«Ворон и ветвь» только считался простым трактиром – плати и не буянь – в остальном был очень приличным заведением. Стоило переступить порог, один из официантов немедленно подошёл. Мгновенно оценил: воин не из бедных, но прямо с дороги, и при нём горожанка. Оба держаться со спокойным достоинством. Отец с дочерью, муж с молодой женой или с любовницей. Официант пригласил за собой, провёл до столика на краю подковы. В просторной зале было пока немноголюдно – в самом центре дуги отмечали что-то пятеро школяров из университета, да на другом краю подковы спал, положив голову на столешницу, растрёпанный мужик в дорогом, расшитом мелким жемчугом камзоле. Но лучше пусть каждый посетитель чувствует себя, будто он здесь один. Как только мужчина и девушка уселись, официант легонько поклонился и поинтересовался:
– Господа прочитают меню сами или вам зачитать?
Рианон бросила умоляющий взгляд на своего спутника. Саутерн нахмурил лоб, как бы ненадолго заколебался и всё же решил:
– Несите. Дочка у меня грамоте учёна, мне прочитает.
Словно по волшебству тут же на столе появилась вощёная доска, где было написано сегодняшнее меню. А Рианон подумала, что вот он – ещё один признак богатства города. Умеющей читать женщиной никого теперь не удивишь, десять лет назад такого ещё не было.
Саутерн негромко буркнул:
– Только не местной кухни. Я здешней преснятиной ещё в прошлый раз чуть не подавился.
Рианон хмыкнула и с вредной назидательностью ответила:
– Наоборот. Это у меня, пока мы на севере были, кусок в горло не лез. А на тарелку страшно смотреть было, сплошной шафран и специи.
Быстро пробежавшись глазами по аккуратным строчкам записей, посоветовала:
– Ладно, тогда рекомендую олья. Это довольно острое рагу из курицы со свининой. Ещё карпа, его в Шенноне жарят так, как нигде больше. И обязательно ореховые кексы. А мне… Пожалуй, тоже карпа. И курицу в горшочке. И вина. Настоящего вина, – она сделала ударение, – а не северной кислятины.
Саутерн тихонько жалобно вздохнул: он всё-таки предпочитал сухие вина, и терпеть не мог сладкие южные. Подозвал официанта, сделал заказ. Дальше оставалось только ждать, пока всё принесут. Рианон тем временем постаралась раствориться ощущениями в воздухе и ароматах кухни, возродить в себе чувства, с которыми покидала Шеннон.
Уже почти получилось, когда всё разрушил громкий вопль пьяного мужика напротив. Он поднял голову, заметил Саутерна и закричал:
– Ты кто такой?! Я тебя не знаю! – в пару скачков пересёк свободное пространство и оказался возле их стола. – Признавайся! Из этих?
Попытался схватить за грудки и сорвать со стула, но не успел. Двое вышибал уже стояли рядом и заломили буяну руки.
– Иди, проспись, – буркнул один из них. – Пора и просохнуть.
А трактирщик подошёл извиняться:
– Вы уж простите его. Дочка у него пропала. Шестнадцать, в самом соку, на выданье… Вы ведь в городе недавно?
Саутерн кивнул:
– Только сегодня с караваном вернулся, а до этого больше года ходил на север, к поганым[3] меха торговать. Упросил у зятя дочку отпустить, день вместе провести.
Трактирщик вздохнул.
– Душегуб вот у нас тут недавно объявился. За невинными девками охотился, чёрным колдовством соблазнял и портил, а двоих даже убил. Месяц назад как поймали, признался – не поддались, вот со зла да в жертву нечистому их и убил. У него, – махнул рукой в сторону буяна, – как раз и убил.
– Врёшь! – мужик с силой сумасшедшего так рванулся из рук вышибал, которые волокли его к выходу, что те на секунду пьяницу даже выпустили. – Врёшь! Не убивал он её. Её для принца украли, сам видел, как на седло подняли и уволокли. Врёте вы все, а я…
Договорить ему не дали. Один из вышибал треснул буяна по затылку. Трактирщик скривился. Одно дело во хмелю оскорбить посетителя, и другое – прилюдно возвести хулу на семью императора. Но Саутерн лишь замахал рукой, потом сделал жест как будто прикрыл уши руками – я ничего не слышал. И показал на студентов. Трактирщик помотал головой, эти так напраздновались, что потом ничего не вспомнят. Рианон же вздохнула. Неистребимые слухи о том, что совершеннолетие молодые принцы отмечали, подражая Солнечным императорам по другую сторону Большого южного моря, бродили не одно столетие. Якобы месяц не просыхают и участвуют в развратных оргиях, для которых свозят девственниц со всей державы. Нашёптывают отвратительные байки про все царствующие династии по всем Десяти королевствам и по всем Десяти королевствам, несмотря на то, что уклад жизни везде разный. Королевские семьи были не только сильнейшими магами обитаемых земель. Лишь мужчины царственного рода умели в одиночку закрывать бреши в Преисподнюю. Причём без последствий для себя и окружающих, а не так, как у северных язычников. Там Привратники должны были, сразу после того как сведут и сошьют края прорехи, убить не меньше полусотни быков, а лучше – людей. Иначе погибнут сами, а собранная внутри них дьявольская сила разорвёт Привратника и уничтожит всё живое на половину дня пути вокруг. Потому-то королевские семьи для тёмного простонародья – что-то недостижимое, невероятное. А непонятное всегда рождает слухи и суеверия.
Саутерн и трактирщик разговорились, обсуждая и пойманного душегуба, и похожие случаи, про которые «часто сопровождавший караваны наёмник» слышал по всем Десяти королевствам. Рианон не обращала на болтовню внимания, если капитан узнает что-нибудь интересное, потом доложит… Трактир для неё на мгновение сжался в крохотную точку, аж в глазах потемнело – а потом лопнул во все стороны разноцветными искрами, будто фейерверки на день рождения императора.
Окружающий мир исчез. Остался, но превратился в мешанину из пятен разных цветов и температуры. Вот сладкий мёд, это квартал, где расположен «Ворон и ветвь». Шагнуть сознанием чуть дальше, и окутают зелень мяты и душицы, квартал аптекарей. А за ними сталь, запахи сажи и железа, меди и тяжёлого свинца... Квартал за кварталом Рианон касалась города, он же в ответ шептал: «Добро пожаловать домой, девочка. Я соскучился». И Рианон обнимала Шеннон в ответ каждой капелькой души. Её город, её семья. Другой не надо и не будет. Ведь божественный дар Ищеек редок, и Господь забирает его, стоит только возлечь с мужчиной и потерять невинность. Девочек воспитывают в закрытом пансионе монахини. И если не покинет дар раньше отмеренной Господом сороковой зимы, быть ей одной. Но девушка не жалела, плотские утехи – малая цена за свободу. И за возможность вот так, как сейчас, говорить с душой целого города.
Из трактира на улицу Рианон даже не вышла, а выбежала. Хотелось, как в детстве, прыгать на одной ножке, хохотать без повода. Или сделать шалость пополам с глупостью из тех, за которые сёстры святой Урсулы сажали в тёмную комнату на хлеб и воду или отправляли на кухню драить котлы. Чтобы не уронить свою репутацию перед капитаном отряда, Рианон попробовала заставить себя сосредоточится на деле.
– Саутерн, услышали что-нибудь интересное?
Умудрённый жизнью наёмник еле слышно хмыкнул себе в бороду, в глазах заиграли весёлые искры – не первое лето друг друга знаем, госпожа. Но ответил Саутерн уважительным тоном и по-деловому.
– Только то, о чём мы уже знаем и догадываемся. Хозяин мельком знал парня. Хороший медник и чеканщик был, а потом разом словно разучился.
Рианон закивала.
– Ну что же, если за то, чтобы ни одна девушка ему не отказала, медник расплатился своим умением… Одержимый не устоит перед соблазном попробовать себя в новом украденном искусстве. Пройтись по лавкам? Или? – она вопросительно посмотрела на Саутерна.
Капитан задумчиво провёл рукой по бороде.
– То-то и оно, что глупые люди среди тех, кого коснулся Лукавый, не водятся.
Девушка вздохнула: Саутерн прав. Не каждый понимает, что чем больше дано от Бога, тем больше ответственность. Им хочется ещё, больше чем положено по установленному миропорядку, больше чем заслужили… Таким и нашёптывает Враг рода человеческого, и не все могут устоять. Человек соглашается подселить в себя беса, а тот за это помогает ему без многих лет учения с помощью чёрного колдовства получать чужое мастерство. Капитан тем временем продолжил мысль.
– Одержимый не может не испробовать новое умение, которое, потакая греху Алчности, сумел обманом выманить из человека. Так? К этому его толкает грех Гордыни. Пусть не узнают мастера в лицо, но обсуждать и нахваливать искусную работу будут, – Рианон кивнула, и ободрённый капитан закончил. – Бес понимает: именно по этому признаку мы его и начнём искать. Но схожие навыки и у медников, и у ювелиров. Кольца, браслеты, бляхи на попону… надо проверить среди них.
– Спасибо, Саутерн, – Ищейка совсем как девчонка прокрутилась вокруг себя на одной ножке, чем вызвала неодобрительный взгляд и прохожих, и патруля городской стражи, и у капитана. – Что бы я без вас делала? А давайте пройдёмся по ювелирным лавкам? Раз уж мы свернули в их квартал. Ну, пожалуйста…
Наёмник вздохнул. Он отвечал за безопасность госпожи и считал, что в нынешнем состоянии, когда мир видится в радужном свете и хочется приключений, лучше возвращаться в гостиницу. Но знал и то, что спорить с Рианон сейчас бесполезно. Только в охапку и тащить силком.
– Хорошо. И с чего начнём, госпожа?
Рианон задумалась. Улицу Ювелиров назвали так, когда два поколения назад гильдия золотых и серебряных дел выкупила целый квартал. С тех пор большинство ювелиров предпочитали селиться и торговать именно здесь. Для тех, кто добился права состоять в гильдии мастеров или торговой сотне золотых дел, иметь здесь дом вообще стало обязательным условием. Несколько мгновений девушка рассматривала расположенные на первом этаже лавки. Потом ткнула пальцем наугад в ближайшее крыльцо.
– Вот сюда. Мне кажется…
– Сюда так сюда, – поторопился согласиться капитан.
Стоило толкнуть дверь, как зазвенел колокольчик. Стоявшие возле прилавка и болтавшие приказчик и охранник встрепенулись. С одного взгляда оценили благосостояние и платёжеспособность клиентов, так что дюжий гладко выбритый мужик так и остался стоять в углу, чуть опираясь на длинную трость. Полую, со свинцовым шариком внутри – намётанным глазом определил Саутерн. Умеючи такой палкой можно с одного удара остановить бешеного быка. Приказчик наоборот, засуетился. Выбежал навстречу, сглатывая от нетерпения окончания слов, поинтересовался, что посетители хотят увидеть. Сразу же нырнул в дверь за прилавком и вынес оттуда лоток с разнообразными браслетами, кольцами и серьгами. Причём не только из бронзы, попалось и несколько серебряных вещиц.
Когда одно из серебряных колец, стоило его коснуться, слегка кольнуло подушки пальцев, Рианон поначалу не поверила. Ведь это мечта любого расследования – сразу обнаружить улику. Боясь спугнуть удачу, капризно надула губки и спросила:
– Но это ведь не всё? У вас наверняка есть что-нибудь особенное, и обязательно из серебра.
Приказчик с сомнением посмотрел на посетителей, но Саутерн, который сразу всё понял, уже достал из пояса кошель и покатал на ладони кругляш золотого византина. Глаза приказчика масляно и алчно засверкали, как по мановению руки на столе показался обитый бархатом ящик, где лежали серебряные украшения. Дорогие, работы не ученика, а самое меньшее подмастерья. Тонкой чеканки и выделки. Девушка медленно перебирала кольца и браслеты одно за другим, примеряла. На очередном узорчатом браслете, сплетённым из медной и серебряной проволоки, сердце замерло, а потом забилось вдвое чаще. От украшения отчётливо тянуло невидимым простому человеку серным пламенем и запахом вереска. Эту вещь делал Одержимый, и не очень давно! Не учёл одного: вещь не продастся сразу, а будет лежать в ящике. И тёмная сила не расплескалась в воздушном эфире, не исчезла без следа, а лишь медленно принялась стекать на случайно коснувшиеся соседние украшения.
Саутерн, заметив интерес, равнодушно поинтересовался:
– Сколько стоит?
Но приказчик тоже заметил, какими глазами на браслет смотрела девушка, и цену задрал вдвое.
– Шесть милиарисиев.
– Да имей совесть, у тебя серебро с медью мешано, а ты полновесную монету просишь. Твоему браслету пять нуммиев цена, я десять дам, – возмутился капитан.
Игру «один надбавляет, второй сбрасывает» дети впитывают с молоком матери, но приказчик на предложение вместо полновесных серебряных монет дать с десяток медной мелочи взвился.
– А вы работу посмотрите, так с золотом не работают, как здесь с серебром. За такой браслет вообще надо полновесными византинами платить, а я всего шесть милиарисиев прошу.
– Ну, – добродушно хмыкнул капитан, – насчёт золота ты загнул. – Хорошо. Дам один кератий.
Несколько минут оба сердито торговались… Саутерн больше из азарта и спортивного интереса, платил всё равно Инквизиториум. К тому же, если лавка как-то связана с Одержимым, то согласиться сразу будет подозрительно. Наконец, со страдальческим видом Саутерн отсчитал пять кератиев из медно-серебряного сплава. Пока приказчик смотрел у монет клеймо и сверял вес и пробу, поворчал на тему «разорили вконец». Потом раздражённо отобрал у приказчика браслет и вручил девушке. На мгновение Рианон показалось, что приказчик и охранник в этот момент как-то странно, даже хищно на неё посмотрели и переглянулись. Но тут же девушка про непонятный интерес забыла, её слишком захватила находка.
Когда оба вышли из квартала ювелиров, Саутерн, затаив дыхание, негромко спросил:
– Госпожа? Это оно?
– Да. Хвала вашему острому уму, капитан, и руке ангела, который повёл нашу дорогу именно в эту лавку. На браслете чёткий след, не больше трёх недель. Тварь скрывается где-то в городе.
До гостиницы добрались быстро и молча. Скорым шагом поднялись на второй этаж по лестнице чёрного хода. В номере встретило зрелище, которое в другое время бы изрядно позабавило. Риджайна, недолго думая, села уплетать доставленный обед, рассудив, что из харчевни начальница вернётся сытой. Младшая Охотница явно отказалась, теперь сидела и смотрела голодными глазами, как напарница догрызает жареного цыплёнка. Стоило Ищейке войти, Риджайна, не вставая, помахала надкушенным птичьим крылышком:
– Ну как? – и тут же вцепилась в него зубами.
Лицо у Хилли осветилось надеждой: ох, сейчас командир и устроит скандал за съеденный обед. Не зря взор так и полыхает жаром испепеляющего праведного гнева. Старшая Охотница знала Ищейку намного дольше и в чём дело сообразила мгновенно, едва заметила лихорадочно блестевшие глаза Рианон. Встала, даже не вытирая рук, в два шага оказалась рядом. На миг девушки прижались лбами друг к другу. Со стороны показалось, будто чужой облик принялся стекать как воск с горящей свечи. Едва последние снежные пылинки осыпались и растаяли в воздухе, Риджайна негромко уточнила:
– Он всё-таки здесь.
– Да. Спасибо острому уму Саутерна и удаче. Вот, – Ищейка положила в подставленную ладонь украшение. – На нём чёткий и свежий след. Завтра с утра пойду к отцу-командору оформлять бумаги на нашу охоту.
Риджайна не выдержала и издала протяжный стон. Она хорошо знала, как руководство командорий относилось к появлению на своей территории Ищеек, особенно с расширенными полномочиями, как у их команды. Мало того что чужаки, вдобавок за любой проступок отчитываться будут только перед генералитетом Инквизиториума и императором. Беготня с документами иногда длилась целую неделю, за которую и Ищейка, и её помощница умудрялись обойти канцелярских крыс раз по пять.
Рианон, глядя на полное печали и страдания лицо помощницы, невольно улыбнулась.
– Не трясись заранее. В кои-то веки нам повезло. Начальствует здесь отец Даций, я его немного знаю. Тот ещё карьерист, но с одной очень полезной чертой. Дело ставит выше амбиций. Разрешение на свободную охоту подмахнёт сразу, едва я покажу ему первую улику.
Ищейка ненадолго задумалась, потом закончила мысль.
– Прямо завтра, после воскресной литургии, я с отцом Дацием и поговорю. Да, – Рианон посмотрела на подчинённых, – остальным тоже надо сходить и причаститься. Саутерн, я нисколько не сомневаюсь в ваших людях, но всё же напомните.
Капитан и старшая Охотница чуть поклонились и перекрестились – наказ поняли. Затем Риджайна уточнила.