Играя моей волей, танцуй со мной, Зверь.
Калейдоскоп пляски уносит оболочку моего сознания прочь, оставляя лишь острия сколотых нервов с животной пульсацией эмоций. Танец наш практически превращается в соревнование. Всем телом я ныряю в вихрь воздуха впереди, не желая отставать, не желая уступать тебе, и мы на мгновение связаны лишь сцепленными ладонями на вытянутых руках. Стремительной спиралью ты притягиваешь меня обратно и совершаешь удивительно изящный для твоего сложения вензель ног. Моя скованность давно срезана с мясом в безумной свистопляске, и твои глаза горят мраком пропасти, когда я в ответ готов потерять последний стыд. Словно угадав это, хватка твоей лапы на моей спине внезапно становится жёстче, заставляет меня прогнуться в пояснице и отклониться назад. Мысли путаются в голове, когда у своих приоткрытых губ я ощущаю влагу клыков, и в груди вспыхивает мстительное дикое желание заклеймить твою кожу, твои губы в ответ… И тухнет, когда в следующий миг я ощущаю колкую эмаль у своей ярёмной вены.
Тупица.
Доверчивый дурак.
Обманутая глупая кукла.
Ты не сдержишь своего слова. Что для тебя эта Сделка, когда мы и так в полнейшей твоей власти?! Развлекаясь, ты почти добился моей капитуляции. Сейчас же, прильнув клыками к моей шее, в момент своего триумфа ты перегрызёшь мне горло.
Моя ладонь судорожно шарит в воздухе, натыкается на гладкую поверхность какой-то подставки и, наконец, обхватывает прохладный металл. Я бью наотмашь, с силой, и кровь брызжет из твоих уст на меня, когда они соприкасаются с кубком. Кубком из человеческого черепа с металлической ножкой, из которого ты пил, когда мы доверчиво влетели в твоё логово.
– Друзья, мнится мне, я слышу ваше приближение! Успели ль вы найти, что искали?
– Удачной, Джон, явилась наша вылазка! Мы обнаружили, что подвалы Чудовища полны речного песка, а также смеси корицы и перца. Шерлок бы разобрался в находке в момент, однако и мы попытались это совершить. Мы вспомнили, в конце концов, что есть такая сеть кондитерских, где изготовляют особую остро-сладкую выпечку. И одна из лавок, ныне закрытая, как раз находится на берегу Темзы. Возможно, где-то там и устроил своё логово Зверь, и теперь осталось…
– Грегори, твой голос оборвался! И чувствую я сильную вибрацию в замке, такую, что гуляет пол в безумной пляске под ногами, и сыплется извёстка с потолка..
– То рушится дворец от травмы, что ты Чудовищу нанёс. Страдает его разум, страдают и Чертоги Зверя. Джон, Молли, бегите прочь отсюда, а я доставлю Майкрофту его улику.
– Но, Грегори, тебя здесь погребёт руинами!
– Прочь, я сказал! Со мной не приключится ничего дурного, ведь я здесь, как и вы, иллюзия рассудка лишь.
Лишь только тень Дворца без разумов-гостей осиротела,
Как тут же властная Рука прищёлкнула – и та сгорела.
Чертоги Разума. Слой второй. Поцелуй Чудовища.
Вертятся цилиндры в Фонаре Волшебном.
Тени, словно дети, пляшут по стенáм.
Замирает вдруг движение –
Тень одинокой Башни замирает там.
– Вновь плывём мы, Джон, в мерцающем тумане, но только лишь вдвоём уже. Кругом лишь дымная голубизна и вечный холод звёзд. Так холодно, что коченеют руки, и в унисон надломлено скрипят замёрзшие снасти заблудившего дирижабля. Прости меня, Джон, не слишком хороша компания унылого патологоанатома.
– Ты не суди себя напрасно, Молли. Уж если кто и дарит судну крохи тепла, так это ты. От меня ж не много прока. Я смолчал вначале, однако признаюсь сейчас: та звёздно-голубая дымка есть меланхолия моя, что не покидает меня со времён службы. Я скрыл в реальности депрессию, грызущую меня изнутри, но здесь, в приюте разумов и душ, не скроешь подноготную свою.
– Джон, на самом деле мы с Грегори тоже не всё тебе рассказали, так что не терзай свою совесть. Я говорю тебе это в слабой надежде, что наша затея каким-нибудь образом может пригодиться тебе в спасении Шерлока, хоть он её и высмеял, когда узнал о ней. Дело в том, что, условившись со мной, Грэг перенёс из коридора в лабораторию, где сейчас наши тела, информационные плакаты об оказании первой помощи пострадавшим. Знаешь, три плаката в картинках, как освободить верхние дыхательные пути, как сделать искусственное дыхание и как оказать помощь при обмороке. Всё это глупость, конечно, но, когда дело доходит до странного путешествия в иллюзорные миры, начинаешь верить во всё. Я своей рукой подписала под ними на стене, что они должны защищать от напастей. Мы взяли первое, что подвернулось нам под руку, и сделали из этого своеобразный амулет – он связывает нас с реальностью и одновременно несёт в себе нечто светлое, спасительное, так сказать. Амулет, за образ которого можно уцепиться, чтобы не потеряться и не сгинуть в закоулках сознания и, с другой стороны, чтобы опереться об него, ведь он всё же о «помощи пострадавшим». Глупость, конечно, мы сделали это, почти не думая, а повинуясь порыву, но вдруг вам это поможет… прости, что сморозила такое, Джон.
– Это вовсе не глупость, Молли, не смущайся. Не сомневайся, я буду рад любой помощи, а вы действительно позаботились не только о наших разумах, но ещё и о душах. Молодцы. Однако меня волнует, что дымка вновь обрела цвет. Уж не означает ли это явление, что Зверь рыщет где-то неподалёку? Возможно ль это, ведь разрушил я ударом кубка его влияние? Возможно ль, но… я вижу очертания одинокой башни вместо целого дворца.
– Джон, я… я, кажется, примерно осознала, что стряслось. Мы сейчас находимся в Разуме Чудовища, а не в Чертогах Шерлока, заброшенные сюда чьей-то вероломной волей. Ударом своим, Джон, ты разрушил планы Зверя, расколол дворец, как скорлупу. Но всё же сейчас видна нам башня, сей одинокий кривой зуб, торчащий в горе. Словно мы прошли на более глубокий уровень Разума Зверя, словно расколов первую скорлупу, мы наткнулись на вторую. Извини, должно быть, это всё звучит ужасно глупо.
– Молли, ты скрываешь в себе ум намного мощнее и острее, чем ты думаешь. Спасибо. Да, теперь я понимаю, что всё закономерно: первое призрачное пристанище на горе, первый контакт (первая часть Сделки), первая улика о местонахождении. Мы добились результата, а теперь надо озаботиться тем, чтобы вернуть тебя в безопасную реальность. Я ж тем временем вызволю Шерлока из лап Зверя, и мы с ним присоединимся к остальным.
– И вновь я слышу крамольные речи об отступлении. Однако не ожидал я услыхать их от вас, Джон.
– Майкрофт?! Что с Грегори? Жив ли он? Вернулся ли разум его благополучно?
– Инспектор ныне без сознания, но жив. Угрозы нет его здоровью. Измотан, но успел он передать нам треть тех сведений, что Скотланд-Ярду необходимы. По-прежнему нам неизвестно, как обезвредить Чудовище и как спасти его жертв.
– Майкрофт, выяснили вы, что ж пошло не так в лаборатории? Коль вы ещё не догадались, Молли вам подскажет. Мы в Разуме Чудовища, а в ваших рядах бродит предатель.
– С тяжёлым сердцем признаю: несмотря на меры безопасности, кто-то сумел вмешаться в ход эксперимента и изменить его в роковую сторону. Однако это не отменяет вашей Миссии.
– Уж не ослышался ли я? Майкрофт, помнится, добровольным было наше решение. Позвольте хотя бы Молли возвратиться…
– И что же ваше холодное сухое сердце сможет исследовать без неё? Ответьте, Джон, на сколько мгновений путешествия хватит вашей чувствительности? Молчите? Так я вам заявлю. В то время как вы малодушно решаете вернуться с пустыми руками, Лондон пропадает в пучине мрака! Жизни людей для вас, воина и патологоанатома, судя по всему, не стоят ни гроша. Однако знайте, что не будет безопасной жизни в реальности ни для вас, ни для ваших близких и друзей, если Чудовище не будет сломлено. Желаете вернуться – пожалуйста, способ вы знаете. Так Грегори вернулся. Однако от меня снисхождения не ждите. Вам, возможно, всё равно, но я верно служу своему делу и своему королевству. Прощайте же, до следующей улики.
– М… Майк… Майкрофт, не смейте! Пропал голос… Чёртов деспот! Молли, боюсь, придётся продолжать наш путь и двигаться к той башне. И хотя реальность тут переменчива, дирижабль этот доставит нас в логово Зверя, надеюсь, невредимыми.
– Подлетаем, Джон. Уже без прежнего энтузиазма, с ядовитым кинжалом отчаяния в сердце проникаем в полутёмное округлое пространство башни. Как память о прошлом визите и сгинувшем Шерлоке, прежняя несчастная крылатая тень бьётся за стеклом. Глаз больше не режут краски. Лишь погребальный свет сотни свечей в сотне зеркал, где зловеще маячат сотни отражений Зверя. В липком стылом полумраке копошатся алые ошмётки пламени, словно останки нашей мёртвой надежды. Стены увешаны искривлёнными гримасами бальных масок – единственными мазками цвета. Остальное же пространство покрывают судороги огненных теней предметов, а в черноте углов затаились старые бочки, полные отравы для разума. Пасть камина разверзлась огнём преисподней, и пред ней грозный Зверя силуэт застыл.
– Чудовище, ты изменилось (и не могу не отметить это без мрачного злорадства). Нет больше скалы мышц и океана шерсти. Теперь же ты лишь скорее надменный одинокий осколок мрамора, разящий холодом и высотой, в плащ тьмы одетый. Рога по-прежнему кудрятся, венчая смолью голову, и махаоны притаились у коварных глаз, но цвет их ныне сменился на кошачий жёлтый. Впечатление от взгляда укрепляет отблеск жёлтой круглой маски, которой ты развязно машешь пред лицом. Лимонно-кислая широкая улыбка маски словно насмехается над каждым вошедшим сюда с огарком надежды. Губы твои ныне также золочёный оттенок обрели. Молли, шепчу тебе, отправляйся за второй уликой, твоё чутьё здесь справится, я ж вновь приму удар Чудовища на себя.
– Как видишь, бывший воин, мы вновь с тобой наедине. Что ты молчишь без дани вежливости? Твоя спутница, уверен, проявит больше учтивости, вкусив моей гостеприимности. Мне догнать её?
– Приветствую (цежу сквозь зубы).
– И чем же? Кубком, направленным в моё лицо? Иль чем-нибудь иным? Ладно, обиды предадим забвению на время. Желаешь ли выпить со мной «старинной отравы для ума», как выразилась спутница твоя?
– Пить с тобой? Зверем, томно развалившемся у очага, в то время как один мой друг заключён в оболочку тени, а другой отправлен в забытьё?
– Не я нарушил Сделку и не виновен я в нынешнем плачевном состоянии твоих друзей! Ты нападенье совершил! Однако я готов забыть и Сделку ту продолжить, но, как я уже предупреждал, взлетит цена.
– Чего ради я должен тебе верить? Озвучь хоть единственную причину.
– А у тебя нет выхода. Ваш же покровитель бросил вас, оставив на произвол моей грубости. Так что сядь и выпей со мной. И могу пообещать, что, когда закончу с тобой (и на тебе), я не буду слишком груб. Что скажешь?
– Примитивный каламбур. И вино, на мой вкус, кисловато.
- Хах, мне импонирует твоя строптивость. Как она раззадоривает! Но ты лукавишь, бывший лекарь и бывший воин. Тебе нравится, как креплёное золотое вино касается твоих губ. Посмотрим, как тебе понравится, когда место вина займут мои губы. Что ж ты поперхнулся?
– К чему тебе всё это? Какая тебе радость?
– А так. Меня забавляет сбивать с тебя офицерскую спесь. К тому же, алкоголем я пресытился. Я хочу испить иного напитка.
– Надеюсь, что насмехаясь надо мной, ты захлебнёшься насмерть.
– Хм, ещё раз убеждаюсь, что ты вполне подходишь. Пойдёшь ли ты на это, чтобы драгоценного друга выручить?
– Согласен я. Но только предложи вина мне также после – рот прополоскать.
– Идёт.
Целуй меня, Чудовище. Подпои меня, чтобы превратить в подстилку.
Я поднимаюсь с кресла навстречу тебе и вновь открыто надеюсь, этот поцелуй встанет в твоём горле смертельным комом. Нет больше праздной мишуры, что в пиршественном зале приукрашала первую нашу встречу. Лишь голый полумрак залы да огненные тени, помноженные в хладных зеркалах, обнимают нас, странную пару, усталого воина и изощрённого врага, прильнувших друг к другу для свершения новой сделки. Неужель тебе подобная Сделка доставляет удовольствие? Что до меня, то сомневаюсь я.
Я терплю, когда угол рта игриво пробуют клыки из-под золочёных губ, а горло – захват когтистой длани. Твёрдое на вид, золото твоих губ оказывается на удивление податливым и одновременно напористым, вкусом напоминая солнечную сливу в креплёном вине. Скорпионом вторая твоя длань заползает в мои волосы, принуждая запрокинуться в ненавистной мне позе покорности, и строптивый рёв рвётся из моего заткнутого горла. Взгляд твой горит, радужка наливается расплавленным золотом, и теперь уже полные луны глаз в затмении аконитовых зрачков меня буравят. Но что это? Почудилось, иль вправду алкоголь с твоих сладко-терпких губ струится в моё горло, сшибая рассудок с прямой мысли в дикую петлю? Нет, только не новое помешательство, только не новая пульсация моих неожиданно-бесстыжих эмоций, нет!
Опоив до беспамятства, поцелуй меня, Зверь.
Не представляю, что могло быть подмешано в моей чаше, или, быть может, что за яд сочится в твоём рту, но меня уносит. Жало твоего языка беснуется у меня во рту так, что мне нечем дышать. Лучина паники занимается в моей голове, но тело, в противовес, безропотно слабеет, и ты победно проникаешь поцелуем глубже. В один из моментов ты ухватываешь когтистой дланью меня за подбородок, а другой перекрываешь доступ кислорода в нос, так что я дышу лишь воздухом из твоего рта. Тебе, должно быть, это кажется забавным, подобное скольжение на лезвии смерти? Наконец, ты даешь мне глотнуть немного воздуха и оставляешь мой нос в покое, через пару мгновений возвращаясь к нормальному поцелую. Я перевожу дух после твоей чёрной шутки, напряжение немного отступает, и я чуть расслабляюсь… Слишком поздно я чувствую бусины тёплой влаги на горле, там, где уже более не игриво давят твои когти. Стоило ли тебе такой мороки, чтобы всего-навсего придушить меня? Сознание моё тухнет, и ты, Чудовище, продолжаешь растерзывать мой рот, уже не церемонясь, до боли сгребая волосы на моём затылке.
Опоив до наваждения, поцелуй меня снова, Зверь.
Сознание покидает меня с тихим мерцанием, когда я отмечаю, что вкус поцелуя изменился. Золочёные губы сменяет зеркально-гладкий совершенный холод. Приподнимаю веки и отшатываюсь – я вижу перед собой… самого себя! И тебя, Зверь, рядом. Однако нечто кажется мне неправильным. Объём тела твоего ушёл в плоскость, и рой бликов играет теперь на мраморе кожи. «Зеркально-гладкий совершенный холод» – твержу как мантру про себя… Догадка стрелой пронизывает меня – зеркало!
Целуй меня, Чудовище. Выверни мою гордость и моё сознание наизнанку.
Тот «я», что передо мной – не я, но моя искривлённая чьим-то развращённым разумом копия, моё отражение в одном из сотен зеркал этой залы. Отражение, что живёт своей собственной жизнью. Я не в силах постичь этого фокуса, как и того, как ты целиком переместился за блестящую грань, не оставив тела подле меня. Мой разум обдирают зеркальные осколки, отражая и переиначивая мои эмоции, переворачивая все чувства во мне, и под острыми гранями кровоточит моя растерявшаяся сущность. Я не в силах постичь, как может другой «я» подставлять себя под твои навязанные ласки, сам льнуть за новым поцелуем! Голова моя пылает, когда я безуспешно пытаюсь оторваться от зеркала, но картина в нём продолжает как ни в чём не бывало свой извращённый спектакль.
Вывернув меня наизнанку, поцелуй меня, Зверь.
Лучина паники в моей голове, в конце концов, прогорает, и я чудовищным усилием привожу свои мысли в отдалённое подобие порядка. Я заставляю себя смотреть на зеркальную сцену, раз уж это входит в условия сделки, не желая выдать тебе своей слабости. Покорно наблюдаю, как ты ласкаешь моё отражение, становясь смелее миг от мига. Прилагаю усилие, чтобы не отвернуться и брезгливо не дёрнуться, когда ты оглаживаешь призрак моей щеки костяшками сияющих пальцев. Но что это? Почудилось ли мне, или я и в самом деле ощутил это прикосновение? Нет. Невозможно. Никогда. Продолжая убеждать себя, провожаю взглядом твою белую длань, подобную ладье на непокорных крутых волнах, которая скользит по отражению моей напряжённой груди, спускается по животу, по бедру и к паху, накрывая мраморной пригоршней. Студёной испариной мой проступает ужас – Я… Это… Ощутил.