Я представил себе Большого Давида с Цезарем на руках в интерьере коровника. Полегчало.
– Скоро! – в самое ухо дохнула Кутиха, сбросившись с ветки орешника, и тут же снова исчезла за пнём, легонько царапнув коготками по плечу куртки. Я уже стал привыкать к этой несколько ирреальной ситуации (десантники натренированы в психологической устойчивости) и уже несколько раз замечал других представителей её народца – видимо, они не слишком старались скрываться. Мысленно я воспроизвел несколько их основных движений. В принципе, у меня должно получиться, хоть и не так ловко – всё же размеры! – но тренироваться придется много.
Лес стал редеть, впереди забрезжили просветы.
– Вон за тем горбочком аккурат он и выстроился, – утирая пот, сообщил дядька Иван. – Только дома ли? Ну, да Кутиха найдёт.
– Скорей! – пропищала Кутиха, бросаясь под ноги. – Там! Осторожно!
Она дрожала всем тельцем и больше не делала попыток скрыться. Наконец-то мне удалось ее рассмотреть: тощий котёнок с почти человеческой мордочкой. Шерсть короткая и мягкая, пальцев всего четыре. Она вскарабкалась на руки Джоан и прижалась к ней, что-то шепча и сверкая зелёными глазами. Зрачки были щелевидные, как у кошки.
– Бегом! – скомандовала Джоан, выскальзывая вперёд.
В следующее мгновение я уже был впереди, а ещё через десять секунд лес кончился.
Метрах в ста от нас возле хижины шёл бой. Я узнал Ионэла Ивашку сразу, хотя после последней нашей встречи прошло довольно много времени, и он здорово изменился. Но формы не потерял, напротив: как будто стал ещё более элегантен и скуп в движениях. Самое страшное – это то, что его противником был тоже Ионэл Ивашку.
Я понял, что противники заметили нас (Джоан выскочила следом, уже без Кутихи и с боевыми спицами в руках), но понял также, что вмешаться в схватку мы не успеем: поединки мастеров такого уровня длительными не бывают. Нам оставалась роль наблюдателей и свидетелей.
Как бы там ни было, на это стоило посмотреть. В течение четырех-пяти секунд бойцы успели обменяться двумя десятками ударов – каждый из которых мог бы быть смертельным, если бы не блестящая защита. Наконец, один из Ионэлов что-то сделал – я не разглядел на расстоянии – и противник упал. Победитель наклонился над поверженным – и вдруг растаял туманным облаком.
Когда мы с Джоан оказались на месте схватки, перед нами лежал мёртвый инструктор с искажённым лицом. Я узнал этот удар ладонью снизу, когда носовая кость проламывает череп и внедряется в основание мозга. В спаррингах такие удары были строжайше запрещены: повреждался мозг, и никакой восстановитель помочь уже не мог. Ионэл был мёртв, мёртв окончательно и бесповоротно.
Подоспел старый Иван. Он тяжело дышал, что-то хрипело и посвистывало у него в груди. Седая бородёнка дрожала, на лысине выступил обильный пот.
– Они? – спросил он.
– Они, – ответил я. – Теперь точно, что они. А я надеялся…
Чёрта с два я надеялся. К этому моменту я уже достоверно знал, что это зеркальники. Просто хотелось посоветоваться с Ионэлом – он жил здесь уже давно и наверняка понял многое из того, к чему я только ещё должен был прийти.
Однако положение становилось чрезвычайно серьёзным. Одно дело – изменение цвета волос или сведение бородавок, и совсем иное – смерть человека. Тем более – специально тренированного десантника, мастера. Тут и до эвакуации населения недалеко. Хотя я внутренне осознавал, что никакая эвакуация в данном случае не поможет. У нас нет запасной планеты. И принимать бой придется именно здесь. С очень сомнительными шансами на успех: проверено, что даже самого совершенного оружия они не боятся. Собственно, поэтому, наверное, в Змиевку прислали меня, а не батальон огнемётчиков. Нечего сказать, хороша замена…
Я вызвал Шварценберга и потребовал вертолёт. Вряд ли Ионэлу можно было чем-то помочь, но упускать даже невероятный шанс нельзя. Втайне я надеялся на Веронику – кто знает, что она ещё может, помимо официальной медицины? Дядька Иван, когда я спросил его об этом, только хмуро покачал головой – но я всё равно надеялся.
Глава 10
В Змиевку мы вернулись вертолётом. Тело Ивашку было срочно доставлено в медпункт, где Вероника со своей командой предприняла все возможные меры оживления – но напрасно. Всё, чего они добились – это полной стерилизации трупа, при которой ни один болезнетворный микроб гарантированно не сохранился в тканях. Теперь при охлаждении тело могло храниться неограниченно долго – но это было и всё.
Во время всей этой процедуры присутствовавший Давид Шварценберг не проронил ни слова, и только убедившись в тщете всех усилий, сказал "так…" и вышел в вестибюль, сделав мне знак следовать за ним. За мной тенью следовала Джоан, но Большой Давид, казалось, не замечал её существования.
– Рассказывай, – сказал Давид, останавливаясь. – Подробно. Да, забыл: рад тебя видеть и прочее. Ну?
Я сжато и конкретно описал ему обстановку, как я её понимал. Что это зеркальники – абсолютно точно. Что делать – неизвестно. Дальнейшие действия противника – полная неопределённость. О кое-каких способностях Ивана с Вероникой и о существовании Кутихи со своим народом я предпочёл пока не распространяться.
– В ближайшие двое суток зеркальники будут сидеть тихо, – добавил я. – Дальше ничего не чувствую. Может, и больше, не знаю. Но двое суток – абсолютно точно.
Давид отвернулся к окну. Он доверял моей интуиции, но в конце концов, двое суток для нас лишь небольшая передышка. А дальше? Тяжесть решения лежала на нем одном.
– Джоан отправишь на проверку. Немедленно, – не оборачиваясь, сказал он.
– Нет.
– Да ты понимаешь, чем рискуешь?! Нам сейчас нельзя иметь слабых звеньев. Даже малейшее сомнение должно быть исключено. Ну не мне же тебя учить, в конце концов! – раздражённо буркнул Давид.
– Я не рискую, то есть не рискую больше других. Сейчас для всех риск колоссально велик. Для всех без исключения. А Джоан мне нужна.
– Я прошла контрольный тест сегодня утром, – встряла Джоан. – Параметры в норме. Смотрите!
Она на лету ловко поймала муху. Это был фокус, которому я научил ее давным-давно – вся соль заключалась в том, что муху надо было поймать за крыло двумя пальцами. Если кто-то думает, что это легко – пусть попробует сам.
Давид мгновенно обернулся. Я почти физически почувствовал, как он взревел: “Молчать!!!” – но всё это внутри себя, ни единой эмоции не выразилось на его холёном лице.
– Под мою ответственность, – быстро сказал я.
Давид не ответил. Он снова отвернулся и, двигая желваками, неотрывно глядел в окно, словно хотел прочитать там подсказку своим действиям. Во дворе гладкий ленивый Цезарь, брезгливо отряхивая лапы, копал в песке ямку. Он обнюхал её, присел, напрягся и отставил в сторону отвердевший хвост. Я мигнул Джоан, и мы тихонько покинули помещение.
Теперь я мог смело облачиться в десантную форму, что и не преминул сделать. Вовсю разворачивалась эвакуация, и мне пришлось лично вмешаться, чтобы оставить на месте старого Ивана. Кроме него в селе оставались Вероника (как врач) и срочно мобилизованный Сидоренко. Ну и, естественно, все наличные роботы.
Я приказал было Джоан принести в школьный спортзал оружие: мне следовало проверить её самому, не слишком доверяя тестам. Потом до меня дошло, что тайны соблюдать больше не нужно, и я начал схватку под открытым небом, прямо во дворе.
Вдоль забора выстроились все свободные десантники – им было интересно. Подошел Тарас Сидоренко в тщательно отутюженной форме и с Дюком на поводке. Я с удивлением заметил на его гимнастёрке орден "за личное мужество".
Джоан была хороша. Я проверил её серией молниеносных ударов – все были отбиты. Хорошо! Попробуем, голубушка, вот так… Я отвлек внимание финтом и атаковал одновременно в двух плоскостях – хоть и с большим трудом, но она смогла парировать и это. Очень хорошо! Не давая передышки, я воспользовался техникой из арсенала Кутихи – довольно удачно, Джоан потеряла на миг ориентацию, и мне удалось проникнуть на дистанцию ближнего боя. Я слегка щёлкнул её пальцем по носу:
– Достаточно.
Джоан улыбнулась и опустила руки. Внезапно её лицо исказилось, она стрелой взметнулась в воздух – я еле успел увернуться – и распласталась в горизонтальном полёте. Словно в замедленной съёмке передо мной разворачивалась мгновенная цепь событий: Джоан в падении вырывает из самой пасти Дюка обалдевшего и застывшего Цезаря, кот с воплем отлетает в сторону, а в предплечье девушки впиваются зубы пса…
Ментальным импульсом я погасил ярость собаки. Дюк, скуля, с поджатым хвостом вернулся к хозяину. Опомнившийся Цезарь взлетел по стволу груши и исчез в листве. Джоан без звука поднялась и, зажимая артерию, отправилась в распоряжение Вероники: за время, проведенное рядом со мной, она научилась понимать мои волеизъявления без слов.
Что ж, вроде бы она в норме. Исключая этот необъяснимый прыжок. Так полностью раскрыться! С другой стороны, я ведь уже скомандовал прекратить бой…
Явился возбуждённый Шварценберг и после некоторых усилий сумел снять перепуганного кота с дерева. Проходя мимо меня, он обронил:
– Кстати, есть сведения, что могут возникнуть неприятности со стороны группы "Галатея". Я не хотел говорить при твоей напарнице. Присмотрись к ней внимательно.
Проект "Галатея" представлял собой тщательно законспирированную организацию роботов, борющуюся за предоставление роботам прав, равных с правами людей. Я, конечно, знал, что они существуют, но не придавал этому особой значимости. Мысль о том, что Джоан может входить в их организацию, как-то не приходила мне в голову. До сих пор сдерживающим их фактором являлось невозможность естественного создания искусственных живых существ (понимаю всю гротескность этого словосочетания); всех биороботов просто клонировали с учетом генетической корректировки. Ходили слухи, что в своих подпольных лабораториях роботы достигли определённых успехов в этом направлении, но насколько далеко они сумели продвинуться, никто не знал. Когда они наконец сумеют решить эту проблему, человечество столкнется со специфическими трудностями. Однако, похоже, существовала большая вероятность отложить её решение: возможно, вскоре это будет не так уж актуально – как для людей, так и для роботов. Кстати, роботы гибли в стычках с зеркальниками даже чаще, чем люди. Так что в предстоящей баталии психологически они будут полностью на нашей стороне. Неприятности от них начнутся позже. Если вообще начнутся.
Все это я и выложил Большому Давиду. И напоследок ошарашил его:
– Будьте готовы провести анатомические исследования по полной программе. Завтра я намерен предоставить в лабораторию тело зеркальника.
От такого наглого заявления Шварценберг потерял свою невозмутимость. Он раскрыл рот, но не смог произнести ни звука. Я продолжал:
– Конечно, многое против, но шанс есть. У меня имеются кое-какие соображения…
– Пауль, что ты задумал?!
– Увидишь.
– Инструктор Бойль! Самодеятельность запрещаю! Здесь военное положение. Слышишь, Пауль, в одиночку не смей!
– Напоминаю, что я не просто инструктор, а Маэстро. И как раз в условиях военного положения, согласно уставу, имею право самостоятельно принимать решения и привлекать к выполнению задач необходимые силы и средства, – я невесело усмехнулся, процитировав графу устава. – Успокойся, Давид, я осторожно. Мне кажется, что есть одна возможность… Ну, в самом уж крайнем случае получите моё тело. Оно тоже весьма неплохое, по крайней мере, я пока им доволен.
Глава 11
Вечер долгожданной прохладой спускался на заждавшуюся землю. Расплавленное cолнце стекало за горизонт, и алая заря пылала вполнеба, обещая назавтра ветреную погоду. Пока же ни один листок не трепетал в измученных сухостью садах, птицы перекликались всё реже, устраиваясь на ночь. Первые звёзды робко высыпали на быстро темнеющее небо.
Я сидел в комнате перед головизором один – Иван Фомич с обеда ушел зачем-то на пасеку к Сидоренко и там застрял.
Я обдумывал варианты стратегии поведения при различных реакциях зеркальников. В конце концов я признал, что это бесполезно: достоверно спроектировать поведение зеркальника ещё никому не удавалось. Приходилось возложить надежды на интуицию и русское авось. Что ж, если никакой силой с ними ничего сделать нельзя, надо найти такое место, где эти проклятые чужаки имеют слабину. Только где оно, это место? Оставалось надеяться, что такая трещинка лежит в их ментальной сфере. По крайней мере, больше надеяться было не на что. И опробовать это шаткое предположение мне предстояло сегодняшней ночью. Именно мне, десантнику-инструктору, ментальному мастеру (хотя лично мне всегда больше нравилось название Маэстро).
Головизор добросовестно пытался развлечь меня какой-то популярной болтовнёй. Меня привлекло сообщение с борта научно-исследовательского судна "Калипсо-2". Какой-то зоолог с хорошо поставленной дикцией увлеченно комментировал необычный факт из жизни летучих мышей; факт этот и не заметили бы, конечно, если б подвернулся какой-нибудь чуждый науке сухогруз или танкер… Посреди Средиземного моря на палубу "Калипсо" опустилась громадная стая измученных рукокрылых; Жаклин Кусто – капитан и владелица судна – заинтересовалась видовым составом мышей, и выяснилось, что так далеко от постоянного ареала обитания именно этот вид ещё никогда не встречали. Отдохнув, стая снялась и улетела в южном направлении.
Я вспомнил свой первый день – вернее, первую ночь – в качестве зоотехника и усмехнулся. Ай да дядька Иван. Ну-ну.
Я набрал на браслете код Джоан:
– Зайди ко мне через десять минут. Как твоя рука?
– Иду! – отозвалась она. – Рука в норме. Конец связи.
– Конец связи, – сказал я, отключаясь.
Я выключил визор и некоторое время сидел в темноте. Щёлкали на стене старинные часы-ходики с гирями и кукушкой. Из какой-то щели цвиринькнул сверчок и умолк. Над лесом восходила бледная полная луна, её свет размытым квадратом окна лежал на полу.
– Кутиха! – негромко позвал я. – Покажись. Дело есть. Ты тут?
Из темного угла на меня сверкнула пара зеленых глаз.
– Мне нужно сегодня встретиться с зеркальником, – продолжал я. – Проводи. Лучше вашего никто за ними не уследит. Мне нужно, чтобы он был один. Сделаешь?
Мне показалось, что она кивнула.
– А вы сами, – осторожно спросил я, – не пробовали с ними бороться? Своими методами.
– Нет. Бесполезно. Чужие, – мяукнула она в ответ. Глаза сверкнули и погасли. В комнату вошла Джоан.
– Садись, – указал я на табурет. – Вот что… Давай так – услугу за услугу. Мне нужно, чтобы ты сегодня посидела ночь на связи. А не таскалась за мной по лесу. Это важно! – поднял я ладонь, пресекая ее попытку перебить меня. – Я знаю, что ты не можешь бросить меня. Это сидит у тебя в мозгу или где там ещё… Но ты знаешь, что я могу снять этот запрет. Так сказать, пережечь эти перемычки. Невосстановимо.
Я помолчал, давая ей возможность осознать мои слова.
– Конечно, после этого ты уже никогда не станешь прежней. У тебя появятся вкусы и симпатии, отличные от тех, что нравятся мне. Ты сможешь принимать решения, не оглядываясь на пользу для моей драгоценной персоны. Понимаю, сейчас тебе страшно даже слышать такое, но пойми, что у меня просто нет другого выбора. Так надо, маленькая… А я постараюсь забыть, где находится мозг-координатор проекта "Галатея", – я видел, как она вздрогнула. – Ну как, малышка, по рукам?
Джоан смотрела на меня беспомощно распахнутыми глазами. Потом она закрыла глаза, и по щеке ее покатилась такая человеческая слезинка…
Проделав необходимые манипуляции, я продолжал инструктировать мою Джоан. Вернее, уже не мою.
– Будешь следить за мной по радиосвязи. Когда будет нужно – поднимешь тревогу и мигом ко мне. Вдруг я насторожился: кто-то бесшумный стоял сейчас за дверью. Сделав напарнице условный предостерегающий знак, я подкрался к двери и резко распахнул ее, нанося рубящий удар ребром ладони. Джоан подхватила падающее тело. Это был Юм. Теперь я знал, кто в моей группе был глазами и ушами Большого Давида.