Фидич проворчал. - Ты прощён, иди на место.
Колин, на ходу подтягивая штанишки, поспешил обратно в круг. Бедняга закусил губу, изо всех сил стараясь не плакать, по щекам ползли капельки. Экзекутор воззрился на следующего...
Я боролся с тошнотой, что волнами подкатывала к горлу. Мальчишки по одному признавались в весёлости, невнимательности, один совершил действительно ужасное преступление - разбил тарелку! Они сами себе назначали наказания и смиренно целовали лапу этому извергу. Вот уж кому смирения явно не доставало - из угла его рта по подбородку потекла слюна. Подонок просто наслаждался! Наконец, настал черёд моего чернявого знакомого. - Шон Корс, третий год постижения. Я провинился и раскаиваюсь. Меня смог разозлить новичок...
- Гнев это весьма серьёзно, - заметил Фидич.
- Двадцать, - будто пропел мальчишка, направляясь к креслу. С ним Фидич не спешил, растягивая экзекуцию, и будь я проклят, но в визге мне послышались нотки наслаждения! А в довершение эта пакость чуть не облизала грязную клешню. Меня мутило всё сильней, сквозь гул в ушах я не сразу разобрал обращённый ко мне вопрос. - А от тебя я ещё долго должен ждать ответа?
- Какого ответа? - я с трудом переспросил.
- В чём ты провинился, Олакс? - оказывается, он даже узнал моё имя. Подумать только, какая честь! Но злость здесь не поможет, я сделал вид, будто, вообще, только что его заметил. - Провинился? Дайте-ка припомнить...
Я поднял лицо к потолку, припоминая, грустно вздохнул и со всей кротостью сказал. - Ни в чём. Вообще. Прям с самого рождения, вообще, ни в чём не провинился. Мне, право, так неловко, извините.
Я обратил на изувера самый невиннейший из своих взглядов, наслаждаясь видом его покрасневшей, покорёженной бешенством рожи.
- Следуй за мной, - бросил он хрипло, резким шагом направляясь в коридор. Под очень удивлёнными взглядами ребят я скромно потупился в паркет, с удовольствием прислушиваясь к удаляющемуся топоту. Собственно, ничего удивительного - Фидичу полезно прогуляться, впрочем, пацаны ж не знают всех обстоятельств нашего знакомства. Вскоре он вернулся, но, не как я ожидал, с наставником Токаном, а с другим человеком. Фидич сказал ему, указав на меня, - вот наш невинный ангелочек, терпеливый брат Шуи. Тот небрежно ему бросил, - мог бы не утруждаться представлением, мы сами можем познакомиться. Не так ли, Олакс?
- Да, наставник Шуи, - я с интересом разглядывал его. Он являл собою воплощение спокойствия, и видно было, что ему это не стоит совершенно никаких усилий. Казалось, Шуи не изменит выражения лица, даже если я начну ходить вокруг него, стараясь рассмотреть получше. Интересно, что кроме этого его спокойствия, в нём ничего особенного не было - средний рост, средняя комплекция, среднее лицо, прямые русые волосы средней длинны. Я улыбнулся, подумав даже, что ему совершенно необязательно было являться лично, его персону легко бы заменила табличка с именем.
- Я тоже рад нашему знакомству, Олакс, - заговорил он, дав мне вдоволь им налюбоваться. - Ты прав, невинным смиренье ни к чему. Но жизнь несправедлива, и многое приходится претерпевать именно невинно. Ты терпелив?
- Э... думаю, что да, наставник Шуи, - мне припомнились собственные визиты на пасеку.
- Не хочешь ли терпенье испытать?
- Моё?
- Твоё, - он улыбнулся, - ну, не моё же! Кстати, терпенье Фидича, ты испытал уже успешно.
Он совершенно купил меня иронией, я заворожено кивнул. Шуи протянул мне руку, - тогда пойдём?
Что за вопрос?! Да я б и сам давно удрал, если б не был так шокирован, что мысль о том, что можно оттуда уйти, как и все остальные мысли, просто не пришла мне в голову. Я безропотно спустился за ним в полуподвал, потом по другой лестнице ещё ниже. Даже в мрачноватом подземелье с низким полукруглым сводом и редкими факелами на стенах в душе не шевельнулось и тени подозрения. Наставник Шуи отпер тяжёлую дверь, сказав, - прошу.
Я вошёл в тесную, совершенно пустую комнатку, освещённую тусклой лампой под потолком, оглянулся на Шуи.
- Подожди меня тут немного, - сказал он, закрывая двери. Лампа медленно погасла, я остался один в темноте.
Странно - я совсем не испугался, даже удивился тому, что мне совсем не страшно. Входя за Токаном в этот дом, я думал, что первым делом мне покажут моё жилище, дадут немного отдохнуть с дороги, но дальнейшие события меня всё больше настораживали, и к этому моменту внутренне я был уже уверен, что ничего хорошего ждать не приходится. Впрочем, я так тогда устал от впечатлений, что мне действительно хотелось забиться в тёмный угол, обхватить колени и никого не видеть, ничего не слышать. Я так и сделал, легко сориентировавшись в полной темноте по памяти - до стены всего два шага, дверь за спиной. Просидев так несколько минут, я немного успокоился, вернее, начал отходить от шока Зала смирения. Та сцена мне казалась сумасшедшей, абсурдной, нереальной... вот именно, моё сознание не соглашалось признавать происходящее реальным. Я задрожал, только начиная понимать, что всё произошло на самом деле. Самое страшное, что происходит оно уже давно и будет происходить далее. Со мной или без меня. Вот и весь выбор - со мной иль без меня. Если я не хочу в этом участвовать, нужно проверить терпение, как сказал Шуи. Вообще-то, он сказал только "немного подождать" - я улыбнулся. Знакомо, как же, примерно так же Наджер говорил "немного покататься на лошадке", когда имел в виду скачки по пересечённой местности. Улыбка стала злой усмешкой - малыш, который поверил бы в его "немного подождать", поверил бы и в "смирение" Фидича и, сняв штаны, уткнулся б мордой в кресло. Поэтому понятно - не стоит скоро ждать прихода Шуи. Лучше совсем о нём забыть и просто насладиться долгожданным покоем. Я в полной темноте закрыл глаза, положив голову на коленки, обхватил их руками и принялся сам себя укачивать, напевая без слов, - а-а-а...
Через некоторое время я более-менее успокоился, перестал раскачиваться и подвывать, просто сидел в полудреме, ни о чём не думая. Логичней было бы попытаться уснуть, но об этом не могло быть и речи. Я в незнакомом доме, в странном помещении. Двери заперты снаружи, да и толком оглядеться мне не дали - мало ли какие здесь есть ещё входы? Я пытался дремать, но мне начинали мерещиться скрипы, шорохи, тихое капание. Сам собой возник вопрос - чего я дожидаюсь? Может быть, нужно просто подойти к двери и постучать? Гм, ну, допустим, откроют мне - что я скажу? Что мне страшно, одиноко, зябко и хочется есть? Это и так ясно, однако же меня не выпускают. Значит, я должен буду... сказать, что виноват и готов понести наказание... а потом облизать руку этого выродка! Да ни в жизни! Гм, я себя одёрнул - спокойнее, меня ж никто пока не заставляет.
Ой, ну конечно! Проявить терпение - это просто не выказывать нетерпения, в моём случае, не подходить к двери, не стучать, не умолять, не плакать... хотя плакать можно сколь душе угодно - из глаз хлынули горькие слёзы. Признаться, я редко плакал в детстве только потому, что для этого нечасто были подходящие условия - постоянно приходилось драться или удирать, вокруг толпились и гомонили посторонние, просто не получалось как следует пореветь в такой нервной обстановке. А тут я, пользуясь моментом, оплакал предыдущих года два, и, минимум, целый год предстоящей учёбы. Плакать вскоре надоело, я соскучился. Время остановилось, стало совершенно невозможно определить, сколько я уже сижу, час, два, или несколько минут. Впрочем, я быстро нашёл способ сориентироваться во времени по урчанию в животе. Сама мысль, что пища недоступна на неизвестный срок, обостряла чувство голода до рези. Оставалось утешаться тем, что, скорей всего, перед смертью голода я испытывать уже не буду. Мне пришла мысль, тогда показавшаяся забавной, - смогу ли я определить, что уже умер, и по каким признакам? Даже стало интересно. Допустим, когда умер, человек совсем ничего не чувствует и ни о чём не думает. Гм, в этом вопросе изменения ожидаются незначительные. Да и вряд ли совсем ничего не будет происходить - мне казалось невозможным, чтобы со мной что-нибудь не случалось. Скорей всего, я так и буду тут сидеть и думать, когда же придёт наставник Шуи. Или мои бренные останки, наконец-то, решатся постучать костями в двери. Я представил себе, как спустя годы на стук кто-то откроет дверь и увидит мой скелет в лохмотьях, вопрошающий замогильным голосом, - простите, можно мне немного погулять?
Мне кстати вспомнилась подходящая песенка Наджера, я тихонечко запел, притоптывая набойкой в такт.
Я славным рос мальчишкой, и радовалась мать,
Когда мы за руку с отцом шли просто погулять.
Немного погулять, тарам-пам-пам,
Побегать, поиграть - тру-ля-ля.
Когда учился в школе, я полюбил поспать,
Но всё ж вставал и шёл во двор немного погулять.
Просто погулять, тарам-пам-пам,
Что-нибудь сломать - тру-ля-ля!
Настал черёд гоненья мне с лихвою испытать,
Тогда конвой водил меня во дворик погулять.
Просто погулять, тарам-пам-пам,
Небом подышать - тру-ля-ля!
Вот со слезами палача пришлось мне умолять,
Чтоб отпустил меня злодей немного погулять.
Просто погулять, тарам-пам-пам,
Подальше бы удрать - тру-ля-ля!
Настал черёд в сени крестов местечко мне занять,
Но так хотелось лишь разок мне просто погулять!
Под луною погулять, тарам-пам-пам,
Костями побренчать - тру-ля-ля...
Едва закончил припев, как светильник под потолком нехотя разгорелся, и в его тусклом свете беззвучно отворилась дверь.
___
Вошёл мой новый чернявый знакомый Шон Корс с кувшином и краюхой хлеба в руках. Я закрыл глаза и снова положил щёку на ладони. Он заговорил. - Ты плакал. Сам виноват, понимаешь теперь? Нельзя жить без смирения...
Я никак не отреагировал на его слова.
- Молчишь? Понимаю, тебе стыдно. Нужно просто признать вину и принять наказание, просто смириться...
Я зевнул и лёг на ладони другой щекой.
- Ты всё ещё злишься? Это смешно, - он действительно усмехнулся. - Ты смешон, Олакс! Спрятался в пустой кладовой...
Наверное, я напрягся и выдал себя. Шон, почувствовал, что его слушаю. - Да-да, это пустая, незапертая кладовая, здесь лампа загорается, когда открывается дверь, а когда закрывается, гаснет. Я не закрою дверь, чтобы ты не сидел в темноте, не боялся...
Я непроизвольно презрительно дёрнул плечом.
- Ты боишься наказания? Поверь, это страшно лишь первый раз. Поешь и приходи обратно в зал, тебе ждут. Решайся, не тяни, пока у Фидича не лопнет терпение, и он сам не придёт сюда...
Шон замолчал, я подумал, что всё сказал, но он вдруг горячечно зашептал. - Фидич придёт сюда, и ты встретишь его один, захочешь убежать и не сможешь...
Мне он просто надоел, я поднял на него глаза. - Я подумаю, Шон, спасибо тебе за хлеб.
- Попей, я заберу кувшин. Хлеб съешь быстрей и не говори никому, что я приходил, хорошо? - Он сделал испуганные глаза. Я улыбнулся ему, взял кувшин, отпил немного и сразу вернул. Он, склонившись, вложил мне в руки краюху и, не говоря более ни слова, вышел, оставив дверь открытой. Я проводил его взглядом, положил хлеб на пол, встал, размял затёкшие ноги, подошёл к двери и прикрыл её. Как и думал, полностью закрыть не получилось, с внутренней стороны не было ручки. Лампа погасла, но в щёлку пробивались крохи света из коридора. Я прошёл в другой угол, подальше от хлеба, и снова сел, обхватив колени. На душе стало спокойно от принятого решения ждать Шуи. Я был уверен, что Фидич не придёт сюда делать со мной что-то ужасное - дверь не закрывается изнутри, не самое лучшее место, если так уж нужно обойтись без свидетелей. Конечно, с ножом в рукаве я бы чувствовал себя уверенней, но папа забыл вернуть мне нож. Я сразу подумал, что нужно на самом деле быть последней сволочью, чтобы надолго оставить родного сына одного в месте, где может понадобиться нож, да ещё и снабдить им напоследок. Мысль показалась мне смешной. Я представил себе этакую умилительную картинку нашего расставания. - Вот тебе ножик, сынок, спрячь получше и веди себя хорошо!
Я тихонько засмеялся и, придя в хорошее настроение, задремал со счастливой улыбкой. Мне что-то снилось или о чём-то думалось, но я не спал, ощутимо ныли шея и поясница, урчал живот, даже отчего-то иногда что-нибудь чесалось, чаще всего щиколотки. Приход наставника Шуи я не проспал, подскочил, как только начала открываться дверь.
Он встал в дверном проёме и заговорил торжественно и властно. Начал с общего вопроса. - Ты испытал терпение?
- Да, наставник. - Ответил я в разы скромней.
- Что помешало тебе выдержать испытание? - продолжил он сурово.
- Ничего, я выдержал, - заявил я уверенно.
- Но ты подходил к двери? - сказал наставник с полувопросительной интонацией.
- Да, я должен был подойти, - отвечаю безмятежно ему в тон.
- Зачем?
- Чтобы закрыть. Я подумал, что по условия испытания дверь должна быть закрытой.
В его глазах блеснула искра интереса. - Вот как? Допустим, ты говоришь правду, кто ж её открыл?
- Шон Корс принёс мне хлеб и воду, - ответил я, нимало не стыдясь, - он уговаривал меня выйти отсюда.
- Где же хлеб и вода? Или ты не выдержал, напился и наелся? - его губы слегка искривились. Чуть позже я б заметил непременно, что Шуи ржёт, как сумасшедший, но тогда я был ещё зелен и не придал особого значения. - Воды пришлось испить, чтоб успокоить провокатора, а хлеб вон, - я указал рукой в тёмный угол. Наставник близоруко прищурился, вглядываясь, я без лишних слов поднял и подал ему краюху.
- Гм, действительно, - он повертел её в пальцах и снова бросил в угол. - Интересно. Как я понял, к тебе пришёл товарищ, принёс воды и хлеба...
Я кивнул в ответ на его вопросительный взгляд, он продолжил, - наверное, просил не выдавать его...
Ещё один кивок.
- Просил не выдавать, иначе его накажут, так?
- Он не говорил, что его могут наказать, - я позволил себе улыбнуться.
- Правда? Что ж ну, конечно, это всё меняет, - он чуть опустил веки и спросил вполголоса. - А если бы сказал?
- Даже если б он сказал правду, - я сделал паузу и небрежно закончил. - Ничего страшного бы не случилось, ему бы пришлось лишний раз смириться с наказанием и только...
- Ему придётся смириться с наказанием, - поправил меня Шуи, - иди за мной.
Мы протопали и процокали уже знакомым путём на первый этаж в большую комнату, названную Шоном "Залом смирения". После мрака подземелья и полумрака коридоров она мне показалась залитой светом, заходящее Солнце било прямо в витражи, на которые я прежде как-то не обратил внимания. Наверное, оттого что слишком уж моё воображение занимало происходящее в центре зала. Теперь же центральной стала полноватая фигура смиренного Токана. Он стоял на возвышении весь такой удачно подсвеченный прямо у большого витражного окна, выставил перед собой ручки открытыми пухлыми ладошками вниз, будто благословляя ребят. Мальчишки обступили его полукольцом и, смиренно склонив головы, завывали что-то неразборчивое, как читали написанное на паркете. Я даже вгляделся под ноги, но увидел только незамысловатый узорчик. Ребята хором замолкли, и в свою очередь подал голос наставник. - В смирении к тебе взываем, о, Мать Познания, Первопричина! Яви нам милость, обернись!
Он говорил так убедительно, проникновенно, что я непроизвольно обернулся, наставник Шуи прошипел, - да не вертись ты, всё испортишь.
- И пусть всё сущее, твоё лишь порожденье, вернётся к истинному своему предназначенью!
Я от шёпота наставника немного осмелел и так же тихонечко спросил, - а что за "сущее порождение"?
- Это о тебе, - спокойно пояснил Шуи. - Пока ты испытывал терпение, они молились о твоём смирении...
- Даруй же Олаксу Лавэру, мятежному собрату нашему, что угнетён в застенке гордыни детской... - Смиренный Токан вздохнул и сладенько пропел. - Блаженное смиренье! Позволь заблудшему приблизиться к тебе, Мать Истины! Верни нам Олакса!
- Верни нам Олакса! - заныли ребята, явно желая добавить: "... наконец! Ну, сколько ж можно"!
Я с возмущением обернулся к Шуи, мол, может, хватит уже измываться над детьми? Его тонкие губы снова чуть дрогнули в ухмылке. - Терпенье, Олакс. Отныне и до смерти вся жизнь твоя - терпение. У этих же ребят другой наставник и своя наука.
Я понял, что он ждёт, когда на нас обратит внимание смиренный Токан, но толстый был слишком увлечён торжественностью. Наконец, он замолчал на полуслове, мой терпеливый спутник заговорил, как ни в чем не бывало. - Прости, смиренный Токан, но вынужден тебя прервать - всего лишь два момента...