Хоть Ати и узнал кое-что о Доше до отплытия, сведения те явней явного устарели. Ему сказали, что там не меньше дюжины дворов, однако сейчас деревня не имела и пяти. Возможно, некогда это был торговый поселок, но теперь никто не пришел бы сюда торговать. Дош не был записан в большинстве хроник, и только познания Ати в географии, приобретенные при храме, позволили ему неделю назад понять, что это место в подчинении Айла-Лади.
Зарат двинулся вперед, за ним устремилась Кара и выступили слуги. Следом пошел и Ати.
Единственная улица оставалась пуста, но глядели из окон глаза и слышалось немолчное ожидание. Корабли вроде "Осеннего цветка" едва ли останавливались здесь часто, а пришельцы не озвучили своих намерений. Зарат мог сделать это, но делать не стал. Потому что счел лишним или потому что ему нравилась власть, которую давал страх?
Ати глядел на грубую роспись на стенах. Она была непривычной, чужой, но оказалась единственным здесь, что стало приятно ему.
Человек выбежал, когда они прошли поселение почти насквозь. Выбежал и попытался загородить собой путь.
- Нельзя! - Выкрикнул он, раскинув руки. - Нельзя дальше!
Был он худ и почти чёрен лицом, и одет очень бедно. Но юность давала ему только ей присущую силу.
- Кто вы? Куда и откуда идете?
Зарат хмыкнул и знаком сказал слугам не двигаться.
- Мы ищем дом, в котором жил Лайлин Кориса. Хотя, возможно, он назвался не так. Он умер, а это - его племянник. - Бальзамировщик указал на Ати. - Ты знал того, о ком я говорю? Он был чуть выше меня и лыс, и покрыт язвами. Ты должен его знать.
Человек очевидно растерялся: от сказанного и самой манеры Зарата. Желваки заходили под кожей, и он сморгнул набежавший пот.
- Умер? Значит, умер...
Работа мысли отразилась на непривычном к такому труду лице. Богатство приезжих говорило за них, и не от таких людей поручили ему охранять. Да и как он мог не пустить их, когда был один? И все же обещание держало.
Зарат разрешил чужое сомнение.
- Он просил нас забрать свое имущество после погребения. Я - тот, кому он это погребение поручил.
И хотя страж наверняка не знал о варази много и не узнал в Зарате одного из них, само звание погребальных дел мастера было пропуском за многие двери.
- Я проделал этот путь, чтобы увидеть то, что мой дядя оставил после себя, - вступил Ати. - Перед смертью он сказал мне, что жил именно здесь. Проведи, пожалуйста, нас, чтобы я смог оплакать его достойно. Если хочешь, мы заплатим тебе.
И этой просьбе человек не мог уже отказать.
Дом, последний в поселении, принадлежал, возможно, когда-то старейшине. Он стоял в отдалении и выглядел крепче тех, что спускались к реке. Разница, впрочем, была заметной только для Доша. В Фер-Сиальце лишь бедняки с окраины поселились бы в таком жалком жилище. Лайлин, тем не менее, выбрал провести последние месяцы именно здесь. Так сказал им страж - и, хотя можно было удовольствоваться ответом, Зарат все спрашивал и спрашивал, пытаясь узнать что-то, ему одному ведомое.
Ати слушал, но больше глядел на дверь перед собой. Здесь, в месте, где прочие проемы закрывали разве что тканью, она казалась хлипкой и несокрушимой одновременно. Раз дяде нужна была дверь, значит, он хотел что-то за ней сохранить. Ради этого заплатил за лучшее помещение: десять покрытых глазурью горшков и десять кувшинов вина.
Покончив с расспросами, бальзамировщик тоже повернулся к двери и взглянул на нее, но иначе, чем глядел Ати. Дверь эта, крашеная зеленой краской и покрытая тем же местным узором, закрывалась на засов - и на замок. Последний привесили очевидно недавно.
Зарат шагнул вперед и провел над замком рукой. Жест этот, простой и неторопливый, камнем упал внутри Ати. Бальзамировщик ощупал засов и притолоку, ища что-то. Наклонился и тронул порог, но тот, похоже, не заинтересовал его вовсе. Встал и сказал слугам:
- Откройте.
Те подчинились. Один замер, словно в ожидании чего-то, а второй вышиб дверь. Сделал он это в одно движение, как будто боль совсем не страшила его. А возможно запор был настолько именно слаб.
- Идем, - позвал Зарат.
Но позвал только Карраш и Ати. Слуги остались хранить вход в дом - и страж из деревни, замявшись, остался тоже. Сел на землю и так замер, неотрывно глядя на вход. Как будто мог своим тщанием оправдаться за неисполненное поручение. Его усилие, такое пустое, но такое серьезное, на миг позабавило Ати.
Дверь, скрипнув, закрылась за ними, но подпирать ее бальзамировщик не стал. Сквозь щели и оконца под потолком проникало достаточно света. Помещение, единственное в доме, было очень чистым и очень пустым. В одном из оконец, самом узком, то и дело протяжно пел ветер, как будто оплакивая хозяина.
Утоптанная земля под ногами не могла скрывать тайн: никто не рыл ее, потому что никаким волшебством нельзя было бы сделать ее настолько цельной. Ати подумал про волшебство - и Зарат распахнул деревянный короб у стены. Тот, единственная мебель здесь, стоял в самом углу.
Брезгливо, словно не желая лишнее мгновение прикасаться, бальзамировщик одну за одной вынул и бросил на пол старые, чужестранные книги. Достал последнюю - и плюнул. Слов, сказанных им, Ати не понял, но о том не жалел. Одна из книг, упав, распахнулась, и страницы ее, исписанные на родном языке отца, оказались украшены не только буквами. Зарат захлопнул носком туфли обложку. Потом приподнял короб, чтобы убедиться, что под ним ничего нет.
И тогда повернулся.
Огонь в его глазах сжег бы человека, сколько-то виновного, но Ати видел эти книги в первый в жизни раз и содержания их не понимал. Рядом пошевелилась Карраш - обычно разговорчивая, она стояла неожиданно немо, но как бы случайно коснулась плечом. Он был благодарен ей за поддержку.
Зарат оглядел комнату - но больше в ней не было ничего. Бальзамировщик обошел, тем не менее, помещение шаг за шагом. И остановился перед постелью.
Ати мог видеть лишь половину его лица, но половины ему хватало с лихвой. Закатав рукава, Зарат горстями отбрасывал солому, пока не открылся пол. И тот пол уже не был ровным.
Кто бы ни копал там, он потрудился хорошо. Бальзамировщик оглянулся в поисках того, что можно было бы использовать, и не нашел. Тогда снял с пояса кинжал и погрузил в землю.
Что сделал так зря, понял сразу и даже успел отступить. Карраш поняла тоже - и шарахнулась к Ати. В ставшей вдруг тишине глухо звякнули охранные амулеты Зарата. Тот выпрямился во весь рост, но и его словно бы придавило.
Ясный день, горевший снаружи, пропал. Не обратился ночью, просто погас. И в этой объявшей хижину безвременной пустоте явились и незримо клацнули - огромные челюсти.
Ати вздрогнул и раскрыл глаза. Пошатнулся, но устоял Зарат. Вскрикнула и упала замертво Карраш. Челюсти сомкнулись, схватив добычу, и заскрежетали. А потом сквозь немыслимые их зубы раздался горестный вой. Тварь, чем ни была она, не нашла искомого.
В злости своей она рванулась, унося то, что попало все-таки в пасть. Обежала вокруг хижины, вернулась и взвыла снова. Зарат одной рукой уперся в стену и, слепо глядя перед собой, другой творил какие-то знаки. Сложил последний и выхаркнул слово.
На мгновение пало спокойствие, а потом невидимая тварь задышала, как дышит во тьме хищный зверь. Но, как бы ни была неистова, не подчиниться не могла. Раздался топот огромных ног и царапанье исполинских когтей. Издали - новый вой, но после него только одна тишина.
Свет снова воссиял в оконцах под потолком. Распахнулась дверь и вбежали люди: капитан и гребцы. Зарат не сумел больше держаться за пустоту и тяжело опустился на колени. Ати перевел взгляд с него на Карраш - и упал на колени тоже, надеясь, что ей еще можно помочь. Но помочь было нельзя.
Зарат, тем не менее, попытался. Тело перенесли к реке, и там, не замечая направленных на него взглядов, бальзамировщик разобрал свою сумку. Кара лежала тихая и обмякшая, и обычный беспорядок одежды и волос, покрытых теперь пылью, делал ее такой жалкой, что Ати пришлось отвернуться.
Она была, впрочем, еще не мертва. Это открылось, когда Зарат разжег с четырех сторон от ее тела огонь. Огонь тот, серебристый и ровный, горел ярко даже при свете дня, но не отбрасывал тени. Бальзамировщик выждал немного и положил Карраш на грудь черную металлическую пластинку. Тогда-то она и закричала.
Кара каталась по земле туда и обратно - ни разу не коснувшись, впрочем, огней. Зарат же сидел и смотрел. Трижды он сжигал что-то в огне и трижды звал ее по имени, но только когда Карраш, захрипев, замерла, а пластинка, до того неведомым образом остававшаяся у нее на груди, соскользнула, признал поражение.
На корабль они вернулись к закату. Напоследок Зарат вырыл из земли в доме то, что не смог вырыть прежде, - клад оказался тяжелой шкатулкой железного дерева, - и задал посеревшему от страха стражу еще сколько-то бесплодных вопросов.
На палубе их встретил капитан. Человек этот, не старше самого бальзамировщика, помог ему завернуть тело Карраш в ткань. Ати не знал, какие еще ткани лежали в трюме, но едва ли там бы нашлось много лучших. По всему выходило, что Кара не была для Зарата простой прислужницей - настолько хмуро тот глядел, делая свое дело.
Закат густел и густел, и паруса "Осеннего цветка" пламенели в нем, как будто только для того их и сшили. Ясно было, что назад отправляться в тот день уже поздно. Корабль не добрался бы в Айла-Лади до темноты, а бросать якорь ночью на полпути капитан не хотел. Они отошли, тем не менее, от деревни, насколько позволил свет.
Прежде чем "Осенний цветок" отплыл, капитан, посовещавшись с Заратом, отправил в деревню двух гребцов. Ати видел, как те обошли каждый дом, неся с собой товары на обмен. Но, какую бы сделку ни хотели заключить, нужного в Доше не нашлось. Вокруг же на многие часы не было ни одного поселения.
Известие об их неудаче Зарата не обрадовало. И без того помрачневший, усталый, он ушел в шатер и больше не показывался. Только когда корабль встал снова, появился на заре ночи и долго стоял на носу, но с капитаном, против обыкновения, беседу не вел. Он весь стал как будто меньше, и, хоть спины не согнул, Ати видел, что силы из него утекают. Другой, опустев настолько, стал бы казаться жальче, но Зарат, напротив, выглядел злей.
Именно поэтому Ати отодвинулся, когда тот опустился на ковер рядом с ним. Дрова горели в жаровне, но их тепла недоставало, чтобы согреть после заката. Зарата же не грело сейчас ничто.
Зябко поведя плечами, он впился глазами в Ати. Во взгляде, впрочем, тлели угли.
- Твой дядя Лайлин провел меня даже ловчей, чем я думал. У него, конечно, были причины. Если он знал - а он знал, - что караулит его за дверью смерти.
Ати помедлил, но все же спросил:
- Что это за тварь?
- Имени я не знаю, - ответил бальзамировщик. - Но это от нее он хотел спастись, когда просил привязать свой дух к телу. Однако Лайлин ошибся.
Зарат хохотнул, и даже этот тихий звук сейчас казался для него чрезмерным.
- Он ошибся, поскольку неверно понял суть нитей. Простительно для чужака. Нити делают невидимым для созданий посмертной стремнины и держат крепко, чтобы создания эти не могли сожрать тебя перед лицом золотого света. Но нити созданы для простых людей, а никого из них не подстерегает подобная тварь. Если она подцепит тебя хоть когтем, хоть на край зуба, то, даже не видя, будет тащить. Он обманул сам себя. Своей шкатулкой.
Ати понял, что теперь ему нужно говорить, чтобы разговор шел вперед.
- Что в ней было?
Он видел, как перед отплытием Зарат сжег книги и шкатулку на берегу. Пламя долго лизало мертвое дерево, прежде чем то занялось. Но, загоревшись, шкатулка вспыхнула мигом и вся, не раскрыв своей тайны.
- Выпей со мной, - сказал бальзамировщик, когда капитан молча поднес им кувшин с горячим вином.
Ати взял ароматный кубок и повторил:
- Что было в шкатулке?
- Разные вещи. Все важные вещи, что он собрал за свою жизнь. Именно поэтому он нанял сторожа, именно поэтому приехал к тебе без ничего. Он хотел, чтобы дом его выглядел нетронутым, так, словно он собрался вернуться туда. Чтобы тварь, прознав о его смерти и не сумев найти, ждала в Доше, а не искала где-то еще. Он даже оставил для нее в шкатулке приманку. Какую-то... часть себя.
Зарат снова засмеялся, после закашлялся, но был слишком доволен исходом, о котором хотел поведать.
- Ту-то его часть она и подцепила. И, хоть мой дом защищен от подобных тварей, а нити вправду сделали его незримым, тянула к себе. И он ушел, потому что не смог не уйти. Потому что никто не способен противиться подобной боли. Возможно, явись мы сюда позже, встретили бы его на пороге. Думаю, он пошел напрямик через пустыню, а мертвые идут быстро. Но где бы Лайлин ни был теперь, она найдет его, раз поняла, что ее обманули. У таких тварей острый нюх. Больше он ее не проведет.
Бальзамировщик улыбнулся - и улыбка его была куда страшней, чем звучавший прежде смех. Ати узнал в ней радость мести. Мести неполной, но хотя бы отчасти свершившейся. И все же Зарат знал, что не может чувствовать вкус победы.
- Но она взяла Кару и не отпустит ее. Взяла Кару, когда она так нужна мне.
Зарат схватил его за запястье и всмотрелся в глаза, словно хотел взглядом выпить. Слова сочувствия, которые Ати собирался сказать, застряли у него в горле.
- А перед тем укусила так больно. Ты хоть представляешь, сколько у меня на руках нитей?
Ати качнул головой, непонимающий и не напуганный даже - завороженный. Он вдруг вспомнил, что после возвращения не видел ни одного из слуг. Но, чего бы ни искал в нем Зарат, нужного не нашел. Это, кажется, удивило бальзамировщика, но он только кивнул, словно вспомнив что-то.