— Когда будете прыгать, думайте об одном. Вы с идином — одно целое. И при этом вы — против всего мира. Вы должны победить — вдвоем.
Я летела галопом к бревну. Господи, как страшно! Но я ведь знаю, как прыгать.
Нет — мы с идином знаем.
— Вперед! — скомандовал Айлин.
Прыжок!
Я приподнялась, держась за шипы, а потом приземлилась.
— Отлично!
Айлин улыбался. Подошел, похлопал идина по шее и дал ему кусочек вкусного корешка — любимого идинского лакомства.
— Я же говорил, что у вас получится? Ведь вы не боитесь?
— Не боюсь, — храбро соврала я.
— Еще?
Конечно, разве я могу что-то возразить! Я веду себя как идин и делаю то, что говорит заклинатель. О, моя несчастная гордость!
Я снова разогнала идина и снова прыгнула.
На этот раз Айлин решил поставить препятствие повыше. Он стоял рядом, когда я летела к бревнам. Я смотрела на него и поэтому забыла подняться.
Удар по мягкому месту был не таким уж сильным, но почему-то я вылетела вперед, кувырнулась, успела схватить идина за шею, ударилась о шипы, не удержалась и отлетела в сторону.
Меня кто-то поймал. Хотя понятно — кто. Мы упали в мох. Как тогда. Только теперь я оказалась сверху.
Айлин смотрел мне в глаза.
Сердце, конечно, екнуло и провалилось вниз.
— Ведь Сирены не было, — пролепетала я, пытаясь отшутиться, чтобы только не сделать какую-нибудь глупость — например, поцеловать его.
— Не было, — согласился он, глядя на меня серьезно.
Я сделала попытку подняться, потому что все это было невыносимо. Потому что руки сами тянулись обнять его за шею. Потому что хотелось подставить ему для поцелуя губы. Закрыть глаза. Слушаться. Довериться. И будь что будет.
Я дернулась, но его руки крепко меня держали.
У меня кружилась голова, внутри все тянулось к нему на встречу, как будто из меня пытался прорасти какой-то огромный и прекрасный цветок. Я крепилась из последних сил, чувствуя, что сейчас просто разрыдаюсь.
— Отпустите, — попросила я еле слышно. — Я так больше не могу.
— И я так больше не могу, — прошептал он и раздвинул губами мои губы.
Я вздохнула, окончательно сдаваясь. Теперь мне все равно.
Пусть думает, что хочет. Пусть я дура, пусть я делаю глупость, о которой потом пожалею, но это — потом.
Сейчас есть он и я.
Он перевернулся со мной в руках, и я почувствовала, что проваливаюсь в мох. Вздохнула и обняла Айлина за шею. Закрыла глаза, отдаваясь этой жаркой волне, которая поднималась у меня изнутри, раскрываясь навстречу — его рукам, губам, теплу и тяжести его тела. Огромный цветок внутри, уже ничем не сдерживаемый, стремительно прорастал наружу и вдруг в перерыве между поцелуями вырвался каким-то вздохом-всхлипом:
— Я тебя люблю…
Он поднял голову и посмотрел на меня изумленно.
— Что?.. Как ты сказала?
Я растерялась и была готова уже все отрицать. Какая я идиотка! Призналась в любви!
— Ты сказала это на языке идинов, — сказал Айлин растерянно.
— На языке идинов? — пролепетала я. — Я не знаю их языка.
— Знаешь, — он улыбнулся, поднялся и помог подняться мне. — Я чувствовал, что ты из заклинателей. Еще когда ты только в первый раз вошла в манеж, я понял, что ты, несмотря на свой гордый вид и работу в Лаборатории «А», сможешь поладить с идинами.
— Я не могу знать язык идинов, ведь я всю жизнь работала с программами и расчетами, я никогда не была в лесу, я…
— Это дар от рождения. Ему не учатся — он либо есть, либо нет. Возможно, твой отец был заклинателем или мать.
Родители… Ведь я их не помню! И даже не знаю, где искать родственников. Дядя Эдус пытался, но никого не нашел. Отец мог быть заклинателем? Или мама? Они жили в лесу?
Айлин подозвал идина.
— Попроси его опуститься на колени, — сказал Айлин.
Я смотрела на идина и ничего не могла сказать.
— А если так? — спросил Айлин и обнял меня сзади.
Внутри опять стал подниматься и раскрываться диковинный цветок. Но я больше не хотела вести себя, как идин. Это глупо! Призналась ему в любви, целовалась с ним, а он…он ведет себя, как заклинатель и делает со мной, что хочет. Нет уж!
Я решительно высвободилась из объятий Айлина.
— Я не знаю языка идинов, все, что сейчас произошло — чистая случайность, — сказала я как можно суровее. — Извините меня. Это было какое-то помрачение. Возможно, я ударилась головой, когда упа…
Айлин притянул меня к себе и обнял так крепко, что я задохнулась.
— Хватит, — сказал он спокойно. — Я тебя так давно люблю и так давно этого жду, что больше не хочу терять ни минуты.
— Давно? — переспросила я изумленно.
Он кивнул.
— Еще когда ты только первый раз здесь появилась. В этой своей юбке. Сердитая и гордая. Лесная фея. Я даже и мечтать не мог, что ты, сотрудник лаборатории «А», защитница города, такая умная и красивая девушка, когда-нибудь обратишь на меня внимание…
Я внимательно посмотрела Айлину в глаза — нет, он надо мной не смеялся.
— Все что мне оставалось, это красоваться перед тобой на идине, постоянно прыгать через препятствия, чтобы ты видела… так что не думай, что только ты делаешь глупости. Видишь, я тоже признался.
— Значит, ты все это специально…
Он кивнул.
— А еще помнишь, когда мы упали в первый раз… Я еще тогда хотел тебя поцеловать. Так что больше я тебя никуда не отпущу.
Он опять наклонился к моим губам. И опять я чувствовала себя идином, и опять внутри что-то стало подниматься к нему навстречу — ну и пусть, пусть он мой заклинатель!
— Айлин, — прошептала я, крепче обнимая его за шею. — Айлин…
В дверях манежа раздалось нарочитое покашливание. Мамочки! Мы совсем забыли про учеников!
— Можно я войду? — тоном оскорбленной императрицы поинтересовалась пожилая дама, с которой у нас с Айлином было больше всего хлопот.
— Да, конечно, — ответили мы хором, отпрыгнув друг от друга, и тут же оба хихикнули.
Дама, поджав губы, протопала к нам, неодобрительно качая головой.
Айлин подозвал идина, и мы начали урок.
***
Вечером мы никак не могли расстаться. Айлин провожал меня до дома, мы везли мой велосипед, и останавливались, чтобы целоваться, под каждой аркой моста, у каждого разрушенного здания. Мир плыл и качался у меня перед глазами, мы шатались как пьяные, и выкатившийся на небо Гилеон двоился и казался огромной призрачной бабочкой.
В самый неподходящий момент дозвонился встревоженный дядя. Час поздний, а меня нет дома! Он оставлял сообщения, звонил госпоже Фаине, звонил мне, но я не слышала, потому что телефон стоял на беззвучном режиме и вибрировал в сумке, которая лежала в корзине-багажнике велосипеда.
Честно говоря, мне было не до телефона и не до велосипеда, из-за которого мы шли еще медленнее, чем могли бы, но если бы мы не уронили велосипед вместе с сумкой и выпрыгнувшим из нее телефоном, то я не услышала бы звонка и дядя, наверное, совсем сошел бы с ума.
— Лисса! Ты понимаешь, что я говорю?
— Понимаю… — лепетала я, ничего, конечно, не понимая.
Айлин обнимал меня, целовал куда-то в шею, зарываясь лицом в волосы, что-то говорил на ухо, и если бы он меня не держал, я бы упала, потому что ноги меня не слушались вообще.
— Лисса, что с тобой?
— Ничего, я просто… задержалась… после работы!
Последнюю фразу я выпалила слишком громко, потому что отбивалась от Айлина, который мешал мне говорить.
— Обожаю твои локоны…- прошептал он мне на ухо, развернул меня к себе и снова принялся целовать. Моя рука с телефоном против моей воли обняла Айлина за шею.
— Лисса! Я волнуюсь! — рвался из трубки дядин голос. Дядя и правда был встревожен, да я бы сама встревожилась на его месте. Всегда такая суровая и пунктуальная Лисса теперь лепетала, как пьяная, не дошла до дома в такой поздний час, не отвечала на звонки… — Я немедленно за тобой еду! Где ты?
А где я, кстати?
— Где я? — спросила я у Айлина шепотом.
Он огляделся, посмотрел вверх.
— Под Гилеоном.
— Дурак!
— Лисса, с кем ты там говоришь?! Что вообще происходит?!
Я встряхнулась. Надо немедленно взять себя в руки, если я не хочу, чтобы у дяди случился инфаркт.
— У меня сломался велосипед! И я в секторе «И»! Недалеко от Банковской башни.
С Айлином мы попрощались за минуту до того, как подлетел дядя. Он не признает ни велосипедов, ни машин, у него старый проверенный двухвинтовой «аксель», впрочем, ему, как сотруднику Центра, можно пользоваться любым транспортом.
Дядя довез меня до дома, проводил до квартиры. Хорошо хоть ему не пришло в голову проверить исправность велосипеда.
— Завтра вечером будет собрание, — сказал он, закрыв глаза и печально склонив набок лысую голову, обрамленную с седым пушком.
Я вдруг подумала, что он сильно постарел.
— Только для особых членов Совета. Что-то затевается. Но тебя я буду держать в курсе дела.
Я кивнула, не сильно задумываясь над его словами, чмокнула дядю в щеку, зашла в квартиру и улыбнулась мерцающему Гилеону.
Айлин, я тебя люблю!
Телефон тихо тренькнул, и на экране высветилось сообщение:
«Я тебя обнимаю и целую нежно-нежно. Спокойной ночи, любовь моя!»
========== VI ==========
Утром я с трудом открыла глаза. Но, вспомнив вчерашний день, тут же соскочила с кровати. Скорее к Айлину!
День выдался пасмурным. Стоя с чашкой у окна и наскоро глотая кофе, я смотрела на город. Лес надвинулся еще сильнее. Темно-зеленая масса уже казалась не каймой, а целым полем, край которого терялся за горизонтом.
Города скоро не будет.
Но почему-то мне не было грустно.
Я представила, как…мы с Айлином будем жить в лесу. Построим себе домик в тени огромного дуба. Я устрою уютную кухню, где буду варить кофе и сидеть с ноутбуком. У нас будут идины. И…дети. Наверное, кто-то из них тоже станет заклинателем?
Я улыбнулась, и тут же завибрировал телефон.
— Лисса! Лисса! — кричал в трубку дядя.
— Привет, — поздоровалась я.
Но он не услышал приветствия и кричал:
— Лисса, сегодня лучше останься дома! Нет, лучше отправляйся сразу в убежище! Я не знаю, что будет, но…
— Дядя Эдус, ты же знаешь, что мне надо на работу, — сказала я спокойно.
— Это неважно! Если хочешь, я позвоню и договорюсь…
— Нет! — выпалила я поспешно.
Вот еще, чтобы я не поехала к Айлину?
— Лисса, ты слышишь? Это серьезно! У меня нет точной информации, но…
— Дядя Эдус, я тебя поняла, не волнуйся, — ответила я, выключила телефон и добавила: — Но я сама буду решать, что мне делать.
Чтобы я сидела, как дура, в убежище? Потому что «это серьезно, но точной информации нет»?
Напевая, я оделась и расчесала локоны. Они немного смялись, а вчера я вернулась поздно и к госпоже Фаине не успела. Ну ничего, сойдет и так!
Я глянула на себя в зеркало — глаза у меня сияли, на щеках горел румянец. Я себе определенно нравилась.
Как там поется в старинной песне? «Украшает девушку любовь»? Надо спросить у госпожи Фаины, она обожает старые романсы.
***
Айлин подлетел ко мне на идине, как только я перешагнула порог манежа. Протянул ко мне руки, и идин сразу же присел на колени.
— Стрессовая тенировка? — успела спросить я, до того как Айлин меня поцеловал.
Он кивнул, усадил меня перед собой.
— Да, сегодня будем прыгать, — заявил он весело. — Я из тебя сделаю заклинателя!
Я не возражала. Я была готова, чтобы он делал из меня что угодно.
Идин сразу же полетел вперед.
Мне совершенно не было страшно, и целых три препятствия мы перепрыгивали хохоча. А особенно громко мы захохотали, когда взвыла Особая Сирена. Айлин сдернул меня с идина, и мы снова упали под бревна.
— Три — счастливое число, — сказала я, с трудом переводя дыхание — то ли от скачки, то ли от счастья. — Третий раз падаем.
— Они там совсем сошли с ума, с этой своей сиреной, — Айлин улыбался. — Но мы все делаем по инструкции. Упали, лежим.
Я быстро поцеловала его:
— Это тоже по инструкции?
И улыбнулась.
Но он вдруг перестал улыбаться, посмотрел на меня внимательно, и опять мне показалось, что взгляд у него странный, мерцающий, как это был в день нашего знакомства.
— Ты что? — спросила я.
Он перевернулся со мной в руках и начал целовать меня — уже не в шутку, а серьезно, страстно и жарко. Я отвечала ему, чувствуя, что совершенно теряю голову, и где-то краем сознания отмечая, что мы увлекаемся уже слишком сильно и что…да, что мне не страшно так увлекаться. Будь что будет. Я даже уже не слышала продолжающую завывать Сирену. Только шум крови в ушах, биение сердца. Его рука прижимает мою руку к земле…
И тут раздался взрыв.
Он был такой силы, что нас подкинуло и затрясло. Где-то в стороне заржал идин. Мне показалось, что я оглохла, потому что Айлин что-то говорил мне, но я не слышала. Он потянул меня за руку, и мы поднялись, растерянно оглядываясь.