Отец с благосклонной улыбкой пустился в объяснения. Что деревья эти называются медиорами, вон ещё такие же поменьше лодиоры, а те, повыше, лондиоры. Из них получаются очень дорогие лютни, за простое хранение которых полагается отсечение руки. Потому что рубить их нельзя, они особенные, их может вырастить не всякий садовник, уж больно диковинным способом они размножаются. Каким именно способом он не знает, это секрет...
Рассказывая, он указывал рукой вроде бы на деревья, а вроде и на прохожих. Я смог спокойно всё разглядеть. Прежде всего, в отличие от нас, на шеях гуляющих ничего не было повязано, значит себя они ни человеками, ни собаками не считают. Кольнуло наблюдение - шеи этих не человеков, одетых, что в мужское, что в женское платье, были одинаково гладкими, детскими. У некоторых из вьющихся волос иногда выглядывали заострённые уши, но большинство явно носили парики. Как магуры в образивариуме. Особенно меня позабавили в сочетании с париками высокие глухие воротники. Как интересно!
Когда мы немного углубились в парк, на безлюдной аллее я всерьёз взялся за отца. - Папа, а они кто? Они есть только тут? А их много?
- Не очень, сколько их наверняка никто не знает, - заговорил он нехотя. - Эльфы тут устанавливают правила, всем управляют...
- Да как же так? - выпалил я возмущённо. - Нами правят не человеки?! Они нас захватили, что ли? А герцог знает?
- Конечно, знает, герцог тоже эльф. Эльфы не захватывали нас, они хозяева этой земли, сынок, - он не стал увиливать, заговорил со мной, как со взрослым. - Это люди здесь пришлые.
- Как это? Но ведь я...
- Да, ты родился здесь, а меня привезли. Давно. Я не помню, откуда, знаю только, что там мне было плохо. Очень плохо, сынок. По договору с морскими эльфами я оставил всё... Не знаю, что я там оставил, мне об этом уже здесь сказали эльфы, представляешь? Ничего не помню...
Я смотрел на него потрясённо, мир снова перевернулся!
- Мне было тогда немногим больше лет, чем тебе, и меня сразу направили в такой же колледж. Там я заново узнавал мир, учился говорить, потом читать и писать...
- Играть на лютне, - не преминул я вставить.
- Это позже, когда в старших классах встретил твою маму. В общем, за партой началась моя жизнь, да и твоя тоже...
- Чего?! - мне показалось, что он оговорился.
- И твоя тоже только начинается! - резковато договорил отец.
Вот снова выпала мне возможность для наставительного брюзжания. Вам весело читать о том, что кто-то не знал простейших истин, о дикаре лесном лишь на десятом году узнавшем общеизвестное. Что ж, посмейтесь. И припомните, кто вам, таким ныне развитым, а некогда скучающим, рассеянным, ленивым, вдалбливал азбучные сведения о мире, кстати, вместе с самой азбукой, и как это происходило. И не забудьте написать, когда последний раз вы видели вживую морского эльфа? Только старших умоляю воздержаться от ответов - я тщательно слежу за вашими боевыми отчётами. Я не пытаюсь давить авторитетом или заслугами, хочу лишь дать возможность верно оценить мой путь с самого начала. Мне шёл десятый год в мире, который только предстояло завоевать для вас. Я ничего не знал ни о том, что мне предстоит, ни о мире. Более того - то, что подавалось вам на блюде как сказочка с красивыми картинками, я должен был вырывать силой и хитростью. В этом главное отличие моего королевского колледжа от вашего домашнего образования. Простите деда за стариковское бахвальство, мне очень важно хоть на малость стать для вас понятным. Ведь это такое счастье, когда тебя понимают дети.
***
В административном здании папа дальше фойе не пошёл, да его и не пустили бы. Нас встретил рослый длиннолицый и тонконосый мужчина, по виду обычный магур в кителе со строгим глухим воротником и в непременном парике. Он без лишних приветствий и предисловий сразу потребовал направление и моё свидетельство, внимательно с ними ознакомился, после чего спросил меня, - это действительно твой отец?
- Да, сэр, - насколько мог, вежливо ответил я, приготовившись к дальнейшим расспросам. Но он лишь заметил, кивнув. - Заговор истинности третьей степени, хм, солидно. Что ж, свиток не краснеет, значит, ты говоришь правду. Следуй за мной. А папу более не задерживаю. - Магур повернулся и пошагал к лестнице, ведущей на верхний этаж. Я обернулся к отцу.
- Прощай, сынок, - сказал он и, не дожидаясь ответа, пошёл прочь. Я прошептал ему вслед, - прощай.
И бросился догонять магура, уже шагнувшего на первые ступеньки. На втором этаже мы шли по широкому коридору вдоль роскошных дверей справа и широких окон высотой с пола до потолка слева. Прошли его весь, свернули в неприметный тупичок, и магур толкнул невзрачную узкую дверцу. Мы вышли на крутую наружную железную лесенку, ведущую вдоль стены вниз. Я, стараясь не выдать удивления, спустился следом за служителем. Он впервые за всю дорогу обернулся ко мне, - ты ещё здесь? Очень кстати. Старайся и дальше не отставать.
И всё, никаких объяснений, как будто не происходило ничего необычного. Магур убедился, что я не вру - очень мило. Но сам-то он кто такой тут, вообще? Я решил пока не очень стараться не отставать, попросту остановился на счёт "раз-два-три" и долгим взглядом проводил удаляющегося деловым шагом долговязого недоумка. Ну, кто он такой? Встретить, привести, отвести, не более, вот и пусть себе гуляет. А мне и так было неплохо сидеть на изумрудной травке среди медиоров, любоваться небом, над парком даже пелена смога закрывала его не полностью - в прорехи выглядывала синева. Четверть часа спустя, не отрываясь от этого увлекательного занятия, я краем глаза заметил давешнего магура в компании почти такого же, только пониже ростом и толще. Шли они, неуверенно озираясь по сторонам, видимо, кого-то выглядывали. Вскоре увидели меня и направились в мою сторону уверенным деловым шагом. Подошли и встали, как два барана, а я от неба глаз не отрываю.
- Почему ты не пошёл за мной, - резко заговорил высокий, - ведь тебе же ясно было сказано...
- Папа запрещает ходить с незнакомцами, - я соизволил нехотя опустить на него взгляд.
- Да кто такой твой отец? - сказал он презрительно.
- Мой отец - вольный владелец наследуемого лена, - произнёс я ровным тоном, - а вы кто такие?
Толстенький удивлённо оглянулся на дылду. - Разве ты не представился, Фидич?
- Да ради кого я должен тратить слова? - возмутился тот, на что его коллега кротко ответил. - Ради приказа ректора, брат. Это же просто твоя обязанность.
Длинный принялся злобно меня разглядывать, наверное, стараясь получше запомнить. Я же принял самый простодушный и растерянный вид. Так и есть, с этого он и начал. - Ну, хорошо, сопляк, зовут меня Фидич, обещаю, ты на всю жизнь запомнишь моё имя!
- Должность, - кротко подсказал толстячок.
- Дежурный помощник воспитателя...
- Распорядителя, - поправил его собрат уже не так ласково.
- Дежурный помощник распорядителя при административном корпусе, кандидат в послушники Фидич, - по всей форме выдавил из себя длинный.
- И что ты должен был сделать? - продолжил издеваться собрат, явно пользуясь вышестоящим положением.
- Представиться, проверить свитки, отвести пацана в кампус, - перечислил Фидич сквозь зубы.
- И ты не справился, брат Фидич, - сокрушённо вздохнул толстяк. - Раз уж ты пообещал мальцу, что он надолго запомнит твоё имя, пусть и для тебя этот момент станет памятным. Ты сию секунду пойдёшь к распорядителю и немедленно доложишь обо всём. И упаси тебя Вера в Первопричину что-нибудь напутать или исказить. Приступай, братец.
Фидич резко развернулся и твёрдо пошагал к административному корпусу, вот только при каждом шаге плечи его заметно подрагивали.
Мы проводили его взглядами, наконец, полненький дядька обернулся ко мне. - Поздравляю, парень, ты завёл себе первого врага. Как ты говоришь, тебя зовут?
- Олакс Лавэр, сэр...
- Ну, тебе до сэра ещё расти и расти, а меня зови смиренным...
- Каким? - мне точно не показалась ирония в его тоне.
- Да каким хочешь, хоть толстым, - он ласково улыбнулся, - гм, например, толстым наставником Таконом.
- Хорошо, наставник, - я сообразил, как правильно к нему обращаться.
- Вообще-то, "смиренный" - это важно, - он задумчиво пожевал толстыми губами, - но сразу тебе этого не понять, так и быть, можешь пока не говорить того, что не понимаешь.
- А как можно говорить, чего не понимаешь? - меня заинтересовала забавная чепуховость его слов.
- Запросто, - он грустно вздохнул, - здесь все этим занимаются, да и тебе придётся. Пойдём?
Я отчего-то спокойно вложил руку в протянутую пухлую ладонь. Неторопливым, безмятежным даже шагом мы прошли немного по аллее, и вышли к четырёхэтажному зданию из красного кирпича. Дом показался мне странным. Широкие, до сверкания вымытые окна, горящая в закатном солнце металлическая крыша, чистые, ровные, без единой щербинки ступени крыльца - всё создавало видимость праздника, новизны, будто бы только минуту назад была торжественно перерезана красная ленточка, и оркестр ещё играл торжественный марш в честь его рождения. Но стены давно потемнели, до окон третьего этажа заросли плющом, и что-то ещё неуловимое в атмосфере этого места выдавало его глубокую древность.
- Вот и твой новый дом, Олакс, - проговорил наставник Такон, - постарайся с ним подружиться. Это непросто, но он того стоит - ведь это первое человеческое здание в Дузвилле!
***
Прода 14. 04. 2018
С особой радостью, читатели мои, я приступаю к описанию учёбы. Тем, кто из вас постарше, конечно, ясно, чему я радуюсь, а юным заявляю со всем смаком - обломитесь! Уже ль вы думали, что я, не раз надравший ваши уши за чтение безмозглых "академок", на старость лет впаду в подобную эльфятину? Небось, уж потирали потные ладошки, заранее глумливо ухмыляясь? Так вот, напоминаю - в листы сии вы сунули носы, по официальной версии, лишь ради мудрости отцовской, вот и ешьте, что дают. Сиё есть, кстати, главный принцип любого обучения чему угодно. В этом пункте учение моё от вашего почти не отличалось, читать, запоминать, вникать, по большей части, приходилось в до смерти неинтересные предметы. Всё ж, были и свои отличия, о них упомяну особо. Во время обучения, к тому же, со мною кое-что произошло, о чём узнать, я думаю, будет вам не безынтересно. Но, повторяю, не ждите сентиментальных воспоминаний школьных проказ и умилительных историй. Я ж ясно написал в завершении предыдущих свитков - от меня уходило детство. Оно осталось в тех листах, а мы, читатель, отправляемся далее.
Начну с наставника Токана, отчего его следовало величать смиренным. Он просто этому смирению был по должности обязан обучать. Наставник непрестанно, на разные лады, указывал его, смирения, важность, необходимость даже, и подтверждал слова свои делом. Впрочем, в первый раз он не особо растекался по древу мудрости. Мы вошли в здание, наставник провёл меня по коридору, наши шаги глухо простучали по паркету. Затем вниз по лестнице в полуподвал, какое-то полутёмное царство кафеля. Там все поверхности были выложены плиткой разных цветов - пол серой, стены синей, потолок белой. Снова прошли по коридору, только на этот раз набойки на моих ботинках смешно цокали по плитке. Вошли в одну из дверей, и оказались в подсобном помещении кухни. Мои сверстники и ребята постарше мыли посуду в раковинах, что сплошь располагались у стены слева от нас. Через проход напротив сновали пацаны с тележками, гружёнными грязной или уже вымытой посудой, а вдоль стены справа стояли, видимо, сушильные шкафы, другие мальчишки непрестанно их заполняли или освобождали. На нас оглянулись, смиренный Токан заявил. - Это ваш новый товарищ Олакс Лавэр. Объясните, что и зачем вы тут делаете.
И вышел, оставив меня одного. Пацаны, подождав, когда он уйдёт, вернулись к своим занятиям, утратив ко мне, кажется, всяческий интерес. Присесть в подсобке было не на что, поэтому я просто навалился плечом на стенку, сложив руки на груди. Видно же, что заняты люди, и не нужно к ним приставать, вот немного освободятся, тогда...
- Ну, что ты там застыл? - крикнул какой-то чернявый рослый паренёк, - иди сюда и приступай.
- К чему? - я удивлённо задрал левую бровь, как подсмотрел у мамы.
- К мытью посуды, конечно! - раздражился пацан.
- А к чему? - я недоумённо сложил домиком обе брови, когда он, наконец, соизволил ко мне повернуться.
- Ах ты, маленький засранец! - он решительно направился ко мне. - Тебе разве наставник не сказал?
Парень подошёл ко мне, а я пожал плечами, - я слышал, как толстый сказал вам объяснить, что вы тут делаете и зачем. Объяснять будешь?
Пацан, казалось, задохнулся возмущением.
- Не будешь? - я позволил себе улыбнуться. - Тогда пошёл вон, смиренный.
Парня будто парализовало на долгие две секунды. Я всё-таки немного понимал смысл слова "смирение", и мне было просто любопытно, как его понимают эти ребята. Протянет ко мне длинный свои мокрые ласты? Или утрётся?
- Прости меня, Олакс, - буркнул парень и пошёл к своему месту! Я немного обалдел, аж стало любопытно - я что, могу тут любому выдать пенделя? Только ради проверки я подошёл к ближайшему посудомою и выдал. Тот вздрогнул, но даже не обернулся! Интересненько-о-о! Впрочем, мешать ребятам, занятым делом, я не собирался. Вернулся к стеночке, навалился плечом, сложив на груди руки. Больше ничего интересного не происходило, мальчишки меня старательно игнорировали или старались не обращать на себя внимания, и я от скуки принялся их пересчитывать, запоминая. Всего их оказалось полтора десятка, в основном, мои однолетки, старших только пятеро - они-то как раз и выполняли главную работу, отмывали тарелки. Младшие ещё позволяли себе немного детской игривости, мойщики действовали как автоматы, на их безучастных лицах блуждали отсутствующие улыбки, губы что-то шептали, повторяя.
Наконец, раковины опустели, пацаны вытерли руки, ещё через несколько минут из сушилок вынули и увезли последние тарелки. Ребята по одному направились к выходу. Странно, но особой радости я не заметил, их лица стали печальны. Чёрненький снова подошёл ко мне. - Пойдём за нами.
- Куда? - спросил я, не пошевелившись, лишь вскинув на него глаза.
- В зал смирения, - ответил он печально. - Там всё поймёшь.
Что ж, предложение меня заинтересовало, я отлип от стенки и потопал в хвосте мальчишеской колонны. Мы вновь прошли по коридору через полуподвал, поднялись по лестнице на первый этаж. В фойе я увидел дылду Фидича, судя по кислой тонконосой морде, пребывающего в прескверном настроении. Он стоял в центре у элегантного полу-кресла и деревянной бадьи с торчащими из неё прутьями. Ребята обступили его широким кольцом. Фидич внимательно уставился на светловолосого паренька. Он шагнул вперёд. - Колин Триз, первый год постижения. Я провинился и раскаиваюсь. Мне стало весело на работе, я засмеялся...
- И? - поторопил его Фидич.
- Пять, - прошептал мальчишка.
- А в прошлый раз сколько было? - строго спросил дылда.
- Тоже пять, - грустно вздохнул Колин.
- Я что, всё тянуть из тебя должен? - поинтересовался Фидич насмешливо.
- Шесть, - проговорил пацан убитым тоном, направляясь к креслу.
- Располагайся, - промурлыкал этот гад, вытаскивая из бадьи мокрый прут, с него текло. Пацан спустил порты, встал перед креслом на колени и лёг на него грудью. Фидич стряхнул с прута капли и с размаху хлестнул по мальчишеской заднице.
- Один! - пискнул бедняга. И заверещал в такт ударам. - Два! Три! Четыре! Пять! Шесть!
- Вставай, - Фидич отбросил прут и протянул руку вперёд тыльной стороной. Пацан оторвался от кресла и, как был на коленях со спущенными штанами, припал к ней губами. На руку экзекутара упала слезинка. - Простите меня, наставник.