========== I ==========
Попробуем заснуть под пятницу,
Под пятницу, под пятницу,
Во сне вся жизнь на нас накатится
Салазками под Новый год
Юрий Визбор, «Сон под пятницу»
Гарри точно помнил, что заснул он в пустой гриффиндорской спальне, укутавшись одеялом с головой, чтобы не слышать унылых завываний ветра за окном. Но проснулся он совершенно в другом месте – в просторной комнате, залитой ярким солнцем, на шикарных простынях и очень удобной кровати. Кроме того, Гарри со смущением осознал, что за время своего сна не только он сам переместился куда-то, но и его пижама переместилась в совершенно другое место – под одеялом он лежал голым.
«Эротический сон! – в ужасе подумал герой всея магической Британии. – Лучше бы Вольдеморт приснился! Как я теперь лучшему другу в глаза посмотрю? Или еще хуже… как я теперь лучшей подруге в глаза посмотрю?»
О том, что в ночь под Рождество порой бывает и хуже, и ему мог бы привидеться эротический сон не с Джинни или Гермионой, а с Вольдемортом, Гарри не подумал, потому что он был скромным и воспитанным мальчиком.
Гарри закрыл глаза, повернул голову набок и решительно глаза открыл, готовый мужественно встретить любое искушение.
Вместо искушения рядом с кроватью стоял Добби, в довольно стильном коричневом плаще, накинутом на белый подрясник.
- Фух, - облегченно сказал Гарри, теряясь, впрочем, в догадках, спит он сейчас или бодрствует. – Классный прикид, Добби. А то ты все ходишь в одном носке сам-знаешь-на-чем, как Red Hot, прости Господи, Chili Peppers.
Добби в ответ только постриг ушами и прикрыл глаза с выражением неземной мудрости на лице.
- Избранному, в Совет только что вошедшему, спать вместо заседаний не следует, - изрек Добби и неспешно направился к выходу, опираясь на палочку.
«Вот не повезло, - подумал Гарри. – Всю жизнь Избранный, спать ляжешь – и во сне Избранный. Хотя сон хороший – комната красивая, кровать удобная. Жаль, что в жизни Избранных так не ценят…»
В этот момент дверь, за которой только что скрылся Добби, снова открылась, и в комнату вошел крепкий бородатый шатен в таком же, как у только что ушедшего Добби, плаще и подряснике. «Учитель Кеноби, - вдруг вспомнилось Гарри. – Добрый, сдержанный… как Люпин?» Гарри чуть было не вздохнул с облегчением, но, взглянув на учителя Кеноби свежим взглядом, Гарри заметил, что характером тот совсем не похож на Люпина – движения и взгляд выдавали в нем человека решительного, сурового и самонадеянного, хотя последнее он не очень успешно скрывал.
- Энакин, - как можно ласковее сказал Кеноби, но прозвучало это все равно как «руки-ноги оборву!», и робкий в повседневной жизни Гарри чуть не нырнул под одеяло от страха, - назначение в Совет в твоем возрасте – это большая честь. Ни один юноша двадцати трех лет еще не был причислен к двенадцати мудрейшим джедаям.
«От скромности член Совета Кеноби не помрет», - подумал про себя Гарри, неожиданно для себя вспоминая не только имя вошедшего, но и часть его биографии.
- Я понимаю, ты огорчен тем, что тебя не сделали магистром, - продолжал Кеноби. – Но, в конце концов, ты генерал, конфидент главы Республики…
- Я понимаю, учитель, - смиренно ответил Гарри, думая о том, что хорошо бы не просыпаться, и ну его, этот Хогвартс с Вольдемортом вместе, когда здесь карьера уже задалась. – Для меня было бы чересчур требовать большего.
- Я горжусь тобой, Энакин, - удивленно сказал Кеноби, и это прозвучало как «Ты чего, обалдел?». – Ты станешь по-настоящему могущественным и мудрым джедаем.
- Спасибо, учитель, - смущенно ответил Гарри, и Кеноби удивился еще больше, потому что Энакин в ответ на такие слова либо расплывался в улыбке, либо высокомерно заявлял, что он и так круче крутого кипятка.
- Послушай, - сказал Оби-Ван уже нормальным голосом, понимая, что с учеником что-то не так, и с этим надо как-то бороться. – Раз уж ты все равно заседание Совета проспал, пойдем в фехтовальный зал?
Последнее время Энакин чувствовал, что его жизнь идет куда-то не туда. Начать с того, что Падме перестала ему сниться в эротических снах, а стала сниться в снах драматических и с претензией на глубокий скрытый смысл. Затем в тех же снах Энакину стал сниться Кеноби, которого ему и в жизни хватало. Энакин не стал ждать, пока Кеноби начнет ему сниться в эротических снах, и решил действовать.
Сначала Энакин обратился за советом к Йоде. Йода пооткрывал и позакрывал глаза, как большая негуманоидная кукла, и, как всегда, дал наименее подходящий Энакину совет.
- То, что любишь, - отпусти, - изрек Йода и снова закрыл глаза.
«А на руках тебе не сплясать?» - чуть было не ответил Энакин, который вырос в обществе татуинских механиков, но все же сдержался.
Затем Энакин посетил Палпатина, который в разгар войны слушал оперу и всем своим видом выражал презрение к гражданскому долгу канцлера. Палпатин, как закаленный в парламентских дискуссиях и предвыборных кампаниях политик, на вопросы Энакина так и не ответил, но толкнул вместо ответа речугу минут на сорок, про Дарта Плэгиуса Мудрого, стороны Силы, власть над смертью, осознанную жизнь и космические корабли, бороздящие Большой Театр. К концу речи Палпатина Энакину смертельно захотелось чем-то ему вмазать, можно даже мечом, но он снова сдержался.
- Большое спасибо, канцлер, - вежливо сказал Энакин. – Вы многое очень верно подметили. Я обязательно передам все это Совету джедаев, и, уверен, они скоро зайдут вас поблагодарить.
Палпатин при этих словах почему-то сильно напрягся.
Оставалось последнее средство, к которому учитель Оби-Ван прибегал, когда что-то не понимал в астрономии, то есть почти всегда. Энакин зашел в любимый кабак учителя, сел за стол и стал ждать, когда к нему подойдет пузатый хозяин, палочка-выручалочка Оби-Вана.
Пока хозяин не шел, Энакин пил одну за одной и думал о том, что в его жизни идет не так, кроме снов, конечно. Чем больше пустела бутылка перед ним, тем больше он убеждался в том, что не так идет слишком многое. И в ту минуту, когда Энакин почти дошел до вывода, что джедаи загубили его молодую жизнь и хорошо бы за это сжечь их Храм к ситховой матери, за его столик присел хозяин, тонко чувствующий момент.
- Ты меня понимаешь? – пьяно спросил Энакин, который уже несколько минут до прихода кабатчика думал вслух.
- Понимаю, - уверенно ответил хозяин кабака, не слышавший ничего из его бормотания, и поставил на стол новую бутылку, стоимостью в пять раз против предыдущей.
- Мне двадцать пять, и я до сих пор не знаю, чего хочу, - сформулировал через минуту Энакин, душа которого под влиянием алкоголя и сочувственного взгляда кабатчика начала слышать музыку сфер.
- Но если б ты мог выбирать себя, ты снова бы стал собой? – утвердительно сказал кабатчик, и они с Энакином пожали друг другу руки.
Дальнейшее Энакин помнил нечетко и пришел в себя, только когда над его ухом заревел блендер.
- Предположим, что любую Вселенную можно представить как четырехмерное псевдориманово многообразие, - внушительно говорил кабатчик, который тоже выпил, за счет Энакина, и вспомнил, чему его учили на физтехе. – А Избранного будем считать неподвижной точкой. Следишь за полетом мысли?
- Нет, - честно сказал Энакин, и кабатчик немедленно набулькал ему на три пальца.
- Ну вот представь себе две четырехмерные гиперплоскости, - привел кабатчик простой пример. – Например, в пятимерном пространстве.
Энакин проглотил налитое и представил все довольно живо.
- И представь, что они скрещивающиеся, - продолжал кабатчик, смешивая коктейль.
- В шестимерном пространстве, - уточнил Энакин, которому снова захорошело.
- Рюхаешь! – уважительно сказал кабатчик и бухнул на стол перед Энакином коктейль «Снятая голова». – А теперь мы их вроде как искривим, и пусть они будут гладкими и даже дважды дифференцируемыми, - кабатчик посмотрел на Энакина как иллюзионист на публику и изобразил каждой рукой по искривленной четырехмерной гиперплоскости, - опа! и у них есть общая точка. Точка касания, понимаешь?
- И чего? – ответил Энакин и посмотрел на коктейль.
- А вот самому интересно, - признал кабатчик. – Если касание идет по Избранному, то ты только выпей – и ух!
- Точно ух? – для порядка спросил Энакин, поднимая стакан с коктейлем, который намешал для него кабатчик.
И немедленно выпил.
========== II ==========
Девчонка в довоенном платьице,
И шар воздушный катится.
Четверг за нас за всех расплатится
И чистых пятнице сдает.
Юрий Визбор, «Сон под пятницу»
Гарри стоял посреди фехтовального зала и с интересом рассматривал свой световой меч, чувствуя, как воспоминания Энакина постепенно заполняют его сознание. Прежде всего ему хотелось докопаться в памяти Энакина до фехтовальных премудростей, потому что что-то говорило ему, что светлый джедай Кеноби отличается от злого чудовища василиска тем, что от василиска можно отмахаться и без умения фехтовать, а вот Кеноби неумехе, чего доброго, оттяпает руку.
Первое, что случайно попалось Гарри в памяти Энакина, были лекции Йоды о философии фехтования и контроле над эмоциями, которые хулигана и бедокура Скайуокера сотню раз заставляли прослушивать в виде наказания. Гарри был добрым и доверчивым юношей, из числа тех, кто способен таскаться вечерами к малознакомому деду выслушивать воспоминания о его молодости, даже тогда, когда время не ждет и давно пора срочно научиться хотя бы боевому минимуму аврорской магии. А потому он даже не стал доискиваться, при каких обстоятельствах лекции Йоды попали в память Энакина, и принялся истово и всерьез их прокручивать в своей голове, стоя с глуповатым и отсутствующим лицом, которое, впрочем, вполне сходило за лик медитирующего джедая.
Оби-Ван, который в молодости был обалдуем покруче Энакина, тоже когда-то слушал в наказание лекции Йоды, и даже запомнил, что перед боем образцовому джедаю надо помедитировать. Но внутренне Оби-Ван с этим никогда согласиться не мог, памятуя о том, как медитация перед решающей схваткой довела Квай-Гона до цугундера и деревянного макинтоша. Конечно, своему падавану он рассказывал о пользе боевой медитации, как того требовали правила джедайского воспитания, но никак не ожидал, что после двенадцати лет жульничества, отлынивания и притворства, Энакин с этим согласится и застынет в фехтовальном зале как чучело. Сначала Кеноби прикрыл глаза и изобразил на лице спокойствие и довольство. Затем приоткрыл один глаз и выразительно посмотрел на Энакина, как бы говоря: «Ну да, в Кодексе написано именно так, но можно ведь и как всегда, по-людски!» Потом Кеноби открыл оба глаза и нетерпеливо взъерошил бороду. Наконец, ему захотелось влепить Энакину затрещину, и в своем раздражении Кеноби дошел до того, что ему даже не пришло в голову, что негоже раздавать затрещины за следование джедайскому Кодексу.
От затрещины Гарри спасло только то, что лекции Йоды внезапно кончились, и воспоминания перескочили к тускенской деревушке, в которой умирала Шми Скайуокер. «А он тоже сирота, - сочувственно подумал Гарри об Энакине и с горечью добавил: - Но он хотя бы знал свою мать». Воспоминание о тускенах шло тем временем своим чередом, и в густом предрассветном сумраке пустыни вспыхнул и завертелся безжалостный меч Энакина. Гарри сначала испытал от увиденного шок, но потом мысли Энакина взяли верх, и Гарри стало казаться, что кровная месть должна выглядеть именно так. «Так их всех! Так! – в ярости приговаривал про себя Гарри, погружаясь все глубже в воспоминания Энакина, а в реале все крепче сжимая рукоять его же меча своей железной рукой. – Так вот и надо этого Вольдеморта! И на Лестранжиху его круциатусов не жалеть! И Дурслям оставить! И Малфоя не забыть! И Снейпа! И Винду, наглеца черномазого! И Уотто хобот оторвать! И Амбридж руку отрубить! И Дуку обе!» Воспоминания и мысли Избранных постепенно перемешивались, приводя Избранных к поразительному согласию, а Кеноби с интересом наблюдал за лицом Энакина, которое постепенно становилось суровым и жестоким, каким ему и следовало быть в фехтовальном зале.
Воспоминания тем временем охватывали не только сознание Гарри, но и тело Энакина, которое больше не могло оставаться на месте, и неожиданно для себя Гарри открыл глаза и бросился на Кеноби очертя голову.
«А эта боевая медитация не такое уж бестолковое дело, - признал про себя Оби-Ван, с трудом блокируя град ударов. – Хотя выскочил он из нее сущим ситхом. Но вот эта фехтовальная фраза только что – это же произведение искусства! А прыжок сейчас выше всех похвал! Не, ну мы-то тоже так могем!»
К несчастью для уже вошедшего во вкус Кеноби, безудержная боевая ярость Энакина была несвойственна Гарри, и его атака довольно быстро стала терять скорость.
- Я стою выше тебя, Энакин! – самодовольно заявил Кеноби, воспользовавшись оплошностью своего ученика.
- Я понимаю, учитель, - смиренно сказал Гарри и выключил меч. – Я проиграл.
- Да ты здоров вообще? – брякнул вслух Оби-Ван, наконец потеряв контроль над своими давно скрываемыми чувствами.
Энакин очнулся на узкой скрипучей кровати, занавешенной траченым молью порогом. В голове, в районе лба, что-то дергало и болело. В глазах все расплывалось. «Ситхов коктейль! – подумал Энакин. – Ситхов астроном! Ох, и зачем же я так напился!» Энакин махнул рукой, отодвигая полог Силой, но полог только слегка трепыхнулся, вместо того, чтобы послушно взмыть вверх.
- Ну хаттова мать, - пробормотал Энакин в сердцах, и вдруг заметил, что его правая рука снова настоящая, хотя и не совсем его. «Что я, клона себе вырастил для пересадки, что ли? – подумал Энакин спросонок и аж тяпнул себя той же рукой по голове. – Ну какой же я тупой! Ведь давно же было пора! И руку починил бы, и просто на всякий случай. Мало ли, вон Кеноби фехтует иногда как бешеный».
Предметы обстановки тем временем продолжали расплываться, как Энакин ни тер себе глаза и ни оттягивал их уголки к вискам, и Энакин начал догадываться, что зелье ситхова астронома все же сработало. Энакин сконцентрировался, долбанул по пологу Силой, отчего тот неохотно и ошарашенно пополз вверх, выскочил красивым прыжком из кровати и сбил столик с очками.
- Жалкое зрелище, - протянул Энакин, водружая очки себе на нос, оглядывая пустынную под праздники обшарпанную спальню Гриффиндора и обращая внимание на свою невозможную пижаму. – Душераздирающее зрелище. Да еще и очочки эти. Это ж надо было так попасть.
К счастью Энакина, в этот момент лорд Вольдеморт взялся за свои ситхские делишки, и у нового тела Энакина начал гореть и дергать шрам на лбу. Конечно, будь в этом теле Гарри, он бы с волнением наморщил лоб, помрачнел и ничего бы больше по этому поводу не предпринял. Энакин же встрепенулся, как боевой скакун при звуке трубы, в очередной раз хватил себя по лбу кулаком, при помощи Силы уцепился за что-то и начал мотать это во все стороны, как в своих детских мечтаниях мотал Уотто за хобот.
Лорд Вольдеморт догадывался о существовании связи между своим сознанием и сознанием своего малолетнего врага, но самонадеянно полагал, что связь работает только в одну сторону и в основном когда ему хочется. Поэтому, когда в его голове кто-то обозвал его ситхским выродком, он даже оглянулся от неожиданности. Энакин тем временем зацепился за хоркрукс во лбу, потеребил далекую Силу со всех известных ему сторон и размотал ниточку до сознания Вольдеморта, в котором расположился довольно по-хозяйски.
«Я ж тебе обе ноги арматурой сломаю, - пообещал в сердцах Энакин, поняв из воспоминаний Вольдеморта, что он, Энакин, маггл, а магглов кто-то убивает и пытает. – Я ж тебя в пюре порублю, как последнего тускена. Ты мне, сука, попадись, я тебе язык завяжу узлом на затылке, понял?»
Лорд Вольдеморт немного струхнул и попытался закрыться при помощи окклюменции, но Энакин не знал таких мудреных слов, а потому не впечатлился, хотя немного и остыл – пусть даже джедайская малышня всего после одного открытого урока считала Энакина ситхским лордом, на самом деле он был вспыльчив, но отходчив. Энакин поудобнее уселся в джедайскую медитативную позу и принялся копаться в памяти своего нового тела, лениво покачивая в Силе хоркрукс, засевший у него во лбу, - с посторонними вещами в своем сознании Энакин мириться не любил.