Большинство домов в деревне были простыми и низкими, одноэтажными, реже встречались дома с жилыми чердаками, полноценных двухэтажных строений почти не было. Казалось, что клан не собирался оставаться тут слишком долго, но даже оставшись, был готов в любой момент бросить всё и бежать. Дом Коры находился на окраине деревни, у самого частокола, но равно далеко от восточных и западных ворот. Невзрачный и даже неопрятный снаружи, он был маленьким и уютным внутри. Комнат оказалось три: кухня-гостиная, спальня самой хозяйки и маленькая чистая комната с узкой, но длинной кроватью, стоявшей у окна, и небольшим столом, приютившимся в углу. Эту комнату предложили мне.
— Тут раньше моя дочь жила, но она погибла, — тихо проговорила Кора, приглашая меня войти, — а я так и не нашла в себе силы приспособить её под что-нибудь. Ну, вот оно и пригодилось.
Мне стало стыдно. Я выглядела, как одна из тех, кто убивал родственников всех этих людей, а теперь просто так получаю от них помощь и право жить в комнате одного из погибших. «Нет, так не пойдёт, — одёрнула я себя. — Я не виновата ни в чём и вообще должна быть благодарна, а не выедать себя неуместным чувством вины». Чувство вины шло оттуда, из прошлой жизни, и чем чаще я ловила в себе отголоски прошлого, тем меньше мне это прошлое нравилось.
— Похоже, в прошлом мне доставалось, — пробурчала я, разглядывая шрамы на ноге, обнаружившиеся во время переодевания.
Тонкие узкие штаны из легко тянущейся ткани, сверху — короткая свободная юбка с многочисленными карманами и широким ремнём, лёгкая рубашка. Костюм выглядел удобно и свободно. На улице было тепло, позднее лето или ранняя осень, но точнее вспомнить я не могла. На кухне копошилась Кора, с улицы доносились крики играющей детворы. Я принялась примерять одежду, которая оказалась неожиданно подходящей мне по размеру, что стало для меня приятным сюрпризом: память охотно подсказывала мне, что у девушек моего роста с одеждой бывают проблемы.
Проблема оказалась в другом: в штанах и юбке были разрезы для хвоста. Пришлось зашивать. Внезапно для меня самой оказалось, что шить я умею. Кору это открытие откровенно обрадовало, она немедленно притащила откуда-то целый мешок одежды её дочери и вывалила его содержимое передо мной.
До самого вечера мы сидели рядом и шили. Кора пыталась задавать мне вопросы, но быстро поняла, что это бесполезно: я не могла ей ответить при всём желании. Тогда хозяйка начала говорить сама, и вот это было уже интересно.
Кора говорила о жизни в клане. Из её слов я узнала, что Малисана — не просто помощница Финиды, но и будущая Слышащая, которая уже сейчас подаёт большие надежды, что, будучи частью клана, чьей основной деятельностью является война и охота, все дети ещё в младшей школе проходят начальную боевую подготовку, а многие из них продолжают обучаться и дальше. Лишь те, кого подводит здоровье, с самого детства готовятся к мирным профессиям.
Сама Кора в прошлом была отличной охотницей, но после рождения дочери отошла от дел и занялась торговлей вместе со своим мужем. Муж погиб во время трагического ночного нападения, дочь умерла позже, провалившись под лёд на близлежащем озере. Теперь Кора вела дела одна, и вела весьма успешно, но ей было одиноко.
К вечеру, как и говорила Финида, в дверь начали стучаться соседи, под разными предлогами заглядывая в дом, чтобы посмотреть на меня. Я помнила совет Слышащей, но последовать ему было сложно. В конце концов я кое-как заставила себя выйти во двор и сесть на скамейку под окнами гостиной. Ко мне подходили, что-то спрашивали. В самом ли деле я ничего не помню? Ничего — это совсем ничего? А насколько «ничего» это «ничего»? Действительно ли я собираюсь остаться с ними? Люблю ли я печенье? Почему я помню, что такое печенье, а своё имя не помню? Как я согласилась называться Сееной?
Эти вопросы по началу чуть не свели меня с ума, но потом я заметила, что все эти люди смотрят на меня не со злобой и настороженностью, но, как и обещала Финида, с любопытством и доброжелательностью. Ни косых взглядов, ни злых слов, лишь любопытно торчащие уши и приподнятые хвосты. И вопросы, тысячи вопросов.
Это было странно для меня, ново. И это было хорошо. Засыпая вечером на мягкой, хоть и узковатой кровати, я твёрдо решила, что прошлую жизнь, прошлые страхи и вообще всё, что осталось при мне, я тоже отпущу. Меня не покидало стойкое ощущение, что здесь мне явно лучше, чем было там. Тогда какая разница, что было раньше?
Я уснула легко и быстро, полная надежд на хорошее будущее, но моё подсознание, или что там отвечает за сны, было против. Потому что именно там, во сне, прошлое подкралось ко мне вплотную. Не помню точно, что мне снилось, но наутро я обнаружила у себя воспоминание о человеке. Молодом человеке, моём ровеснике, которого я знала раньше. Я закрывала глаза и видела его лицо, волосы, глаза, эту смешную родинку на подбородке. Я помнила, что мы проводили вместе много времени, говорили, ходили куда-то. Подробности стёрлись, но мне было с ним хорошо. Кажется, я его любила. И сейчас я была этому не рада, ведь это означало одно: новая жизнь отменяется.
Наверное, следовало рассказать кому-нибудь, что я начала вспоминать, но я не решилась. Вдруг это будет означать, что мне есть куда пойти, и меня прогонят прочь? Я не хотела уходить. Потому что, когда я проснулась, в комнате было свежо и пахло травами, а на кухне Кора пекла блины, довольно напевая. Её не злило то, что я заняла место её дочери, она была рада тому, что я есть. А я была рада этому.
— О, ты уже встала? Как спалось? Говорят, первый сон на новом месте — вещий. Снилось что-нибудь?
Кора весело тараторила, а мне начало казаться, что я предаю её. Но я не могла просто взять и сказать что-то вроде: «Да, ко мне начали возвращаться воспоминания и, похоже, я скоро буду вынуждена вас покинуть».
— Прекрасно спалось, — промямлила я в итоге. — Что-то снилось, но я не запомнила.
— Ну и ничего, главное — ты выспалась и готова к новой жизни!
Я постаралась улыбнуться как можно более искренне.
Блины были бесподобными. Кажется, раньше я тоже умела печь блины. Или мне просто часто приходилось их есть? В любом случае, стоило научиться снова.
Пока я ела, Кора притащила откуда-то огромное зеркало, с меня высотой.
— Это из моих товаров, — радостно сообщила хозяйка. — Дочке приглянулось, я для неё оставила, а потом так и не смогла от него избавиться… Теперь тебе послужит.
Я совершенно не знала, что сказать, но потом кое-как выдавила:
— Спасибо.
Коре этого хватило. Зеркало заняло место в углу моей новой комнаты, а для меня настала пора сыграть в весёлую игру: «Вспомни, насколько паршиво ты выглядишь». Почему-то о своей внешности я ранее не задумывалась, вот и теперь оказалось, что я не помню даже собственного лица.
Выглядела я действительно не очень: бледная, как труп, длинные тёмные волосы затеняют лицо, тёмные глаза на этом фоне смотрятся так и вовсе пугающе. Да ещё и высокий рост, чуть сгорбленная спина и подкашивающиеся ноги. Вспомнив Криса, я поспешила выпрямить спину. Спина согласилась, но с явной неохотой, отчаянно намекая на то, что ей это быстро надоест. Я грустно вздохнула. Как раски от такой не отшатывались?
Собственные уши неожиданно показались мне странными. Видимо, за прошедшее время я привыкла к звероухим куда больше, чем мне казалось. Неужели однажды и у меня будут такие? И хвост? Задумавшись об этом, я вдруг поняла, что примеряю на себя уши и хвост Криса. Я так и не смогла понять, что за животное он. Уши смахивали на рысьи, хвост напоминал о снежных барсах, но всё-таки это было не то.
Долго я вертелась у зеркала, вглядываясь в собственное лицо, кажущееся мне чужим. В конце концов зеркало я закрыла тряпкой, чтобы не просыпаться по ночам и не пугаться своего же вида, и вышла во двор, сев на вчерашнюю лавку. Ко мне сразу же начали подходить любопытные.
К обеду я осмелела настолько, что сама начала задавать вопросы. Я узнала много нового, в том числе пополнила копилку имён. Называться Сееной мне не нравилось, но и другие услышанные имена воодушевления не вызывали. Были красивые. Были яркие. Но раз уж выбирать себе имя, то такое, чтобы совсем своё.
После обеда зашёл Крис. Он был так же сгорблен, лохмат и мрачен, как и вчера, но теперь, полюбовавшись на себя в зеркало, я не чувствовала к нему неприязни. Пожалуй, в чём-то мы были похожи.
— Пошли.
Идти с ним куда-либо всё равно не хотелось, но пришлось. Я ждала чего-то вроде экскурсии по городу, рассказа о клане, но Крис вывел меня за пределы деревни и отвёл к какому-то ручью. Частокол деревни скрылся за холмом, были видны только заросшие высокой травой степи, разрезающий их ручей да темнеющий вдалеке лес.
— Пока тепло, буду тебя мучить здесь, — пугающе добродушным тоном сообщил мне Крис.
— Не надо меня мучить.
— Я сказал «мучить»? Я имел в виду «учить».
Я бы порадовалась наличию у него чувства юмора, но больно безрадостным был повод для шутки. Кроме того, для шутника у Криса был слишком уж пустой взгляд. Словно он смотрел на меня, а видел что-то другое, далёкое.
— Почему тут?
— Потому что они не услышат твоих криков, не увидят твоего позора.
А вот это было уже плохо. Боль в ногах не мешала мне ходить, но я не была уверена, что смогу убежать. Тем более от него. Несмотря на общую скрюченность, Крис выглядел довольно-таки сильным.
— А может, не надо? — я попятилась.
Крис мрачно усмехнулся. Мне стало совсем уж жутко.
— С таким телом ты долго не протянешь. Вот уж не знаю, кем ты была раньше, но ты слабая. Ты слабая и ничего не умеешь, а значит — ты обуза. Моя задача — это исправить.
«Убьёт меня, что ли…»
— Жалеть не буду. Обо мне не думай, не нужно вообще считать меня человеком. Захочешь плакать — плачь. Захочешь ныть — ной. Захочешь упасть — падай, но учти, лежать и прохлаждаться не дам. Выкладывайся по полной, быстрее отстану. Будет всё болеть — сходи к лекарю, я о тебе предупрежу.
Похоже, меня ждали суровые тренировки. В голове робко вспыхнула мысль о том, что лучше бы меня убили, но я погасила её. Я в самом деле была слабой и ничего не умела, и это в самом деле нужно было исправить.
— Плавать умеешь? — поинтересовался Крис.
— Не помню.
— Сейчас выясним.
И он столкнул меня в ручей. Просто легко толкнул в плечо, и я, коротко взвизгнув, рухнула в воду.
Ручей был не слишком широким, но достаточно глубоким и безумно холодным. Выскочив на берег, я, не пытаясь встать, скрутилась в комочек, пытаясь унять дрожь и радуясь, что меня не видит никто, кроме учителя-мучителя. Одно мы выяснили: плавать я умела.
— Чего лежишь? — Крис навис надо мною, и я невольно зажмурилась, ожидая пинка или чего-нибудь в этом роде, но мучитель лишь протянул мне руку. — Тебе надо согреться. Беги.
— Куда? — я с трудом встала, ноги предательски дрожали.
— Вон туда, вдоль ручья. Постарайся побыстрее, но не загоняй себя. Беги так долго, пока не упадёшь. И не вздумай упасть намеренно. Я прослежу.
— Но ты сам сказал, что можно падать…
— Это не тот случай.
Пришлось повиноваться. Ноги отозвались болью. Похоже, в прошлой жизни я не особо жаловала бег. Я бежала, бежала, бежала, спотыкалась о камни, ноги путались в высокой траве, в ботинках дочери Коры, которые оказались мне великоваты, хлюпала вода из ручья. «Надо спросить, как звали эту чудо-девушку, которая, похоже, была ещё выше меня, — мелькнула мысль. — И найти для этих занятий одежду попроще».
Закололо в боку, остановиться хотелось безмерно, хотя пробежала я совсем немного. Дыхание сбивалось, и я изо всех сил сжала губы, чтобы не начать дышать ртом. Что-то в моей памяти намекало на то, что этого делать не стоит. Я попыталась обернуться, чтобы посмотреть, далеко ли позади остался Крис, и прикинуть, заметит ли он с того расстояния, по своей ли воле я упала, но с ужасом обнаружила, что мой мучитель бежит рядом. Спокойно, как будто совсем не торопясь, и совершенно бесшумно. Взгляд его был каким-то даже участливым, но по прежнему пустым, и это внушало ужас. Я прибавила ходу, в голове застучал пульс. Мир перед глазами поплыл, ноги, плечи и бок просили о немедленной смерти на месте, лёгкие разрывались, но я не падала.
— Довольно.
Мне было даровано помилование. В тот же миг тело перестало меня слушаться, и я рухнула на землю, притом настолько удачно, что немедленно скатилась в злосчастный ручей. Вернее, скатилась бы, если бы Крис не поймал меня за рукав.
— Дыши.
«Спасибо за разрешение, блин», — я судорожно хватала ртом воздух и хрипела. Сердце билось, как загнанный кролик, и пыталось разорваться. Шансы дожить до конца дня казались сомнительными.
— Вставай.
«Уже?!» Я была согласна остаться тут, на этом самом месте, навсегда. В качестве какого-нибудь неживого предмета.
— Не могу.
— Можешь. Чем быстрее ты поймёшь, как много ты можешь, тем легче тебе будет.
На этот раз руки он не протянул, но я действительно смогла.
— Что теперь? Прыгать через ручей? Делать сальто?
— Бежать обратно. Беги до того места, где мы начали, и только попробуй остановиться.
Я взвыла и побежала.
На третий заход я вдруг поймала себя на том, что устала настолько, что мне уже всё равно. Наверное, это и называется вторым дыханием? На четвёртый всё резко изменилось. Каждое движение вызывало боль столь жуткую, что я вообще не понимала, как умудряюсь бежать. Но сдаваться и выглядеть ещё более жалкой я не собиралась, несмотря на разрешение. На пятый заход я упала, пробежав всего несколько шагов. Упала, потому что наступила на собственную ногу.
— Отлично, — Крис был доволен моим падением.
В ответ я смогла лишь с хрипом выдохнуть воздух.
Я лежала на спине и смотрела в небо. Небо было светлым и радостным, редкие облачка неспешно ползли по нему, то и дело ненавязчиво заслоняя солнце этакой вуалью. Иногда в вуали появлялись разрывы, и яркий свет бессовестно бил мне по глазам.
— Теперь — руки, — возвестил мой мучитель и показал мне несколько простых с виду, но крайне нелёгких на практике упражнений.
— Не могу я больше, — простонала я, опять плюхаясь на землю. — Пощади.
Ответ был безжалостным:
— Пощады не будет. Давно мечтал помучить какую-нибудь ниору.
Я думала, назад меня придётся нести, но до дома Коры я добралась сама, а там, вместо столь желанного отдыха, меня ждала новая битва. Битва с ванной. Где бы я ни жила раньше, там был водопровод, большинство же из моих новых соклановцев, по словам Коры, о таких чудесах знали лишь понаслышке.
«Я слышала, что в лучших странах юга, вроде Валмираны, трубы для воды проведены даже в деревнях. А у нас такое — диво дивное. На прошлом месте у нас на крышах стояли большие баки с водой, а здесь даже этого нет. Ну ничего, колодец близко!» — сообщила мне хозяйка ещё вчера.
Здесь, чтобы принять ванную, нужно было таскать воду вёдрами и греть её на огне. Мне повезло: Кора позаботилась о воде, понимая, в каком виде я вернусь, и всё-таки мне пришлось ей помочь. Едва только покончив с этим, я доползла до своей кровати и упала мёртвой, не успев даже толком ни о чём поразмышлять.
А рано утром меня разбудила хозяйка, глядя с таким сочувствием, что я поняла: дело плохо. Всё тело болело так, что обычная боль в ногах отошла бы на задний план, не стань она в два раза сильнее, но отлежаться мне не дали, ровно как и толком позавтракать: за мной пришла сгорбленная, лохматая и мрачная смерть. У смерти в руках была длинная палка, что пугало ещё больше.
Мы ушли обратно к ручью. В животе урчало: вчера я не ужинала, а наскоро съеденного ломтя хлеба с сыром не хватило, чтобы насытиться.
— У тебя всё болит, — сообщил мне Крис. — Тебе кажется, что хуже некуда.
— Давай ты просто побьёшь меня этой палкой, — простонала я, пытаясь угадать, какую пытку он приготовил сегодня. Опять бег?
— Да. Сегодня учимся уклоняться и падать.
И он стукнул меня палкой по плечу. Не сильно, но больно.
От удивления я потеряла дар речи, а мучитель ударил меня по ногам, и я плюхнулась на землю.
— Плохо ты падаешь. Даже хуже, чем уклоняешься. С таким ростом это смерть.