Ава Пейдж прибудет через несколько часов, а у него в голове лишь звенящий голос Сансы и лучистые глаза, заглядывающие в душу, которую он давно продал этой суке в белом халате.
- Твои условия? - Резко и оглушающе, как выстрел бластера в замкнутом пространстве.
- Дай им уйти…
Три слова как три выстрела в грудь упор. Выстрелы, пробивающие защиту, крошащие ребра в осколки, разносящие бесчувственное мертвое сердце кровавыми ошметками по стенам отсека.
Это не боль и не ревность. Недоумение, быть может? И кончики пальцев покалывает. Может быть, им просто не терпится сомкнуться на этой белоснежной шейке. Сдавливать, слушая, как хрустят шейные позвонки…
- Ты даже не знаешь его… Не знаешь ни одного из них.
И почему это звучит, как вопрос?
- Они хотят быть свободными. Хотят просто жить. Я… я понимаю… И только.
Дженсон скользит взглядом по сомкнутым в полоску губам, уже представляя, как она раскрывает их для него… Он представляет так много… И все, что он должен сделать - дать мальчишке уйти. Отпустить самый перспективный проект Авы…
- Ты знаешь, чего я попрошу, не так ли?
- Ты получишь все, если выполнишь свою часть сделки. - И словно корочка тонкого льда покрывает глаза, замораживая тепло, трансформируя свет в ледяные кристаллы.
- Отходите, прекратить огонь. Разблокируйте внешние отсеки. - Резко, холодно, как взмахи острым ножом, отсекающие плоть - кусок за куском. - Я вернусь вечером, Санса. Надеюсь, ты будешь ждать.
Смутная улыбка расцветает на губах девушки, когда Дженсон чуть сжимает ее ладонь, чувствует слабое пожатие в ответ.
- Спасибо тебе, - одними губами.
Может быть, где-то очень далеко отсюда кто-то сделает что-то похожее для Робба, Джона, Брана, Рикона или Арьи? Где бы они ни были в эту минуту…
*
- Томас, лабиринт - это одно. Но вы, детки, и дня не продержитесь в Жаровне.
Они наступают медленно, почти что лениво. Отсюда не убежать, и пленники читают это в отражении глаз Дженсона - хитрых, прищуренных, каких-то змеиных.
- Вы в безопасности здесь, не надо упрямиться. Ты не понимаешь, Томас…
- Дай угадаю? ПОРОК - это хорошо?
Пацан пятится вслед за друзьями, что тщетно пытаются разблокировать дверь, тычет перед собой коротким стволом автомата. И жмет на курок, выпуская разряд голубоватых молний, что растекаются по защитным костюмам, как масло.
А дальше все происходит одновременно - дверь распахивается с той стороны, и Арис, мелкий поганец, визжит что-то, размахивая руками.
- Томас, скорее! - кричат вразнобой, и пацан, сверкнув напоследок глазами цвета кофейной гущи, швыряет в преследователей автоматом и срывается на бег. Знает, засранец, что Ава и волоску не позволит упасть с его головы.
- Томас, беги!
Блондинчик - худой, как обтянутый кожей скелет, подпрыгивает с той стороны и, кажется, даже пытается остановить руками опускающуюся перегородку. Наивный… Но тот ныряет в стремительно сужающуюся щель, успевая в последний момент отдернуть голову…
Сволочь проворная.
И выставленный издевательски средний палец, как пощечина. Погоди же…
- Выслать весь личный состав. Оцепить периметр. Они не должны уйти…
Спускает с привязи всех цепных псов, что есть в наличии. Они не исчезнут, не смогут. Уже несколько лет никто не проходил через Жаровню.
Ава будет довольна, когда утром их вернут в бункер - помятых и злых, но с целыми венами, полными этой целебной субстанции…
*
- Я сомневалась в тебе до последнего, - шепчет Санса, скользя губами по его твердой щеке. - Не думала, что ты отпустишь ребят.
- Ведь я обещал моей милой леди, - глаза в глаза, не отрываясь. - Я всегда держу слово.
- Может быть, я смогу полюбить тебя.
И впервые за много недель в ее голосе нет сомнения. Лишь полная уверенность и теплота. И что-то еще, что-то, что сдавливает холодными пальцами затылок.
Она никогда не узнает.
Потому что Томас умрет. Сразу, как только Ава Пэйдж достанет из него все, что ей нужно для испытаний.
- А я уже люблю тебя, юная леди.
Шершавые губы касаются гладкой ладошки. Она не отдергивает руку. Впервые с того времени, как он нашел ее в развалинах древнего города.
========== 4. Томас/Ньют ==========
Комментарий к 4. Томас/Ньют
Томас/Ньют, Тереза
https://pp.vk.me/c621820/v621820352/3809c/mdKh_4xOrSQ.jpg
Ньют такой красивый, что смотреть больно. Кажется, впервые после долгой гонки через лабиринт и такой нелепой смерти Чака, он улыбается. Он улыбается, и ореховые глаза будто светятся в голубоватом искусственном свете мерцающих под потолком ламп. И хочется обхватить ладонями худые острые плечи и уткнуться носом куда-нибудь в шею.
- Эй, я сверху!
Он вопит и улюлюкает, толкает Минхо плечом, врываясь в спальню, и взбирается на верхний ярус кровати, как проворная обезьянка. Того и гляди, кокосами швыряться начнет.
Минхо цедит сквозь зубы что-то вроде: «глупый шенк» и ложится на другую постель, отворачиваясь к гладкой металлической стене. Ребята занимают кровати, и Томасу достается нижняя справа. Ньют задорно подмигивает, свесившись из-под потолка, мол, «повезло». Томас пожимает плечами небрежно: «А когда-то случалось иначе?».
Когда верхний свет гаснет, и дыхание большинства глэйдеров выравнивается, блондин соскальзывает вниз – бледный и такой гибкий, будто в теле его нет ни одной кости, а весь он состоит из мышц и сухожилий. Юркнув под одеяло, прижимается всем телом – такой горячий, дрожащий. Он пахнет виноградом и прогретой солнцем травой. Он податливый, как мягкая глина. Ласкается мягким ручным котенком, шепчет что-то сбивчиво, ища в темноте желанные губы.
- Томми, я так соскучился, Томми.
И тихий всхлип в закушенную до крови ладонь, когда сильные руки переворачивают на спину, когда Томас наваливается сверху, подминая под себя. Путается пальцами в волосах мягких, как у ребенка, ведет ладонями по спине, вызывая дрожь по всему телу.
- Ньют, малыш…
- Люблю тебя, так люблю тебя, Томми.
***
Столовая набита ребятами и девчонками, как алюминиевая жестянка – кусочками тунца. Они гудят, перешептываются, и под высоким сводом стоит такой гул, что уши закладывает.
- Был мощный взрыв, и появились эти солдаты. Началась стрельба. Нас вытащили и привезли сюда, - рассказывает незнакомый паренек, одновременно закидывая в рот ложку за ложкой какого-то вязкого месива. У Томаса в глазах рябит от обилия людей, которые галдят разом, звенят посудой, ногами по полу шаркают и говорят-говорят-говорят.
- Давно вы здесь? – Спрашивает Ньют, сжимая под столом руку друга. Тот благодарно моргает, а потом опускает ресницы, стискивает тонкие пальцы в ответ.
- Пару дней. Вон тот парень, - и темнокожий кивает на мальчишку, натянувшего капюшон до самых глаз, - тут дольше всех, почти неделю. Его зовут Арис. Говорят, он был с одними девчонками.
- Серьезно? – Минхо насмешливо приподнимает брови, а Томас вдруг понимает, что со вчерашнего дня не видел Терезу.
- Кому-то везет, - все дружно ржут и даже Ньют усмехается, вычерчивая пальцем узоры на его запястье. – Ваша подружка… Тереза, да? Ее в женский блок поместили. Я слышал, девчонки шептались. Все время трещит про какого-то Томаса. У вас там любовь, брат? – И подмигивает беззлобно, салютуя железным стаканом.
Ньют осторожно высвобождает ладонь и стискивает пальцами край стола. Томас перехватывает встревоженный взгляд и наполняет легкие сухим продезинфицированным воздухом. Сейчас начнется. Но Ньют молчит, лишь сверлит глазами-стрелами исподтишка. А глэйдеры переглядываются, и чувство, словно взрыва ждут.
- Не до любви нам было, ребята, - устало вздыхает Томас, пододвигая ближе тарелку. У еды вкуса нет совсем. Будто резину жуешь, но он съедает все до крошки, слыша, как Ньют сопит расстроенно, ковыряясь вилкой в своей тарелке.
***
- Томми, не начинай. Мы в безопасности, и с ней тоже все хорошо. Завтра или через пару дней Тереза явится в общую комнату, и ты убедишься, что девчонка в порядке.
Ньют психует, расшвыривая по комнате металлические стулья, пинает ножки кроватей и лупит кулаком в стену, сбивая костяшки. У него губы едва заметно подрагивают, а еще он часто-часто моргает, будто в глаз что-то попало.
- Я должен найти ее. Тереза – одна из нас. – Пытается объяснить Томас и видит, как глаза блондина наливаются злостью и обидной одновременно.
- Ты и сдохнешь за нее с радостью, не прекращая улыбаться. Правда, Томми?
Ревность? Серьезно.
«У вас там любовь, брат?»…
Черт, Ньют, не нагнетай…
Тишина в отсеке такая густая, что липнет к коже, закупоривает уши, набивается в рот и за шиворот. Глэйдеры хмыкают и расходятся по углам, пытаясь, наверное, дать им возможность решить все вдвоем. Они не то, чтобы знают, но даже идиот заметит эти искры, вспыхивающие от каждого касания, а еще постоянный обмен взглядами и полуулыбки, как секретный язык.
- Ньют, прекрати! А если бы это Минхо был или ты. Или … Чак?
- Чак мертв, Томми…
Так тихо, что слышно, как лампы гудят в коридоре за тяжелой, запечатанной намертво дверью. И в груди расползается мерзкий холодок, что тянется длинными щупальцами прямо к сердцу, опутывая его, словно сетью.
***
Шахта вентиляции узкая и обдирает плечи. Он ползет вперед буквально вслепую, а перед глазами все еще образ Ньюта, который отвернулся, ссутулив плечи, когда Томас, скрутив решетку с прохода, нырнул в открывшееся отверстие. И глухое, резкое «идиот» все еще отдается в голове, эхом прокатываясь под сводом черепа.
Томас старается не шуметь и даже не дышит, когда за решеткой, открывающейся в медицинский блок, видит палату, в которой над распластавшейся на койке девушкой склоняются несколько медиков. Это Тереза. Даже не видя лица, он узнает ее по вьющимся русым прядям, по узким ладоням на белых простынях, по рисунку плеч. Наверное, она без сознания, потому что совсем не шевелится, хотя ей в руки то и дело втыкают длинные иглы, и вся кожа облеплена датчиками и паутиной проводов, подцепленных к попискивающим аппаратам.
- Прекрасный экземпляр. Уверен, от нее мы получим лекарство от «Вспышки», которого хватит минимум на год. – Один из врачей довольно лыбится, стягивая перчатки.
- Я не стал бы спешить с выводами, нужны еще испытания. – Встревает второй.
- Не проблема. Я пришлю лаборантов за образцами. ПОРОК должен быть уверен в результате прежде, чем мы приступим к следующему этапу.
Они расходятся, а у Томаса перед глазами темнеет, и кожа покрывается липким потом, что тонкими ручейками течет по груди и спине. Он вынимает решетку и прыгает вниз удивительно беззвучно, выдергивает провода и иглы из тонких, посиневших рук, осторожно встряхивает девушку за плечи.
- Тереза… Тереза, очнись. Тереза, милая…
Ресницы вздрагивают несколько раз, и глаза распахиваются. Тихий стон – как шелест ветра в опавшей листве. Взгляд мутный, расфокусированный, пытается сконцентрироваться на нем. Долгих несколько секунд Томас думает, что все напрасно, что Терезу накачали психотропными под завязку, и она даже себя не сознает.
- Томас…
И тянется пальцами к усыпанной родинками щеке.
- Что? Где я?
- Тише, прошу тебя, не шуми. Мы должны уйти так, чтоб не поднять тревогу, - и тянет за руку на себя, обхватывая пальцами ее холодную сухую ладонь.
Ее колени подкашиваются от слабости, а потому парень подхватывает девушку за талию, когда она начинает падать. Ее руки на его плечах кажутся прозрачными, и сама она почти ничего не весит. Дышит прерывисто, а взгляд заволакивает туманной дымкой.
- Ты пришел за мной, Томас. Пришел…
И тянется вперед, смыкая губы на его губах. А он пошевелиться не может, и в голове – лишь звенящая пустота. Отвечает на поцелуй, кончиком языка скользит по шершавым губам, а потом размыкает их, втягивая в себя ее нижнюю губу. Тереза всхлипывает и комкает в кулаке его футболку, царапает ноготками кожу спины.
- Охуеть, акция спасения…
Ньют материализуется за спиной абсолютно беззвучно. Наверное, спрыгнул из вентиляции какую-то секунду назад. Томас разрывает поцелуй и поворачивает голову. Блондин кажется раздраженным и запыхавшимся. Не злится, не орет, но взгляд, как небо над Глэйдом, готовое вот-вот лопнуть дождем.
- Ньют…
- Не сейчас. – Обрубает резко и больше не смотрит на своего Томми. Совсем не смотрит. – Я так понимаю, мы в полной жопе, так? Давайте убираться отсюда. … Не хлопай глазами, Томас, помоги ей что ли…
Томас…
И подтягивается на руках, исчезая в вентиляционной шахте, откуда свешивается через мгновение, протягивая руки. Томас подсаживает девушку и ныряет следом, устанавливает решетку на место.
***
Через много-много часов, слившихся в один бесконечный бег, они переводят дыхание в пыльном захламленном убежище. Все целы, и можно позволить себе дышать ровно и даже подремать с десяток минут.
Томас находит блондина в полумраке, подходит и опускает голову на худое плечо.
- Прости меня, Ньют.
- Это было больно, Томми. Очень.
У него голос дрожит, но Ньют не отталкивает, обхватывает руками, зарывается носом куда-то в макушку.
- Не знаю, как так вышло. Прости.
Смыкает пальцы на гладком подбородке и слизывает соленые капельки с губ, глотает их вперемежку с тихими стонами парня.
Они не видят Терезу, что стоит в каких-то десяти футах, сжимая в руке беспрестанно мигающую красным рацию. Она смотрит не дольше полуминуты, а потом нажимает на кнопку приема вызова.
========== 5. Галли/Томас (UST), Томас/Ньют ==========
Комментарий к 5. Галли/Томас (UST), Томас/Ньют
Галли/Томас (односторонне), Томас/Ньют
https://pp.vk.me/c629502/v629502352/180d8/yctZZ1HUtU8.jpg
Пламя от факела в руках Галли дергается и рвется в разные стороны, будто живое. Живое, злое, нетерпеливое. Оно будто пытается сорваться с привязи, вырваться в Глэйд, чтобы спалить здесь все к чертовой матери. Темно-красные отблески огня, лижущего пальцы глэйдера, высвечивают кожу багряным, а еще углубляют тени, делая его похожим на призрака.
Он смотрит на Томаса, сжимая факел так крепко, что древко хрустит. Он смотрит на Томаса с каким-то сожалением без привычной язвительной ненависти. И глаза поблескивают, будто ртуть.
- Я облажался, салага. Это не должен был быть Чак, понимаешь?
Голос глухой, как стон ветра, гуляющего в подземных тоннелях. Шагает вперед и опускает ладонь на сцепленные пальцы Томаса. Его кожа такая ледяная, что хочется отдернуть руку и подуть на нее, согревая дыханием.
Он вдруг понимает, что вокруг неестественно-тихо. Слышно лишь, как потрескивает факел и тяжело, с присвистом втягивает воздух в легкие Галли. Остальной лагерь будто вымер, и даже гриверы не оглашают лабиринт протяжным воем, как делают каждую ночь.
Что-то… что-то неправильно.
- Чего ты хочешь, Галли? И… где все?
- В безопасности. Все в безопасности, шнурок. Здесь лишь ты и я. Но и ты скоро свалишь подальше.
- Я не понимаю.
Он правда не понимает, и липкий страх будто склеивает изнутри, мешая нормально дышать и здраво мыслить. А еще этот взгляд… и руки Галли, что больше не пытаются коснуться. И лицо бледное, как будто намазано воском.
- Я облажался. Я не должен был пытаться убить тебя, Томас. Это все яд, но я… я не прошу прощения. Я здесь для того, чтобы сказать - береги их. Помоги им попасть домой. Нашим ребятам.
И от его рассудительности и заботы ужасно щиплет глаза. Хотя, наверное, во всем виноват дым. Ведь факел начал чадить нестерпимо. Так, что не видно почти ничего.
И сразу без перехода Томми вспоминает, как стоял чуть в стороне от этого места, склоняясь над пришедшим раньше времени лифтом. Галли бухтел что-то злобно, сплевывая под ноги, а остальные глэйдеры возбужденно шумели, гадая, что же случилось. Тот лифт и Тереза, что выдохнула имя Томаса перед тем, как отключиться, это стало последней каплей для Галли, объявившему новичку какую-то непонятную вендетту.
- Ты никогда не понимал, да?