Иван увидел, как его жена юркнула во двор. Он прибавил шаг! Его коллега, комментировать увиденное посчитал опасным для своего лица занятием, замедлив шаг, отстал от него.
Иван залетел в дом как гром. Елена успела зайти в спальню. Залетев в комнату, дыша полной грудью, с горящими глазами он практически прокричал развалившейся на кровати жене: «Это что я сейчас видел?» Женщина невозмутимо перефразировала его: «А что ты сейчас видел?»
–Ну как что! Это кто, и от куда этот человек тебя привёз?
Елена понимала, что её задача была дожить до завтра, собрать свои шмотки, и по-тихому сбежать. Поэтому правду матку рубить не стала, очень взволнованным показался ей Иван.
–На автобус, опоздала! Таксист привез. А какое твое дело?
Тут последовал укол в самое больное, чтобы смутить оппонента.
–Я что, у тебя деньги на такси взяла что ли?
–А где ты их взяла? Кто тебе их дал? И вообще, куда ты ездишь по субботам?
Иван начал остывать, и Елена уколола его второй раз в самое больнее место.
–К подруге свой я езжу, вот как будешь зарабатывать, можешь со мной поехать и посмотреть. А сейчас выйди из моей комнаты. Иван нутром чуял, что что-то здесь не так. Но понять в чём не мог и вышел из комнаты, чтобы его в третий раз не ткнули носом в его безденежье. Елена потянулась как кошка, с довольным выражением лица. День был долгий, она была сыта, и её потянуло в сон. Иван же напротив, был голоден и пошёл на кухню, варить себе и сыну картошку. Немного позже, дома появился и Булат, с полным куканом рыбы, которая через полчаса, уже скворчала на сковороде.
Воскресенье для селянина в страду уборки, самый обычный рабочий день, даже когда погода не позволяла молотить зерно, все механизаторы были заняты своей техникой. Вот и сегодня, день был дождливым. Иван как всегда с утра отправился на работу, Булат валялся в своей кровати, в доме было прохладно, а под одеялом тепло и уютно. Он пару раз выходил на кухню, перекусить чего. Каждый раз, возвращаясь обратно в постель. Парень дочитывал последние страницы своей любимой книги. За окном лил дождь. Настроение было серым. Он решил в очередной раз встать попить чаю, но так как в постель Булат ложиться больше не собирался, он оделся.
Выйдя в коридор, парень увидел в приоткрытой двери в спальню, две большие сумки, набитые вещами. До него надо начало доходить, что Елена собирается сбежать от его отца. Да именно сбежать, без объяснений. Это был очень подлый и бессовестный поступок, люди поступившие так, очень часто об этом жалеют. Но другого шанса, у неё не было. Не тащится же на автобус с баулами, и не приехать же Глебу Яковлевичу, когда Иван дома. Тем более, вчера всё было решено. С минуты на минуту, за ней должна была приехать, белая семерка.
Булат понимал, что Елена если и уедет, то точно до прихода отца. Он знал, что он её любит, и что это доставит ему немыслимую боль. Из-за любви к Ивану, Булат не мог оставаться в стороне, тем более, он все же был одной третью этой семьи. Набравшись храбрости, парень вошёл в спальню. Елена тут же оскалилась, упаковывая третью сумку, которая была поменьше первых двух: «А ну, пошёл вон от сюда!» Булат её не послушал. Имея ещё детские представления, решил договориться. Он начал со слова Мама, тем самым хотел показать, что не держит обид на неё, и что считает, возможным вернутся всем им к прежней жизни. Для Елены это прозвучало как оскорбление, она подбежала к Булату. У женщины начался припадок. Схватив мальчика за ворот свитера, она выпучила глаза, трясясь от злобы. Страшным голосом с неописуемой ненавистью, она зашипела: «Задушу, сука!» Мотая левой рукой его за шкирку, правой ладонью она начала лупить парня, сперва по лицу, а когда он нагнул голову, она сжала руку в женский кулак, и принялась лупить его по шее и голове. Из глаз у Булата сыпались искры, с разбитого носа на пол и кровать летели брызги крови. Заорав: «Убью, сучёныш!» она швырнула его в дверной проём. Пролетев узкий коридор, Булат лбом врезался в косяк кухонной двери. Упав, он тут же вскочил, и выскочил на улицу, где лил летний ливень, сплошной пеленой заслоняя все вокруг. Дождь лил с такой силой, что его давило к земле. Одежда промокла за секунду. Кровь, струящуюся из носа, тут же смывало. Булат попятился под козырёк крыльца. И лишь только дождь немного притих, ко двору подъехала белая машина. Медлить больше было нельзя! Булат в носках, рванул на задний двор, пробежав сад, он перебрался через кучу навоза и оказался на проезде между сараями. До машинного двора, было около двух километров, он находился на главной дороге, которая служила въездом в село. Булат побежал по дороге, состоящей из воды и грязи, сердце бешено стучало, он падал, но каждый раз подымался и продолжал бежать. Уже показались бетонные ангары из-за огромных ракит. До ворот оставалось каких-то двести метров. Булат уже бежал по обочине центральной дороги, как его в направлении города, обогнала та самая белая машина, которая, навсегда увозила из этого села Елену. Больше её никто, никогда здесь не видел. Парень остановился. Дальше было бежать бессмысленно, он сделал всё что мог, чтобы сохранить то чего уже, не было.
Август подходил к концу. Прошло две недели, как Елена сбежала из дому. Иван, конечно же разыскал её подругу в Москве, но та ничего ему не сказала. Он был бы рад услышать, что она где-то обустроилась и не попала в руки бандитов или мошенников. Впав в полнейшую депрессию, он не обратился в милицию, на работу ходил совсем другим человеком, никакие рабочие моменты его больше не интересовали. Сын, всячески пытался его поддержать, ему искренне было жаль отца. Он не понимал, почему так произошло, чем человек не пьющий и работящий заслужил к себе такое отношение. И вообще, что не укладывалось в его голове, как это так, что людям не платят зарплату.
Самым обычным утром, Иван с сыном вышли со двора, один шёл на работу, второй в школу за книгами. Дойдя до центральной улицы, Иван повернул налево в сторону гаража, а Булат направо, в сторону центра посёлка, где находилась школа. Зайдя через большие распахнутые ворота, Иван обратил внимание на большую толпу людей, которая собралась вокруг крыльца конторы. Это было двухэтажное здание, на первом этаже, располагались кабинеты агрономов, механиков, кладовщиков и прочих хозяйственников, на втором находилась бухгалтерия, касса и кабинет председателя колхоза.
Подойдя к толпе ради интереса, Иван сразу понял, что речь идёт об очень неприятном инциденте, который произошёл с председателем колхоза Иосифом Моисеевичем. Из последних фраз Иван понял, что его якобы ограбили, когда тот вёз портфель с теми самыми, всеми ожидаемыми долларами. Услышанное, было как гром среди ясного неба. Несмотря на апатию, это завело внутри человека механизм, который начал тикать как хронограф. Растолкав мужиков, он прошёл в двери. За его спиной поползло шушуканье: «О, смотри, Морозов пошёл! Сейчас Ванька все узнает». Поднявшись на второй этаж, он не увидел секретаршу Галину, постучав, сразу открыл дверь в кабинет к Моисеевичу. Председатель в ту минуту с кем-то разговаривал по телефону. Вскочив со стула, он тут же с размаху положил трубку на телефон. Иосиф Моисеевич, был человеком не высокого роста, в сером костюме и шляпе на голове. Он всегда был лукавым, и никогда не говорил людям: «да». Сейчас он был сам не свой. Расстёгивая верхнюю пуговицу рубахи, председатель завопил: «Морозов, я что, разрешал входить!?"
–А в чем дело? Что вы так разнервничались?
–Да как тут не нервничать! Ограбили меня!
–Как это так ограбили, что-то я не вижу на вас побоев!
–Ну, точнее обворовали.
–Это как?
Председатель очень нервничал, лицо его то краснело, то принимало бледный вид.
–Как. Да очень просто, еду я вчера с города, душно мне стало. Дай думаю, остановлюсь возле шашлычной, воды взять попить минеральной. Остановился, подошёл к окошечку, взял бутылку, возвращаюсь к машине, глядь, а дипломата то на заднем сиденье, уже нет.
Рассказ был очень не убедительным, человек прятал глаза и пару раз наливал воды из графина, так ни разу не выпив. Ивану стало очевидным, что не видать ему заработанных денег как своих ушей, не собрать сына в школу, не вернуть жену, которую он не терял надежды найти. Тикающий механизм в его голове начал ускоряется. Он в плотную подошёл к председательскому столу, облокотившись на него кулаками, спросил, прищурив глаз: «Как ты мог оставить машину, с такими деньжищами и не закрыть, и у кого это такие длинные руки, дотянуться до заднего сиденья в Ниве, через открытое окно?" Иосиф Моисеевич завопил: « Я не обязан закрывать, это кража! Даже если бы, я их оставил на лавочке в парке или на автобусной остановке, это все ровно, была бы кража. Все по закону!» «А… закона начитался!»: с этими словами Иван схватил председателя за грудки. Тут и дураку было понятно, что никто, его не обворовывал, он просто их присвоил. Возможно поделившись с кем-то более властным. Тем, кто был в курсе достижений колхоза. Пытаясь вырваться из могучих рук, Моисеевич дико закричал: «Помогите, убивают!» На лестнице послышался топот, дверь распахнулась, и в кабинет ввалились рабочие. Двое из них, повисли на руках у Ивана и пытались вырвать из них председателя. Иван закручивал рубаху на его шее все туже и туже, лицо потерпевшего становилось фиолетовым, он высунул язык свергнутый трубочкой, пуская слюну захрипел. Видя, что двое не справляются, Ивану сзади на шею прыгнул третий человек, и потянул его назад. Тут не устояла бы и каменная статуя. Отпустив правую руку, и вырвав её, Морозов врезал кулаком в глаз председателю с такой силой, что он вылетел из его левой руки. В разорванной рубахе, шмякнулся о стенку, затем о пол и закатился под стол. Ивана тут же отпустили и бросились к пострадавшему, который не подавал признаков жизни. Когда Иван выходил из кабинета через толпу в дверях, кто-то похлопал его по спине.
Придя домой, Морозов зашёл на кухню, достал из дальнего угла старого комода бутылку столичной водки, открыл её и приложился с горла. Выпив половину, он сел на стул. Посидев минуты три, он также допил вторую половину и вышел во двор. Сев на лавочку возле палисадника, положил руки на деревянный столик и уставился вдаль. На горизонте громоздились свинцовые тучи, над которыми сквозь белые и лёгкие как пух облака выглядывало солнце. Его лучи широкие и светлые, поползли по полям, освещая их огромными пятнами света, меняя цвет и настроение пейзажа. В калитке показался Булат, закончивший практику в школе. Он тут же подсел к своему отцу, и сразу понял, что Иван подвыпивший. Это его насторожило.
–Привет пап.
–Здорово.
–А что это ты, сегодня не на работе?
– А что мне там делать?
–Как чего? Работать!
–Знаешь сына, человек должен работать, чтобы зарабатывать.
Булат никогда не видел своего отца таким подавленным. Глаза Ивана были налиты, голос дрожал. Он взял сына за плечо, прижал его к себе, и продолжил их диалог: «Знаешь Булат, за свою жизнь я понял одно: что зарабатывает не тот, кто работает, а если тебя хвалят, это значит, что ты сделал что-то невыгодное для себя, что можно не только жить, но воровать по закону. Знаешь, есть такая пословица: терпенье и труд все перетрут. Вот и меня они тоже перетерли в труху». Булат практически ничего из этих слов не понял, но запомнил их на всю жизнь. Иван погладил сына по голове и сказал: «Иди кушай».
–Пап, а можно мы с Петькой на речку порыбачить пойдём?
–Конечно идите!
–Пап, а можно твой спиннинг взять, мы щуку пойдём ловить.
–Да какие проблемы, конечно бери.
–Спасибо огромное, ну я пойду, перекушу да собираться буду, сейчас Петька подойдет.
Иван захмелел с бутылки водки. Раскинув руки на спинку скамейки, он положил ногу на ногу и продолжал любоваться игрою солнца и облаков.
Появился Петька, в огромных болотных сапогах, похожий на журавля. На плече он держал толстое удилище из орешника. Удочка была около четырёх метров в длину и сантиметров пять в основании, её обвивала толстенная леска с поплавком из белого пенопласта размером с кулак. В который был воткнутый, огромный ржавый и скорее всего очень тупой тройник. Петькина снасть, вызвала у Ивана насмешку. Но парень не расстроился, он вообще был очень оптимистичный, обладавший чувством юмора не по годам. Он с лёгкостью отшутился, поставив свою снасть и бидончик с карасями к колодцу, пошёл в дом за Булатом.
На заборе повис сосед, дед Семён.
–Здорово Ванька!
–Здоров, здоров…
Дед Семён являлся злостным любителем заложить за воротник. В великую Отечественную войну, он был кавалеристом. А после, всю жизнь проработал в колхозе конюхом, и сейчас находился на заслуженной пенсии. Человек он был, как говориться, «рубаха-парень, душа компании». Пить так пить, гулять так гулять. В молодости, столько раз смотрел смерти в глаза, что наверное ещё тогда надоел ей, и вообще ничего не боялся. Единственное, что на него могло повлиять, так это его бабка. Она тоже прошла всю войну, от Смоленска до Москвы и обратно до Берлина. Службу она несла радисткой. Познакомились Семён с Марией в конце победного мая в Берлине, тогда молодой красноармеец, чуть не зарубил шашкой союзника, который хотел познакомиться с молодой красивой пухленькой девушкой. С длинной до пояса русой косой.
Видя, что его соседу совсем худо, и что он уже сидит поддатый, дед решил лечить Ивана своим методом, самогоном. По его мнению, выпить, это когда наступало состояние, что стол подымается к лицу, и по нему вверх пренебрегая гравитацией, начинает течь разлитый самогон. Все его кони, на протяжении сорока пяти лет, возили на себе домой висящее в седле тело. Дед Семён, никогда из седла не выпадал, его даже не смогла от туда выбить, пуля из немецкого пулемета угодившая в плечо. Старик являлся мастером джигитовки и когда был молод, собирал большую аудиторию зевак. Шашку правда у него все же изъяли, в пятьдесят девятом году. Сидя в седле, он ей плашмя ударил агронома, прилетев на поле верхом на лошади как ураган. Удар был такой силы, что сломал человеку ключицу и отбил легкое. Если бы рубанул не плашмя, а как полагается на скаку с протяжкой, разрубил бы его до самого пояса. А может и вовсе пополам, так как на нем не было ни шинели ни портупеи, как на убегающих от конницы фашистах. Кавалерия ложилась под пулеметами, но стоило ей прорваться, врагу не было пощады. Кавалерия в плен не брала. Дед Семён жил очень законопослушным человеком, просто лошадей любил больше своей жены. Без его участия на планерке решили сократить посевы овса, и пятнадцать коней пустить под нож. Это и стало причиной его поступка. Был суд, который закончился условным наказанием. Судья тоже был фронтовик, и значит, что для кавалериста значить конь.
Дед лукаво обратился к Ивану: «Я зайду?»
–Заходи.
В планах у старого вояки был план, в усмерь напоить Ваньку, заволочь его в дом, и уложить, что бы мужик, не сидел не мучился. Своеобразная методика снятия стресса. Через мгновение, дед сидел уже рядом с Иваном, на коленках у него была корзинка накрытая полотенцем.
–Что это ты там принес?
Да так, ничего особого, немного выпить да закусить. Ты же знаешь, я пью только свою, как это теперь говорят, натур продукт. После этого, сосед положил полотенце на стол, достал из корзинки трехлитровый стеклянный бутыль самогона, полбулки чёрного хлеба, сало, большую луковицу и зубчик чеснока. Затем залез во внутренний карман пиджака и достал две серебрёные стопочки, на которых была аккуратная чеканка в виде дубовых листьев, а по центру донышка гравировка, в виде двух перекрещенных шпаг. Стопки покрывали царапины и небольшие вмятины, но блистали восхитительно. «Трофейные?»: подметил Иван. «Трофейные»: с выдохом, и гордостью ответил дед.
С веранды во двор вышли юные рыболовы. У Булата в руках был алюминиевый спиннинг с зелёной пластиковой рукояткой и невской катушкой, за которую, была зацеплена большая белая блесна. Иван, закусывая очередную стопку самогона, махнул рукой, подозвав Булата. Когда он подошёл то отец обнял его, положив кисть руки на плечо, и тряся, сказал: « Ну сынок, желаю тебе удачи». Это было сказано так выразительно, что навеивало мысль, о том, что сказание было не о рыбалки, а обо всей, предстоящей жизни. Ещё раз, сжав его плечо, добавил: «Ну давай, иди на рыбалку». Булат обнял отца, поблагодарил за спиннинг и отправился на речку, со своим верным товарищем. Петька, деловито взял свою оглоблю, и задрав нос, последовал за другом. Отойдя метров сто от дому, обернувшись Булат сказал Петьке: « Что-то я за батю переживаю, не наломал бы он дров, он без мамки сам не свой!» Петька тут же принялся успокаивать своего товарища: «Да не переживай, куда он денется? Видал сколько у них ещё самопляса, будут пить, пока не упадут! Это я точно знаю». Булат сделал вид, что Петька его немного успокоил, согласился с ним, и они продолжили дальше свой путь.
Время было около двух дня. Ветер угнал все тучи с горизонта, небо было по летнему необъятным. Иван уже был смертельно пьян. Его тяжёлая голова перекатывалась с плеча на плече. Дед Семён тоже хорошо захмелевший сидел рядом и травил свои байки. Он часто пропускал, и наливал себе поменьше. К воротам подъехал мотоцикл Урал, выкрашенный в желто-синий цвет. На нем сидел местный участковый, звали его Аванес. Заглушив двигатель, он слез, важно поправил форму и фуражку. Это человек, очень большое значение придавал своей внешности, форма всегда была в безупречном состоянии, усы на смуглом лице аккуратно подстрижены, а чёрные как уголь вьющееся волосы, уложены под фуражку. Кожаные сапоги, всегда блестели, и если, внимательно присмотреться, в них можно было увидеть его улыбку с белыми зубами. Это была его внешность, но в душе же жил человек жадный, везде искавший для себя выгоду. Может и не в деньгах, но хоть в чем либо. Он считал, что если отношения не приносят ничего полезного, то это совершенно ненужные отношения.