***
Разбойников оказалось семеро. Пятеро сцепились с рейнджерами и оттянули их на сторону. Тем временем еще двое подобрались из укрытия к карете так быстро, что Энви даже не успела испугаться. Просто возле ее окна вдруг мелькнула обросшая бородой серая лошадь, потом другая – грязно-рыжая. Ее всадник, здоровяк с черной шевелюрой, дернул веревочный повод, остановился и сунул голову в окно:
– Тут кукла, Бланк, дворяночка! Тащи ее из кареты, пока парни дерутся с охраной!
Тут же в противоположном окне показалось еще одно лицо. Его обладатель мог бы выглядеть молодым, если бы не глубокие черные тени под глазами. Он мог бы быть симпатичным, если бы не порванная ноздря и несколько сколотых и отбитых зубов.
– Иди сюда, девка, – позвал он сиплым болезненным голосом и, спешившись, рванул на себя дверь кареты.
Энви так и не успела испугаться. Мгновенный ступор от неожиданного появления незваных гостей тут же сменился гневом. «Это я девка? Кукла? Да как они смеют!» Будь под рукой оружие, баронесса не раздумывая заколола бы негодяя, но на соседнем сиденье лежали только муфта и ридикюль.
Энви не растерялась. Стоило бандиту подняться на подножку, она, пользуясь более высоким во всех смыслах положением, ударила его ногой в бедро. Короткий острый каблук легко пропорол штанину и пробил кожу. Брызнула кровь. Разбойник заорал и принялся поносить строптивую жертву отборной бранью, которую оборвал свист арбалетного выстрела.
Головорезу повезло – болт воткнулся в борт кареты прямо у него перед носом. Мгновенно заткнувшись, разбойник лисицей метнулся к лошади и, прыжком взлетев в седло, поскакал прочь. Его темноволосому соратнику повезло меньше – еще один болт пробил ему горло, и он мешком повалился под ноги собственной лошади.
Оба рейнджера в мгновение ока оказались рядом. По им лицам было ясно – они не ожидали, что помимо пяти нападавших в открытую, еще двое выскочат из засады. Охранники чуть не поплатились за свою самоуверенность. Мальчишки, что поделать….
Энви недовольно посмотрела на них. Встретилась с удивленным взглядом Марси.
– Вот это удар. Кто научил подобному благородную госпожу? – тут же поинтересовался тот с хитрой улыбкой.
– Синтеррийские наемники, – сквозь зубы буркнула Энви, и то было чистейшей правдой.
Само собой, сопровождающие баронессы в это не поверили и приняли ответ за шутку. Энви тоже не стала вдаваться в подробности, ведь паре хитрых ударов ее действительно научил старый синтерриец – телохранитель отца. Его звали Рудиё. У него были две длинные седые косы, а еще он рассказывал Энви сказки про непобедимых героев и грозных богов далекой Синтерры. Потом Рудиё исчез – сгинул в одном из военных походов барона Эдинширского, но его боевую науку юная баронесса запомнила навсегда…
***
Прибыв в Тэсс, Энви немедленно отправилась к герцогу-жениху и вручила ему запечатанное тремя сургучовыми печатями сопроводительное письмо. Фретт Тэсский ждал ее в приемных покоях своего великолепного замка и, увидав невесту, пристально оглядел ее с головы до ног.
От взгляда герцога Энви бросило в дрожь. Никогда прежде мужчины не разглядывали ее столь откровенно. Она опустила долу глаза, пытаясь при этом удерживать голову прямо, а плечи, стянувшиеся вперед, словно крылья нахохленной птички, развести в стороны. Баронесса не собиралась показывать жениху свои волнения и тревогу, но рядом с этим высоким черноволосым мужчиной с волчьим взглядом, она чувствовала себя загнанной в угол овцой.
Взяв себя в руки, Энви присела в реверансе, прошелестев в тишине белым кружевом длинной юбки. Герцог ответил сдержанным кивком, метнул резкий взгляд на служанок, давая им понять – пора оставить гостью наедине с хозяином.
– Добро пожаловать в Тэсс, моя дорогая, надеюсь, долгий путь не слишком утомил вас? – покинув свое кресло, Фретт приблизился к Энви и тронул ее за подбородок, желая заглянуть в глаза.
Холодные длинные пальцы с ухоженными ногтями прижгли нежную кожу, будто лед. Сердце девушки екнуло, но, собравшись с мыслями, она попыталась оценить обстановку здраво. «Он же мой будущий муж. Я не могу позволить себе страх перед ним. Жить всю жизнь и бояться – не лучшая перспектива» – Энви с трудом выдавила улыбку, осторожно заглядывая герцогу в глаза. Глаза эти были светло карими, почти бежевыми. Зубы выглядели хищно – острые клыки выступали над ровными резцами. Лицо было узким, немного вытянутым, отчего казалось, будто секунду назад герцог начал превращаться в волка, но по какой-то причине тут же остановил процесс…
– Любуясь красотами ваших земель, я забыла об усталости и скуке, – вежливо произнесла Энви.
Герцог улыбнулся. Голос невесты оказался на редкость приятным, хоть и прозвучал несколько нездорово. «Нужно поскорее отправить ее в покои и приставить лекаря» – подумал он, придирчиво разглядывая неправильные, но благородные черты лица девицы. Глаза – светло-серые, блеклые, тонкие бесцветные волосы, заплетенные в длинную косу, бледная кожа. Ее горбоносый профиль походил на очертания благородной головы чистокровного грейхаунда, сухой, нервной, натянутой, как струна.
Несмотря на неоднозначный облик, в этой тонкокожей блеклой девочке отчетливо проступала порода. Она невероятно походила на своего отца, барона Эдинширского. Фретт восстановил в памяти его черты – развернутые плечи, осанка – «кол проглотил», такое же сухое, носатое лицо с вечно задранным кверху подбородком.
«А все же – хороша» – заключил он, мысленно представив, как будет смотреться рядом с ним новоиспеченная жена. Не красавица, пусть, главное, не похожа на тех нахальных беспардонных девок, которыми, как сорняками, «зарос» в последние годы королевский двор.
Моду на бойких красавиц несколько лет назад ввел маркиз Соттермайнский. Наперекор всем традициям и приличиям, он взял в жены хорошенькую простолюдинку, отказав своей нареченной невесте – дочери герцога Миолайского. Случай был из ряда вон выходящий, но хитрый маркиз, сыскавший поддержку короля, все же выбил для себя оправдание – дескать, молодая герцогиня Миолайская нехороша собой, а его новоявленная жена – во всем Союзе первая красавица.
Фретт никогда не разделял мнения, что главное качество жены – это внешность. Из деревенщины никакими палками не выбьешь безродного естества. Девка, всегда останется девкой, обладай она хоть красотой феи. Благородство же, напротив, украсит даже самой скромный облик. Лучшее свойство жены – ее добродетель, манеры и ум. Крестьянку не научить манерам, если она их и освоит, все равно, будет смотреться, как повторяющая за людьми ученая обезьяна.
Оставшись довольным, герцог не стал утомлять гостью долгими беседами и велел служанкам проводить будущую госпожу в покои.
***
Первый утренний луч пробился через щель между тяжелыми портьерами, игриво погладил полированную дверцу приоткрытого комода, обрызгал отраженным от зеркала светом махровый ковер на темном полу.
Энви не спала, сидела на кровати, обняв колени, и смотрела на дверь, за которой тихо переговаривались горничные. Первая ночь в замке жениха выдалась беспокойной: под окном громко лаяли собаки, топали лошади – каждые полчаса кто-то приезжал и уезжал. Шумная, кишащая, переполненная людьми и животными обитель герцога мало походила на родное гнездышко Энви.
Здесь было слишком шумно и беспокойно. Баронесса не привыкла к подобным ночам. Засыпая дома, она вглядывалась в звездное небо, пестрым лоскутком проглядывающее из-за мягких светлых штор. Затаив дыхание слушала, как далеко в лесу постукивает палочкой по старому пню северная дриада – существо странное и нелюдимое, выходящее на охоту долгими зимними ночами. Слыша этот монотонный гулкий стук, юная Энви плотно зажмуривала глаза и представляла себе, как где-то совсем недалеко, на залитой лунным светом полянке сидит возле пня горбатая серая тень, и стучит сухой веткой по пню, и таращится-смотрит на неприступные стены баронова замка, и тоненько плачет, сетуя на холодный ветер и колкий, щипучий снег. Стук-стук-стук….
– Входите, – разрешила Энви, пряча ноги под невесомое одеяло.
В дверь кошкой скользнула служанка. Холеная, краснощекая, грудастая и широкозадая, она мягко вывалила на стоящий рядом с кроватью сундук ворох одежды.
– Это вам, госпожа.
– Как тебя зовут? – Энви пристально посмотрела на прислугу, чуть нахмурилась, добавив. – Мне есть, что надеть.
– Марто, – склонила голову служанка. – Эта одежда от герцога. Он хочет видеть вас в ней сегодня за завтраком. А вашу собственную приказал выбросить.
Энви поднялась с постели, подобрав с сундука платье, разложила его на скомканной простыни. Платье из голубого шелка, цветущего белыми лилиями и золотыми кубышками, непринужденно-шикарное, чуть небрежное не шло в сравнение с ее прежним нарядом. Такое носили при дворе в повседневности, а на окраинах прятали в сундуках и передавали от матерей дочерям ненадеванное.
Энви знала об этом от Кловиссы, материной сестры, той самой, что прослыв уже старой девой, нашла вдруг на свои прелести какого-то старого графа-вдовца и вышла за него замуж. Потом Кловисса пару раз приезжала в Эдиншир и вела себя отчужденно-высокомерно. Матери протягивала целовать ручку, отцу кивала холодно, а на сестер смотрела одобрительно, дескать – и вы так сможете. Носила она почти такое же платье. Когда Айви выразила ей свой восторг по этому поводу, Кловисса ухмыльнулась снисходительно и, трепля девочку по хорошенькой головке, сказала: "Ах, дитя мое милое, пройдет пара лет, и будут у тебя такие платья. Ты будешь носить их без заботы утром и вечером выкидывать без жалости»…
Тогда эти слова предназначались Айви. Айви и только Айви. Помнится, тогда Энви сжала зубы от зависти. То же самое она сделала и сейчас, только не зависть стала тому причиной. За кого ее держит герцог Тэсский? За деревенщину, за замарашку с окраин, за оборванку, решившую оскорбить его взгляд своими обносками…
Не позволив Марто даже пальчиком коснуться сундука, Энви вытащила из него свой наряд и любовно разложила рядом с подарком жениха. Да, ее лиловое льняное платьице смотрелось проще, но все же не выглядело дешевым или неопрятным.
– Помоги надеть, – баронесса отдала приказ Марто.
Слова прозвучали резко, но служанка не двинулась с места, лишь глаза в пол потупила:
– Я не могу, госпожа.
– Тебя, кажется, ко мне прислали? Ты должна слушаться, – нахмурилась Энви.
– Я буду служить герцогине. Когда госпожа баронесса станет таковой, – тихо пролепетала Марто, и уши ее, выглядывающие из-под ниспадающих с висков прядей, зарделись.
Энви не ответила, плавным жестом подбородка указала на дверь. Марто не пришлось намекать дважды. Подняв ветер подолом юбки, она поспешила прочь, оставив новоявленную госпожу злиться в одиночестве.
***
Фретт – герцог Тэсский не любил томиться ожиданием, а, между тем, его дорогая невеста позволила себе в первое же утро опаздывать к завтраку. Хуже того, эта самовольная девица взяла на себя смелость отказаться от его подарка. Какая наглость. Какая непредусмотрительная, опасная наглость.
Сидя за накрытым еще час назад столом герцог хмурился и вертел в руках чеканный серебряный кубок. На другом конце стола, там, где пустовал резной дубовый стул с высокой спинкой, стоял второй такой же. Фретт придирчиво постучал блестящим ногтем по украсившему основание кубка самоцвету. «Не фальшивый ли? Уж больно тускло выглядит, – раздумывал он, тут же переключая размышления на предмет утренних ожиданий. – Пожалуй, с хорошей оценкой я поторопился. Так бесцеремонно опаздывать к завтраку – где ее манеры?»
Оборвав внутренний монолог на полуслове, Фретт вскинул голову, прислушиваясь к раздавшимся из коридора шагам. К столу наконец-то явилась баронесса Энви. Она прошла на приготовленное место, присела в поклоне, разводя в стороны края подола. Фретт нарочито не удостоил ее вниманием, отрешенно кивнул, все еще путаясь взором в серебряных лабиринтах узорной чеканки. Краем глаза он подметил, что его указание относительно платья проигнорировали.
– Могу я сесть? – голос гостьи прозвучал требовательно и неподобающе громко.
– Садитесь, – качнул подбородком Фретт и поставил кубок на стол.
– Я вижу, герцог, вы огорчены тем, что я не оценила ваш подарок? Простите мою дерзость, но это платье – дар моего отца. Он желал, чтобы я предстала в нем перед вами. Ваш утренней подарок прекрасен, но такой дивный наряд непозволителен для баронессы. Лишь став вашей женой я позволю себе надеть его.
– Вот как? Хорошо, я понял вас, – клюнув на откровенную лесть, Фретт смягчился, наконец, взглянул на Энви и чуть дар речи не потерял.
Под льняным платьем не оказалось корсета. Конечно, оставшись без помощи Марто, юная баронесса просто не смогла его надеть и зашнуровать. Теперь тонкая ткань бережно обтекала чуть заметную округлость живота, крутые выступы ребер и небольшие холмики девичьих грудей.
Это скромное и одновременно вызывающее зрелище заставило герцога вспыхнуть от гнева. Его глаза полыхнули огнем: как можно, вот так – бессовестно, открыто, напоказ? Гнев тут же сменился возбужденной, нервной заинтересованностью и желанием оправдать. Она же такая скромная, невинная – просто заупрямилась, решила показать норов, и оказалась в глупой ситуации. Бедняжка верно и не знает, что выглядит так… Так. Фретт справился с подступившим к горлу жаром и прищурился -внешний вид будущей невесты будто резанул по глазам.
– Что-то не так? – невозмутимо поинтересовалась Энви и присела на стул, разглядывая проступивший на мужских щеках румянец. – С вами все хорошо?
Она тихо злорадствовала. Конечно, выходка с платьем была, как говорится, «на грани», но жених сам виноват – прислал невесте своевольную и непослушную служанку, которая в первый же день решила перечить своей новой госпоже. Унизительно…
– Все прекрасно, даже более чем, – Фретт наконец совладал с собой и изобразил губами улыбку, пытаясь предать ей ненавязчивость и легкость, но вышло жутко. – Чудесное утро, вы не находите? – поспешил он перевести тему.
– Чудесное, – согласилась Энви и как-то неопределенно пожала плечами.
Фретт тут же поинтересовался у нее:
– Вы хорошо спали?
– Да, – не глядя в глаза жениху, ответила девушка, но герцог тут же подловил ее на лжи:
– Вас что-то беспокоило?
– Я немного устала с дороги, поэтому сон не шел, – призналась Энви, решив, что отпираться ни к чему.
– Понимаю, понимаю, – немного рассеянно ответил Фретт, ловя себя на том, что невзначай касается взглядом груди собеседницы.
Она, кажется, тоже отследила его взгляд и сообразила в чем дело. Надо отдать Энви должное, даже оказавшись в неловком положении, она продолжила вести себя как ни в чем не бывало, и только зарумянившаяся кожа на щеках и шее выдавала истинные ощущения молодой баронессы.
Между тем Фретт продолжил беседу, решив поговорить о главном:
– В конце Белого месяца состоится наша свадьба, а до этого времени вы будете жить в Тэссе на правах дорожайшей гостьи – моей невесты. Надеюсь мой, а в будущем наш дом на ближайшие несколько недель станет для вас самым гостеприимным и уютным местом на земле. Я отправил к вам лучшую горничную – Марто верна мне, как собака, я надеюсь, она вам понравилась?
– Да, – тихо ответила Энви, делая вид, что разглядывает висящие на стенах гобелены.
«Понравилась» – не то слово. Непослушание служанки требовало возмездия, но Энви сдержалась, решив, что жаловаться и ябедничать ниже ее достоинства. К тому же, ссориться в первый же день с любимой прислугой будущего мужа чревато – да и в любом случае, лучше проявить волю и сдержать собственную злобу, чем, начав обживаться в Тэссе, сходу заводить себе врагов. Врагов ведь мало не бывает. Чем их меньше, тем спокойнее.
Фретт остался доволен таким ответом. Подождав, пока невеста насытится завтраком – куском сырного хлеба с экзотическими специями и розовым вином, он предложил ей:
– Такое прекрасное утро не стоит растрачивать на пустую застольную болтовню, не находите? Я хочу, чтобы вы составили мне компанию на сегодняшней охоте.