Патрисия всё время ожидала того, что Жадность посоветует ей ненадолго закрыть глаза, но этого не происходило.
Гомункул совсем не обращал на неё внимания, полностью сконцентрировавшись на существе, которого он только один единственный раз назвал по имени. Да и то, он оборвался на полуслове, так как это существо сразу же отправило Грида и его спутницу за другие Врата.
Но когда женщина, наконец, ощутила под собой нормальную землю, она не смогла сдержать той искренней радости, которая в один миг овладела её телом, всеми красками заиграв на её лице. Сейчас она совсем не думала, что мог решить Грид, который мог оказаться в любом месте после возвращения из Врат.
Она жива.
Хоэнхайм ни раз рассказывал своей супруге о том, что случалось с людьми, которые решили хотя бы на одну секунду прикоснуться к Истине. И Элрик очень боялась, что с ней могло случиться нечто подобное после того, как она согласилась принять помощь Жадности.
Умирать ей совершенно не хотелось, а многочисленные рассказы последнего жителя Ксеркса о чудесных метаморфозах после прохождения сквозь Врата глубоко засели в голове женщины, вот поэтому она и решила так сильно рискнуть впервые в жизни, несмотря на то, что всё могло пойти не по плану.
Но осознавая, что её достаточно нестандартное лечение не обернулось для неё хотя бы смертью в пространстве, которое целиком и полностью принадлежало Истине, Патрисия искренне радовалась тому, что у неё есть хотя бы немного времени, чтобы побыть рядом с теми, кто являлся для неё всем.
- Ты как? – послышался низкий голос Грида откуда-то спереди. – Жива? Или тебе не повезло?
Женщина после всего произошедшего слышала достаточно плохо. Все звуки доходили к ней словно через какую-то странную пелену, окутывающую абсолютно всё. То же самое происходило и со зрением.
Восстановиться после той мёртвой тишины и неестественно яркой белизны было достаточно сложно. Особенно для того, кто побывал с той стороны врат впервые в жизни, пускай и в достаточно молодом возрасте.
С трудом подняв голову, справляясь с пробивающей всё её тело дрожью, Элрик прислушалась к своим ощущениям, пытаясь по привычке почувствовать неприятную слизь, собирающуюся в районе лёгких, которая неприятно давила на них и не позволяла ей свободно дышать.
Только вот её уже больше не было.
Патрисия открыла рот, чтобы ответить Жадности, но вместо слов у неё не получалось сказать и звука.
Её губы бесцельно шевелились в жалком подобии разговора, но тишину, царящую в ночном Ризенбурге, разрушало только тихое шуршание прохладного ветра и «игра» кузнечиков. Элрик же не говорила ничего.
Видимо, так и должен вести себя человек, который только что исцелился.
***
Сидя в гостиной, Эдвард никак не мог успокоиться и начать ждать мать и Грида, не теребя край своей рубашки, при этом раз за разом поворачиваясь в сторону двери, желая там в любую секунду увидеть тех людей, которые в доме не появлялись уже несколько часов, и, сломя голову, броситься к ним.
Да, он сам, чёрт возьми, попросил гомункула о помощи и собственными руками отдал ему маленький философский камень, который несколько лет назад вручил ему отец. Но это же совсем не должно помогать мальчику быть всё время спокойным и не волноваться за состояние своей матери, которая совсем скоро могла умереть.
Алхимик до сих пор до конца не верил Жадности. Он обратился к гомункулу за помощью лишь потому, что у него больше не было выхода. Если бы Элрик не обратился к своему гостю, то у Патрисии не было никакой возможности выжить и она бы непременно отошла в мир иной.
Как это и было в его сне.
А, не желая терять мать, Эдвард обратился к Гриду, которому он до сих пор не мог целиком и полностью довериться. Просто он выглядел достаточно странно, а мальчик не знал, на что способны искусственные люди и какие цели они преследуют.
И даже то, что гомункул несколько раз заверял и Патрисию, и её сыновей, что он сотрудничает с Хоэнхаймом, особо не действовало на мальчишку. Всё же подобное может сказать абсолютно каждый, кто знает о существовании последнего жителя Ксеркса и его целях.
Пока Альфонс мирно спал в своей кровати благодаря стараниям брата, алхимик, сидя в гостиной, никак не мог успокоиться и всё время смотрел в сторону двери в ожидании матери и Грида, надеясь, что всё закончится хорошо. Всё же он не знал, что могло произойти во время этого рискованного лечения.
Но как только мальчик увидел две фигуры, он, не задумываясь ни о чём, подскочил на ноги и сразу побежал в сторону прихожей, надеясь, что всё прошло удачно. И то, что Патрисия стояла на ногах, было хорошим знаком. Она, как минимум, смогла не умереть за Вратами.
- Мам! – громко крикнул Эдвард, совсем забыв о младшем брате. – Мам! Что случилось? С тобой всё в порядке?
Сильно задрав голову вверх из-за большой разницы в росте, мальчик стал ждать ответа, надеясь на лучшее, но всё равно неприятные мысли о том, что женщина сейчас могла сказать, что ничего не получилось, никак не шли из его головы.
Ведь никто не может дать стопроцентной гарантии, что за Вратами всё пошло по плану. Даже Жадность.
Патрисия, в первые секунды немного растерянно посмотрев на сына, счастливо улыбнулась, сделав шаг вперёд, сокращая расстояние между собой и мальчиком. А тот, ожидая чего угодно, стоял на месте, не в силах пошевелить и пальцем.
- Всё закончилось хорошо, - женщина ласково провела рукой по волосам сына. – Можешь больше не волноваться за меня.
Внимательно вслушиваясь в каждое слово матери, Эдвард в первые секунды не мог осознать только что поступившую информацию. Готовясь к самому худшему, он не мог сразу же начать радоваться такому удачному повороту событий, пускай он и был его целью с самого начала.
- Ма-ма… - тихо прошептал мальчик, после чего бросился к Патрисии и обнял её, желая лично удостовериться в том, что она настоящая, а не всего лишь игра его разума, как тот долбанный сон.
Женщина же, не переставая счастливо улыбаться, до сих пор радуясь своему спасению, обняла сына в ответ, при этом продолжая гладить юного алхимика по светлым волосам. Точно таким же, как и у его отца.
Видимо, это у них на роду написано: делать алхимию частью своей жизнью, а потом страдать от неё. И способа разорвать этот порочный круг как не существовало, так и не будет существовать.
А все их старания, как и много веков назад, будут обращены в прах.
***
Возвращаться в казённую квартиру после каждодневной работы в Восточном штабе у Роя уже давно вошло в привычку, и он уже даже перестал замечать, как делал одни и те же вещи день ото дня. В последнее время так жить было намного проще, чем наполнять своё существование чем-то новым.
Только полтора месяца назад закончилась зачистка в Ишваре, и алхимику требовалось немного больше времени, чтобы полностью восстановиться. А сейчас единственное, что заботило его, так это жалкие и безрезультатные попытки избавиться от ночных кошмаров, которые уже пару лет не позволяли ему нормально спать.
А если бы Огненный начал делать что-нибудь новое, никто не даст гарантии, что он не начнёт чувствовать себя ещё хуже, понимая, что пока он веселится, на его руках до сих пор будет засохшая кровь тех людей, которые больше никогда не смогут не то что увидеть солнца, а даже хотя бы один раз вздохнуть.
И сидя в своей маленькой однокомнатной квартирке, так благородно выданной государством герою Ишвара, Мустанг не замечал ничего: ни голых стен, украшать которых у него не было сил, ни слишком маленького количества продуктов в холодильнике, ни стараний Лизы, которая почти всё время проводила с ним.
И даже то, что сейчас Хоукай, как и всегда, заваривала чёрный чай после возвращения с работы, ускользнуло от внимания Роя.
- Вот, - коротко сообщила снайпер, поставив перед подполковником его любимую чашку, которой мужчина пользовался ещё в доме Бертольда.
Переведя растерянный взгляд на чай, Огненный посмотрел на Лизу, которая уже давно перестала улыбаться. И только сейчас хозяин квартиры с ужасом понял, что девушка даже после смерти отца была более счастливой.
«Твою же мать!.. Совсем забыл…» - с досадой отметил про себя человек, которого все с гордостью называли героем войны.
Войны, которой он совсем не хотел.
Почти сразу схватив ладонь Хоукай, которую та уже начала убирать от чашки, Рой сжал её сильнее, чем следовало. Ему было страшно, что сейчас и она может исчезнуть из его жизни, как это делали все его боевые товарищи в Ишваре.
- Хватит, - по привычке коротко приказал Мустанг.
Лиза неестественно медлила. Она не могла, как раньше вырвать свою руку из стальной хватки алхимика, сославшись на то, что у неё слишком много дел. Снайпер слишком вяло дёрнула рукой, подавлено смотря на неё, не в силах делать хоть что-то полноценно и с привычным задором.
И это пугало.
- Рой… - Хоукай так и не посмотрела на лицо своего собеседника.
Огненному было не по себе от того, что он забыл о той, кто помогала ему ни один год и во время учёбы у Бертольда, и в Ишваре. Она же, чёрт возьми, заслуживает к себе совсем другого отношения. А алхимик вместо того, чтобы помочь ей, сконцентрировался только на своей боли.
- Я сказал: хватит, - повторил Мустанг, стараясь заставить свой голос не дрожать на последних словах. – Слышала?!
Он и так потерял всё, что мог. А если из его жизни исчезнет ещё и Лиза… То никто не сможет предположить, что может произойти потом. Сейчас у подполковника осталось только два человека, ради которых ему хочется жить: Хьюз и Хоукай, с которыми он совсем недавно выбрался из Ишвара.
Неужели они ради этого выжили в том Аду, чтобы умереть сейчас, когда они могут хоть немного восстановиться?!
- Хорошо, - слабо кивнула снайпер.
И только после этих слов Рой смог с облегчением вздохнуть. Он совсем не хотел, чтобы снайпер изводила себя чрезмерной работой, чтобы чувствовать себя хоть кому-то нужной после убийств и чтобы больше не вспоминать о той войне, которая всего за несколько лет сломала столько человеческих судеб.
- Может, отпустишь? – Лиза неуверенно подняла свою руку, которую до сих пор сжимал в своей алхимик.
- Ах, да! – сразу же отреагировал Мустанг, упрекая себя за такую оплошность.
В последнее время он стал слишком невнимательным. Вот теперь он даже забыл о том, что сделал всего полминуты назад. Может, ему действительно стоит взять отпуск хотя бы на недельку? А то иначе он совсем загнётся.
- Ты не меняешься, - с грустью замечает Хоукай. – Думаешь о других, совсем забывая о себе.
- И я это слышу от тебя? – алхимик был бы не против криво улыбнуться, но у него не получалось даже это.
Снайпер только пожала плечами и села рядом с подполковником. А Рой, не желая сейчас думать хоть о чём-то, слегка обнял Лизу, желая ощущать её рядом с собой и вовремя отреагировать, если она вдруг начнёт исчезать.
Без неё после Ишвара было бы действительно сложно жить.
Сейчас Мустангу было плевать абсолютно на всё: и на гомункулов в Центральном штабе, и на то, что сейчас творится с Кимбли, о котором он не спрашивал где-то с месяц, и о жизни мальчика с золотыми глазами в не таком отдалённом Ризенбурге. Главное, что у него есть человек, ради которого хочется жить, а всё остальное не важно.
У них есть эта ночь, изменившая столько жизней: и женщины, которая встретила огромный философский камень, и не состоявшейся матери, которая прошла сквозь Врата, и их собственную, позволив в очередной раз понять, что кроме друг друга у них никого нет.
А большего им пока и не нужно.
========== Глава 19. Люди ==========
Пока тёплый летний ветер своими цепкими, незаметными для людского глаза руками подхватывал горький серый дым и уносил его далеко-далеко, Эдвард старался без надобности не высовываться на улицу, чтобы не пересекаться с очень часто курившим Гридом, который иногда любил подшутить над хозяевами дома, выдохнув им в лицо всё, что находилось в его достаточно быстро регенерирующих лёгких.
Мальчик предпочитал находиться рядом с матерью, которая только пару дней назад излечилась от своей ужасной болезни. Он был свято уверен в том, что женщине сейчас очень нужно его присутствие рядом с ней, ведь не каждый день человеку удаётся пройти через Врата, чтобы избавиться от своих проблем.
А после произошедшего в буквальном смысле этого слова чуда каждому нужно хоть с кем-то поделиться своим счастьем. Да и сам мальчик хотел радоваться со своей матерью, что её жизни больше ничего не угрожает и что теперь женщина проживёт намного дольше, чем это было в том ужасном кошмаре.
И поэтому юный алхимик старался не отходить от Патрисии и помогать ей во всём, ровно как и Альфонс. Он никак не мог нарадоваться тому, что с его матерью всё хорошо. Эдвард уже успел нарисовать в своём детском воображении ужасные картины возможного не самого приятного и счастливого будущего. А сейчас, когда женщине ничего не угрожало, он мог с чистой совестью начать жить спокойно и не забивать свою голову всякими никому не нужными вещами.
Жадность же с его двумя спутниками можно немного потерпеть. Вряд ли эти трое станут надолго задерживаться в Ризенбурге. Они должны совсем скоро вернуться в свой родной Дублис, ведь они уже сделали в доме Элриков всё, что должны были, и теперь эти очень странные люди полностью свободны и могут делать всё, что им захочется. В том числе и вернуться домой.
В город, в котором жила Изуми.
Когда деревянные половицы слегка неприятно, но в то же время достаточно тихо заскрипели, Эдвард резко дёрнулся, при этом неприятно поморщившись, и посмотрел в сторону двери, ведущей на кухню.
Он сразу понял, кто это был. Альфонс или Винри никогда не ходили так медленно и вальяжно, а Патрисия уже находилась рядом со своим старшим сыном в одном помещении и занималась своими делами.
Оставались только их гости.
Грид, окинув всех присутствующих надменным и слегка оценивающим взглядом, привычно ухмыльнулся и сложил руки на груди. Юный алхимик инстинктивно посмотрел на мать, которая совсем не обратила внимания на пришедшего гомункула, чтобы понять по её выражению лица, как ему стоит поступать, а то мальчик до сих пор немного побаивался искусственного человека.
По-хозяйски сев на один из стульев, Жадность посмотрев на Мартель и Дольчетто, которые сразу зашли за ним, будто зачем-то ожидая, когда его спутники окажутся рядом с ним, чтобы сказать нечто важное. И это начинало пугать Эдварда. Он уже успел хорошо понять, что от таких людей, как его гость, никогда нельзя ожидать ничего хорошего. Они готовы пожертвовать чем угодно, чтобы достичь своих «высших» целей.
В том числе и другими людьми.
- Хватит держать дурацкую паузу, - Патрисия посмотрела на гомункула через плечо. – Говори по делу.
Эта непривычная серьёзность матери казалась очень странной и немного пугала Эдварда. Он раньше видел женщину только глупой и немного наивной, но сейчас она была неестественно серьёзной и поступала так же, как и Хоэнхайм, который всегда думал на несколько шагов вперёд.
И от этого юному алхимику становилось не по себе. В свете последних событий мальчику было просто жизненно необходимо быть готовым ко всему, иначе его планы будут разрушены в один миг.
Даже к тому, что его мать может открыться ему с новой стороны.
- Мы собираемся сегодня идти, - довольно сообщил Грид.
- Правда? – с трудом скрываемым счастьем поинтересовалась Патрисия, немного заинтересованно посмотрев на гостя, полностью забыв о своих делах.
Сейчас Эдаврд и не собирался осуждать свою мать за её поведение, которое совсем не вязалось с привычным образом женщины-домохозяйки. Мальчик сам был обрадован той новостью, что Жадность решил, наконец, покинуть Ризенбург. Вспоминая свой кошмар, в том числе и нескольких невероятно жестоких гомункулов, доверять Гриду как-то не очень хотелось.
Кто знает, что у него на уме.
- Да, - мужчина утвердительно кивнул. – Мне больше нет смысла у вас тут задерживаться. Да и встретиться кое с кем мне не очень хочется, поэтому будет лучше на одном месте не задерживаться.