Глава3.
Следующим заболел Михайлович. Без него в казарме стало вообще пусто, скучно. Еду нам приносили в одноразовой бумажной посуде, с такими же прессованными целлюлозными ложками, на которых был выдавлен 1988год и знак качества, со стертыми буквами СССР. (Это было предзнаменование: -наверно мы Союз сожрали вместе с ложками, когда болели ветрянкой). В дальнейшей жизни мне нравилось болеть, я устраивала себе праздник объедания, могла, не жалея денег купить и съесть, хоть килограмм мороженного, чтобы вылечить слегка простуженное горло, а после дюжины бисквитных пирожных, у меня, пропадали все хрипы в горле и случалось чудо, бабушка выздоравливала, мои внучки были без ума. Столько радости и положительных эмоций я получала во время «болезни».
***
Михайловича, разукрашенного, как новогодняя елка, розово-зелеными шарами, отправили вертушкой в санчасть, которая находилась где-то под Насосной, то ли в Джорате, то ли в Джейрамбатане. На его замену в карантинный блок не прислали никого. Просто на ночь нас закрывали с наружи, а перед завтраком открывали. Еду оставляли перед входом, забирали мусор в бумажных мешках из-под цемента, повесили фанерку из-под мишени, с надписью –КАРАНТИН, и проштудировали, чтобы никуда не высовывались и ни с кем не контачили. Жизнь продолжалась. Мы были предоставлены сами себе. Я всегда сравнивала нашу обойму со старшими. Все-таки, как-то, что-то не сходилось. Фактически этот лагерь в горах, с полигоном, стрельбищем являлся закрытым объектом, для подготовки спецподразделений, курсанты которых проходили отбор в суворовских и нахимовских училищах, решившие раз и безоговорочно связать судьбу с армией. Их гоняли, как сидоровых коз, из них делали элиту спецназа, командирский состав-будущее армии. У них не было круглоголовых, они жили отдельно в казармах. Подразделения между собой пересекались редко. Каждые четыре года выпускалось сорок новоиспеченных лейтенантов. Прием в группы, да и количество групп было строго ограничено. Из них к окончанию обучения спец инструктора выкачивали все соки. (И когда мне потом говорили, что какой-то офицер стал порно звездой, а какой-то знаменитым культуристом, приводя в пример мужа Королевой, я думала, что не там ты километраж знаний и умений месил, и не там тебя самого месили. И так сойдет…говорил Вовка из тридевятого царства.) Наша обойма, как-то не вписывалась в механизм штамповки спецподразделений. Да у нас был устав, да у нас была дисциплина, да мы несли определенные нагрузки, но все равно мы были детьми. У нас были круглоголовые, которых не было у старших (Зато у них были спец инструктора, которых не было у нас. Зависть Гюрды.) Да и не у всех они были, у меня и Гюрды их никогда не было. Я себя вообще считала уродиной (Смотрясь в зеркало, завидовала Медузе, завидовала даже веснушкам Мальвины, мне казалось, что все красавицы, обязательно должны быть рыжими и непременно с веснушками.), считала неудачницей и что меня по ошибке притащили в подразделение, из-за этого и поставили старшей над обоймой. Все талантливые, а ты бездарь, вот и командуй. Придёт первый, в туалете полы будешь мыть, это такое мне в лицо Медуза кинула, я хотела ее разорвать, но глаза наполнились слезами, я убежала в укромное место (У каждого из нас было свое укромное место). Я долго думала и плакала. Мне казалось, что меня никогда никто не любил и никогда никто не полюбит. Самое главное, что я с детства вбила в голову, что мать меня бросила из– за того, что я родилась такой уродкой. В эту ночь, после построения, я сбежала. В третий раз, за пять лет, как говорил Михалыч. Оказывается, он подсчет негласный вел. Из нас всех не сбегал только Немой, он легко мог сделать так, чтоб от него все сбежали и оставили его в покое. А Цыган свои двухдневные отлучки не считал побегом, он всегда возвращался сам, приносил с собой кучу жизненной энергии и множество невероятных красивых историй. Мы на его сказках и выросли. (Я, когда эти «цыганские «сказки рассказывала детям, потом внукам, они и про сон забывали). Бегать мне долго не дали, вокруг горы, скалы, обрывы и никаких дорог. Один только Цыган нащупал тропу, но молчал как партизан. К нам всегда все относились, как к детям (Медуза не в счет). Мы могли пролезть через колючую проволоку, подойти к охраняемым складам, пойти гулять на полигон с барьерами и препятствиями, бессовестным образом присутствовать при тренировочном процессе военных. Запрет распространялся только на стрельбище. Да и далеко оно было. Мне казалось, что нас специально здесь спрятали. Секретный объект, внутри секретного объекта. Это как бы добавляло значимости нашего существования. (Как оказалось позже, я недалека была от истины, вернее я оказалась абсолютно права).
***
Через три недели в обойме появился Цыган. Карантин сняли. В отсутствие Михайловича, рекомендовали заняться самоподготовкой. Опять все на мои плечи: -физическая подготовка, уроки, режим, круглоголовые…, боевая подготовка (по желанию), самоподготовка и все по кругу. Как-то незаметно Интеграл увлекся бегом, и показывал довольно приличные результаты. Видимо от избытка энергии, молодой организм требовал нагрузки. Михалыч явно задерживается, я уже была вся на нервах. Не получалось у меня бегать и следить за всем-то на уроки опоздаем, после остывшего завтрака, то после обеда круглоголовые за мной гурьбой бегают, в поисках своих подопечных, жалуясь, что я им срываю какой-то важный эксперимент. И услышав долгожданный шум винтов военной вертушки, я облегченно вздохнула. Свою ошибку я поняла, когда увидела, что вместо Михайловича, из вертушки выпрыгнул маленький мужичок, с громадным рюкзаком, пригнулся под винтами и колобком покатился навстречу встречающим командирам. Что энто за фрукт? -подумала я, Филиппок какой-то. Но после того, как командир привел его к нашей казарме…Первый, ёкнуло сердце. Командир вытер пот с лица: -Принимай пополнение, как там тебя? Я подсказала -Вторая. -Не разбираюсь я в вашей нумерации, но это, как его, ваш очередной -последний в вашей десятке. -в обойме,-поправила я. Но командир в сердцах, махнул зажатой в руке фуражкой, уже направлялся на выход, к двери. Обойма выстроилась сама, я тоже стала на свое место в строю. -Воспитателя нет, поэтому представляйся сам,-предложила я колобку. Он недоуменно потоптался, скинул рюкзак, в котором что-то загрохотало, пнул его для надежности. -Я, это…,-пробубнил под нос прибывший,-Никита. Потом подошел к Немому, протянул руку -Никита –повторил колобок. Немой механически поздоровался и посмотрел на меня. Я сообразила мгновенно вышла из строя, и представила каждого члена обоймы, по кличкам (Имя было у Интеграла, но я и представила его, как Интеграла, он не обиделся. Остальные, в том числе и я, имен не имели). Вскоре на рюкзак полетела фуфайка, в которую был закутан новичок, потом три свитера, какие-то платки, подвязки, ватные брюки, спортивные, ленты, подтяжки и куча всякой дребедени, что настоящим мужикам таскать не положено. Вскоре перед нами предстало вполне нормальное человекообразное существо, лет двенадцати, только метр с кепкой. И не толстый совсем. Строй рассыпался, вся обойма умчалась по своим делам, а мне нельзя-я-я, вводи в курс дела новичка: спать будешь здесь, в тумбочке можно хранить…, подъем в пол седьмого…, твое место в обойме№10, туалет в конце коридора. И ответы на тысячу зачем и почему. Интеграл крутился рядом, потом не выдержал, подошел к новому и указывая пальцем на огромный рюкзак, спросил: -Это что…? Это зачем? -Лаборатория,-ответил новичок. -Можешь сдать лишнюю одежду в склад тете Дусе. Так закончив с наставлениями, этой фразой я закончила вводный инструктаж. -в общем! Добро пожаловать! Располагайся. Интеграл уже приспосабливался посмотреть лабораторию, но не тут то это было; Никита подскочил и закрыл рюкзак, как Матросов амбразуру, своей мощной грудью. Сразу признав меня старшей, он обратился ко мне, почти по уставу: -Товарищ командир! Распорядитесь, чтобы мне выделили помещение, под лабораторию. У меня отпала челюсть. Первым среагировал Интеграл и нервно захихикав, выскочил на улицу. Я еще была в ауте. -И чтобы это помещение было хорошо вентилируемое, желательно принудительная вентиляция, -добавил новый. –А ты не опух, а ты не обор? Слова застряли в моем горле. И тогда я поняла, что эта лаборатория у него будет. -Хорошо, я вашу просьбу передам по инстанции, -холодно ответила я, и с тех пор к новичку обращалась только на Вы. Пока Никита располагался и обживался, я через колючку, поперлась искать командира или дежурного по части. Услышав просьбу новичка, реакция командира совсем не отличалась от моей, только в более полном варианте –А, он не опух…? Но увидев перед собой 12летнюю девчонку, споткнулся на слове и закашлялся. Хорошо, примем к сведенью, -ответил военный и я ретировалась в казарму. Через два часа вертушка приперла личного инструктора Никиты. Это был кадр, который полностью разрушал весь институт власти круглоголовых. Во-первых, не признавал халатов, громко говорил, постоянно с кем-то ругался, всех оскорблял, то кацапами, то москалями клятыми. Особо доставалось военным. Голова у него была побрита на лысо, а на самой верхушке длиннющий клок волос, который он называл –оселедец. Ко мне же он почему-то обращался вежливо и зачастую, из уважения, переходил частично на русский язык. -Дивчина, а где ты спрятала маленький кусочек дерьма, что себя называет Никитою? Сам задавал вопрос, сам на него отвечал, сам же находил подопечного и за ухо тащил в контору. Никита давал отпор еще в казарме, в конторе шел непрерывный скандал, иногда от боли кричал Никита, но не поверите, больше орал инструктор. Этот мордобой продолжался часа два, потом инструктора под руки, фактически, тащили к вертушке двое старших, а Никита, прошмыгнув через дверь, вовсю наяривал к казарме. На лицах инспектора и подопечного светились довольные улыбки. Ну и шельмец, ну и сукин сын-восхищался учеником побитый инструктор. Казак отходил целую неделю. Никита целую неделю занимался самоподготовкой, потом опять все повторялось. Уши у Никиты постоянно были красного цвета. Интеграл немного жалел новичка. Но Никита к инструктору отнесся с уважением, с каким– то глубоким почитанием. Он кто? -спросил Интеграл. -Волхв. Последний Волхв. -ответил новичок. – А, за что это он так тебя? -показывая на уши, спросил Интеграл. Так надо, услышал в ответ. А что ты знаешь о берсерках? На вопрос о берсерках Интеграл не знал ничего. На следующий день группа старших курсантов освобождала каптерку –пристройку к казарме. Вертушка притащила вытяжку-электродвигатель с хреновиной, похожей на улитку. Вскоре, так тщательно охраняемый рюкзак уполз в новую лабораторию. Никита не игнорировал марш броски, бегать он любил, но в силу своей комплекции, постоянно отставал, был десятым всегда и везде. Все остальное свободное время он проводил в лаборатории, не допуская в нее никого. Цыган говорил, что старшие курсанты приносят к лаборатории трупы различных животных и даже на вертушке привозят покойников из морга. А Никита в лаборатории делает военную чупокабру. Вокруг новичка возник некий ореол таинственности, все на него смотрели с опаской, и с не прикрываемым любопытством. Мы между собой –шу, шу…, старались определить и окончательно приписать десятого в обойме, но он с таким ворохом достопримечательностей, как бракованный патрон, никак не хотел влезать в обойму. Одним не нравилось, что его называют по имени (Некоторым даже обидно было, мне тоже), другим его запах и таинственность (Когда жизнь меня немного помотала, я поняла, чем пахло (Вернее воняло) от десятого: он, его одежда, все чего он касался, надолго пропитывалось запахом формалина. Вонь, хуже уксуса.), третьим (Не будем пальцем показывать на Цыгана) эта вонючка совсем не нравилась. /Таких в табор не принимают/-говорил Цыган. Немому и Интегралу было все по барабану, но все же они отселили Никиту поближе к выходу. А тому даже удобно было, он с лаборатории всегда поздно по ночам возвращался, а иногда, только на построение прибегал. Одна особа, которая в данный период отсутствовала, говорила, что этот недоносок, хуже лентяя и за глаза, называла его лабораторной крысой. (А, еще они называют тебя земляным червяком). Мы привыкли обращаться друг к другу по кличкам, а к новичку никак, ничто не клеилось. Обращаться по имени-дико, непривычно; по номеру-как будто с вещью разговариваешь. (И был он никто, и звали его –никак. Такой вот Масленица пришел…) Не лепилась к нему кличка. Было такое ощущение, что мы все собаки, а он –человек. Сама себе, дура, накаркала, вспомнила Медузу… Прибегаем после марш– броска, а она в казарме обыск в своей тумбочке наводит; в комнате аромат такого парфюма, который эльфам не снился, а на голове такая прическа…! Что я почувствовала себя лысой. Она стояла в спортивном трико, очаровательно улыбалась, на губах была темно коричневая помада, на лице обалденный макияж, волосы, покрыты лаком, переливались на солнце. (Сразу вся Третьяковка вспомнилась: и «Не ждали», и «Грачи прилетели» и «персик в тарелке девочки обжоры»). Девчонки, без гипноза застыли, как каменные. И как это мы вертушку прохлопали? (На пол, под наши ноги, стекала зависть. Образовалась уже приличная лужа.) Через прозрачную кофточку, просвечивался черный бюстгальтер, обхватывающий и подчеркивающий женское богатство. (Которое нам пока и не снилось. Я по инерции посмотрела на свои вздутости) У Медузы слегка раздались бедра, округлились плечи; и по всем признакам, перед нами была, уже сформировавшаяся девушка. Медуза была без ума, от произведенного на нас эффекта. Это был фурор, это был триумф…Это было что– то такое, о чем мечтает каждая девочка с рождения. Мы даже готовы были простить (И простили) все пакости и обиды, причинённые нам Медузой. Пол ночи мы завороженно слушали Медузу, про город Баку, про парк Кирова. Про девичью башню, про шашлык, торты, мороженное, халву, пахлаву и про много, много чего вкусного. Мы такого никогда даже не пробовали. На новый год, нам всем дарили одинаковые подарки со сладостями (от МВС, говорил Михалыч), в них были конфеты, пару мандаринок, один апельсин, и иногда сушенный инжир (Это уже местные добавляли). На стол подавали лимонад в стеклянных бутылках, с пузырьками. Это было счастье! Никто наверно не ждал Нового года, как мы. Но что это все можно было купить за деньги? …Ночью мне снился Баку.
***
Медуза поменялась вся, характер тоже поменялся. Она всей своей взрослостью, всем своим видом отделилась от нас окончательно. Стала спокойнее, добрей, расчетливее, терпимее к курсантам обоймы. Подчинялась только по инерции, вдумываясь в каждый приказ, как бы переваривая его в жерновах своих мозгов. А мозги у нее были. Она научилась контролировать свои способности. (А, что она могла вытворять в полном объеме, я узнавала из заголовков газет, читая между строк. Но многое мне рассказала Стерва, с которой мы случайно встретились, находясь в дипломатических представительствах разных государств, на одном из саммитов в ОАЭ.) У Медузы убрали двух инструкторов, вместо них появилась хрупкое очаровательное создание, неопределенного возраста, невысокого росточка, с немного вздернутым носиком, с чистым, всегда улыбающимся лицом, с томными, завораживающими большими, слегка раскосыми (кошачьими)глазами, которые при разговоре она всегда опускала стыдливо вниз, как бы отдавая полностью инициативу собеседнику. Обаяние в ней было везде. Даже в каждой складке белого халата, с вышитой группой крови на накладном кармане левой груди, чувствовалась такая скрытая сексуальность, что любое ее движение, вздох, взгляд, голос, ее чарующий голос…, под внешней иллюзией скромности и беззащитности, рождали ощущение безграничного доверия и близости, побуждали собеседника к необдуманным поступкам, раскрывали его как консервную банку, возрождая в нем первобытные инстинкты, тем самым подготавливая его и подводя к необдуманным действиям. (Я не собираюсь утверждать, но Моника Левински, прошла видимо школу этого инструктора. Я смотрела видеозаписи, и в одном из документов, в особой графе, отметила о замеченных, профессиональных тонкостях. Виден был почерк опытного инструктора.)
***
Михайловича выгрузили, как мешок картошки, с вертушки. Вернее, он вывалился сам. После того как вертушка отчалила, Михайловича подхватили два курсанта и поперли на пустующую гауптвахту. Михалыч пытался разговаривать, смеялся, потом целую ночь пел нецензурные песни, которые толком никто не мог разобрать. Никогда не думала, что у Михайловича нет слуха. На утро его с помощью родниковой воды и какой -то матери, привели наконец в чувство, но видимо не до конца. По пути к казарме ему не посчастливилось встретится с новым инструктором Медузы, столкнулся прямо у двери казармы-А это что же, еще, проститутка? -возмутился воспитатель, и застыл камнем в последнем движении (чем-то напоминая ресторанного швейцара). Опять командовать мне, подумала я. Марш-бросок был легким, мы быстро прошли его. До обеда еще было пол часа. Раньше времени не хотелось появляться, припашут. Я устроила длительный отдых, обойма расслабилась и все разбежались по своим делам, по лесу. Правда деревьев на маршруте было меньше, чем кустарников, но зато много камней, огромных валунов, на которых, грелись на солнце змеи. За время учебы мы привыкли к ним, да и они к нам. Змеи были разные, красивые и не очень, разноцветные и однотонные. Они нам настолько примелькались, что мы перестали их замечать. Мы знали, что они опасны, они знали, что мы не подарок. Змеи нас никогда не трогали, мы их просто игнорировали. Создался своеобразный паритет, который никогда не нарушался. Была полнейшая идиллия. Да, сейчас! У нас раньше не было десятого! Это чудо, наверное, никогда ничего о змеях не слышало, не видело, при виде пресмыкающихся у него как у трехлетнего ребенка, аж нос задергался, от нахлынувших эмоций. Не успела я оглянуться, как этот метр с кепкой, забрался на ближайший валун, где мирно грелись три огромных змеи. Все это сопровождалось такими звуками радости, как будто ребенок, нашел давно забытую, потерянную игрушку. И несмотря на предупреждающее шипение, на угрожающие змеиные атакующие позы, десятый обхватил их руками и начал вытворять со змеями то, что нормальному человеку, в кошмарном сне не приснится. Он их сворачивал, разворачивал, сжимал, связывал, перекручивал, растягивал рты, стравливал друг с другом, заталкивал хвосты змеям в глотку, при этом ухитрялся уклоняться от змеиных атак и постанывал, и тявкал, как молодой волчонок. Змеиный яд на камнях высох быстрее, чем этот оригинал наигрался. Бедные змеи, которым пол часа пресекали попытки смыться, испарились мгновенно, кубарем свалившись с камня, как только почувствовали передышку. Собравшаяся обойма, слепилась в единую кучу, вокруг непонятно откуда взявшейся Медузы. По коже у всех бегали иллюзионные мурашки, с крокодила величиной. -Что это было? -наконец вымолвила я, как в тумане услышав свой голос. Придурок! -сделала заключение Медуза. Новичок благополучно спустился с валуна, и мы продолжили свой путь к казарме, все почему -то старались удалится от этого, придурковатого Никиты. Он, как ни в чем, не бывало, медленно плелся за нами, как всегда под отстав, последним, десятым. И вдруг опять вой, громкие тявкающие звуки в хвосте передвигающейся обоймы. Я испуганно оглянулась назад, выискивая на тропе замученных змей. Этот придурок крутился, как юла, танцевал, как припадочный, если эти немыслимые прыжки можно было считать танцами, он нагибался, ползал по земле, и когда к нему вернулось что– то человеческое, заорал на все горы-Нашел! Я нашел! (Эврика, кричал Архимед. Эврика.) Толпа, в которую превратилась обойма, опять сжалась вокруг Медузы. Мне показалось, что у платиновой красавицы, вместо волос, выросли драконьи гребни, и она из Медузы успела превратится в Горгону. Я с опаской подошла к десятому, на всякий случай, не приближаясь к нему близко. Он показал в руке какую -то маленькую круглую тусклую железку (Хотя я ожидала увидеть, что угодно, в крайнем случае, гранату без кольца. Надо попросить его сдерживать свои эмоции, а то еще пару таких выходок, и всю обойму по горам, как стадо баранов, искать придётся.) Нашел! Это Асс. Это что, переспросила я. Это Асс, древнеримская монета. Это будет лучшее в моей коллекции, придём, я покажу вам кляссеры. Я отскочила на два метра. Не надо! Мы как -ни будь, это, без кляссеров… Я представила, что это такое. Оно было похоже на гибрид чупокабры со стрекозой-кляссер называется, а у него в лаборатории их много, на всю обойму хватит. Не надо нам кляссеров. У меня начиналась истерика. Я повернулась, обойма пропала, на тропе даже следов не осталось. Кляссеры наверно унесли, подумала я, и безразлично поплелась в сторону казармы. За мной, повизгивая от удовольствия семенил десятый. Михалыч бы сказал-непорядок. После второго, сразу десятый. Проходя мимо казармы, я по инерции поздоровалась, с застывшим в поклоне воспитателем. Он зло вращал глазами, его глаза ругались. Свою обойму я нашла в столовой. Они, как ни в чем не бывало, уничтожали обед. Наши с Никитой пайки, сиротливо жались к краю стола. После обеда, командиры обещали нам стрельбы. До этого мы собирали, разбирали, чистили оружие. Пострелять тайком, только Гюрде удалось, тоже мне армейский хвостик. Медуза помчалась к своей новой наставнице, которая бессовестно загорала, в пятистах метрах от склада боеприпасов. Мне казалось, что в этот день, охранялась только та сторона склада, с которой загорала инспекторша. Вся обойма была в сборе. Медуза побежала расколдовывать Михайловича. Наконец он, со скрипом, разогнулся. Ведьма,-простонал Михалыч, посмотрел испугано на Медузу. Ведьмы, дополнил он. Суставы его, еще непривычно скрипели при ходьбе, как несмазанные сапоги. Вот и все, приплыли, видно старею-тихо сказал воспитатель.
Глава 4.
Выполнив построение обоймы, я доложила воспитателю по уставу, что мол обойма построена, в наличие имеется…, отсутствуют столько то, из них по уважительной причине … столько-то. Готовы к учебным стрельбам. Стояли все, даже Медуза, стояла смирно по струнке, только десятый номер, похрюкивая, вертел в руках свой Асс и ковырял землю носком правой ноги. А это, что за муди… Не надо -, хором заорала вся обойма, не дав Михайловичу закончить вопрос. Ибо десятый начинал тихонько подвывать. Этот, наверное, хуже ведьм, если вся обойма за него просит, подумал Михалыч, про себя отметив, что громче всего орала Медуза. На каждую, есть с резьбой-, про себя, отметил Михалыч, и как– то, даже зауважал этого новенького мальца. Стрельбище было далеко от учебного центра. Нас вояки подкинули на МТЛБ, это такая большая консервная банка на гусеницах. Внутри у нее две лавочки, и вместо окон, маленькие дырочки (Отверстия, всегда поправлял Михалыч.) -бойницами называются. После того, что нас пару часиков покатали на консервной банке, мы временно разучились ходить по земле. Нас не сколько качало и шатало, сколько мы подпрыгивали и делали несимметрично резкие движения, просто стоять тоже не получалось, нас почему-то тащило в стороны. Минут через десять попустило, но болели все бока от тряски и резких маневров обезьяны в шлемофоне, сидящей за рычагами. Медуза говорила, что эта железяка покруче массажного кабинета будет, еще пару таких массажей, и она сама отдастся в руки врага, со всем своим секретным содержимым. Нам показали окопы, траншеи, землянки, полосу препятствий, все, что вырыто военным шанцевым инструментом, которое называется изделие№…Потом показали маленькую, чуть больше детской, лопатку. И сказали, что это в армии самое главное оружие. Мы даже поверили, что она тоже стреляет. Потом операторы включили всю световую и звуковую полигонную сигнализацию, и подъёмники мишеней. Было очень эффектно. Все гремело, стреляло, взрывалось и светило. Дискотека,-очаровано прошептала Медуза, и от бедра начала танец, похожий на ламбаду. Операторы ПО выпадали из-за пультов. Нам только производственного травматизма не хватает,-пробурчал Михалыч. Прапор, представившийся начальником полигона, подыграл Медузе-ничего, армия спишет, под три процента. Мишени оказывается тоже разные, одни маленькие, как десятый, а другие большие, как Михалыч, но есть и такие, как баба Дуся, их по железной дороге, без паровоза катают. На каждой мишени круги, нам объяснили, что мы в центр круга должны попасть. А еще есть мишени, для стрельбы из пистолета. А есть ли у вас мишени, для ракетных установок? -поинтересовался Интеграл, и что-то шепнул Немому. На горизонте появилась маленькая точка, которая с приближением разрасталась все больше, чем-то напоминая то, что катают на Красной площади по праздникам. ЛОЖИСЬ,-заорал полигонный начальник и ласточкой нырнул в окоп, операторы опять выпали из-за пультов, и со всего размаху, полетели на прапорщика, размазав его по дну окопа и раздробив сапогами челюсть. Ракета пролетела мимо и растворилась за горизонтом. Осень настала. Ракеты летают. Наверное, на юг,-пошутил воспитатель. Это называется постреляли. И кто -то сегодня будет ночевать на губе,-на этом воспитательный монолог прекратился. Назад обойма добралась на скорой помощи, сделанной из автомобиля «Урал». Прапорщик с полигона подпрыгивал вместе с нами и перекривлял Немого, его челюсть намертво была прикручена к голове скотчем. Немой же радовался, что наконец, они отдохнут и «наболтаются» на гауптвахте с Интегралом. Возле казармы бегал и возмущался хохол, Михалыч его успокоил, все занятия, в связи со стрельбами переносились на завтра. Хохол облаял воспитателя, обозвал неотесанным кацапом, надрал уши Никите, и смылся на скалу, даже из лифта долго еще доносился его возмущающийся голос. После ужина личное время. Пол обоймы танцевало в очереди возле туалета. Немого и Интеграла пропустили без очереди, на пороге их уже ждал караул. Старшие были на взводе, ожидая очередной пакости от Немого. Будут бить,-подумал восьмой номер, и в воздухе раздался резкий неприятный запах. Кто-то из караульных испортил воздух, подумал Михайлович, воняло, чем-то неприятным, как дохлой рыбой, только еще противнее, он так и не смог обнаружить источник запаха, провел отбой и отбыл на скалу, в общагу. После отбоя десятый попросил нас не разбегаться, он из лаборатории принесет для нас кляссеры, обойма в ужасе, опять собралась вокруг Медузы, а та сама дрожала и выбивала зубами дробь. Пока новичок, что-то делал у себя в лаборатории я объяснила своим подопечным, кто такие кляссеры и…СПАСАЙСЯ, КТО МОЖЕТ! Я не помню, как мы с Медузой оказались на чердаке общаги, что на белой скале…и это, при отключенном лифте. Медуза целую ночь отстреливала менталом все что летает, ползает или движется в ночное время суток, превращая всех в «камень». Отстреливала кляссеров так, как охотник чукча ноу сэров. Утром подбили результат. Весь двор был завален летучими мышами, совами, было пара шакалов, кот бабы Дуси, и на горе всей этой нечисти, лежал голый казак с котлом, надетым на голову. Кляссера Медузе подбить не удалось. Но зачем он котел на голову на голову надел? -подумала я. Медуза сняла ментал, и вся нечисть вспорхнула, из-под ног проснувшихся обитателей общаги. Хохла отпаивали холодным квасом, он так и не понял, что произошло. Мы немного погодя пошли с Медузой сдаваться. На губу начала образовываться очередь. Вся учебная часть, третий день разыскивала разбежавшуюся обойму. Мы втроем стояли на холодном бетонном полу, пока шли поиски. Нашего полку все прибывало. Появились первые «жертвы». Стерву с Мартышкой выловили в пещерах, те в темноте отбивались, стоя на смерть против ненавистных кляссеров. Гюрду с горы сняли вертушкой, она до последнего утверждала, что за ней гнался самый большой кляссер, с крыльями, как лопасти вертолета, а остальная стая погналась за Цыганом. После того, как выловили Гюрду, Михалыч дал отбой. Немой с Интегралом были злые и голодные третий день, и когда я им наконец принесла целую охапку бутербродов, они меня чуть не разорвали. А когда я им рассказала, про кляссеры, ржали как лошади. Цыгана уже не искали по привычке. -Куда денется, сам придёт,-махнул рукой Михалыч. Цыган пришел как всегда, на третьи сутки, с собой в рюкзаке приволок трех кляссеров, сказал очень опасные, бросаются на людей и отрезают головы. Он красочно расписал, как убегал ночью от кляссеров, которые сначала догнали и съели Гюрду, а потом взялись за него. Он начал оборонятся и всех победил, а троих взял в плен. В доказательство продемонстрировал глубокие порезы и ссадины на руках. Военные сначала хотели уничтожить нечисть, принесенную Цыганом с помощью взрывчатки, вместе с рюкзаком, но любопытство взяло верх, все-таки рюкзак был как рюкзак, а то, что в нем ползало и скреблось, не казалось большим. Привязали веревку к завязкам рюкзака, накрыли рюкзак старым пустым аквариумом, посадили двух ментальных ведьм с Немым в авангард перед аквариумом, чтобы вдруг что, так сразу…Удалили лишних и Михалыч начал тянуть за веревку. Веревка зацепилась. Михалыч дёрнул сильнее, вдруг из Рюкзака, что-то прыгнет, аквариум (видимо от рывка веревки) разлетелся вдребезги. С диким криком все выбежали из казармы, Михалыч, военные, ведьмы, зрители, подстегнутые адреналином, топтали наш маршрут, друг друга поддерживая единым монотонным криком-А-а-А-а…в казарме остались два человека-Интеграл и новичок. То, что выпрыгнуло из рюкзака, Интеграл запаковал назад, сказал, что это такая Саранча, что ее в рекорд Гиннеса надо внести. Не саранча, а мутанты какие-то. Королевская саранча. А десятый то наш, Нумизматом оказался и денег у него разных в кляссерах много. А кляссеры, это оказывается альбомы для монет специальные, вроде кошельков, только прозрачные. Мы всей обоймой слушали эту белиберду, что гнал Интеграл, а про себя думали совсем другое, уж мы то точно знали, какие бывают КЛЯССЕРЫ?! И деньги, вообще то не пахнут, как говорил Михалыч, а тут присутствовал даже не запах, а такая вонь, как могут вонять только КЛЯССЕРЫ. Мы в дальнейшем, даже средство защиты придумали, если лаборатория развалится, как аквариум, а эти мутанты Кляссеры вырвутся наружу. От Нумизмата надо было спасаться любыми доступными средствами. Так наконец определился наш десятый, приобретя погоняло-Нумизмат. Никто, даже Стерва не обижалась на клички, кроме Медузы, просила называть ее Инночкой, а между собой, она для нас оставалась Медузой. Хоть, что Инесса, что Медуза, одинаково, по-моему. Стоило бы переименовывать? С Нумизматом мы потом по жизни вращались в «параллельных вселенных», он стал Доктором наук, Генерал-полковником медицинской службы. И своих Кляссеров он выпустил, и не одну сотню. Что вы знаете о берсерках? -спросил он Интеграла. Я стояла возле входа в Военную Медицинскую Академию, тайком смотрела на постаревшего Нумизмата, он на меня не обратил никакого внимания, я для него так и осталась второй-человеком без имени.