Его товарищи бродили где-то в окрестностях деревни. Бродили сами по себе. Но это было не важно. Теперь они не нуждались друг в друге. Они уже не зависели друг от друга. Они были самодостаточными. Они знали, что всегда, когда в том будет необходимость, они с успехом отыщутся, чтобы объединиться. Разрозненность – это не беда, это пустяки.
Паша качал ногами и смотрел в небо.
Вдруг он необычайно чутко уловил далёкий девичий голос. И с его лица сошла блуждающая улыбка. Он серьёзно, но спокойно посмотрел в ту сторону, откуда донёсся звук, и стал ждать появления девочек.
Наташа и Ира заходили за подружкой Мариной – из её дома они и появились. Тёмненькой Наташе было пятнадцать лет, каштановой Марине – четырнадцать, а светленькой Ире – тринадцать. Они весело болтали-щебетали, пока не вышли на дорогу и не увидели Павла.
Три девочки были в воздушных светлых платьицах.
"Какие они нарядные… и каждая по-своему хорошенькая, – в который уже раз за лето подметил Паша. – Даже и не знаю, кто мне больше нравится… Наверное, всё же, Наташка, потому что она взрослее. Только она очень строгая. Но Ира, её двоюродная сестра, кажется милой… а вот Марина – вертлушка, правда, внешне она как-то попроще… Если не быть очень придирчивым, тогда легче всего забаловать с Маринкой. Но можно попробовать и с Ирой… только мальчики для неё – не главное, у неё на уме всякие пустяки".
– Паша, а ты здесь чего сидишь один? – спросила Ирина, подбежав и беззаботно плюхнувшись рядом с ним на скамейку.
– Сижу.
– Гм… А где твои товарищи?
– Там.
– Где?
– Где-то там.
– Ты чего такой скучный?
– Гляжу.
– Куда?
– На небо.
– А!.. А вас чего стало совсем не видно?
– Гуляем.
– Где?
– В лесу.
– А что вы там делаете?
– Играем.
– Как?
– Охраняем.
– Кого?
– Лес.
– Зачем?
– Потому что он так хочет.
– Как это?
– Так. Мы ему нужны. Ему без нас плохо.
– Почему это? Он всегда сам по себе.
– Не скажи. Он растёт в земле, а мы ходим по земле. Мы вместе. Но мы ходим, а он нет, поэтому он от нас зависит, как и мы от него. Мы вместе. Запомни это.
– Ладно… Интересная должно быть игра?
– Ну тебя! Иди себе. Тебя подружки ждут.
– Да ладно тебе! Ты чего?.. Обиделся? – Ира поднялась. – Приходите сегодня вечером в клуб, будет интересное кино, – сказала она и убежала к Наташе и Марине, скучающим поодаль на дороге. – Пока! – Присоединившись к подругам, радушно улыбнувшись, Ира помахала Паше ладошкой.
У девочек не было определённых планов, поэтому они не уходили – стояли, отвернувшись от Паши, и пытались что-либо придумать.
"Какая всё-таки хорошая девочка – эта Ира, – подумал Паша. – Но зачем они таскаются со старшими ребятам? Валька обещал проучить их… вот только потом мы их ни разу не встретили".
Паша твёрдым взглядом упёрся в хорошую девочку Иру, и ему захотелось прикинуться ветром, чтобы задуть её, запорошить её уличным сором.
Паша растворился в своей фантазии…
Девочка Ира поскучнела, замерла. Она будто бы к чему-то прислушивалась, будто бы почуяла она что-то подкравшееся к ней, вставшее за нею.
Паша сидел смирно. Паша смотрел пристально.
Паше казалось, что он устремляется вперёд быстрым ветром. Он закручивает воздух вихрем и поднимает с земли пыль и песок.
Паша был ветром.
Вот он снова кувырнулся и основательно смешал застоявшиеся слои нагретого солнцем воздуха. Он взвил настоящий маленький пылевой вихрь. Тот зашумел, подметая неровную, в рытвинах и выбоинах, деревенскую дорогу, и тихонько приблизился к трём подружкам, и ненароком вздул платье Иры.
Марина и Наташа оторопели. Они указали Ире на приключившийся с нею казус. Но та молчала, и даже не двинула головой, не скосила на них глаза – стояла, как изваяние, а ветер трепал поднятую ткань.
Марина и Наташа опомнились. Они одёрнули задранный подол – тщетно. Ветер был напористым. Тогда они ухватили Иру за руки, сказали: "Дурак", – мальчику, неподвижно сидящему на скамейке у забора в тени черёмухи и не сводящему с них глаз, и быстро пошли под гору, в Нижние Устюги.
– Ух ты, – выдохнул Паша, как только девочки скрылись в низине. – Здорово! До чего же это было взаправду! – Паша был в восторге.
18 (43)
Когда милицейский УАЗик, подрагивая и дребезжа, сворачивал от магазина к пруду, Залежный Кирилл Мефодьевич увидел в боковом окне Валентина Ласкутова. Но не просто увидел, а столкнулся со сверляще-буравящим взглядом его прищуренных карих глаз. Отчего Кириллу Мефодичу стало не по себе: он почувствовал себя как-то плохо, муторно, и тут же у него ужасно заломило в висках. А через минуту, когда Валя остался позади, а в лобовом стекле машины, от качки, запрыгали люди, толкущиеся возле лежащего "не совсем" утопшего мальчика, голова у Залежного начала раскалываться от невыносимой боли так, словно кто-то мелко надробил стекло пивной бутылки и получившиеся крошки умудрился затолкать прямиком промеж извилин мозга Кирилла Мефодича!
19 (44)
От Верхних Устюгов Паша хорошо видел главную и единственную деревенскую дорогу. Она открывалась задолго до магазина и прямой лентой тянулась к просёлку, который сменял её, извиваясь по полю до самой речки Дульки, и далее, по её берегу.
Паша видел, как к далёкой толпе, что-то крича и размахивая руками, грузно переваливаясь, бежала какая-то женщина. Потом к магазину проехала белая машина, а за ней потянулась тёмная, – Паша сразу же распознал, что это за такие авто ездят по его деревне.
Когда последний автомобиль, сильно ковыляя на ухабах, спустился под горку к пруду, а поднятая колёсами пыль осела, Паша увидел фигуру мальчика. Он сразу же безошибочно и категорично понял – Валька!
Паша поднялся со скамейки и вяло направился к товарищу.
20 (45)
– Почему он лежит? Он что, совсем плох? – спросил Залежный, с превеликим мучением выбравшийся из УАЗа.
– Нет, – ответила Марья Тимофеевна. – Это я настояла. Так и ему легче, и мне удобнее осматривать.
– Понятно, – сухо сказал участковый. – Жить будет? – вдруг спросил он мрачно. И сам на себя подивился. Подобный цинизм был не свойственен натуре дородного, всегда обстоятельного и неспешного в движениях и действиях участкового.
– Он совершенно в порядке. Жить будет, – ответила Марья Тимофеевна, морщась на грубость. – И даже больше скажу, уже живёт!
– Ну-ну, Мари… не смотрите так. Всё понятно.
– Устали?
– Есть немножко.
– Так ли уж немножко? По вам не скажешь.
– Да?.. Извините.
– Может, вам чего-нибудь дать? Какой таблетки?
– Спасибо. Пока что как-нибудь обойдусь.
– Как знаете… а то…
– Нет, благодарю, не надо. Пока, во всяком случаи…
Кирилл Мефодич оглянулся на магазин – Валя всё ещё был там, но не один: к нему присоединился мальчуган, в котором участковый угадал никого иного как Пашу, Павла Дубилина.
И тут Кирилл Мефодич испытал новый приступ головной боли, и была она сильнее прежней – у него зашумело в ушах, потемнело в глазах. Он стал искать места, куда бы присесть. Ему показалась, что с ним вот-вот случится инсульт, – и это его, испугав, подавило.
21 (46)
– Где Марат? – спросил Паша, подойдя к Вале, всё это время остававшемуся на одном месте.
– Мне кажется, что он где-то там, – бесцветным голосом отозвался Валя и указал в сторону реки, на нечётную – нижнюю, ближнюю к ручью – сторону домов Нижних Устюгов.
– Согласен, – одобрил предположение Паша.
Это понимание пришло к мальчикам благодаря какому-то шестому чувству, до конца ещё неизведанному, неосвоенному ими, но уже не пугающему их и даже ставшему как будто естественным для них, – оно раньше почему-то было скрыто и недоступно, а теперь вот вдруг открылось в них и для них.
– Пойдём к нему? – спросил Паша.
– Пошли.
22 (47)
В толпе, продолжавшей искать участия во всех делах, что в этот день творились в деревне, произошёл раскол: в ней появились те, кому было некогда или лень, или неловко, уподобясь стаду, повинуясь общему порыву, всей гурьбой, опять брести к новому месту. Но таких было мало. И не такова была Макариха – она шла с народом, чтобы наблюдать за новым происшествием. Правда, Макариха не устояла против того, чтобы навестить свою козочку Маньку, так как путь к пруду лежал мимо лужка, где та паслась – надо было всего лишь раньше времени свернуть книзу.
Помахивая сереньким хвостиком, беленькая козочка по имени Манька безмятежно паслась возле ручья. Завидев хозяйку, спускающуюся к ней по проулку между дворов, она призывно заблеяла и побрела навстречу.
– Уй, ты моя радость! Узнала, узнала хозяюшку! Ну, иди, иди ко мне! – обрадовалась Макариха раннему свиданию со своей кормилицей и отрадой. – У меня для тебя всегда припасён гостинец. – Макариха выудила из обширного кармана халата кусок чёрствого чёрного хлеба и на ладони протянула его козе. – На… на… жуй… Вот умница, красавица, милая моя.
– Мееее-еее… – проблеяла та в ответ.
– Хочешь, я тебе наломаю веточек ивы? Хочешь, да?
– Ме-еее…
– Сейчас. Подожди чуток. Сейчас принесу.
23 (48)
Валя и Паша спустились от магазина до нижнего просёлка и повернули в противоположную от пруда сторону – к реке. И сделали они это вовремя, иначе бы на них накатилась толпа, движущаяся по деревне.
– А чего это там происходит? – поинтересовался Паша, кивнув в сторону людей, скопившихся под ивами возле воды.
– Да так… пустяки… – отозвался Валя. – Олег Шутилин свалился в воду.
– Да ну!
– Представь себе… какой разиня…
Мальчики сделали пару шагов в молчании.
– Это ты его? – как-то виновато, осторожно всматриваясь в товарища, спросил Паша.
– Было дело.
– Как же?
– Обычно.
– Понятно.
Они одновременно повернули головы к ручью и – остановились.
В буйной траве у ручью Макариха, привстав на цыпочках, тянулась за веточкой ивы. Коза Манька терпеливо ожидала угощения в десяти шагах от неё.
24 (49)
Бабка, которую все деревенские кликали не иначе как Макариха, подняла над головой охапку веток ивы и затрясла ими – листочки нежно зашуршали.
– Иду, милая, иду, хорошая!
Манька, не столько реагируя на её слова, сколько на звук листвы, рьяно завиляла хвостом и протяжно заблеяла.
– Уй, ты моя милая, – приговаривала бабка, пробираясь в высокой траве, осторожно ступая между ямок, насыщенных водой близкого ручья, – невтерпёж тебе, да? Сейчас… немножко осталось, потерпи. Вот – иду… иду уже…
– На, кушай! – Макариха протянула охапку веток.
Манька незамедлительно принялась объедать нежные веточки и листочки.
Хозяйка стояла и с умилением смотрела на свою любимицу… и не удержалась она, не утерпела – стала она поглаживать козочку по голове между жёлто-серых рогов, трепать её по длинному загривку и скользить сухой ладонью по её твёрдой хребтине, при этом нет-нет да смахивая слежавшуюся длинную шерсть на её округлых боках – Манька была пузата, Манька ждала козлят.
– Ну, я пойду, пойду я, а то ничего не увижу, прозеваю всё, окончится всё… пойду… – Она положила ветки на землю.
Манька настолько увлеклась едой, что к хозяйке проявила необычайную холодность: она не заметила не только её слов, но и её ухода.
Макариха сделала пять шагов по высокой траве и приметила на просёлке двух пацанят: те стояли и смотрели на неё.
"Ага! – возликовала бабка. – Это же Валька с Пашкой! Гулящие и, верно, шкодящие!"
– Эй, ребята! Погодьте, – прокричала она, – что я вам щас скажу и какую одну штуку спрошу… такую заковыристую, ну, прям жуть… жуть какую эдакую… – Макариха подобрала полы халата, чтобы как можно быстрее двигаться по траве и через рыхлые горки земли, которые высились над норами кротов.
Но тут что-то с сокрушительной силой ударило её в худосочный зад!
Макариха поднялась на воздух и пронеслась по нему добрых полтора метра. Она с утробным выдохом брякнулась на живот и второпях перевернулась на спину, чтобы увидеть, что же это такое было.
25 (50)
– Эй, ребята!
При этом окрике Макарихи, предназначенном двум мальчикам, которые стояли на просёлке позади нижних огородов деревни, коза Манька перестала наслаждаться кушаньем. Она замерла и… медленно развернулась.
Манька наклонила голову.
Манька выставила перед собою дугообразные рога.
Она враз проворно взяла с места и… боднула хозяйку, угодив ей точнёхонько в зад!
Манька встала над поверженной жертвой, задрала морду и громко противно заблеяла.
Макариха воззрилась на неё снизу вверх, громко сглотнула и прошамкала:
– Ты… чего… это…
Валя и Паша, с равнодушием наблюдавшие за удивительной сценой, хмыкнули и возобновили путь. Они всматривались в огороды, отыскивая запропастившегося Марата.
26 (51)
Марат сидел в проулке между дворами Куропатовых и Анюковых.
Несколькими минутами ранее, бредя без определённой цели по низам деревни, он был окликнут Анатолием Куропатовым, который прибывал в приподнятом настроении, и, желая выразить имеющуюся в нём благодать, Толя поприветствовал знакомого мальчугана. На что Марат встал столбом и упрямо на него воззрился, словно не понимая, что от него требуется. Тогда Толя чертыхнулся и подался прочь, опасаясь, что всё его хорошее настроение развеется, если он затянет контакт со столь непонятливым мальчишкой.
"И надо-то было всего лишь сказать: "Здрасти, дядя Толя!" А он – пялится!"
Рыжий и конопатый Толя, блаженно улыбаясь и массируя своё белое сдобное тело, неторопливо пошёл по тропинке к дому, соображая, чем бы ему заняться по хозяйству.
Марат же не был столь беспечным: он не хотел упускать внезапно образовавшийся контакт с субъектом, который сам попросился к нему в сети, тем более что субъект имел весьма необычный вид, а значит, он заслуживал особого внимания.
Марат направился в проулок и приник к забору, наблюдая за рыжим мужиком.
Толя с ленцой почесал подмышки и сладко зевнул.
– Чо надо, жена? – обратился он к супруге, которая мыла помидоры в раковине на улице, чтобы после закатать их в банки.
– Посмотри яички.
– Ага, ладненько… А где лукошко?
– На крыльце. Я собиралась сама, но если уж ты изъявляешь желание…
– Изъявляю. – Толя подобрал лукошко. – Я пошёл?
– Иди… – Жена оторвалась от помидор, выпрямилась и с некоторым удивлением посмотрела на вальяжно шествующего мужа.
– Мам, мам! – закричало их рыжее дитя мужского пола, откуда-то взявшись возле раковины.
– Чего тебе? – пробурчала мать.
– А что сделать мне? Пошли меня куда-нибудь, – попросил Жорик.
– Ступай, нарви зелени. Укроп – прям с зонтиками, смородиновый лист, вырви две головки чеснока…
– Ага-ага, понял, – сказал мальчик и убежал.
Вода текла из крана. Женщина размеренно двигала руками. Квохтали куры, копаясь под яблоней и вишней. Проголосил петух, и затрепыхал крыльями, отчего поднялись на воздух пыль и пух. Залаяла соседская собака. По дороге прошелестела машина.
Толя стоял перед курятником – почёсывал бока, щурился на солнце и вдыхал влагу, оставшуюся после утренней грозы, немилосердно смешавшуюся с куриным помётом.
Под далеко выступающим навесом у курятника, на метровом возвышении были устроены гнёзда, где исправно откладывали яйца курицы. Сейчас там сидела одна небольшая, но очень беспокойная цыпочка. Она поворачивала голову то одним, то другим глазом, рассматривая мужика.