В середине декабря группа прибыла в Неаполь. Там она вступила в контакт с отделом разведки пятой армии и итальянским временным правительством. Следующие полтора месяца члены группы занимались допросами в Неаполе, Торонто и Бриндизи итальянских ученых, которые могли что-либо знать о научных исследованиях в Германии и на оккупированной фашистами части Италии. Вскоре выяснилось, что источники информации нужно искать только в Риме. Продвижение союзных войск в Италии приостановилось, Рим оставался в руках немцев, а попытки добыть информацию потерпели неудачу. Миссия прекратила свою деятельность, и к началу марта 1944 г. все ее сотрудники вернулись в США.
По мере того, как окончательный план высадки союзных войск в Европе проходил доработку в Генеральном штабе Маршалла, на основе разведывательных данных возникло предположение о создания немцами какого-либо радиоактивного барьера против союзных войск. Чтобы не посвящать большое количество военных в секреты «атомной разведки», Майкл Беннет исполнял всевозможные поручения по информированию Генерального штаба и Ставки главнокомандующего экспедиционными силами союзников генерала Д. Эйзенхауэру о возникновении этой опасности.
В начале апреля 1944 года было утверждено решение о проведении второго этапа миссии «Алсос» на территории Франции и Германии в ходе продвижения союзных войск после открытия второго фронта. Начальником группы вновь был назначен полковник Паш, его заместителем майор Беннет, а научным руководителем Гоудсмит. Еще до высадки на побережье они имели подготовленный список фамилий известных ученых-атомщиков, адреса их жительства, размещения лабораторий, где они работали, запасов руды и обогащенного урана, включая его металлические слитки. Этот список начинался с фамилии Жолио-Кюри, известного французского ученого-атомщика и его не менее знаменитой жены Ирен Кюри.
В начале августа передовой отряд миссии высадился во Франции и вошел в город Ренн. В ходе обыска лабораторий местного университета были обнаружены различные документы, содержащие информацию, полезную для дальнейших поисков. Напряженная работа началась в конце августа. В этот день передовая группа «Алсос» – Паш, Беннет и два агента Си-Ай-Си, передвигающиеся на джипе «Dodge WC-51» присоединились к передовым частям 12-й армейской группировки, двигавшимся к Парижу. Таких автомобилей в распоряжение Паша и его коллег, было выделено восемь штук, и почти каждое подразделение миссии было на «современных колесах», что позволяло им быть мобильной и действовать автономно от других.
Узнав о том, что подход к городу с юга свободен, группа примкнула к 102-му механизированному полку, двигавшемуся в этом направлении. Однако он был задержан на шоссе вблизи Палезе, и Паш с подчиненными двинулись напрямик. Они вышли в расположение 2-й французской бронетанковой дивизии, которой была предоставлена честь, первой войти в столицу Франции. Джип Паша пристроившись за передовым танком дивизии, входил в французскую столицу. Рядом с шофером по имени Джон расположился Паш, а на заднем сидении Майкл с двумя агентами Си-Ай-Си. Следуя по окраине города, автомобиль неожиданно подвергся обстрелу немецких снайперов. Тут же послышались автоматные очереди стрелковых подразделений и бойцов Сопротивления, производящих зачистку окраин от оставшихся немцев.
– Джон, выезжай из колонны, – приказал Паш водителю, – пойдем отдельно от танков! Видимо на окраине Парижа засели немецкие снайперы.
– Это не лучшее решение, – усомнился Беннет, – снайперы бьют по живой силе, а не по бронетехнике.
– Странно, что фашисты осмелились на обстрел, – возмущался Паш, – мне доложили, что накануне немцы покинули Париж.
Просвистело еще несколько пуль, прежде чем полковник, согласился со своим заместителем, и приказал Джону вновь стать в колонну за первым танком.
– По имеющимся у меня сведениям, – продолжал Паш, – неделей раньше в Париже силами французского Сопротивления было поднято вооруженное восстание. Немцы стремились перегруппировать оставшиеся у них силы, получить подкрепление с фронта и одним контрударом подавить его. Немецкая артиллерия и танки открыли массированный огонь по занятым бойцами Сопротивления районам города, но тем удалось отразить все атаки и оттеснить немцев за пределы Парижа.
Окраины остались позади, и снайперский обстрел быстро прекратился, передовая колонна 2-й французской бронетанковой дивизии приближалась к центру. Несмотря на информацию об артиллерийском обстреле немцами, разрушений в городе не было видно, а широкие асфальтированные улицы с зелеными деревьями у тротуаров были заполнены ликующими парижанами. Они встречали триумфально входящую в город французскую армию, следом за которой вступали войска союзников. В толпах парижан было много вооруженных бойцов Сопротивления, среди которых красовались девушки в коротких юбках и автоматами на плече. Красотки приветливо улыбались и махали освободителям ручками.
Беннет неожиданно для Бориса Паша процитировал стихи:
Под небом Парижа услышала песню
Она родилась в сердце парня
Под небом Парижа влюбилась, хоть тресни
Теперь в твоей власти я, Арно!
– Да ты поэт, друг мой! – удивился Паш.
– Это слова песни Эдит Пиаф «Под небом Парижа» – отозвался Майкл, – вернее ее перевод на английский. А по-французски она звучит так:
Sous le ciel de Paris j'ai entendu une chanson
Ce qui est né dans le coeur d'un mec
Sous le ciel de Paris est tombé amoureux, bien que éclaté
Maintenant dans votre pouvoir, moi, Arno!
– А вот еще прекрасные стихи в тему, – продолжил Майкл, – только я забыл, чьи они:
Ах, Париж, мой Париж,
Не молчи – говори!
Ты ночами не спишь
Нотр-Дам де Пари
Елисейский Дворец
Под сединами крыш
Башня Эйфеля-страж
Охраняет Париж!
Прямо на проезжей части, чтобы поприветствовать входящие войска, останавливались велосипедисты мужчины и женщины, этот вид передвижения в Париже оставался популярным с довоенных лет. Велосипеды маячили повсюду, они сновали по краю тротуаров, заполненных парижанками в праздничных платьях и мужчинами в костюмах при галстуках, что подчеркивало триумф освобождения Парижа.
На одной из улиц Паш и его коллеги увидели стихийную демонстрацию граждан освобожденного города. Ее участники несли французские, американские и английские флаги и транспаранты с надписями «FFI», «DE GAULLE AU POUYOIR», «1944», «VIVE DE ALLIES», «VIVE DE GAULLE». Несмотря, что советские войска не участвовали в освобождении Парижа, Майкл увидел на одном из автомобилей полотнище советского флага, растянутого на его капоте, а из окон машины на древках торчали американский и английский стяги. Но это по видимости был единичные случай.
Вскоре колонна, минуя триумфальную арку, выехала на Елисейские поля, где собралось огромная организованная толпа парижан. Люди оттеснялись от проезжей части цепочкой девушек в белых блузах на выпуск, взявшихся за руки. Здесь же действовали цепочки бойцов Сопротивления и парижских полицейских в прежней, довоенной форме. Беннета удивляла эта организация, он впервые был в Париже и смотрел на его ликование широко открытыми глазами. Напротив Елисейского дворца джип остановил военный патруль, колонна танков продолжила движение, а Джону пришлось припарковаться в стороне. Французский офицер потребовал документы, Паш протянул ему пропуск, оформленный заранее, по которому машины миссии не подвергались проверке, могли без задержки проезжать по всей территории Франции.
В неразберихе наступления этот офицер подозрительно отнесся к предъявленному пропуску и долго выяснял у начальства его правомерность по портативной рации, установленной в патрульной машине. В это время к воротам Елисейского дворца выехали два кортежа в сопровождении легких бронемашин. Из одного вышел генерал Шарль де Голь, а из второго Джордж Маршалл, тут же начался митинг по случаю освобождения столицы Франции, где они обменялись рукопожатиями и выступили с приветственными речами. Офицер патруля, наконец-то, выяснил правомерность пропуска миссии и извинившись перед Пашем разрешил движение. Джип тронулся и проследовал дальше.
На стенах Отель-де-Виль между окнами второго этажа в ряд были вывешены флаги Франции и США. Танки 2-й дивизии Леклерка начали выстраиваться вдоль фасада отеля, на которые тут же взбирались симпатичные парижанки с флажками в руках и молодые люди в праздничных костюмах.
– Красные флаги с серпом и молотом смотрелись бы гораздо лучше на фасаде Отель-де-Виль, – подумал Беннет, – советский народ имеет колоссальные потери в этой войне, и справедливее было бы напомнить об этом парижанам!
Майкл Беннет, он же Михаил Бенедиктов, советский резидент, внедренный в американскую военную разведку в конце 30-х годов и руководящий теперь нашей агентурой в миссии «Алсос», смотрел на триумф «чужого праздника» с нескрываемой грустью. Он скучал по родной стране, ему часто снились молодые березки где-то на Русской равнине, Москва и Ленинград, где он часто бывал, Красная площадь и мавзолей Ленина. Проснувшись, Майкл гнал от себя ностальгию и планировал очередное донесение в Центр под своим псевдонимом «Джек».
Для миссии «Алсос» Паш получил в свое распоряжение многочисленные каналы передачи информации в обход ФБР и МИДа США. Кроме того, контакт с высшим военным руководством позволял обойти многие трудности, связанные с перехватом источников информации на освобождаемой территории. Был задействован и канал связи через Управление стратегических служб США в Берне. Этот канал «вслепую» использовался Майклом для передачи сведений собранных миссией «Алсос», советская разведка имела агента в службе Даллеса еще до начала миссии. Наряду с другими заданиями, «крот» делал снимки, получаемой Управлением информации "Алсоса" и отправлял ее со связником в Москву через нейтральные страны. Этот агент был глубоко засекречен и о его существовании знали только руководители в Москве.
Связь Майкла с Центром осуществлялась по трем независимым каналам: дипломатическому в МИД Великобритании, через одного из резидентов "Кембриджской пятерки», и еще двум, работающим параллельно. Никто не знал полной схемы передачи информации, каждый выполнял только свою часть и даже не подозревал о существовании других. По всем трем каналам использовались разные коды шифрования, что обеспечивало их работу в случае провала одного из них. Передача информации осуществлялась посредством закладок. Эта схема имела один недостаток – время передачи информации в Центр растягивалось как минимум на неделю, зато безопасность связи была максимальна. Такую «мудреную» систему Центр разработал специально для миссии «Алсос», чтобы максимально обезопасить резидента Майкла Беннета.
…Только к вечеру в пригороде Парижа удалось отыскать дом Жолио-Кюри. Это был особняк из природного камня под крышей из красной черепицы, тонущий в зелени развесистых деревьев. Джип остановился у ворот и один из агентов Си-Ай-Си, выйдя из машины, позвонил в дом. На его вызов, на крыльце появился дворецкий, одетый в униформу прошлого века. На вопрос агента, плохо знающего французский язык: «Здесь проживает Жолио-Кюри?» он утвердительно кивнул, но тут же оговорился, что хозяина нет дома. Тогда из джипа вышел Майкл, свободно владеющий французским языком, и продолжил беседу.
– А где мы можем найти Вашего хозяина? – задал он вопрос дворецкому.
– А где сегодня все приличные люди Франции? – дерзко ответил дворецкий, – в центре Парижа на праздновании освобождения столицы! Приходите завтра…. Но я должен Вас предупредить, что хозяин рано уходит из дома в свою лабораторию в Коллеж де Франс. Это на площади Марселена Бертло в Латинском квартале Парижа.
– Неужели университет не разрушен немцами? – удивился Майкл.
– Нет, Колледж де Франс сохранен благодаря моему хозяину! – с гордостью ответил дворецкий, – в его лаборатории делали взрывчатку для бойцов нашего Сопротивления….
– Сегодня не получится допросить Кюри, – сделал заключение Паш, когда Майкл вернулся в джип, – придется это сделать завтра! А сейчас поедем на ночлег в здание штаб-квартиры нашей миссии в Париже на улице Сен Жермен.
– Ты мне не говорил, что в Париже у нас будет резиденция, – удивился Майкл.
– Считай это сюрпризом, – ответил с улыбкой Паш, – штат миссии увеличен до сорока человек, семь офицеров и 33 ученых. Кроме того в наше подчинение передают несколько подразделений Си-Ай-Си.
Утром следующего дня Паш и Майкл прибыли к главному входу университета. У красивых дубовых дверей в виде арки дежурили два человека с повязками отряда французского Сопротивления. Паш предъявил им пропуск, но это никак не подействовало на крепких парней. Только после телефонного звонка кому-то, высокого роста француз объяснил, как найти лабораторию Жолио Кюри и пропустил Паша и Майкла во двор.
– Мы должны Вас допросить, – заявил Паш ученому, представившись командиром разведки.
– На каком основании? – возмутился Кюри, – и по какому праву?
– По праву освободителей, – невозмутимо ответил Паш.
– Мы сами освободили себя! – не соглашался Кюри, – силы Сопротивления подняли восстание к приходу французских войск, а вы всего лишь пристроились к нашей бронетанковой колонне Леклерка и вошли в освобождённый нами город! Я сам участвовал в последних уличных боях за освобождение столицы и могу с уверенностью сказать об этом….
– Ну, тогда мы пришли выпить шампанского за освобождение Парижа! – дружелюбно молвил Паш, поняв, что иначе разговора не будет.
– Это другое дело! – весело откликнулся Кюри, – прошу к столу, я сейчас распоряжусь подать бутылку шампанского.
Паш и Майкл сели вместе с Кюри за стол и он начал беседу с рассказа о том, как ему удалось не допустить разрушения университета немцами. По его словам он передал здания, входившие в комплекс сооружений Коллеж де Франс, под учреждения германских военных властей и благодаря этому помещения университета никогда не подвергались обыскам. Его лаборатория принимала активное участие в движении Сопротивления. Ученый, изучавший вопросы нейтронной эмиссии и цепной реакции, готовил в своей лаборатории примитивные бомбы. Это были противотанковые гранаты, бутылки, наполненными газолином с фитилями для зажигания.
– А почему фашисты не арестовали Вас? – удивился Майкл, – Вы ведь коммунист!
– До 1942 года я был членом партии социалистов, – объяснял Кюри, – гестапо этот факт был неизвестен. Вследствие моей "покорности" военным властям, они даже не попытались установить это!
Подобная информация не представляла для миссии никакого интереса, и Паш с Майклом задавали вопросы о возможности создания немцами атомной бомбы. Кюри охотно сообщил, что некоторые немецкие ученые, интересующие миссию, иногда пользовались циклотроном в его лаборатории в Коллеж де Франс во время оккупации. Но он категорически отвергал принадлежность их исследований к созданию немецкой атомной бомбы. Кюри был ярым противником использование энергии атома в военных целях и пытался убедить Паша и Майкла в том, что немцы далеки от практических разработок в этой области.
Но вопреки всему, Жолио дал ценную информацию о местонахождении многих немецких ученых-ядерщиков на территории Франции и Германии. Это было ему хорошо известно со слов самих физиков, приезжающих пользоваться циклотроном. Паш видел перспективу их захвата и привлечения к работе в «Манхэттенском проекте», а Майкл для быстрого поиска их группой «Энормоз» при оккупации Германии советскими войсками. Успех теперь зависел от того, кому быстрее удастся это сделать. А значит, от темпа продвижения англо-американских и советских войск вглубь Германии. Пришло время, когда срочные донесения разведки могли изменить ход войсковых операций, спланированных заранее Генеральными штабами СССР и его союзников.
Среди фамилий немецких специалистов были Густав Герц, Монред фон Арденне, Николаус Риль, Рудольф Позе. Весь список, составленный со слов Кюри, ушел в Центр по каналу Управления стратегических служб США в Берне, что впоследствии позволило привлечь к работе в советском атомном проекте большое количество немецких специалистов. В середине ноября войска генерала Леклерка заняли Страсбург, и полковник Паш снова вошел в город с передовыми отрядами, миссия заняла помещения Физического института, составлявшего часть медицинского факультета Страсбургского университета. Гоудсмит надеялся захватить здесь Вейцзекера, недавно назначенного профессором кафедры теоретической физики в Страсбурге. Удалось установить, что последние три месяца Вейцзекер отсутствовал в университете, но оставил там много бумаг. Гоудсмит с одним из своих помощников засиживался до поздней ночи над этими письмами и документами. Все они не были секретными, но помогли составить картину немецких исследований в области атомной энергии. Из их анализа Гоудсмит сделал вывод, что немцы, по меньшей мере, на два года отставали от исследований «Манхэттенского проекта».