-Возвращайтесь к своему пану Ясинскому и передайте, что все налоги уплачены вовремя. И помните, в этот раз я вас пожалел, но клянусь, если вы попадетесь мне еще когда -нибудь, то пожалеете, что сегодня я вас пощадил. И спасибо скажите, что пистолеты вам в горло засунул. а не в другое место.
Когда связанные жолнеры понуро побрели по пыльной дороге, Иван обратился к собравшимся:
-Здесь вас все равно в покое не оставят. Кому есть куда отправить жен и детей - отправляйте. Кому нет, пусть идут в Мурафу, найдут там хутор Дмитра Серко, скажут, что сын направил вас к нему. Работой, крышей над головой и пропитанием он вас обеспечит. А все остальные берите сабли, пистолеты и ружья, да и подавайтесь на Сечь. Там всегда нужны смелые и отважные люди!
Добравшись до Черкасс, Иван рассчитывал отсюда спуститься на какой-нибудь байдаре с торговыми людьми вниз по Днепру до самого Запорожья. Но планы его внезапно изменились, когда, выйдя на торговую площадь, он увидел сидевшего там слепого великана - бандуриста, певшего рокочущим басом думу про то, как Северина Наливайко ляхи сожгли в медном быке на площади Варшавы. Хотя Иван знал, что на самом деле все было не совсем так ( Северина Наливайко четвертовали- прим. автора) , послущать слепого запорожца- бандуриста собралась целая толпа, невзирая на то, что исполнение подобных дум преследовалось поляками. Держа коня на поводу, Серко протиснулся в первые ряды и с интересом дослушал думу до конца. В широкополую соломенную шляпу, лежавшую у ног бандуриста со звоном посыпались медные монеты- слушатели собрались небогатые. Иван достал из кармана золотой и бросил его последним.
-Ого,- не поднимая головы пробасил бандурист,- по звуку чую, золото. Оказывается, паны тоже слушают казацкие думы. Что ж, спасибо, будет чем у шинкарки Мотри расплатиться за добрый обед и кружку пива.
Потолкавшись по базару, Серко выяснил, где находится шинок Мотри. Оказалось, недалеко буквально в двух шагах от центральной площади. Подъехав туда ближе к обеду, Иван привязал своего жеребца к коновязи, где уже жевали сено три-четыре коня. Освободив его рот от удил, он насыпал в торбу овса и, прикрепив ее на конской морде, прошел внутрь шинка. Усевшись за свободный стол, Серко заказал пиво с соленой рыбой и окинул взглядом просторный зал. Посетителей пока еще было немного, несколько мещан, заглянувших сюда выпить кружку пива, да пара- другая крестьян, судя по всему, приехавших на базар. Мотря, хозяйка заведения, пышнотелая молодица лет тридцати на вид, лично принесла ему кувшин с пивом и несколько сухих тараней. Молча поблагодарив ее взглядом, Иван сделал добрый глоток их кружки и стал чистить тарань. В это время дверь распахнулась, и в шинок, едва не зацепив головой за притолок, вошел давешний слепой бандурист. Уверенно пройдя к столу, за которым устроился Серко, он сел напротив него на лавку.
-И давно ты, Остап, ослеп и взялся за бандуру?- с улыбкой, но негромко спросил его Иван.- Впрочем, рад видеть тебя друже!
-А как я рад встретить тебя, брат!- раскатистым шепотом ответил Верныдуб, это был именно он.- Тем более, ты объявился в самое время. Но о деле поговорим позже, есть тут у меня одно место, где нет посторонних глаз и ушей...
Встретившись спустя час с Верныдубом в указанном им неприметном домишке на городской окраине, Иван узнал для себя много нового. Оказалось, что хотя Иван Сулима погиб, но дело его продолжает жить.
-Помнишь Карпа Бута?- спросил его Верныдуб. - Должен помнить, он был одним из помощником Сулимы, когда мы Кодак брали.
-Бута?- напряг память Иван.- Это часом не Павлюк ли или Павлюга, как его на Сечи звали? Говорили еще, что он из крещеных турок.
-Он самый,- кивнул головой Верныдуб.- Вскоре после гибели Сулимы все запорожцы разбрелись, кто куда. Но вот в начале этого года Павлюк объявился на Сечи, собрал казаков и повел нас на помощь крымскому хану Батыр Гирею. Трон у него собирался отнять турецкий прихвостень Кан Темир. Короче, всыпали мы этому Кан Темиру по первое число и к весне вернулись на Запорожье. А тут от гетмана реестровиков Васюты Томиленко гонец на Сечь явился. Долго они о чем-то с кошевым и Павлюком совещались, а о чем Войску не объявлялось. Только вскоре собрал Карпо с десяток самых проверенных запорожцев: Федора Богуна, Скидана, Гуню , ну и я попал в их число.
Верныдуб умолк, оглянулся по сторонам и, пригнувшись к Серко, продолжил гулким шепотом:
-Оказывается, Томиленко с верными ему казаками, готовит восстание против ляхов, только сторонников у него немного. Большая часть слушает старшину, а значные все на стороне ляхов. Ну, вот Томиленко и предложил Павлюку выступить с Сечи, а тогда и он со своими реестровиками нас поддержит. Да вот беда, у нас с арматой бедновато, пушек, почитай, совсем нет. Вот Томиленко с Павлюком и разработали хитрый план: гетман приказал свезти всю армату реестровиков из Корсуня на арсенал в Черкассы, то есть объединить в одно место. А вот охрану там оставил совсем мизерную. Мы же должны напасть на арсенал. захватить пушки и переправить их Днепром на Сечь. Ну, а когда у нас будет своя армата, выступим против ляхов. Реестровики нас поддержат, а вот у тех из них, кто за значных , пушек не останется.
-Ну, а ты чего прикинулся слепым бандуристом?- с недоумением спросил Иван.
-Я тут за связного,- пояснил Верныдуб,- сижу себе на базаре, думы напеваю всякие , а через меня связь поддерживается между гетманом и Павлюком.
-Ну, теперь понятно,- сказал Серко.- Отменный из тебя бандурист получился. А, на когда операция намечается?
-Похоже, что на сегодняшнюю ночь,- ответил Верныдуб. - Павлюк со своим людьми уже тут неподалеку. Поступит команда, нападаем на арсенал, забираем пушки, грузимся на челны и только нас здесь и видели. Ты с нами или как?
-Почему бы и нет, -пожал плечами Иван,- я все равно на Сечь собирался.
Глава третья. Павлюк.
Возвращение запорожцев на Сечь с выкраденной из арсенала реестровиков артиллерией, было воспринято, как добрый знак. Правда, оказалось, что не хватает ядер для всех калибров пушек, поэтому пригодными для использования оказалось всего десять орудий. На Запорожье к лету скопилось много беглого народа, поэтому с выступлением решили не затягивать.
Между тем, участие старшего реестровых казаков Василия Томиленко в фактической сдаче запорожцам всей артиллерии из черкасского арсенала обнаружилось и ему со своими сторонниками пришлось скрыться на Запорожье. По инициативе Адама Киселя казацкие старшины собрали на Россаве раду, на которой Томиленко был смещен, а на его место был избран Савва Кононович, сторонник пропольской политики.
В свою очередь запорожцы и примкнувшие к ним реестровики в июле 1637 года выбрали гетманом Карпа ( Павла) Михновича Павлюка, который в конце месяца с 23-тысячным войском при 10 орудиях выступил из Сечи. При достаточно большой численности восставших, запорожцев и реестровиков среди них было очень мало, большая часть войска составляли вчерашние крестьяне, вооруженные вилами, косами, дубьем. Тем не менее, они были полны энтузиазма сражаться с поляками за лучшую жизнь.
Павлюк стал табором на Масловом Броде вблизи Крылева и вступил в притворные переговоры с Саввой Кононовичем о проведении совместной рады для избрания общего гетмана. Сам же он тайно отправил полковника Скидана захватить Кононовича, что то и сделал. На собранной затем раде в Переяславле Кононович был осужден и расстрелян. Убийство Кононовича запорожцы пытались оправдать слабостью его, как начальника. Павлюк в письме к Станиславу Конецпольскому, характеризовал покойного как неспособного руководителя, однако получил ответ, что нужно повиноваться тому, кого назначило правительство а, не самозванцам. Понимая, что следующим шагом коронного гетмана будет открытие военных действий, Павлюк оставил вместо себя Скидана, а сам вернулся на Сечь, собрать подкрепление и получить помощь от донских казаков.
Между тем, восстание охватило Левобережье и большую часть правой стороны Днепра. В итоге все реестровые полки перешли на сторону восставших. Повстанцы захватывали города, разрушали шляхетские имения. Шляхта спасалась бегством, предпочитая по свидетельству польского хрониста "лыковую жизнь шёлковой смерти".
Естественно, коронный гетман не мог оставаться безучастным наблюдателем происходящего и поручил подавление восстания брацлавскому воеводе Николаю Потоцкому. Со своей стороны и Павлюк, собрав небольшое подкрепление, вновь возглавил восставших. В этот раз он разбил табор у реки Рось вблизи села Кумейки ( ныне Черкасская область -прим.автора), куда вскоре подошел и Потоцкий. Первое столкновение между ними произошло 8 декабря 1637 года. Сражение открылось атакой казацких полков, которая вначале развивалась успешно, но, когда в контратаку перешли польские драгуны, они были отброшены назад. Спасая их от верной гибели, Павлюк допустил ошибку, неосторожно распахнув левую сторону лагеря, и туда ворвалась польская кавалерия, а за ней пехота. Линия казацких возов была разорвана, к тому же взорвался порох, хранившийся на некоторых из них. Началась обычная в таких случаях паника и, хотя атаку поляков удалось отбить, погибло много людей. Оставив за себя Гуню, Павлюк и Скидан отправились в Чигирин за подкреплением, но безуспешно. Большая часть восставших, в первую очередь реестровики. вступила в переговоры с Потоцким и выдала Павлюка, Томиленко и еще нескольких их сподвижников. За это брацлавский воевода их амнистировал и назначил над ними старшим Ильяша Караимовича, известного в казацкой среде, как Армянчик.
Однако. другая часть восставших во главе со Скиданом и Гуней отказались сложить оружие и ушли на Левобережье. Среди них был и Иван Серко.
Глава четвертая. Восстание Линчая.
Весна 1643 года выдалась на Сечи ранней. Серко, недавно возвратившийся с Дона, еще здесь не бывал, поэтому с любопытством разглядывал местность, выбранную в прошлом году кошевым Линчаем для устройства новой Запорожской Сечи. Главное ее отличие от предыдущей, Чертомлыцкой, размещавшейся на острове Базавлук, состояло в том, что теперь она находилась на возвышенном правом берегу Днепра. Это было одно из условий Ординации 1638 года, согласно которой Запорожье, хотя и сохранялось, но впредь не должно было располагаться на днепровских островах. Берег в этом месте вдавался в Днепр обширным полуостровом, а сторона, обращенная к степи уже была оборудована рвом, валом и несколькими сторожевыми вышками. Явным преимуществом по сравнению с Чертомлыцкой, являлось то, что новая Сечь, заложенная в Микитинском Рогу, не подтоплялась каждую весну, как остров Базавлук, да и находилась она почти у Кичкасова перевоза, гораздо выше по течению Днепра. Ординацией 1638 года было предусмотрено постоянное нахождение на Сечи тысячи реестровых казаков, которые являлись ее гарнизоном, сменявшимся каждые полгода, но пока еще здесь квартировали только одни запорожцы.
С подавлением восстаний Якова Острянина, ушедшего в Слободскую Украйну, и Дмитрия Гуни, нашедшего с двумя тысячами запорожцев прибежище на Дону, эпоха казацких восстаний, начавшаяся еще во времена Косинского и Наливайко закончилась. Мир и покой установился на Украйне, куда вновь со всех концов Польши устремилась шляхта. Запорожье было усмирено и скручено в "бараний рог" польным гетманом коронным Николаем Потоцким, который дорогу от Нежина до Лубнов уставил свежевыструганными колами с усаженными на них участниками восстаний. Нашел там мучительную смерть и отец Ивана Серко, о чем сам он узнал значительно позже. Реестровые казаки, число которых вновь сократилось до шести тысяч, потеряли право избирать полковников и старшину. Старшим им Потоцкий назначил вначале Ильяша Караимовича, а затем тот был заменен щляхтичем Петром Комаровским. Потерял свою должность и Богдан Хмельницкий, вновь превратившись в скромного чигиринского сотника.
Коронный гетман Станислав Конецпольский добился решения польского правительства отстроить Кодак и в 1638 году на месте разрушенной Сулимой крепости выросла новая, еще более грозная. Тяжелые орудия, установленные на крепостных стенах, контролировали правый и левый берега Днепра на несколько верст вокруг. Гарнизон Кодака теперь составлял свыше тысячи жолнеров, а высылаемые регулярно в степь разъезды, отлавливали беглых крестьян, стремившихся на Сечь.
-Совсем нас здесь ляхи зажали, как клещами,- мрачно говорил Линчай,- ни вверх по Днепру не подняться, ни степью не пройти.
Серко, слушавший его сидя, опершись руками на эфес сабли, упиравшейся концом ножен в пол, кивнул, соглашаясь с кошевым:
-Да, теперь Кодак так просто не захватить. Мы и тогда при Сулиме взяли его больше хитростью, да и гарнизон там был значительно меньше.
Линчай, выпустив из люльки кольцо сизого дыма, решительно сказал:
-Все же дальше терпеть нельзя. Ходят слухи, что ляхи намерены разместить здесь на Сечи, помимо реестровиков, еще и свой собственный гарнизон.
-Так это же фактически будет означать конец Запорожью!- воскликнул Иван. - А нам куда деваться?
-То-то и оно, что конец. Вот поэтому надо выступить из Сечи и взбунтовать Украйну. Там народ только ждет сигнала, поднимутся все от мала до велика.
Серко с сомнением покачал головой: