– В Дублине купил, в антикварной лавке. Занятная вещица, оформлена красиво – вот я и взял. Тебе понравилась?
– Да, очень! Она, похоже, очень старая. Рукописные книги вообще нечасто попадаются вот так, жаль, что в ней ничего не разберешь, – голос Адама снова стал высоким и немного дрожал.
Ясно было, что он проверяет, знает ли Дин о содержании книги, понимает ли, что это за вещь. В чем-то Крэйг был прав.
– Да, жаль. Я подумал, может, это какой-то шифр? Раньше алхимики писали свои заметки с помощью кода, чтобы посторонние не могли прочесть, и я подумал, что это нечто в том же духе. Если не подделка для туристов, конечно, – Дин взялся за полотенце и стал вытирать чистые тарелки.
Из столовой послышались звуки песни, потянуло трубочным дымком.
– Нет, не похоже на подделку. Очень хорошая книга, я как раз мечтал о такой, – Адам повернулся и широко улыбнулся Дину. – Здорово, что она попалась именно тебе, и ты захотел подарить ее мне, а не… не кому-то еще.
– Я очень рад, что тебе нравится! У меня было мало времени для выбора подарка.
– Неужели ты успел съездить в Дублин?
– Конечно же нет, Адам. Я купил ее довольно давно, и хотел отвезти в Окленд, родителям. Но лучше я выберу для них что-то менее старинное и странное, а то мало ли, что таможне не понравится.
Дин старался говорить беззаботно и легко, но ему все равно было неловко: он чувствовал, что Адам доверяет ему, и от этого обманывать было гадко.
– Значит, мне очень повезло.
В голове у Дина немного шумело от домашнего вина, оранжевый свет на кухне мерцал и ложился неровными пятнами на стены и пол. Глаза Адама вдруг показались глубокими и загадочными, как маленькие окна в неведомый мир, где над ночными холмами летают сонмы светлячков, а в небе сияют две луны разом…
– Сказку! Сказку хотим! – послышались голоса из столовой.
– О, Дин, пойдем скорее, – обрадовался Адам, быстро сморгнув и прогнав наваждение. – Дедушка будет сказки рассказывать, они у него знаешь какие интересные? Так, бросай полотенце, бери вон ту корзинку с печеньем и дальше на столе блюдо с булочками. Оно должно прямо на корзинку встать. Да, отлично!
Сам именинник подхватил закипевший чайник и побежал к гостям.
В комнате пахло ароматным дымом и свечами. Кошка доктора Каллена сидела на окне, и ее силуэт казался вырезанным из тонкой жести. Грэм и Ричард негромко разговаривали о чем-то, причем Ричард посмеивался, то и дело прикрывая рот ладонью. Остальные гости перемещались вместе с табуретками и подушечками, чтобы устроиться поближе к мистеру МакКою, который уже занял свое любимое кресло у камина. Крэйг уселся на подоконник рядом с Тыковкой и помахал Дину.
– Дай печеньку, – хитро сказал он.
Адам уже доставал чашки и блюдца на всех, расставляя их на столе. Мистер Ли все еще был мрачнее тучи, и сидел чуть в стороне от остальных, сверкая глазами.
– Ох, надо подумать… какую из сказок я не рассказывал дольше остальных? – произнес дедушка Адама, почесывая подбородок.
– Деда, давай что-нибудь волшебное! – попросил внук.
– Хм, волшебное, говоришь. Ладно, слушайте: случилось это в давние времена…
Дин снова заметил это, и теперь ошибки быть не могло. Когда мистер МакКой начинал рассказывать, в нем словно что-то менялось. Голос становился мягким, завлекающим, и вся атмосфера вокруг вмиг менялась. Появлялось детское чувство интереса, восторга – герои сказок вырастали перед мысленным взором как живые, словно Дин сам когда-то присутствовал при тех событиях, или смотрел такое кино в детстве.
– …жила на берегу моря одна хорошая девушка. Была она хороша собой и весела нравом, без устали работала в поле и по дому, ткала, пряла, готовила еду и носила воду – словом, не сыскать лучше невесты во всем королевстве. Имя вот только позабылось уже – ну да и ладно. Многие юноши и мужчины просили ее руки, но ни один не пришелся ей по сердцу, пока однажды не приехал в те края богатый землевладелец. Был он молод, умен и щедр: помогал беднякам, кормил сирот бесплатно. Увидел он девушку и влюбился в нее без памяти, да и она им загорелась. Скоро свадьбу справили, вся округа желала им счастья и процветания. Девушка теперь жила в большом доме и могла бы командовать слугами, но вместо того все по привычке сама делала. Счастливо жили они до самой зимы, а там молодая жена заболела и слегла. Травы и настои помогали ей ненадолго, но потом снова становилось ей хуже: три дня лежит пластом – потом один день на ногах бегает. По весне стало солнышко пригревать, и жене полегчало, ушла из ее груди тяжесть. Стала она вставать, работу любимую делать потихоньку. Муж ее отправился по делам в дальние владения на какое-то время, а как вернулся, чуть дара речи не лишился: расцвела жена его, как прежде, здоровая да румяная к нему бежит, шею обнимает. Так весну и лето прожили, хорошо было. Овцы дали большой приплод, шерсти нагуляли втрое против прежнего, урожаи на полях собирать не успевали. Жена с мужем счастливы, друг на друга любуются, да только чуть тучи и ветер – так покашливает она, нет-нет да за грудь возьмется. Пришла осень, растаяли остатки тепла, и словно здоровье у жены кто украл – теперь уже пять дней лежит, подняться не может, будто что тяжелое у ней на груди лежит. Муж в любви своей отовсюду лекарей звал, большие деньги им платил, но ни один не мог вылечить его супругу. По семь дней стала она лежать, потом по десять. Исхудала, глаза запали – тень только от красоты ее да здоровья остались. Целыми днями она только и просила, чтобы муж от нее не отходил никуда, с нею чтобы был. Ждал он весны с надеждой, но не вышло в этот раз, как тогда. Вроде на солнце жене полегче, садиться начинает, есть просит. А на другой день опять лежит, синяя вся. Снова муж кинулся врачевателей искать, да только не осталось уже никого, кто не приходил бы в его дом: одна старуха древняя откликнулась. Пришла, ковыляя едва-едва, недовольно на мужа посмотрела, из комнаты его выгнала. Сидела она у жены всю ночь, и наутро та села сама и каши попросила, хотя до того только воды пила немного. Велела старуха ее кормить хорошо и никакому мужчине, даже мужу, в спальню к жене не входить, даже если она сама звать и умолять станет. Две ночи держался муж, хотя звала его любимая так, что сердце разрывалось. На третье утро сама она встала с постели, дверь тяжелую открыла и прибежала к нему, на шею бросилась. Плачет она, умоляет не оставлять ее одну, а муж и рад ей, и в то же время про старухины слова помнит и страшно ему. Потом решил он, что раз жена сама к нему пришла, то запрет уже не действует, ведь про то разговора не было. Лег он с ней, а наутро только тело ее осталось, холодное и посиневшее. Закричал муж, заплакал, приказал найти ему ту старуху. Пришла она, посмотрела, рукой махнула: не хочет ничего говорить. Муж ей и денег предлагал, и оружием грозил, потом на колени встал, умолял. Сжалилась старуха: «Ты сам во всем виноват. Думаешь, если живешь как человек, то и стал человеком? Я-то вижу, кто ты такой, морской ты житель, глаза у тебя как вода. Нельзя таким с людьми жить, чахнут они от вас. Вот если бы жена твоя поумнее была – то переждала бы семь ночей и забыла тебя, ушла бы дальше жить, здоровая, детишек бы родила человеку хорошему. А она привязалась сильно, видишь как. Сама пришла, сама тебе тепло свое отдала, все до капельки. Теперь в море ей самое место». Ушла старуха прочь, а несчастный муж взял на руки тело жены и ушел с нею в море, на ходу оплакивая ее и свою судьбу. Скрылся он в глубине, и больше его никто не видел. Хозяйство его пришло в упадок, и вскоре все уже забыли о том, что произошло.
Мистер МакКой замолк, и ненадолго в доме стало очень тихо. Слышался вой ветра снаружи, шуршало что-то в каминной трубе. Дин поежился и посмотрел в окно. Далекий луч маяка выписывал круги по воде, но волн отсюда было не разглядеть.
– Грустная сказка, – сказал Адам.
– Да, пожалуй. Надо было выбрать другую.
– Ох, мне, кажется, пора, – хрипло сказал Крэйг, поднимаясь. – Спасибо за приглашение, ужин был замечательный.
Он выскочил за дверь, ни на кого не глядя, но Дину показалось, что вид у него очень взволнованный. Прислушавшись к своим ощущениям, он успокоил себя: Эйдан сейчас спокойно плыл в море, волны гладили его бока, внутри была сытость. Скоро, скоро он будет дома! От предчувствия встречи у Дина тепло сжималось сердце.
========== Глава 4 ==========
Адам согласился отпустить Дина только после троекратного уверения, что тот абсолютно трезв и легко дойдет до своего дома. Ночь снаружи была почти теплой: дождь прекратился, ветер улегся в траву, затянутое тучами небо казалось выше, чем вечером. Дин постоял у обрыва, вглядываясь в море, пока ночная прохлада не пробралась ему под куртку, но так ничего и не увидел. В домике у маяка горел свет, одинокое оконце казалось крошечной искрой на фоне темных скал. Там не спал Крэйг, который вдруг так быстро убежал с вечеринки, но Дин решил потерпеть до завтра с выяснением причин: сегодня он слишком устал.
Дом встретил его теплой тишиной. Сил хватило только чтобы принять быстрый душ, а потом Дин упал в постель и почти сразу уснул.
Ему снилась ночь, черная и горячая, с облачной гривой и мерцающими жадными звездами вместо глаз. Ночь сопела ему в ухо, мокро фыркала, запускала под одеяло нетерпеливые руки, вытягивая Дина из сладких пучин сна.
– Я так скучал, – голосом Эйдана прошептала ночь, принимая, наконец, его облик.
– От тебя рыбой пахнет, – улыбнулся Дин, слабо отбиваясь.
– Это тюлени. Вообще я мылся, – обиделся Эйдан. – Ты что, мне не рад?
– Рад конечно! Не проснулся еще…
– Ну да, я так понял, у вас был сложный вечер.
Руки Эйдана ласково гладили под одеялом живот и грудь Дина.
– Не говори! У Адама очень колоритная родня.
– Да он и сам… да. Тебя они не обижали, я надеюсь?
Дин уже не в первый раз замечал, что после охоты Эйдан становится крайне активным и жадным до ласки. Это значило, что сегодня уснуть не выйдет.
– Нет, не обижали. Иди ко мне под одеяло весь, хочу тебя трогать.
– А я люблю тебя дразнить, – улыбнулся в темноте Эйдан.
Он откинул одеяло прочь и стал целовать Дина в живот, пальцами выписывая на его коже невидимые узоры. Легкая щекотка, ласка и близость Эйдана заставляли расслабленно мурлыкать – примерно как Тыковку, когда ее чешут в районе затылка. Дин раскинулся в кровати, позволяя Эйдану играть с собой, и собрался просто получать удовольствие.
– И люблю, когда ты такой!
Остатки одежды и сна как-то разом покинули Дина, он лежал перед распаленным Эйданом совершенно беззащитный, и прекрасно понимал, что ему это нравится. Ласкающие руки были горячими, как и всегда, но сегодня они особенно торопились. Дин негромко застонал, когда ребро ладони прошлось по чувствительному участку бедра, и закусил губу, стоило только пальцам сомкнуться на его члене. Иногда Эйдан становился настоящим садистом, и сейчас, похоже, наступил тот самый момент: иначе как объяснить что он – обычно такой нетерпеливый и требовательный – вдруг стал дразнить Дина, гладить и доводить до крайности вместо того, чтобы как можно скорее завладеть им, пользуясь беззащитностью жертвы после внезапного нападения? Было так хорошо, что думать не хотелось. Дин толкался в ладонь Эйдана, улыбался в темноту и урчал, как большой сытый кот. Он кончил, так и не дождавшись привычного вторжения, а потому Эйдану пришлось брать его совсем расслабленным и послушным, перевернув лицом в подушки. Постель слишком сильно нагрелась и ритмично вздрагивала под уверенными толчками Эйдана, и Дину казалось, что они плывут в разогретом море среди белых волн, и что наслаждение продлится вечно. Он не помнил, как Эйдан кончил, и когда они заснули в ту ночь.
Утро случилось поздним и пасмурным. Дин с трудом разлепил глаза, вглядываясь в полумрак спальни. Время завтрака он явно проспал, но даже это сейчас не имело значения. Первым делом Дин понял, что нос у него намертво заложен, а в горле першит. Винить в этом можно было только себя самого: кто же еще, разогретый после вечеринки, гулял в распахнутой куртке по росе, торчал на обрыве до посинения, а потом еще и не выпил лечебного чая на ночь?
Со стоном поднявшись, Дин убедился, что и тело у него прилично ломит, а суставы ноют.
– Просто прекрасно, – сказал он, и тут же закашлялся.
В дверь заглянула косматая голова Эйдана.
– Привет соням! Я уж думал, что не дождусь, ты все спал и спал.
– Да, зря я вчера после ужина погулял, – Дин вяло улыбнулся. – Опять горло болит, и нос не дышит.
– Хм, это значит… Постельный режим! – Эйдан просочился в спальню полностью и плюхнулся на кровать Дина. – Будешь лежать, а я – всячески тебя ублажать, идет? Давай, загадывай желания.
– Эйдан, с тобой даже болеть спокойно не получается, – Дин негромко рассмеялся, оберегая горло. – Чая… лечебного. Пожалуйста!
– Сию секунду. А ты лежи и не вставай, ясно?
– В туалет ходить можно?
– Можно, разрешаю. Только быстро, – Эйдан показал широкую улыбку и скрылся за дверью.
Вскоре вместе с Дином в постели оказались ноутбук, горсть флешек, кабель питания, две лишние подушки и столик с чаем и сухариками. Это не считая самого Эйдана, развалившегося поперек.
Дин редактировал фото. Скидывал с карт, удалял, кадрировал, корректировал, где необходимо. На экране были фото Эйдана, а живой оригинал лежал рядом, щекотался и говорил глупости.
Это был долгий и ленивый день, полный разговоров ни о чем, дурацких шуточек и ласковых прикосновений. Дин еще не знал, как часто он будет вспоминать этот день.
Уже стемнело, когда в окне спальни нарисовалась светлая лошадиная голова.
– Ой, Уилс! – Эйдан подскочил. – Что-то случилось?
– Не то чтобы прямо ужас, – медленно отозвалась голова. – Привет, Дин. Так вот, Эйд: у тебя там приборы сбесились и пищат, стрелка барометра танцует, а корректировочный на нуле. Мы пробовали тебе звонить, конечно…
– Но я оставил телефон где-то там и не включил звук, – Эйдан мрачно покачал головой. – Прости. Дин, отпустишь меня? Я знаю, что обещал исполнять твои желания, но…
– Но сейчас мое желание такое: иди скорее, смотри, что там у тебя поломалось, – перебил Дин. – Я еще немного посижу и лягу спать пораньше.
– Точно? Ты не сердишься на меня? – Эйдан подобрался на четвереньках, чтобы удобнее было целоваться.
– Конечно, – Дин чмокнул его в нос и махнул рукой. – Иди, пока я не передумал.
– Спасибо. Но я вернусь, как только смогу, хорошо? Так и знай, Дин, я разберусь со своими игрушками и тут же назад.
– Да, да, конечно. Уилс, как прошел ваш пикник?
– Прекрасно, – отозвалась лошадь, – спасибо.
Дину показалось, что она очень напряжена и взволнована. Неужели поломка приборов Эйдана настолько серьезна? Или просто приближается погодный апокалипсис, который грозит снести побережье к чертям?
Он решил не приставать с расспросами сейчас, и Эйдан быстро собрался и убежал.
– Жди меня, моя Джульетта, – пробасил он в окно снаружи.
– Ждать тебя, мой Ромео, чтобы умереть в конце вдвоем? – пробормотал Дин.
В окне уже ничего не было видно.
Ночь прошла спокойно. После очередной порции чая Дин спал, как ребенок, глубоко и без сновидений. Никаких тревожащих образов не было, никаких посторонних звуков или таинственных гостей, и даже таинственных следов на ковре никто не оставлял…
Утро пришло солнечное. Дин лежал в кровати и щурился, прислушиваясь. В доме было тихо и пусто, Эйдан еще не приходил. Горло болело меньше, нос дышал через раз – уже лучше. Дин встал, прошелся по дому, потягиваясь. Приготовил чай, неторопливо занялся яичницей на завтрак. С улицы послышались звуки подъехавшего автомобиля, хлопнула дверца.
– Ричард, – догадался Дин, доставая из холодильника еще два яйца.
– Доброе утро! Удобно ли уже приходить к тебе в гости, Дин? – спросил дядюшка, возникая на пороге.
– Вполне, заходи. Яичницу будешь?
– Не откажусь, – Ричард говорил как всегда вежливо, но при этом просто сиял от радости.