– Ты не приходил на наши тренировки уже около недели, – обвиняющим тоном продолжала девушка.
– Всего-то?
– Всего-то?! Я должна была обеспокоиться, если бы ты не появлялся лунный период?
– Пару-тройку периодов. Но это тоже нормально.
– Это не нормально, отец.
– Нормально.
– Нет.
– Да.
– Ты меня не любишь!..
– Перестань, – отвёл невидящий взгляд Рашингава.
– Мне кажется, я уже слишком утомилась, – поднялась с места Мария, до сих пор с интересом наблюдавшая семейную сцену.
– Позвольте не поверить, – неожиданно холодно сказал Рашингава, окинув девушку взглядом.
– Будь ты хоть три тысячи раз древнейший, но ты не можешь знать, кто и как себя на самом деле чувствует, – возразила леди-перевёртыш.
– Тогда я провожу вас, Цинния Мария, – поднялся в свою очередь Рашингава.
– Вы не должны тратить на меня своё время. Тем более, я уже плохо соображаю…
– Это неэффективная трата времени, – вторила Марии дочь Рашингавы.
– Не мне ли лучше знать всё об эффективности, а так же о том, что я должен делать?
Дочь раскрыла ещё шире свои и так огромные глаза, и, тихо вскипев и так же тихо справившись с собой, отвернулась, чтобы затем уйти.
Рашингава подал Марии руку, и на этот раз она приняла её. Они шли молча. А потом он забрался в паланкин вместе с ней и сел немного ближе, чем надо, чем удивил девушку. И продолжал молчать.
– Вы что-то хотите мне сказать, – поняла Мария.
– Да, хочу, – смутился уличённый Рашингава. – Но не торопите события. Дайте мне хорошенько подготовиться.
– Просто скажите то, что надо, и все дела! Как бы вы ни сказали, смысл будет один и тот же.
Принц не ответил. Он заговорил о другом:
– У нас есть время заглянуть в ресторан. Вдвоём. Как вам такая идея?
– Если это поможет вам, то конечно.
– Это поможет, – сказал Рашингава и, не останавливая шипастых, несущих паланкин, вылетел наружу. Впрочем, тут же влетел обратно. – Мы направляемся в Хорнитэль.
– Дорогое место?
– Думаю, да. Знаете, как они используют метакарты? Их подают, чтобы вы посмотрели, как выглядят готовые блюда.
– О, правда?
И, пока Рашингава, углубившись в научные дебри, распространялся о чём-то непередаваемо важном для прикладного знания, Мария гадала, предложит ли Рашингава ей стать его любовницей, или же нет. По сути, он довольно часто говорил, что она ему нравится. Между занятиями с дочерью и бессмысленной тратой времени с наёмной служащей выбрал… не то, что от него, такого рассудочного, ожидалось.
И Мария волновалась. Чем ближе шипастые несли паланкин к ресторану, тем больше уверенности было у Марии, что принц-таки обнаружит весь нескромный подтекст этого своего "вы мне нравитесь" и тем больше было желания услышать все эти слова влиятельного господина. Она, конечно, собиралась отказать, но, в продолжение обеда, он как будто не мог решиться и это её всё-таки нервировало. Хотя она сама всегда была ужасно нерешительной и из-за этого в юности упустила всё лучшее, нет, скорее упустила всё, кроме худшего. Но она изменилась, повзрослела. Или ей хотелось бы так думать.
В Хорнитэле Рашингава снял отдельный кабинет для обеда со служащей. Обстановка слишком роскошная, но из-за господствующего красно-коричневого цвета вокруг и отсутствия даже одной лишней, чужой пары глаз в кабинете, Мария чувствовала себя там вполне уверенно. Можно было предположить, что атмосфера вполне подходит для любого разговора.
Рашингава тоже немало удивил. После его неопрятности, в которой она то и дело заставала его в пределе, выглядел он элегантно и показывал отточенные манеры. Как раз для такого случая.
– Итак, – начала Мария, вдруг подумав, что так не дождётся от Рашингавы нужных слов, если не поможет ему, – вы обдумали то, что хотели мне сказать?
– Нет. Но, пожалуй, ничего нового и необыкновенного тут не придумаешь в принципе. Могу я ухаживать за вами?
– То есть?.. Нет, подождите, я поняла, – сказала Мария и смолкла.
Она не смогла дать ответ сразу. Всё это время она гадала, придётся ей портить отношения с принцем или нет, но теперь с её губ чуть не сорвались слова согласия.
Рашингава не смотрел ей в глаза, ждал и явно нервничал. Мария не могла не подумать, что, делая такое предложение, он допускает массу ошибок. Но, впрочем, это только с точки зрения фитов. Откуда перевёртышу знать о тонкостях подобных предложений фитских мужчин своим возлюбленным?
А ещё он всё-таки поступил куда приличнее, чем предполагал Павел. Ухаживание ещё не значит, что надо будет по договорённости регулярно ложиться в одну постель. Это далеко не одно и то же. Но, может быть, слово "ухаживание" у перевёртышей значит что-то другое?
– Нет, в итоге я должна признать, что не очень хорошо вас поняла. Что вы подразумеваете под своим вопросом? Что конкретно?
Рашингава ответил не сразу:
– Иначе говоря, я спросил, хотите ли вы уделять мне не только ваше рабочее время, но и личное.
– Я… если я откажусь, вы меня уволите?
– Понятия не имею, что вообще может произойти в этой вселенной, чтобы я по своей воле уничтожил ещё одну возможность видеть ваше лицо.
– Тогда я отказываюсь.
– То есть я вас не интересую, так?
– Вы мне тоже нравитесь, но не настолько.
– Не настолько, чтобы тратить на меня своё личное время?
– Именно настолько, но…
– Но? Зачем вам что-то ещё, чтобы делать то, что вам нравится?
– Я не хочу усложнять наши с вами отношения. У нас и так есть обязательства по отношению друг к другу, и я не хочу новых сверх того.
– То есть вам нужна свобода. Но никто не говорил, что от вас будет требоваться больше прежнего. Скорее обязательства на себя беру я. Вы по-прежнему будете вправе решать, что для вас приемлемо, а что нет.
– Но я…
– Всё закончится, и я отступлю, как только вы скажете об этом.
– Тогда… могу я попросить вас придерживаться исключительно дружеского стиля поведения?
– Это несколько отличается от… Хочу уточнить: моя цель – сделать вас своей драгоценной леди или жениться на вас, если статус официальной любовницы вам претит.
– Почему? Вот так: серьёзно. Но зачем?
– Я так хочу. Этого должно быть достаточно, разве нет?
– И даже тот факт, что такой союз называется диагональным и осуждается, вас не останавливает?
– Худшие стороны диагонального союза со мной вы никогда не познаете.
– Как можно утверждать такое?! – Мария вскочила и устремилась к двери. – Против природы нельзя пойти!..
Она боялась, что если остановится, Рашингава переспорит её. Он сможет. Он умён.
Рашингава буквально втащил её обратно в кабинет, чтобы подтвердить опасения:
– В этом наше отличие от зверей. Мы можем идти против природы.
Она почувствовала его дыхание на своих губах. И снова – неповторимо приятный запах. Почему мужчины-перевёртыши, оказывается, так привлекательны, когда их надо бояться и избегать?
– Вы торопите события, – произнесла Мария в губы Рашингаве. Он слишком близко. Пришлось отступить на шаг: – Это всё так далеко, неощутимо, нереально. Вы только мешаете принять решение.
– Тогда оставьте все мысли и сделайте вид, что уступаете. Это даст вам шанс попробовать и убедиться в том, что мы подходим друг другу. Я не прокляну за обман.
– Очень мило с вашей стороны, – Мария услышала, как говорит. Это слишком нежное воркование. Значит, она поддаётся Рашингаве и его всё более и более сладкому тону? – Но, всё-таки, как мы сможем пойти против природы? Нам нельзя, вы знаете это.
– Вам можно со мной. Больше ни с кем. А со мной можно всё, что угодно.
– Почему? – Марии казалось, что она контролирует ситуацию и сейчас Рашингава пустится в объяснения. Но он снова был слишком близко, смотрел ей в глаза, и она вдруг увидела, что его обычно треугольные зрачки расширились до почти идеально круглых. Максимального приближения к совершенству формы она не увидела, потому что он закрыл глаза прежде, чем поцеловал её. Это был краткий поцелуй, удивительно нежный при всей твёрдости губ Рашингавы. Почти такое же касание Мария ощутила на своей шее и ключице. Почувствовала, как её тело поднимается в воздух и взлетает, но тут же сама себе показалась куском мяса в зубах оголодавшего гигантского пса. Рашингава причинил ей боль. В то же время он делал что-то дико чувственное и смущающее с её кожей там, где её не закрывала одежда. А затем платье было сдвинуто с плеч и стало ещё больнее, тревожнее и постыднее. Невозможно дышать и почему-то из горла выходят только звуки, а не слова. Рашингава оказался таким сильным, что невозможно пошевелиться.
– Скажи мне, что согласна, – прошептал он, удерживая её только за талию. Она была плотно прижата к телу перевёртыша и совсем не касалась пола. Открытие: когда Рашингава разговаривает, то почти не больно.
– Я увольняюсь.
– Отличное решение.
– То есть: во-первых, отпустите меня, а во-вторых, я больше не буду работать у вас.
– Почему? Разве это сложная работа?
– Если вы ещё хоть раз вот так со мной поступите, я уеду из Ньона куда глаза глядят. Лучше зимовать под лестницами, чем… это.
– Это?
– Вам, вероятно, нравятся такие вещи. Но мне, определённо – нет.
– Я всего лишь был неосторожен. Простите меня. Я говорил, что вы имеете право остановить меня, как только… Не обязательно…
– Вы говорили, что я могу попробовать. Считаю, что попробовала.
– Я могу иначе…
– Нет, решение принято: я не согласна на ваше предложение и увольняюсь. Не хочу подвергаться даже небольшому риску.
– Никакого риска. Я никогда не сделаю ничего…
– Вы уже сделали. Этого достаточно. Вы поставите меня на пол или нет?
Доски пола толкнули Марию в подошвы ступней. Девушка почувствовала свободу и со всех ног бросилась прочь.
Вернувшись в дом Левенхэма, она побежала переодеваться. Граф уже ест, а значит, скоро принесут грязную посуду.
– Как там с принцем? – спрашивали Марию все, кто ей попадался после возвращения. Это был скорее дежурный вопрос и спрашивавшие рассчитывали на шутку или такой же дежурный ответ "всё отлично". К тому же все торопились как можно скорее закончить с трапезой графа и не были готовы выслушивать длинную историю о том, почему Мария уволилась. Нет, она расскажет вечером. А лучше – завтра.
Фаруги вдруг подняла указательный палец вверх и попросила всех прислушаться.
Городские колокола бьют в набат. Сигнальная тревожная система тарахтит, и этот звук уж точно не похож тот, который передают во время нападений перевёртышей извне. Топот, на улице – крик.
– Граф уже вылетел наружу, – спокойно сообщил, войдя на кухню скорым шагом, дворецкий, Сануф. – Полагаю, он расскажет, в чём дело, когда вернётся.
– А вдруг не вернётся? – всполошилась Фаруги. – Побежали на крышу?
– Мы подождём здесь, – покачала головой Пуи-Пуи Фен, отвечая за всех фитов. – Не хотелось бы грохнуться с такой высоты и превратиться в желе.
Фаруги вернулась даже быстрее, чем граф:
– Там пожар в центре, – усевшись за стол на кухне, рассказала полукровка. – Сильный. Пламя захватывает всё новые дома.
– И чего мы ждём? – вскочила Мария. – Надо же хватать вещи и бежать!..
– Успокойтесь! – прогремел Теодор Агвельт, повар, единственный человек из всего штата графа. – Пожар скоро…
По стёклам забарабанил дождь. На счёт "три" он стал таким сильным, что, прилипнувшие к окну молодые фитки, Пуи-Пуи и Мария, смогли увидеть, как быстро заливает маленький внутренний дворик позади служебного крыла.
– Принц дождя, Рэйн Росслей, – с отсутствующим видом проговорил Агвельт, – способен справиться с любым открытым огнём. Его, может, потому и держат в империи. Ради вот таких-то случаев.
– Говорят, он сумасшедший.
– Да, наверняка. Но, разума потушить пламя у него хватает, надо отдать ему должное. Сравнение с хозяином так и просится, – Агвельт пристально посмотрел на Сануфа. Дворецкий многозначительно покачал головой.
Вечером, когда слабенький запах гари успел уже проникнуть в дом и даже перестать вызывать тревогу, Марию неожиданно вызвал в кабинет граф Левенхэм.
– Я вам нравлюсь? – спросил хозяин, заглянув ей в глаза.
Мария рассмеялась. Уже и второй работодатель интересуется её предпочтениями. И всё за один день. Впрочем, в ситуации графа было почти нормой задавать смущающие вопросы всем своим серветкам. Хозяин без устали, как говорили другие, отслеживал влюблённых в него женщин в своём доме и выгонял их.
– Не настолько, чтобы выйти за вас замуж, – улыбаясь, ответила Мария. – Но спасибо.
– Прекратите свои шуточки, – Левенхэм прожёг где-то между глаз Марии аккуратную дыру и направил оледеневший, но всё равно страстный взгляд немного в сторону. – Вы сегодня встречались с принцем Рашингавой?
– Да, – девушке расхотелось забавляться.
– Если не врут последние выпуски журналов, вы обедали с принцем в Хорнитэле.
– Да, это так.
– После чего ресторан сгорел дотла.
– Что? Как? Это…
– Вы были там, когда начинался пожар? Что вы видели? Куда вы?
– Я…
– Стойте!.. Никто не погиб, только сгорело само здание… и несколько домов к востоку. Никто не погиб…
– А сам принц… где? Я ушла из ресторана первой.
– Он готовится предстать перед императором или уже сделал это. Говорят, что именно Рашингава спалил Хорнитэль.
Мария вернулась к столу графа:
– С чего бы это ему делать такое?
– Вы мне скажите. Принцу Рашингаве всегда было глубоко плевать на всё, не представляющее интерес для науки. С чего бы это ему понадобилось предавать огню место, в котором вы встречались? Я, было, предположил, что Рашингаве таким образом понадобилось скрыть что-то, изобличающее его или вас в постыдном действе. Но что, если он позвал вас туда для откровенного разговора, а вы отказали ему, сказав, что влюблены в меня…
– Ради всего святого!.. Я не влюблена в вас!
– Тогда почему вы отказали Рашингаве?
– Потому ч-что… постойте! Всё это совершенно не ваше дело!
– Да, здесь вы правы. Я увидел то, что хотел – вы остаётесь в моём штате. Но, готовьтесь к тому, что в Ньоне каждый первый захочет узнать немного о личной жизни принца Рашингавы.
– Что ж… потерплю, пока не забудется.
– Советую реже выходить из дома.
– Приму к сведению. Я свободна?
Левенхэм будто собирался сказать что-то ещё, но так этого и не сделал.
– Да, вы свободны.
За дверью девушку встретил Сануф:
– Кажется, вы о чём-то нам умолчали, – с подозрением протянул дворецкий.
– Я расскажу-расскажу… – Мария растопырила пальчики выставленных перед носом Сануфа ладошек. – Не наседайте. Я всё расскажу.
Перед сном вся смена собралась на кухне.
– Мария может кое-что рассказать о сегодняшнем пожаре, – объявил Сануф.
– Я не считаю себя виноватой в случившемся, – быстро заговорила Мария. – И не верю, что это мог сделать Рашингава.
– А что случилось-то? – поинтересовалась Пуи-Пуи. – И почему?.. Мария была с нами, когда пожар начался.
– Она была с нами, когда город уже начал превращаться в гигантский костёр, – возразила Фаруги. – Так ты была там, когда всё начиналось?
– Нет. Когда я уходила из Хорнитэля…
– Ты была в Хорнитэле? – словно простуженным голосом переспросил Теодор Агвельт.
– Да, мы обедали там с принцем Рашингавой. Это была его идея. Я ушла первой и ничего ненормального не видела. А тут граф вызвал меня к себе и сказал, что Хорнитэль сгорел сразу после того.
– Так, а чего вы тогда говорите? – нахмурилась Фаруги, ополчившись против дворецкого. – Мария здесь ни при чём.
– Но…
Мария решила сказать первой. Всё равно интересующийся слухами и новостями Сануф наверняка подслушивал.
– Просто в метакартных журналах написали, что император вызвал Рашингаву для разъяснений. И граф тут же подумал, что… ну, что я наговорила принцу гадостей, он разозлился, и… сжёг ресторан. Но он не стал бы такое делать. Он совсем не такой. Он очень уравновешенный.
– То есть ты ничего…
– Мария отказала принцу прямо перед пожаром, – просветил всех Сануф. – Я думаю, принцу империи ранее никогда не отказывали.
Все взорвались вопросами и восклицаниями:
– Ты отказала ему?
– Что, правда?
– А что именно он предложил?
– О, да, помните, какой он был, когда пришёл сюда? Такой тип действительно мог сжечь полстолицы в отместку за отказ.
– Но Хорнитэль – не мой! – возразила Мария. – Это совсем нелогично.
– Гнев тоже штука нелогичная, – возразил Агвельт. – Всё сходится. Мне тоже хочется спалить тут всё, когда вы, безрукие, роняете тарелки с едой.