Узнала она нашего старика по голосу, спрашивает:
- А ты-то, Фома, какими судьбами здесь? Сколько тебя помню, всё жизнь был праведным. Или и ты что худое сделал?
- Да вот, Матрёна, чёрт попутал, да и отдал я ему Ерёмку-то. Теперь вот ищу.
- Ну а чёртом-то зачем переоделся?
- А как же. Узнают - плохо мне придётся.
- Ну что ж, Фома - удачи тебе. А кто теперь в магазине вместо меня?
- Алёнка, Иванова дочь. Тоже обсчитывает безбожно.
- Тогда, как вернёшься, скажи, чтоб прекратила. А не то, как и я, мучиться будет.
Пообещал старик передать всё слово в слово да пошёл далее. Вскоре увидал он Филимоныча, соседа своего разнесчастного. Лежал горемычный на земле, а черти его плетьми били нещадно. Ясно, что за дело - покуда жив был Филимоныч, то и дело угощал свою старушку тумаками да затрещинами. В деревне-то почти все своих жён бивали, только что чертям до этого.
- Скажите, братцы, - обратился старик к чертям - а не видали ли вы Ерёмки Васильева?
Черти отчего-то дар речи потеряли.
- Ты что, али у котлов перегрелся? - опомнившись, спросил его один. - Его-то уж месяц как взашей прогнали.
- Ах да, запамятовал! - старик ударил себя по лбу. - А за что его выгнали-то?
- Так ведь безрукий - всю работу тяп-ляп делал. Ни дров нарубить, ни огня развести. Грешников мучать - и то руки не доходят. Что с ним было делать?
На радостях старик и вовсе голову потерял, заголосил, крестясь:
- Слава тебе, Господи! Вернул ты мне Ерёмушку, кровиночку мою!
- Фомка, да никак ты! - закричал Филимоныч. - Я-то думаю, где-то тебя видел. Как же ты чёртом-то стал? За какие грехи?
Понял тут старик, что пропал ни за грош.
А старуха-то тем временем по свету бродила, старика искала. С тех пор, как пошёл он за Ерёмкой, не было ей покоя. Кусок хлеба в горло не лезет, ночью сон не идёт. А на сердце печаль-тоска. Все мысли о муженьке и сыночке родимом: как они да что? Наконец, не стерпела она да и отправилась в путь. Если уж гореть в аду, то всем вместе.
Собралась она в путь-дороженьку да напоследок к соседушке зашла:
- Есть у меня две коровы да курочек десяток. Покуда не воротимся, пускай твоими будут.
Обрадовалась соседка несказанно - у старухиных коров-то самый высокий удой на деревне. И куры несутся всем на зависть. Однако приличия ради спросила:
- Куда же ты, Ильинична? Чай место нехорошее - ещё как пропадёшь. Что мне с твоей живностью тогда делать?
- Коли пропаду, так забирай насовсем. К чему оно мне без Фомы и Ерёмушки?
Сказано - сделано. Взяла старуха хлеба кусок да молочка крынку - и в путь. Только за околицу вышла, глядь - впереди лес густой. Перекрестилась старуха, помолилась Господу - да и в лес. Покуда вела её тропка знакомая, не боялась старуха, а как она пропала - малость испужалась. Лес ещё гуще сделался, впереди овраги да буреломы. Да и медведи с волкам здесь водятся - съедят и косточек не оставят. Хотела было старуха обратно завернуть, да муженька с сыночком вспомнила. Жизнь-то без них всё равно не в радость.
Долго ли коротко, шла старуха лесом, пока совсем из сил не выбилась. Села она под деревце отдохнуть, как вдруг услыхала:
- Бабушка, вытащи меня Христа ради! У меня детушек пятеро!
Глянула старуха - а там птичка стоит на земле, в силках бьётся. Сжалилась старуха, встала, кряхтя, да и разомкнула силки.
- Улетай, Бог с тобой.
- Спасибо тебе, бабушка. Век буду тебе благодарна! Могу тебе пособить в твоей печали.
- Да полно! Как ты пособить-то можешь?
- Запомни: твой муженёк - самый упрямый из ослов.
Сказав это, тут же улетела.
"Эка невидаль! - подумала старуха. - И без того знаю, что он упрямый".
Делать нечего - отдохнула и пошла далее. Увидала озеро глубокое-преглубокое. Совсем уж она выбилась из сил, только надумала сесть отдохнуть, глядь - перед ней на берегу рыба лежит, едва дышит.
- Бабушка, брось меня в озеро - Христом-Богом прошу!
Сжалилась старуха, поднялась да и бросила.
- Спаси тебе Бог, добрая душа! - сказала ей рыбка. - Помни, что твой муж пуще всех дятлов по темечку стучит.
Это уж точно, подумала старуха. Как придерётся к чему-нибудь, хоть святых выноси. Смолоду был таким, а уж к старости стал и вовсе занудой.
Отдышавшись малость, пошла старуха дальше. Вскоре показались поля широкие да луга некошеные. Умаялась старуха, проголодалась не на шутку. Хотела было поесть хлебца, да откуда ни возьмись появилась перед ней собака.
- Дай хлеба кусочек, добрая бабушка! - взмолилась собака. - Век буду помнить.
Жалко стало старухе собаку. Взяла да и отдала ей весь хлеб, приговаривая:
- Эх ты, бедолага! Что же хозяин-то твой?
- Эх, напился нынче. А как напьётся, так из дому меня гонит. Ну, спасибо, добрая бабушка! Так и знай, твой муженёк самый надоедливый слепень.
Молвив так, собака тотчас убежала, старуха и глазом моргнуть не успела.
"Что это они мне всё одно? - подумала старуха. - Всё про пороки мужнины. Будто я сама не ведаю, что он зануда. Как примется морали читать, так спасу от него нет".
Пошла дальше. Вдруг нежданно-негаданно увидала она ребёночка крохотного. Лежал, сердечный, посреди поля, в пелёнки укутанный, да кричал истошно.
"Кушать, поди, хочет. Что ж у него за мамаша? Чай, нехристь какая, коль ребёнка в поле оставила. Молочка бы ему".
Взяла она ребёнка на руки и давай молоком поить. Наконец, успокоился малыш, заулыбался. Так и тянет к ней ручки крохотные.
"В деревню его надо отнести. Может, люди добрые приютят".
Только успела подумать, как вдруг дитё заговорило. Да так разборчиво, что старуха диву далась:
- Благослови тебя Бог, бабушка! За то, что ты со мной молочком поделилась, отплачу тебе добром.
Только он это промолвил, выросли у него на спине два крылышка, белых, как снег. А над головой нимб засиял. Ни дать ни взять ангел!
- Боже милостивый! - перекрестилась старушка. - Что же ты посреди поля делаешь-то?
- Тебя испытывал. Хотел проверить твою доброту и милосердие. Слушай, что я тебе скажу: сбилась ты с пути, не к аду ты идёшь, а к самому раю.
- А как же в ад попасть?
- Иди налево до самого края земли. Как увидишь овраг, прыгай. Увидишь ворота - называй три шестёрки. Сбегутся к тебе черти со всего ада, станут приглашать войти. Не заходи ни за какие коврижки.
Сказав это, ангел исчез, будто сквозь землю провалился. Подивилась старуха да пошла в другую сторонушку.
Скоро сказка сказывается, да нескоро дело делается. Долго шла старуха полями да степями, оврагами да буреломами, пока не оказалась пред оврагом: широким-прешироким, глубоким-преглубоким. Делать нечего: перекрестилась старуха да и в овраг.
Как оклемалась, увидала она врата чёрные. А у врат черти стоят, ей бесстыже подмигивают. Видать, чуют добычу лёгкую. Да только не ведают, на кого глаз положили.
- Здрасте, господа, - поклонилась им старуха.
- Здравствуй, бабушка, - ответствовали ей черти. - Кто такая будешь? С чем пришла?
- Матушка я Ерёмкина, Фомки Васильева жена. А звать меня Прасковьей. Христом Богом заклинаю: отдайте мне сыночка. Хоть меня, старую, заберите, но Ерёмушку-то отдайте!
Загневились тут чёртики да и налетели на старуху:
- Ты чьё имя здесь поминаешь, карга старая? Ты что, запамятовала, где находишься? Смотри, а то живо припомним!
Испужалась старуха: с рассерженными чертями шутки плохи.
- Простите ради... - начала было старуха да спохватилась, что чуть было опять про Боженьку не вспомнила. - Словом, не серчайте. Только сыночка-то верните! Душу свою отдам. По доброй воле отдам, только отпустите Ерёмушку!
- И то дело. Ну что ж, добро пожаловать в ад.
Распахнулись перед нею ворота широкие, да вспомнила старуха ангелово наставление.
"Ещё как обманут лукавые, - подумала она. - Пускай сначала Ерёмушку отпустят".
- А где Ерёмушка-то? - спросила старуха. - Дайте-ка сначала хоть взглянуть на него.
- Так он внутри. Заходи - увидишь.
Чует старуха - и вправду подвох какой-то. Да и говорит чертям:
- Вы ж всё равно отпускать его думаете. Так чего ж медлить?
- А коль ты, старая обманешь?
- А вы не пужайтесь - я зайду, как только Ерёмушка выйдет.
Черти давай уговаривать старуху, да не поддаётся она на их речи сладкие. Плюнули черти да и говорят:
- Ладно, дома твой Ерёмушка. А вот муженёк у нас - вместо него остался.
Хоть и знала старуха, что черти такой народец: соврут и дорого не возьмут, но на этот раз отчего-то поверила. Видать, сердце матери почуяло, что Ерёмка и впрямь не у чертей. А вот муж...
- Тогда сделайте милость, господа: дайте хоть взглянуть на Фомушку.
- Конечно. Али мы звери какие? Заходи, будь как дома.
Чует старуха, что без хитрости своего не получить, да и говорит:
- Чай, брешете вы всё - не у вас мой старик. Это вы нарочно меня завлечь хотите. Знаю я ваши уловки. Ну раз Ерёмушка дома - я, пожалуй, пойду. Он же у меня безрукий - сам ни печи не затопит, ни каши не сварит.
Клюнули черти на эту уловку. Тотчас же у ворот появился старик. Узнав жену родимую, он едва Богу душу не отдал (если только погибель в аду к Богу попасть не мешает).
- Что же, нехристи эдакие, его здесь держите?
- Так он сам свою душу отдал. За свободу Ерёмки.
- Брешут они, Прасковья, - ответил старик, услыхав это. - Выгнали они Ерёмку за то, что безрукий. А меня силою удерживают. Уходи-ка ты от греха подальше. Зачем тебе пропадать вместе со мной? Иди домой к сыночку.
Но черти воспротивились:
- Ты что же это, старая, мужа бросишь, про клятвы забудешь, что пред алтарём давала? Куда иголка, туда и нитка.