Ты испытывал двойственные чувства. С одной стороны видеть Лану — превеликое удовольствие, слишком сильно её любил и жить не мог без неё, потому день мог тянуться для тебя тягостно, не поговори ты с ней или не проведи время молча, но всё же рядом. Однако с другой — ваши пути сошлись в ужасном месте, где один — мёртв, а другой продолжает жить. Что же с ней могло случиться? Ты не помнишь? Или не хочешь знать истинную причину?.. Куда лучше не принимать эту правду, и тогда ты — в домике.
В конце концов затянувшееся молчание было прервано женщиной, что собравшись с силами, вновь заговорила:
— Прошло пять лет с последней нашей встречи. Осталось десять — до моего исчезновения, — говорит она, а потом в её голосе отражается недовольство: — Что ты тут забыл? Неужели и ты, ох, как и я… почему? Зачем? Что могло произойти, чтобы так и твоя жизнь оборвалась?
— Я жив, Лана, — подходишь к ней и не сильно хватаешь за запястье, прикладывая её ладонь к своей груди. — Я не умер. Могу дышать. Чувствовать боль. Страх. Весь перечень человеческих эмоций и чувств.
Она верит твоим словам — глаза от удивления расширяются, другой ладонью медленно прикасается к твоей горячей щеке и тут же отдёргивает её.
— Но ты здесь. Как же такое возможно?
— Не знаю, и это не столь важно. Разве об этом нам надо думать? Я рядом с тобой — и теперь никуда не уйду.
— Но зачем? Зачем! Не понимаю, — качает головой в разные стороны. — Для чего ты сюда пришёл? Тебе тут не место!
— Не гони меня, не надо! — сжимаешь сильно её плечи, смотря прямо в глаза. — Ведь я так хотел тебя увидеть, так желал знать, что ты рядом со мной — улыбаешься мне, ругаешь за новую мою пошлость, гладишь ласково по голове или же в шутку бьёшь по плечу. Я хотел быть рядом с тобой во что бы то ни стало.
И мир будто уходит под ногами, приходит новое озарение, теперь ты понимаешь, почему так не хотел, чтобы Лана была в этом доме и почему, наперекор первому утверждению, испытываешь счастье, видя её сейчас. Твоя законная жена умерла пять лет назад и всё это долгое время ты, потерявший смысл жизни, походил на безжизненный овощ, не желающий мириться с этой действительностью.
— Тебе опасно тут оставаться. Что если другие поймут, что ты — человек?
Ты усмехаешься. Отпуская.
— Не поймут. Они принимают меня за своего, ведь мир людей и загробный — существуют в разных реальностях.
— Да, но…
— Закрытые врата не позволят мертвецу выйти отсюда… Но послушай, я смог не только пройти их, но и дотронуться до них — и, думаю, смогу вернуться обратно.
— Это невозможно! Они всегда закрыты. Их защищает невидимый щит…
— Всё так, верно. Но от вас — мертвецов, а не людей, — закусываешь губу до крови. — Прости, Лана, я не…
— Нет, ничего. Ты прав, — и снова эта дружелюбная улыбка, сердце сжимается. — Но прошу тебя, не забывай, что твоё место не здесь, а там.
— Мы могли бы вместе уйти…
Она тяжело вздыхает. И не верит. Знает больше, чем ты, но молчит, не хочет разрушать твоих надежд.
— Прошло так много времени…
— Мои чувства к тебе по-прежнему сильны. Я не на секунду не переставал тебя любить.
— От твоих слов мне становится не по себе. Ах, как странно. Казалось, все те годы пролетели так быстро, и вот ты — разбудил меня.
— Так… так разве это — не прекрасно?
— Может, ты прав. А может — именно это станет концом всему.
Сказанное удивило тебя, но не успеваешь узнать смысл слов, Лана продолжает:
— Но что толку? Ведь наша история — пережиток прошлого.
Всё так. Как бы сильно ты не хотел вернуть её, вы живёте в разных мирах. Но что будет, если ты умрёшь, сможешь ли тогда быть рядом с ней?..
— Как-то мне совсем тут нехорошо. Почему бы нам не пройтись? — добавляет она, привлекая твоё внимание; в эту секунду ты обдумывал, как преодолеть возникший между вами барьер, — надо ли поздороваться со Старушкой?
— И вправду — почему бы? Здесь действительно душно и воспоминания просыпаются.
— Воспоминания… — Лана зажмуривает глаза, пробует припомнить всё хорошее, произошедшее в этих родных стенах, но никакие образы не всплывают. Ничего. Пустота.
Ты подходишь к двери и открываешь её, но не выходишь, а оборачиваешься к ней, молча смотря на её безэмоциональное лицо. Хочется позвать, прижать к груди, но в то же время — не трогать, оставить всё, как есть и… уйти.
— Не боишься?
— Чего именно? — вопрос ставит её в тупик. На самом деле, для человека ты вёл себя очень мужественно, когда любой другой на твоём месте мог бы жаться по углам или бояться всех этих неживых, мечась из стороны в сторону, желая лишь одного — вернуться домой и забыть про всё это как про страшный сон.
— Например, для начала — меня.
— Нет.
— Ты странный. И почему раньше не замечала этого за тобой? — смеется она, преподнося ладонь к губам.
Улыбнувшись, пожимаешь плечами; вы вместе покидаете дом, останавливаясь на веранде, и в этот миг знакомый плач доносится до тебя, из-за чего в считанные секунды разворачиваешься, лихорадочно ища издавшего его, но головокружение, резкие картинки перед глазами — падающий на мраморный пол окровавленный нож, большая лужа крови, протянутая из темноты рука — становятся поводом: пошатнувшись, не удержав равновесия, падаешь на спину, затылком ударяясь об землю; к счастью, это не приводит к потере сознания.
— Ах, нет! — восклицает светловолосая, оказываясь рядом и не решаясь дотронуться до тебя.
Молчишь. Но тяжело дышишь. Расфокусировано смотришь в небо. Неприятная головная боль заставляет с недовольством цыкнуть и дотронуться пальцами до висков. Отрываешь спину от земли, садясь. Хочется понять смысл произошедшего, но нет возможности объяснить мелькнувшие мрачные картинки. От них, что говорить, душу будто бы вырвали, бросили на землю, потоптались, искалечили, а потом, пиная, подвели к грязи, измазывая в ней. Следом — отдали хозяину, как ни в чём не бывало. Она — вывернута наизнанку. Твоё сокровище. Впрочем, как и ты сам. Не так ли?..
— Приди в себя, прошу! — спасательным маяком раздаётся совсем близко женский голос. Но такой холодный. Нет в нём ни беспокойства, ни переживания.
— М-м… — хватаешь Лану за запястья, несильно сжимая, но тем самым высвобождая лицо из плена холодных пальцев, — так она хотела достучаться до тебя, зависшего и потерявшего контакт с этим миром.
— Что случилось?
— Ничего. Просто… споткнулся.
Это так непривычно — лгать ей в глаза. А ведь было время, когда вы все невзгоды и тяготы делили на двоих, не боясь обнажать терзающие мысли. Но пришла незваная перемена, и каждый выбрал свой угол. Расстояние велико. Канат разрублен. Вы — не единое целое.
— Будь впредь осторожен, — тихо произносит она, вставая и разворачиваясь спиной, добавляя: — Пошли?
Молча кивнув, соглашаешься. Быть может, смена обстановки даст новый толчок, которого так не хватает?..
***
— Одного не понимаю, почему здесь так всё знакомо? Разве так и должно быть? — интересуешься у женщины, после того, как оказываетесь на пустой городской площади среди серых поблёкших и погасших вывесок.
— Когда-то пришлось задаться и мне этим вопросом. Теперь знаю и с уверенностью говорю: всё предоставленное нашему вниманию — иллюзия. Точнее созданное место, в котором человек проживал последнее время. Не спрашивай меня, кто и зачем всё это спроектировал — я не смогу ответить. Но именно умершие, встречающиеся нам — это те, кто жил в один век, год и время на определённом промежутке.
— Хочешь сказать, что это место ненастоящее? При чём тут век? Что ещё за «промежуток»?
Женщина тяжело вздохнула. Она и сама не до конца понимала мироустройство, но кое-какими знаниями обладала и без всякой утайки готова была поделиться. Но… был ли в этом резон? Или стоило перевести тему на менее серьёзную? Кто его знает! Может она сильно ошиблась в своей оценке? Или как никто была ближе всех? Достоверность, склеенная из домыслов, теорий и опыта, чуть ли не скрепит по швам, но держится.
— Ты слышал истории про города призраков?
— Как-то попадалось на глаза, но это тут при чём?
— А при том — мы не «мертвецы», а, наверное, призраки, скажем, неупокоенные души.
— Не может быть!
— То, что ты можешь нас потрогать — не отменяет того факта, что когда-то мы жили, но нашу жизнь прервали. Убили — мы того не хотели, — в резкой форме ответила она, сжимая кулаки. — Сюда попадают не умершие от старости или от тяжёлой болезни, а не успевшие предотвратить свою гибель. И суицидники.
Повергает в шок. Слышать такое, но не видеть и ощутить на собственном опыте — две разные составляющие. И если в первом случае принимать во внимание не приходится, быстро забывается, то во втором — видишь это перед своими глазами, как тут не поверить, ужасаясь. В дрожь бросает.
— В загробном мире… это как-то…
На лице у Ланы расползлась улыбка, и она тут же засмеялась.
— Это не загробный мир.
От удивления ты оступился, чуть было снова не «поцеловавшись» с землёй, но удержал равновесие.
— Впрочем, если город — промежуток на большой бесконечной линии, то именно это обозначение подойдёт больше всего, — качнула она плечами, на мгновение закусывая губу для дальнейших слов: — У всего этого было другое название. Более точное. Когда ты искал его. — И она замолчала, но лишь для того, чтобы дать тебе время на осмысление, и вновь продолжила — от этого по твоему телу забегали мурашки. — Скажи, где мы сейчас? Ты знаешь намного больше, чем я. Намного!
Всё так, с одной лишь поправкой — маленькие осколки памяти разбросаны. Кое-что вырисовывается, но строительство занимает немало времени. Пару часов (?) назад ты не знал никаких Мэри с Мэттью, однако сейчас ты видишь возлюбленную, гуляя по родному городу.
Качаешь головой в разные стороны — у тебя нет ответа, ты сам его ищешь.
— Так много возложила на тебя… Я наивно полагала: раз у тебя получилось прийти сюда и, не боясь обнаружения, находиться тут, то и на мои простые вопросы найдутся не менее точные ответы… Теперь понимаю, что это не так.
— Прости меня, Лана!
— М, ты ни в чём не виноват.
— Я не смог тебя спасти. Уберечь, — срываешься на крик, опускаясь на землю, зарываясь пальцами в волосы. — Не смог ничего предотвратить. Я обрёк тебя на гибель.
— Что ты такое говоришь?! Всё было совсем не так! Ты…!
— Если бы в тот день, я не… я так сильно любил тебя! Боялся потерять, но! Лана, Лана, Лана!
Она моментально оказывается около тебя: хочет успокоить — приобнять, но ты, испытав отвращение за прошлую главную оплошность, не позволяешь этого сделать.
Тёмная улица — твой мрак, защита, но проснувшийся фонарный столб, осветивший дорогу — отрицаемая правда, к которой, вопреки всему, ты смог приблизиться. Хватит сил принять?..
Встав и со слезами на глазах бросив: «Виновен!», мчишься прочь, падая, вновь поднявшись, но всё-таки исчезаешь из её поля зрения.
А женщина, застыв, лишь тихо шепчет слова: «Не уходи», так пересекающиеся с теми, приведшими к началу трагедии минувших лет.
========== Шаг 3. Вспомни: растоптанный цветок любви ==========
Опять бежишь куда-то, не различая дорогу и сбивая встречающихся на пути мертвецов. А правда преследует, но ты не желаешь пожимать ей руку. Страшно. Очень. Хочется возвратиться на ту фазу, когда всё было незнакомым и казалось даже чуточку интересным. Как наивно. Этому не суждено сбыться. Уж слишком много раз ты имел возможность вернуться к нулевой стадии, не стремясь идти вперёд, повышая процент.
Пять долгих лет пытался дойти досюда! Тысяча восемьсот двадцать пять дней, понимаешь как много? Нет? Оно и понятно — время здесь не играет для тебя такой большой роли, как для Ланы… Подумать только, будь ты чуточку посмелее, мог и через четыре года увидеть её! Тогда был не готов. А через три? Слишком слабым и неспособным на решительные действия. Но что насчёт самого первого твоего пробуждения? Почему тогда ты не пришёл к ней, не успокоил, не… о, ты походил на сломленного человека, отрицающего реальность и, как впрочем и сейчас, спасающегося от неё.
Разбитый. Жалкий. Съёживающийся где-то в углу. Только и делал, что страдал, видя её образ, да не слушал тех, кто говорил: «Ланы больше нет», «Как это ужасно — она умерла!..», «Лана… пусть земля ей будет пухом!». О чём это они? Твоя дорогая жена жива! Но… нездорова. Да, это оправдание походило на правду в твоей реальности. Свихнувшись от потери, ты жил в другом мире, выстроенном в голове.
Не мог принять. Так сильно любил. Это несчастье убило тебя. Не было причин жить дальше… без неё.
И, несмотря на всю тяжесть обстоятельств, ты не такой, как Мэри и Мэттью: пульс есть, кровь циркулирует, единственная проблема засела в голове — как принять реальность и вспомнить тот день. Её смерть и случившееся?
Просто остановись (ты останавливаешься).
Сейчас ты один, впереди — никого, как и позади. Тихо, никто не побеспокоит. От этого легче?
Загляни вглубь себя, позволь этому уже случиться.
Что ты видел?
Что не смог предотвратить?
Что произошло в тот день?..
Вот и ответ…
***
Тогда у тебя было всё: преданная одному лишь тебе красавица жена, готовая в любую трудную минуту поддержать или, прижимая к груди, успокаивать из-за случавшихся время от времени тёрок с глуповатым боссом; всегда убранный дом с благоприятной атмосферой; посаженное дерево. Друзья, престижная работа. Жизнь, казалось, не обижала, а, напротив, вознаграждала, позволяя о ней лишний раз бранним словом не отзываться.
Любовь была в ваших сердцах — она не увядала, а только сильнее и сильнее расцветала. Ни бытовые вопросы, ни родственники — ничто не могло сломить её, бережно оберегаемую вами двумя.
Вернувшись с работы чуть раньше положенного, Лана, встрепенувшись, сразу повела тебя на прогулку, скрывая тревожные мысли глубоко-глубоко в себе.
У небольшой кафешки произошла остановка — на улице жарко, хотелось чего-нибудь холодного, потому свой выбор сделали в пользу мороженного. Признаться честно, ты не обращал внимание на её состояние — был слеп и не видел происходящего, изменчивого, очень не похожего на её привычное поведение: время от времени она прикладывала руку к животу, а потом, бросая взволнованный взгляд, будто кого-то страшась, искала по сторонам, и он, этот «кто-то», мог причинить ей нестерпимую боль, но в глаза она не просила у тебя поддержки, а так хотела понимания, но вместо этого ты, ложечкой почерпнув холодный коричневый шарик небольшого размера, спокойно подносил его ко рту, находясь в мыслях где-то далеко отсюда; в противовес тебе, она не ела, не было аппетита, — убрала десерт в сторону.
Молодой светловолосый парнишка, весёленький такой, местами чуткий и всегда улыбающийся посетителям, заметил некоторую странность и подошёл к вам:
— Простите, что отвлекаю… всё ли хорошо? — обратился он к твоей жене, чуть встревоженно. Ты посмотрел на неё, но, ничего не заприметив, вернулся к своим думам — сейчас они чуть важнее, ведь тебе предстоит…
— Ничего, всё в порядке!.. Почему вы спрашиваете?
— Это не моё дело, конечно, но мне кажется, что мороженное вам показалось не по вкусу. Потому вы его не стали кушать? Если надо, мы его заменим…
Она покачала отрицательно головой.
— Не надо ничего заменять — мне расхотелось. Разве такого не может быть?
— Конечно может, просто… — не зная как лучше выразить свою мысль, парнишка, сдавшись, решил оставить вас под слова: «Хорошо, простите за беспокойство», отходя к стойке и, не переключая внимание ни на кого, продолжал следить за вами вплоть до ухода; но внутри него что-то вопило об опасности — это тревожило, это рождало в нём неприятные чувства.
Оказавшись на улице и дойдя до парка, а после — возвращаясь к дому и останавливаясь у крыльца, Лана взяла твою ладонь — сейчас самое время кое-что важное сказать, но и тебе есть что. Не так ли?
— Знаешь, — начал ты, смотря ей в глаза, — послезавтра я еду в командировку. На шесть, или чуть больше, месяцев.