Галли. Улыбается (!). А потом тянется, чтобы потрепать парня по плечу. Томми не успевает и шелохнуться, но измазанные сажей пальцы проходят сквозь него, как туман. И сразу же лицо искажает болезненная гримаса.
- О чем ты говоришь?
- Я никогда не ненавидел тебя, салага. Наверное, ты пахнешь слишком хорошо для этого места. И у меня крышу срывало, когда ты убегал в лабиринт с Минхо или ворковал с Ньютом, укрывшись за лозами винограда. Я ненавидел себя за то, что не был достаточно хорош для тебя.
Это не Галли. Это не может быть он. Ершистый и злой. Тот, кто никогда не обнажит свою слабость. Тот, кто смастерил себе доспехи из ненависти и сарказма, да такие плотные, что не пробить. Это не Галли. Но… что…
ПОРОК - это хорошо.
И он начинает пятиться, нащупывая заткнутый за пояс нож.
Это, блять, сон. Просто сон. Потому что… память возвращается скачком, будто кто-то открыл заслонку, и воспоминания хлынули в голову сносящим с ног потоком.
“Томас, отойди, он ужален. … Это ты, это все ты! … Лабиринт был нашим домом! … Томас! … Чак… Отдай им, Томас, прошу тебя… Отдай им, я уже не смогу… “
Горло стягивает удавкой, и вены вспухают на висках от недостатка кислорода. Чак, цепляющийся за его пальцы, и руки по локоть в ярко-алой крови, и веселые кудряшки мальчишки, качнувшиеся в последний раз перед тем, как он замер… Навсегда.
И Галли с грудью, пробитой самодельным копьем Минхо, оседает на затоптанный пол. И жизнь утекает из глаз за мгновение…
- Я не хотел убивать Чака.
Он не хотел, и Томми согласно кивает, все еще продолжая пятиться.
- Это должен был быть я.
- Это все яд, Томас. Я никогда не хотел причинить тебе вред…
Сон просто сон…
Силуэт Галли дрожит, плывет, будто он - всего лишь марево, мираж в жаркой пустыне.
- Береги их, Томас. Потому что хорошо уже не будет, - улыбается грустно, и на какой-то миг Томасу кажется, будто на лице его блестят слезы.
- Галли…
Но он исчезает, растворяется, и когда Томаса за шиворот выдергивает из этой псевдо-реальности, он слышит задумчивый голос глэйдера: “Я передам привет Ньюту, салага. Мы с ним увидимся скоро…”
*
Подскакивает, хватаясь за стены, чувствуя, что воздух кончился, его нет, он задыхается. Чьи-то руки трясут его за плечи, и обеспокоенное лицо склоняется над ним, губы шевелятся, но ни слова нельзя разобрать за бешеным ревом мотора и винтов.
Когда взгляд фокусируется, он видит этот теплый взгляд и светлые волосы, упрямо лезущие в глаза.
Ньют…
Ньют, малыш…
Рука прижимается к щеке друга, и Томас опускает ресницы, чувствуя тепло кожи под пальцами.
- Томми! Ты очнулся, Томми? Надо бежать, зараженные напали…
Кивает и садится, подтаскивая Ньюта к себе. Прижимает к груди, чувствуя, как бухает сердце, отскакивая от ребер. Снова и снова. Находит губы губами.
- Ты будешь в порядке, Ньют. Я не допущу, чтобы что-то случилось.
- Томми, пора…
Сейчас, сейчас они побегут. Сейчас уберутся отсюда. Еще секунду вот так. Уткнуться носом в шею, вдохнуть полной грудью.
Ты не увидишь его, Ньют… ни одного из них…
========== 6. Томас/Тереза (UST), Томас/Ньют ==========
Комментарий к 6. Томас/Тереза (UST), Томас/Ньют
Томас/Тереза (односторонне), Томас/Ньют
https://pp.vk.me/c629113/v629113352/16340/QJyxaPfVyIA.jpg
- Почему я здесь? Что происходит?
Ее руки связаны за спиной, и веревка больно врезается в запястья, сдирая кожу. Спутанные волосы падают на лицо, и девушка то и дело отфыркивается, пытаясь сдуть их в сторону.
Томас опускается на корточки прямо напротив. Смотрит внимательно, будто выискивает на лице невидимые письмена или какие-то тайные метки.
- Почему я не помню ничего, во имя богов?! Где я?
Она кричит и брызжет слюной, а он лишь усмехается и вертит в руках нож, которым Ньют обычно рубит сучья или виноградные лозы. Солнечные блики отскакивают от острого лезвия, ослепляя ее то и дело, скачут по кругу, образуя хоровод сумасшедших солнечных зайчиков, что словно пытаются загипнотизировать… или утанцевать до смертельного головокружения…
Еще одна усмешка. Едкая, холодная, как ливень над Глэйдом поздней ночью, долбящий по соломенной крыше хижины. Одной на двоих.
- Неправильный вопрос, детка. Не та очередность.
- К-кто ты?
И быстро опускает глаза. Глаза, в которых он видит все - от начала и до конца. Глаза, что врали так много. Врут.
- Ты ведь все помнишь, так? Ты назвала мое имя, когда лифт поднял тебя на поверхность.
Взмах ресниц, еще один. Дрянная актриса. Ну, никакая просто. Всегда была.
- Я… я не помню. Может быть, объяснишь мне, что происходит?
Она пытается казаться жалкой, испуганной. Пытается удивленно таращить глаза и обкусывает губы. Пытается сделать так, чтоб голос дрожал, а на глаза навернулись слезы.
- Ты никогда не умела притворяться, Тереза. Слишком… фанатична для этого.
И голос, как лезвие, осторожно срезающее верхний слой кожи.
- Ты помнишь меня? Но… как?
- Я был ужален, - пожимает плечами, даже не предпринимая попытки освободить ее руки. - Яд гриверов возвращает нам память.
У Томаса лицо измазано черноземом, будто он только что работал в саду и не успел даже умыться. Он пахнет виноградом и свежей травой, а еще чем-то тонким, сладковатым. Как абрикосы. Он поддергивает рукава, а она глаз не может оторвать от его рук, любуясь, как мускулы перекатываются под кожей.
- Я пришла, чтобы помочь тебе выбраться отсюда, Томас. Это ошибка, что тебя отправили в Лабиринт…
Синие вспышки от мониторов и крики парней всплывают в сознании, и Томас даже назад шарахается, чтоб не ударить ее по лицу.
“ПОРОК - это хорошо, Томас. Скоро все изменится”
И Ньют, выворачивающий голову назад, все время пытающийся поймать его взгляд, пока люди в белых халатах волокут его прочь… И ее руки, что ложатся на плечи, успокаивая. И хочется резко дернуть на себя, переламывая запястья, и слушать, слушать, как она закричит.
“Это к лучшему, Томас. Все будет хорошо”
- Зачем ты вернулась на самом деле, Тереза?! - Резко, как удар плетью по глазам. - Я помню ВСЕ. Я помню, зачем пришел сюда. Помню, как обманул вас всех. Обманул тебя.
- Но…
- Ты отправила Ньюта сюда. Отправила на смерть, чтобы избавиться от него. А теперь, когда я спустился за ним, ты снова здесь. Чтобы снова пытаться, ведь так?
Тереза вздергивает голову и быстро смаргивает влагу с ресниц.
Она на самом деле помнит прежнего слабого мальчишку, что таял, как сахар в кипятке, от одних только прикосновений Ньюта, что шептал ему ласковые глупости на ухо и щекотал носом шею, вызывая безудержные приступы хохота. Она кусала губы, когда блондин обхватывал усыпанное родинками лицо своими ладонями и целовал, целовал, целовал… Будто… будто какое-то право имел.
Теперь перед ней кто-то другой. Упрямо сжатые губы и взгляд более жесткий, взгляд убийцы, и смерть притаилась где-то там, у зрачков.
- Ты изменился, Томми. Повзрослел.
Она улыбается из последних сил, уже не чувствуя рук и едва ощущая лицо, что будто бы превратилось в резиновую маску.
- Не называй меня так!
В последний момент кулак встречается не с ее побелевшим лицом, врезается в тонкий ствол растущего неподалеку деревца, и тот обиженно хрустит и сыплет из-под пальцев труху.
А потом просто поднимается и уходит, оставив ее связанную и растерянную за спиной.
- Ты просто уйдешь?! Томас? Томас!!! Томас, ответь.
- Я узнал, что хотел, и не подпущу тебя к Ньюту даже на половину Глэйда. - Он останавливается, продолжая смотреть вдаль. Будто разглядывает тучи, кучкующиеся прямо над исполинскими стенами.
- А как же я…
- Да наплевать… Твою судьбу решит Алби. Но знаешь, я бы готовился к изгнанию в Лабиринт.
- Томас, прошу…
Разворачивается на пятках, вперив в девушку брызжущий ненавистью взгляд. Такой яркий, что она бы попятилась, если бы было куда.
- Я тоже просил тебя, помнишь? Когда его уводили…
Она молчит, но по потухшим вмиг глазам, Томас понимает: помнит. Помнит и не жалеет.
Уходит, больше не оборачиваясь. И уже представляет, как худые руки обовьются вокруг шеи, когда он вернется к кромке леса, где Ньют все еще должен копаться в земле, пытаясь обустроить грядки. Представляет, как перепачканная землею мордашка уткнется в плечо, и губы тронут венку на шее. …
Он больше не вспоминает Терезу. Никому не удавалось выжить в Лабиринте ночью.
========== 7. Томас/Дилан/Тайлер Хеклин (кросс с актерами) ==========
Комментарий к 7. Томас/Дилан/Тайлер Хеклин (кросс с актерами)
Кроссовер. Актеры.
Томас Сангстер/Дилан О’Брайен/Тайлер Хеклин
http://cs628428.vk.me/v628428352/1ef23/gTee7iwr2Qc.jpg
Дилан утыкается носом в плюшевое чудо, которое тискает уже четверть часа, бормоча что-то насколько лишенное смысла, что Сангстер даже разобрать не пытается. Он просто смотрит, смотрит и, блять, тихо завидует мохнатику, вылизывающему шершавым языком усыпанные родинками скулы.
Пиздец, Томас, ты докатился. Завидовать псу - ну, это как-то уже самое днище, чувак.
Щенок повизгивает и из стороны в сторону мотает обрубком хвоста, щурясь каждый раз, когда длинные пальцы чешут его мягкое шерстяное пузо (ну, чем блин не кот?).
- Кто у нас тут такой мягкий, а? Кто такой маленький и пахнет молочком?
Ди несет такую ерунду, что Томас заржал бы в голос, если б чертова нежность не забила так плотно горло, не растеклась бы по позвонкам, не лишила бы способности ориентироваться в пространстве.
“Сука, Дилан, вот нахрена ты такой красивый?”, - долбится где-то в подкорке, пока он разглядывает беспредельный пиздец на голове друга. Словно кто-то опять и опять дергал руками за волосы, закручивал смешные рожки из прядок, ерошил, пропуская сквозь пальцы…
Он пялится, как идиот, как девчонка-фанатка, что случайно наткнулась на кумира в собственном дворе и лишилась голоса от страха и радости.
На самом деле в любой момент по ступенькам вон того трейлера может скатиться Поузи, вопя во все горло похабные шуточки, или Холлэнд величественно проплывет мимо к гримеру, или Шелли нарисуется, хлопая глазами. Всего пару минут назад рядом пролетел один из Карверов (он так и не научился их различать), прижимая к уху мобильник.
“Теряешь драгоценное время, дебил!”
Он зол. Он так зол на себя за все, что случилось. Или наоборот - не случилось. Ведь он был так близко - на съемках, в отеле, на интервью и панелях… Изо дня в день. Столько Дилана, что его запах и раскованный смех, кажется, стал неотъемлемой частью Томаса.
Может быть, О’Брайен чувствует излишне пристальный взгляд? Или он, Томас, думает слишком громко? Потому что Ди вдруг замирает и медленно оборачивается, выглядывая из-под очков. И на лице его такая изумленная радость, что целую секунду Сангстер думает, что все, пиздец, сердце больше не сделает ни удара, а служба спасения поспеет лишь к его бездыханному телу.
- Томми, чувак! Вот это сюрприз!
Рот до ушей и озорной блеск глаз, что пьянит хлеще вискаря в любых дозах. Того же оттенка, той же крепости, вот только виски не вызывал такой зависимости, как эти глаза, вытаскивающие душу зрачками.
У него губы пересыхают от этого небрежно-нежного “Томми”. Это он, Сангстер, звал так на съемках Дилана. И когда во время премьеры Ньют на огромном, во всю стену, экране выдохнул свое глухое: “Спасибо, Томми”, зал взорвался такими оглушающе-восторженными воплями, что на секунду актеры решили, будто оглохли. А потом Дилан нашел в темноте его руку и хохотнул в самое ухо: “Они хотят эту пару, чувак. Все еще хотят”.
“Теперь даже больше”, - подумал тогда он в ответ, но лишь улыбнулся, любуясь профилем Дилана.
- Ты в гости или по делу?
О’Брайен подскакивает как-то невероятно проворно, умудряясь не уронить мелкую псину и одновременно обхватить Томаса поперек ребер. Он пахнет… пахнет все так же, и земля качается под ногами, будто палуба корабля, вышедшего в открытое море. И его губы - в дюйме от лица. Они розовые, идеальные, сладкие… Он точно знает, что сладкие и пьянящие. Знает, хотя и не пробовал ни разу.
“Да, чувак, зачем ты здесь? Всего за несколько часов до рейса. Какого хрена ты забыл на съемочной площадке “Волчонка”?”
Просто выдохнуть: “Я соскучился, Дилан. Я спать не могу, когда ты не сопишь на второй половине кровати, поленившись тащиться в свой номер после затянувшегося заполночь просмотра чемпионата по бейсболу. Я так скучаю по твоему дурацкому пению в душе и яичнице с ветчиной, которую ты трескаешь каждое утро…”
- У меня самолет ночью, - блять, какой же ты жалкий, Сангстер, расплачься еще для комплекта… Он даже морщится от звука собственного голоса, но пытается продолжить, надо же что-то говорить… - И я тут…
- О, в Лондон. Аве привет передашь? Она просто прелесть…
- В Лондон, ага…
- Слушай, молодец, что пришел. Мы просто обязаны загудеть напоследок, сейчас я…
Забытый щенок обиженно скулит и тычется влажной мордой куда-то Дилану в подмышку. Тот хохочет и легонько щелкает по носу.
- Эй, кто-то расстроился, да? Смотри, Томми, какой милаха. Совсем мелкий еще.
- Ты где его спер, признавайся? Кого из девчонок ограбил? И, поскольку вопли Холлэнд не оглашают окрестности, ставлю на Шелли или…
- Да мой он. Подарок такой… Только вот имя я еще не придумал… Эй, нехорошо быть безымянным мохнатиком, правда? - Молчит, несколько раз медленно моргая, а потом стягивает очки, засовывая их в задний карман. - Я придумал, чувак, я придумал. Томми! Как тебе имечко, а? Я назову его Томми. Смотри, он на тебя даже похож чем-то… Эй, мохнатая морда, ты теперь Томми. Томми. В честь моего бро, так и знай… Не опозорь.
Пряное тепло растекается по венам, и Томас давит порыв притянуть к себе друга, накрыть уже его губы своими губами… Но Ди тараторит, как заведенный. Не заткнуть, не переслушать… Он слушал бы его вечность и еще целый месяц на самом деле.
Когда на Ди нападает словесный понос, его прет похлеще, чем Стилински, и сдержать этот нескончаемый поток не в силах ничто. Сангстер знает один способ, но не уверен, что не получит от друга по роже за такую наглость…
- Так, погнали что ли, ты ж на самолет опоздаешь иначе…
Крутится на месте волчком, вытягивает шею.
“Нахуй Лондон, Дилан. Только ты рядом будь…”, - вертится на языке вместе с другим, таким важным вопросом, который он никогда не осмелится задать.
- Где шляется Шелли, когда она так нужна, а? - В ответ на непонимающий взгляд кивает на щенка, что, кажется, задремал, разомлев от тепла его тела. - Маленький он еще по барам шататься и смотреть, как папа Дилан ужирается в хлам. Щас к няньке пристрою, и отчаливаем.
И скрывается между трейлами, выкрикивая имя подруги во всю глотку.
Томас опускается на ступени ближайшего дома на колесах, кладет подбородок на сцепленные ладони. Он прикрывает глаза, слезящиеся от яркого солнца, когда дверь за спиной распахивается, и голый по пояс парень чертыхается сквозь зубы, спотыкаясь о него. Черные, как ночь, всклоченные волосы, легкая щетина на лице и яркие засосы на шее.
- Тайлер?
Он что? Вернулся в “Волчонка”? Или … стоп, это же трейлер Ди, так? И алые пятна на шее, ключицах, как насмешка… И… какого хрена перед глазами плывет? Грохнись еще в обморок, как баба…
- Сангстер? А ты тут какими судьбами?
“Тебе, блять, отчитаться забыл…”
Откуда эта скрытая вражда? Они ведь всегда неплохо так ладили… раньше…
- О, Тай, ты проснулся? Думал, до вечера продрыхнешь, как минимум. Мы тут затусить решили, Томми ночью улетает домой…
- Томми? - И брови, что давно стали одной из главных легенд “Волчонка”, медленно ползут на лоб.
- Томми. Томас. Ты не узнал его что ли? - Дилан пожимает плечами и тычет пальцем в блондина. - Так ты с нами или нет? Томми я Холлэнд на время отдал, присмотрит, пока не вернемся.
Хеклин переводит взгляд с Сангстера на О’Брайена и обратно, явно пытаясь решить, курили они травку или кокс в десна втирали.