил свой взгляд на женщину, которой было что сказать, ведь весь разговор она беззастенчиво пялилась на тебя, при этом молча.
— Когда примешь нового себя, разобравшись с делами, то не составит труда присоединиться к нашему отряду. Одному из самых лучших и пока не сдающих позиций. Новички нам всегда нужны. Они востребованы, — подала голос Мэри, мягко улыбнувшись и заправив за ухо выбившуюся тёмную прядь.
— Э-э… подожди. Отряд?! О чём речь? — Ты нахмурился и готов был к новому потоку информации, но…
— Мэри, я не считаю нужным сейчас ему рассказывать об этом. Он ещё не готов.
— А я считаю, Мэттью, что в самый раз. Мы ему о многом поведали, когда как могли спокойно проигнорировать — и пускай бы он ещё ходил несколько лет в поисках невозможного и невозвратного. — Мужчина тяжело вздохнул, не найдя, что ответить.
— Послушай, новичок! Мы мертвы. Но не каждому это нравится. Это ведь нечестно, что ты покидаешь мир не из-за старости или подошедшего времени, а по чьей-то прихоти! — голос её стал резким, а сама она, сжимая и разжимая кулаки, пыталась усмирить навалившийся гнев. — Просто подумай, что из-за кого-то… кого-то незначительного!.. Обрывается твоя жизнь! Несправедливо! Мы, желавшие и дальше видеть своих друзей, любимых, хотим вернуться обратно, к своим самым дорогим и незаменимым!
— В чём же тогда заключается борьба?
— Не в «чём», а против «кого», — вмешался Мэттью, поправляя.
— И кого же?
— Людей! — хором ответили они, заставив по твоему телу пробежаться холодку.
— Но не вы ли говорили о чёткой гранью, между этим миром, пускай загробным и тем?
— Говорили! Вспомни, как ты пришёл сюда.
— Через вра…
— И когда ты вылез… — он замолчал, снова посмотрев на тебя тем престранным взглядом, от которого захотелось сию же секунду скрыться из виду. — Я перебил. Можешь продолжить.
— Нет. Ничего.
— Кхм… Ладно… О чём это я?.. А, да, вылезая из-под земли, ты, думаю, видел те огромные ворота, открыть которые просто-напросто невозможно.
— И прикоснуться тоже, — добавила Мэри.
Сразу поняв, о чём идёт речь, качнул утвердительно головой, вспоминая совершенно другой момент — ты мог до них дотронуться, но и не только — пройти.
— Вот их-то мы и хотим сломать. За ними что-то ещё есть и это — врата, позволяющие проникнуть в мир живых. Увы, будь у нас возможность преодолеть невидимую, но блокирующую ощутимую силу, давно бы смогли вырваться отсюда. Для этого нам нужен лишь отряд добровольцев: нигде как здесь важно количество — чем нас больше, тем ближе мы к спасению, — Мэттью рассказывал воодушевлённо, порой жестикулируя руками. Он очень хотел быть понятым и одобренным. — Теперь ты понимаешь, как нам важен каждый умерший? Если мы все объединимся, мы сможем достичь больших результатов! — и окрылённый этой идеей, он не переставал улыбаться, будто именно сейчас столь долго блокирующее путь, стало вдруг незначительным и смогло исчезнуть, открыв тем самым возможность, о которой ни много ни мало, но мечтали все они — мертвецы.
— Наверное, в этом и вправду есть какой-то смысл… — начал ты, но был быстро прерван новой порцией слов от мужчины, что никак не хотел успокаиваться.
— Только подумай! Мы, нет, наши тела, гниют под толстым слоем в земле, в прямоугольной коробке, а родственники вспоминают о нас в лучшем случае раз в год, принося цветочки. Что за несправедливость!.. Живут себе, в утехах пропадают. — Вытянув руку вперёд, он было захотел повторить действие Мэри, но ты, предвидя, отошёл назад. Твой ход его не смутил — Мэттью слишком был под впечатлением от собственных слов, потому и незамедлительно продолжил: — Только представь, что в одну из непримечательных ночей восстанем мы! Сколько ж людей обрадуется этому!.. — И вдруг его видный энтузиазм потух, на лицо легла тень, а сам он задрожал. — Мой брат, мой бедный одинокий братишка… он точно будет благодарить Бога и всех, кто позволил мне воскреснуть. Разве это не прекрасно? Разве это не чудо?
Представить колоссальное воскрешение мертвецов ты мог только ввиду начавшегося Апокалипсиса. Это нельзя объяснить. Нет причинно-следственной связи для живых людей. Начался бы ужас и, возможно, противостояние одних против других. Вероятнее всего, у покойников отсутствовал бы разум. Ужасная перспектива, одобрить которую ты, безусловно, не мог.
— Я не думаю, что внезапное появление умершего родственника стало бы для человека чудом.
— А тебе и не надо об этом думать. Будь с нами, в нашем отряде, и закрытые двери сами откроются перед нами!
— И как же?
— Обычно мы все собираемся вечером, идём к воротам и начинаем на них наседать. С каждым новым шагом мы всё ближе и ближе. Наша злость, ненависть и желание снова быть живыми, чувствовать радость, любовь и счастье, настолько сильны, что законы этого мира должны отступить назад! Будь с нами в эту ночь, и сам увидишь большое скопление добровольцев, и, быть может, именно сегодня будет Великий день Свободы! Нет, всенепременно будет!
Небольшая волна страха пробежала по твоему телу — а что, если у них получится? Что тогда будет? Неужели тот печальный конец, представленный пару минут назад? Ты должен их остановить? Но ты не герой, да и здесь оказался совершенно по другим причинам, более личным. Поэтому для тебя нет ничего проще, чем позабыть эту встречу. Каждый человек способен сам себе помочь.
— Так ты будешь? — прерывая твои размышления, поинтересовалась Мэри, наклонив голову набок.
— Вполне вероятно, что такой исход возможен, — неуверенно отвечая, понимая, что если откажешься, придётся объяснить причину этого, а так у тебя есть все основания проигнорировать этот сбор, ссылаясь на неуверенность в начале сказанного.
— Хорошо, будем ждать!
Ты поспешно уходишь; а к Мэри и Мэттью подходит новая фигура, наблюдавшая всё это время за вами, сделавшая определённые выводы. Опасность близка, но ей нужно время, чтобы сформироваться. И пока этого не произошло, у тебя, не героя, есть все шансы выбраться из этой постепенно закручивающейся истории не живым.
========== Шаг 2. На промежутке ==========
Комментарий к Шаг 2. На промежутке
А вот и новая глава. Надо же — и в апреле выложенная. >.>”
Продолжение в мае. Ближе к середине или концу. Как получится.
Бете спасибо за быстроту проверки.
Не прощаюсь.
Тяжело дыша бежишь по сухой траве, следом перелезая через установленный на неровной поверхности с небольшим уклоном забор, невзначай оглядываясь по сторонам. Не было огромного желания встретить кого бы то ни было ещё из мертвецов. Хотя к тому времени, как ты их благополучно покинул, они всё чаще мелькали — махающие и готовые словом перемолвиться. Лишь по этой причине, понимая интуитивно, что время безбожно уходит, ты должен был как можно быстрее добраться до своей намеченной цели.
И вот занавес поднят. Впереди возвышается он — комфортабельный двухэтажный дом, на веранде которого, у входной двери, по бокам, стоят два непохожих по внутреннему содержанию флорариума, а в них — увядшие сады. Окунувшись в воспоминания, видишь совсем другой мотив одного из них — с успехом расцветшие адиантумы, ставшие навесом для сидящего на стульчике миниатюрного деревянного человечка, которого взяли в круг яркие цикламены от тёмно-фиолетовых до бледно-розовых цветов. Кое-где на субстрате заметен серый исландский мох, составленные в слова камушки. За этим мини-садом ухаживал кто-то тебе до боли дорогой (но ты не можешь вспомнить ни внешности, ни лица), всегда попрекавший за халатность. Ведь, что таить, ты был не из любителей заботиться о подобных цветочных композициях, но всё равно ухаживал, ворча, не считая нужным ссориться из-за таких мелочей, притом на краткий миг представляя себя в шкуре зашедшего на огонёк соседа, примечая, как со стороны пригодно смотрелось бы это.
Переводишь взгляд на стоящую у окна скамейку, где ночью, прижавшись друг к другу, укутанные шалью, ты и она смотрели на звёздное небо, произнося в слух романтические бредни или возможные для реализации планы на будущее, весело смеясь.
«Больше никогда», — проносится невзначай мысль. Сердце сжимается, наваливается так некстати грусть. Хочется плакать. Но можешь ли ты позволить себе такую… слабость? Определённо нет. Надо двигаться дальше.
Запрокинув голову назад, силишься припомнить жизнерадостное событие. Почти сразу всплывает воспоминание, захлопывая дверь для неприятного чувства.
Это произошло в субботний вечер. Престарелая женщина, украдкой улыбнувшись, качнула утвердительно головой, скрываясь в стенах дома, — это был сигнал для действий. Вернувшись на открытую местность, находившуюся в ста тридцати метрах от места жительства, ты и специалист по пиротехнике решили провести собственное шоу, позволяя красочным петардам и ракетам вырваться в тёмное небо, привлекая тем самым взгляды людей, вышедших на улицу, заинтересовавшихся этим неожиданно начавшимся шоу. Поспешила выглянуть и та самая старушка вместе с женщиной под руку — и тогда высоко в небо улетел фольгированный из складывающихся больших букв в имя шар, заставляя её, самую прекрасную и любимую, довольно улыбнуться, прижимая сжатый кулачок к груди и, возможно, ощущать, как по телу разливается теплота. Оттого что ты не мог видеть её эмоций и горящих глаз в тот миг — ты не опечалился. Ведь главное — осознание: она смотрит. И наблюдаемое, безусловно, доставляет ей удовольствие.
Теперь же, посмотрев более шире на проблему, испытал малую толику жалости к мертвецам: их порыв вырваться отсюда как никогда оправдан тем, что у каждого остался кто-то в живом мире, будь эта жена (муж), ребёнок или родственник, разделить с которыми хочется не только воспоминания, но и самые счастливые моменты в жизни. Но это — недоступная роскошь. И потому всё, что им остаётся — лелеять мечту (надежду), что когда-нибудь ворота перестанут быть сдерживающим препятствием в мир людей.
Впрочем, хватит думать о тех, кто не стоит твоего внимания. Ты не ради них проделал весь этот пока не кажущийся, но тернистый путь. А чтобы наконец-таки… уже… да, пора — Лана!
Входишь в дом. Тишина. Хороший признак.
Заглядываешь в гостиную, проходя сквозь арку, примечая неизменную обстановку в классическом стиле. Белоснежный высокий потолок со свисающей по центру на достаточном расстоянии многоярусной люстрой; мебель — чувствуется дух старины: обитый кожей монолитный Честерфилд, миниатюрный столик из вишни с изогнутыми ножками; на стенах находятся в позолоченных рамках картины, на которых изображены различные сцены: охота на льва или же стихийное бедствие, произошедшее в море; на мраморном камине посередине стоит шкатулка, а по краям — две женские фарфоровые статуэтки. С некоторым триумфом смотришь на интерьер, создать который было ой как не просто. Современному человеку подавай розетки, телевизор, ноутбуки, а здесь этого нет. Роскошь и элегантность — вот то, что вобрала в себя эта великолепная комната.
С улыбкой на устах разворачиваешься, чтобы продолжить исследование дома — и тут же инстинктивно отпрыгиваешь назад из-за неожиданной гостьи (ты ведь ждал не её?).
Но это она! Ты узнаешь Лану, дорогую и ненаглядную, напрочь забывая о том, где вы оба сейчас находитесь и каким непредусмотрительным становится последующий твой шаг, когда решаешься заключить её в объятиях, утыкаясь лбом в родное плечо.
Хватило пару секунд — женщина вырвалась и, отходя назад, со слезами на глазах, смотрит на тебя, озадаченного, с немым отразившимся вопросом на губах: «Почему?».
Остановившись, Лана мотает отрицательно головой в разные стороны — ей не хочется это принимать. Ладонями закрывает лицо, начиная дрожать.
Не в силах лицезреть, как любимая страдает, вновь пытаешься приблизиться к ней, но не делаешь и одного шага, замирая, не желая верить в то, что сейчас предстаёт перед тобой — она неживая. Всё те же мертвецкие признаки, как у Мэтта и Мэри. Сильно сжимаешь кулаки, ногти впиваются в кожу, оставляя маленькие, но неприятные ранки.
Не отрицай. Не беги. Остановись!
Как же так? Что это значит? И это — твоя цель? Ради того, чтобы увидеть самого дорогого человека мертвеца на свете, ты и проделал весь этот путь?.. Не может же это быть правдой… Нет-нет-нет! Ложь!
Немая тишина — упираешься отрешённым взглядом в паркет.
Назло всплывает тихое и безопасное место, с которым пришлось расстаться, и только там продолжился бы этот беззаботный сон. Ни о чём не думая, не помня прошлую жизнь, Лану, и главное — не было бы всех этих испытываемых болезненных чувств, сдавливающих грудь; сделать вздох становится болезненно трудно. За что?!
Женщина опускает руки и, развернувшись, решает покинуть дом.
Тебе становится не по себе — она уйдет, а дальше что?..
— Не уходи, — тихо просишь.
Лана выполняет просьбу, чуть наклонив голову вниз. Ей тоже тяжело.
— Лана! — громко произносишь её имя, глубоко вздыхая и выдавая следом непродуманные слова: — Я нашёл тебя.
— Ты прав, — с одобрением произносит она, разворачиваясь к тебе лицом и мягко улыбаясь; в глазах — грусть. — Нашёл.
Она всё также прекрасна. Волнистые средней длины блондинистые волосы подвязаны алой ленточкой в низкий хвостик, но в выразительно янтарных глазах некогда отражающиеся лучи солнца потухли, потеряв надлежащий свет. На ней длинный коричневый вязаный свитер и потёртые джинсы, — слишком закрыто, будто стыдилась новой себя, не показывая достоинств очаровательной, не потерявшей формы фигуры.