- Что, если они найдут Прим или моих сестер и братьев? Наших матерей?
Он не пытается отговорить, разубедить. Наверное, ему необходима уверенность в том, что девушка осознает все варианты.
- Мы спрятали их на островах больше двух лет назад. И постарались, чтобы след потерялся в Атлантике, помнишь? Финник и Энни позаботятся о них. - Китнисс садится на колени и обхватывает ладошками изможденное лицо парня. - Я люблю тебя, Гейл Хоторн, и хочу быть только с тобой. В болезни и здравии, богатстве и бедности. Навсегда. Я знаю, чем мы рискуем. Это стоит того.
Наверное, именно так чувствует себя пойманный в западню зверь, понимая, что нежданно освободился. Гейл улыбается ярко и солнечно. Впервые за многие месяцы. Он знает, что им придется бежать. Но знает и то, что она будет держать его за руку. Он знает, что теперь она будет только его. Без всяких “пока”.
========== 12. Пит/Китнисс ==========
Здесь пахнет воском, старыми книгами, сосновой смолой и самую чуточку - пылью. Она переворачивает страницу, задумчиво потирая мизинцем висок. Пит прихлебывает свой напиток, жмурясь от пряного аромата шоколада и ванили, плывущих по комнате. За окном снег валит огромными лохматыми хлопьями, будто где-то наверху перевернулся грузовик с пухом - таким белым, что слепнут глаза.
Где-то за стеллажами на пол с грохотом валится книга, и Китнисс вздрагивает все телом, хватая Пита за руку.
- Эй, ты чего? Просто книга, Китнисс. Все хорошо.
Кофе, который Прим принесла ему несколькими минутами раньше, выплескивается на руку, обжигая. Но он лишь морщится и терпит, поглаживая ее дрожащие пальцы.
- Здесь просто так тихо, что каждый звук - будто разрыв бомбы. - Сконфуженно бормочет она.
- Какие бомбы, если завтра Рождество? - Мелларк улыбается и продолжает поглаживать большим пальцем нежную кожу ее запястья. - Тогда уж рождественские фейерверки и петарды. Малышня еще сделает так, что мы оглохнем и возненавидим эти праздники. Все хорошо, Китнисс, все закончилось, помнишь? И никогда больше не повторится.
Студенческие беспорядки остались в прошлом, жизнь постепенно налаживалась, и сегодня они пришли сюда, чтобы подготовиться к экзамену, который сдают сразу после рождественских праздников. Они везде теперь ходят вместе, и спит он если и не в ее комнате, то всегда неподалеку - в зоне слышимости. Потому что кошмары не хотят уходить. Их, как и липкий страх, с которым они, кажется, уже срослись, не прогонят даже рождественские эльфы, что пакуют подарки для детишек, поминутно сверяясь с тем самым списком Санты.
В этом году никто не умер. Быть может, они вели себя хорошо, и президент Сноу забыл о существовании Китнисс Эвердин и Пита Мелларка? Быть может, однажды они смогут вернуться домой? В свой настоящий дом. Но никогда уже не смогут друг без друга.
Жить. Дышать. Просто быть.
- Мы с Прим украсили елку, на ней есть даже крошечные сверкающие олени, представляешь? Мама решила приготовить на ужин гуся. Ты же придешь, чтобы отпраздновать с нами? Ведь Рождество. Кстати, приедут Хеймитч и Эффи. Он грозится сварить какой-то особенный пунш.
Она берет его руку в ладони и чуть тянет на себя, заглядывает в глаза, будто пытается убедить, уговорить. Будто он собирался отказываться.
- Конечно же я приду. Что это было бы за Рождество без семьи?
И наклоняется, чтобы оставить на щеке легкий, почти невесомый поцелуй. Она вздохнет, обвивая руками за шею, опустит голову ему на плечо.
- Я каждый день благодарю небеса за то, что послали мне тебя, Пит Мелларк.
А он вдохнет полной грудью - запах кофе с корицей, бумаги и липы, которой пахнут ее волосы. Сплетет их пальцы и еще раз скользнет губами по гладкой щеке. Она благодарит небеса, а он просто знает, что без нее его давно бы не было на этом свете. Нашла, вытащила, спасла. Просто дала цель и смысл.
Ее звали Огненной Китнисс и Сойкой-пересмешницей, когда-то она была лицом бунтарей, символом сопротивления. Но он - все эти годы он видел в ней ту девчонку, что, стоя на стульчике, пела “Песнь долины” таким чистым и ясным голоском, что даже птицы за окном умолкли, чтобы послушать. Уже тогда он, Пит Мелларк, знал, что будет любить ее до конца жизни.
У дверей звенят колокольчики, слышатся смешки, когда кто-то, остановившись под веточкой омелы, требует свой законный поцелуй. Пит различает голоса Финника и его Энни, Прим что-то строго выговаривает Гейлу, кажется, пытаясь кокетничать. Снег за окном становится гуще. И, кажется, вдалеке уже раздается звон бубенчиков на санях Санта Клауса и его низкий, добродушный смех.
========== 13. Финник/Китнисс ==========
Красивый.
Это единственное, о чем сейчас может думать она, Китнисс Эвердин, победитель 74-х Голодных Игр, новый ментор дистрикта №12, новая игрушка Капитолия. Это единственное, что стучит в голове, как таймер, отсчитывающий последние секунды перед стартовым залпом на Арене. Это единственное, что остается в мыслях, когда он, Финник Одэйр кланяется насмешливо, представляясь, а потом трогает ее ладонь губами по обычаям это проклятого города.
- Меня зовут Финник, Сойка-Пересмешница. Я счастлив познакомиться с легендой.
Он улыбается, изгибая красиво очерченные губы, но глаза его остаются холодными, они хлещут презрением, брезгливостью, ненавистью даже, и в горле склизким комком застревает обида, мешая нормально дышать.
Почему? И с каких пор тебя, Китнисс Эвердин, волнует мужская красота?
Красивый до боли. До прокушенной губы и спазмов в груди. Красивый.
- Я много слышала о тебе.
И это на самом деле правда. Самый юный Победитель в истории Игр. Красивейший и желаннейший мужчина Капитолия. Тот, перед кем раскрывают двери самые влиятельные люди столицы. Тот, кого приглашает на ужин сам Президент Сноу. Тот, целовать которого считается вышей наградой. Тот, кто мог превратиться в шлюху для высшего света, но стал золотым мальчиком Панема. Тем, кого боготворят, перед кем преклоняются, тем, кому рассказывают все самые страшные и темные тайны в надежде завоевать хоть толику внимания.
И Китнисс всегда чуть-чуть презирала его - светского кутилу и балагура. Пока не споткнулась о равнодушие и насмешку в глазах цвета остывшего пепла на смертном костре.
- Как и я, Огненная Китнисс, как и я.
Он упрямо не хочет звать ее просто по имени, а у нее кончики пальцев зудят, как хочется прикоснуться к его щеке - просто, чтобы проверить: живая плоть или холодное золото? Но Китнисс лучше оторвет себе руку, чем пойдет на поводу у странных желаний и импульсов.
Бред. Красивый, как бред во время предсмертной лихорадки, когда все вокруг кажется идеальным и совершенным, когда ты думаешь, что можешь быть счастливым и умеешь любить.
- Что ты делаешь здесь? - Язык едва шевелится во рту, и так хочется облизать пересохшие обветренные губы, а еще лучше - схватить лук и стрелы и рвануть в чащу, чтоб подстрелить пару-другую глухарей или оленя. Но это - Капитолий, а лес, родной и знакомый с самого детства, остался далеко позади. В дистрикте №12.
- Я здесь живу, наверное. Нет?
Улыбка белая, как сахар, и опасная, как мгновенно убивающий яд. А еще фальшивая, как жемчуг в ожерелье модниц в бедных дистриктах.
Это странный район Капитолия - низкие кирпичные домики с уютными садами, разноцветными клумбами, абрикосовыми деревьями и прудиками с изящными снежными лебедями или кричаще-розовыми фламинго (в тон одного из париков Эффи Бряк). И меньше всего она ждала наткнуться на него на узкой улочке, вымощенной потертой брусчаткой.
- Я тоже. Вон там - через два дома, - зачем-то показывает девушка, а Финник вскидывает брови, и ямочки на его щеках такие милые, что хочется улыбнуться.
- Хочешь пригласить меня на чашечку чая или чего покрепче? Хочешь рассказать мне свои секреты, Китнисс Эвердин? - Он шепчет так тихо и хрипло, что у нее руки мурашками покрываются, а по спине прокатывается волна озноба.
Он наклоняет лицо, почти касаясь губ губами. Так близко, что жар его кожи опаляет, как пламя свечи.
- У м-меня нет секретов… Я… я, как открытая книга, - бормочет Сойка-Пересмешница, чувствуя себя полной дурой.
Финник Одэйр и секреты. Конечно.
А у него глаза смеются, и искры веселого безумия вспыхивают в них каждый раз, когда Финник моргает. Ей кажется, что каждая его ресничка - словно вылепленное из золота произведение искусства.
Отступает на шаг, чтобы вдохнуть прохладный утренний воздух и очистить легкие и голову от дурманящего запаха Финника Одэйра, но лишь впускает в себя еще одну волну пьянящего аромата, и на ногах устоять все труднее, когда колени подгибаются, и ноги будто вылеплены из мягкой, податливой глины…
- Здесь у всех есть секреты, - он смеется уже не таясь, и разум ее обжигает догадка: он знает, чувствует, видит.
- Мне нужно идти.
И это больше похоже на бегство, когда она несется вдоль улицы, чувствуя цепкий внимательный взгляд за спиной.
“Ты знаешь, где я живу, Китнисс Эвердин. Ты не сможешь долго противиться искушению. Я узнаю все твои тайны”
Она знает, что умрет, если не попробует его губы на вкус.
========== 14. Катон/Мирта ==========
- Какого хера ты тут забыл, Катон? Моя комната - все еще мое личное пространство. Проваливай.
Дверь захлопывается, и Мирта закидывает рюкзак в дальний угол. Нисколько не смущаясь, стягивает запылившийся и все еще влажный тренировочный костюм. Взгляд то и дело соскальзывает на красивого мальчишку с насмешливыми глазами, так по-свойски развалившегося сейчас на ее кровати.
- Ты не пришла на тренировку, - пожимает плечами парень и закидывает руки за голову, словно бы всем своим видом демонстрируя: я тут надолго.
- И что? В няньки нанялся?
Мирта щерится, как рассерженный еж, прищуривает глаза. Она всегда делает так, когда злится. И неизменно веселит этим напарника. Парня, с которым она выйдет на Арену 74-х Голодных игр уже так скоро. Парня, которого ей придется постараться убить, чтобы выжить самой. Парня, который умеет улыбаться так красиво, что перехватывает дыхание. Парня, который каждый раз целует так беззаветно, что она забывает обо всем. Плавится в его ладонях, как кусок масла на солнце, и нежность растекается по венам тем самым ядом, который убьет, если она не затормозит. Прямо сейчас.
- До Жатвы меньше месяца, Мирта.
В его вкрадчивом голосе звенит сталь, предупреждая. А ее ярость накрывает с головой, и пальцы уже поглаживают прохладную рукоять ножа, а потом она выпрямляет руку одним плавным движением. Лезвие вонзается в стену в дюйме от его лица.
- Теряешь хватку, трибут, - хмыкает он.
Бросок, и горячая ладонь сжимает горло, вдавливая девчонку в стену. Смешная и такая хрупкая пигалица с глазами убийцы.
- Он вошел бы точно между глаз, если бы захотела, - сипит она и улыбается холодно.
Катон морщится от этой чужой натянутой улыбки. Искусственной, как парики модниц Капитолия или маска из силикона. Мирта - она не такая. Он видел ее настоящую. Видел ее насквозь.
- Ты не доживешь до утра, если я захочу, - предупреждает он, пытаясь не замечать странную досаду, от которой покалывает пальцы и ноет в груди.
Она делает тебя слабым, Катон. Она - не партнер, а соперник. Она должна будет умереть.
- Пошел вон, - шипит девчонка, и если бы взгляд убивал, на парне живого места бы не осталось.
- Заставь меня, - ухмыляется Катон и прижимает ее тонкие руки к стене прежде, чем накрыть губы своими.
Поцелуй больше похож на укус, и Мирта кусает в ответ, чувствуя во рту металлический вкус крови. Это каждый раз как борьба, поединок, столкновение. Необходимость, в которой ни один не может себе отказать.
- Ненавижу! - вцепляясь пальцами в мягкие волосы.
- Стерва, - погружаясь языком в рот, разрывая надвое ее узкую майку.
…
“Что, если они изменят правила? Что, если удастся победить вместе? Что, если… Мирта, какая ты дура!”
Ноги вязнут в песке, и мелкие острые камешки покалывают ступни. Волны шумят, накатывая на берег, но никак не могут заглушить глупые мысли, стучащие в голове.
“Для него это просто игра, а ты - кукла. И он дергает за ниточки, забавляясь про себя. Катон рожден, чтобы стать Победителем”
Сука, почему же так больно? Больнее, чем вспарывать вену ножом. Мирта знает, она проверяла.
Слабая. Ничтожная. Дура. Какая ты дура!!!
- Прячешься от меня? - руки обхватывают поперек груди и теплое дыхание обжигает шею. - Эй, только зубочисткой своей не размахивай. Я тут просто гуляю.
И почти не кривит душой на самом деле. Почти. Красивый и хищный, как готовящийся к прыжку зверь. Облизывается плотоядно, разглядывая футболку, липнущую к груди. А она фыркает, хохочет в лицо громко, с надрывом.
- Слишком зациклен на себе, Катон. Ты еще не стал всеобщим любимцем Панема.
И уходит вдоль линии прибоя, чувствуя спиной острый, срезающий кожу взгляд. Стараясь не думать о сжимающихся в кулаки пальцах, что умеют быть такими чувственными.
- Я не закончил, - хватает за руку и дергает на себя, явно собираясь заткнуть губы губами.
У него венка пульсирует на виске и грудь вздымается часто-часто, будто только что марафон пробежал.
- Пошел нахуй, Катон. Отъебись, понимаешь? Не ходи за мной, не ищи меня. Мы не партнеры, не союзники даже. Я вскрою твою грудину ножом на Арене, и даже слезинки не пророню. Уебывай.
Почему губы такие влажные и соленые? Почему брызги воды попадают в глаза, мешая нормально смотреть? Почему он стоит там столбом и не догонит, как прежде? Почему под ребрами вдруг стало так пусто? Будто яма. Черный провал.
Завтра - Жатва, а потом роскошный поезд до Капитолия, тренировки и шоу Цезаря. А потом Арена и много-много крови. Не ее крови - других. Пушечного мяса. Тех, что прибудут лишь за одним: умереть красиво у ее, Мирты, ног.
Катон. Мы могли бы… могли отказаться.
Хлещущий насмешкой взгляд всплывает в памяти, как удар по лицу наотмашь.
“Пошел нахуй, Катон. Просто исчезни”, - шепчут губы, как мантру, молитву.
Что, если ты стал слишком дорог? Что, если я не смогу?
========== 15. Китнисс/Финник/Энни ==========
Она красива. Она красива, как ангел, в этом воздушном платье и с глазами, сияющими, как драгоценные камни. Она идеальна для Финника Одэйра, Китнисс знает это также хорошо, как и то, что не должна грустить.
Это день свадьбы - счастливый день. Это день, когда Финник Одэйр берет замуж Энни Кресту. Девчонку с волосами цвета осенней листвы и глазами, в которых расплескалась весенняя зелень. Идеальную и любящую. Любимую.
Финник улыбается, поглаживая кончиками пальцев скулы невесты, и будто вонзает трезубец прямо Китнисс под ребра. Он никогда не улыбался так ей. Он никогда не говорил ей, что любит. Никогда не называл своей.
Не больно. Больно быть не должно. Потому что Финник улыбается. Он улыбается, и будто солнце отражается в его взгляде. Он улыбается, когда касается губами ее губ, когда запускает руки в мягкие волосы цвета лесного пожара.
“Ты будешь счастлив. Ты заслужил. Я так хочу, чтобы ты был счастливым”
И, может быть, получится не вспоминать все, чего не должно было случиться. Может быть удастся списать все на очередной ночной кошмар - липкий и вязкий, как застывающий гудрон. Кошмар, в котором он любит только ее, а потом умирает, раздираемый на части толпой переродков.
*
— Я люблю ее, Китнисс. Я так люблю мою Энни.
Он гладит пальцами древко своего трезубца, будто ласкает. А она глаз не может оторвать, вспоминая… пытаясь забыть, что эти пальцы вытворяли с ней на Арене, когда они надышались ядовитого газа и не понимали, наверное, что творят.
— Твоя Энни - просто сокровище. И знаешь, это будет самый красивый праздник с начала войны. Вы заслужили это, вы с ней.
Слова кажутся вымученными, а улыбка - резиновой. Но Финник сжимает ее руку, словно беззвучно пытается сказать нечто, что не может, не смеет произнести.
— С Питом все будет хорошо.
— Я знаю. Спасибо, Финник.