Дьюи была ранена. Не слишком серьёзно, раз сама смогла выйти из схватки и пролезть за Наруто. Вряд ли она сумела бы противостоять хищнику будучи обессиленной от боли и потери крови. Наруто изучил на ощупь твёрдое пятно под её крылом. Пожалуй, долго не сможет его подбирать, пока опорные перья не вырастут. Больше никаких ран он не обнаружил. Но и этого для маленькой птички хватало с лихвой. Она благодарно пискнула, зашевелилась. Чувствовала ли боль, Наруто не знал, но на всякий случай отстал от поджившей раны. Птичья реакция заметно отличалась от человеческой. Возможно, заводчики позаботились и о быстрой регенерации шани. Наруто надеялся на это. И надеялся, что Орочимару обратил внимание на болевые центры организма. Надеялся, что Дьюи не мучается, ибо помочь ей ничем не мог, только выражать свою любовь.
Он сидел, постепенно вспоминая мелочи, о которых не думал во время атаки. Как наяву видел провалы глаз динозавра, его громадную пасть, составляющую две третьи головы, а то и три четверти. Его рост, ставший вдруг гигантским, когда этмантиз поднялся на задние лапы. Молниеносная скорость. Он бы мог догнать всё стадо по очереди, если бы не довольствовался одной пойманной жертвой. Убийца, который не даст Наруто уйти. Теперь, награждённый за отвагу ранами от его зубов, Наруто отнюдь не был уверен, что сможет прорваться сквозь колючие заросли и преодолеть крутой спуск. Однако, если он хотел спастись, то стоило поторопиться. По инструкции его команда должна будет вернуться в город в ближайшее время. И снова обуревали сомнения: давно ли Наруто находится здесь? Быть может, прошло дня три-четыре? Нет, не могло пройти, иначе в наличии были бы пахучие последствия. Слабо тянуло только с одной стороны. Наруто узнал этот запах. Он ассоциировался с болезнью, с пищевым отравлением или расстройством желудка. Лишь бы не поскользнуться на собственной рвоте, где бы он её ни оставил. Или, быть может, на себе? Мерзко.
Дьюи было всё равно. Она вытерпит и не такое зловоние, лишь бы спасти хозяина. От такой верности Наруто чувствовал себя ещё хуже. Сам же её бросил. Понимал, что ничем помочь не мог, только ещё больше раззадорить хищника. И тогда бы, возможно, Дьюи всё-таки попала бы ему в зубы. Недостойное утешение. Надо вспомнить, что по этому поводу говорят учёные. Что говорил Орочимару. Велел приучать шани к запретам. Но ни один запрет не способен её остановить в критический момент. Тогда был критический. Для Наруто. Она бы не отпустила этмантиза, как бы ей ни было больно. Она получала шанс отступить только тогда, когда между хозяином и укороченным крокодилом было не меньше десяти шагов форы.
- Прости меня, Дьюи, - прошептал он. – Я думал о камере, но не вспомнил о тебе.
Потом Наруто думал, поступил бы он так же, если бы заранее знал финал неравной схватки с убийцей. Он бы попытался. Обязательно попытался бы снова, но избрал бы другой маршрут или постарался бы изменить условия… как-нибудь, хоть методом переползания с дерева на дерево, если это возможно. Он только не знал, как поступил бы с шани. Наверно, оставил бы в фургоне, запертую и беснующуюся от безысходности.
Мысли об отснятом материале не отпускали до последней секунды. Пленник в расщелине уже знал, что попытается найти камеру и извлечь хард. Только бы он не оказался повреждён. Только бы не полил дождь. Хотя вероятность осадков крайне мала в это время года. В Африке разграничения между летом и зимой резкие, ни за что не перепутаешь. Он пытался вспомнить, что стало с камерой. Положить он её не успел. Бросил? Разбил все линзы и повредил электронику? От простого падения с уровня человеческого роста на мягкую траву не должно бы. Они с этмантизом могли затоптать её ногами. Хорошо, что хард под оболочкой, которую не всяким ножом вскроешь. С защитными амортизаторами. Обо всём позаботились. Но если камера продолжила работать, вряд ли в аккумуляторе остался заряд. В последний раз, когда Наруто проверял его уровень, было меньше четверти. Этого хватило бы на половину суток непрерывной съёмки, не больше. Аккумулятор вот-вот должен разрядиться, если на улице вечер. Наруто с трудом повернул голову к выходу. Светлело. Значит, утро. Значит, надо поторопиться с возвращением, пока не вышли сутки, отведённые для поиска. Наруто также отдавал себе отчёт в том, что не сможет убежать от этмантиза, если он до сих пор где-нибудь поблизости. И совсем мало времени остаётся на извлечение харда. Поднять с собой всю камеру, даже если она цела и невредима, можно и не мечтать. И ещё оставалось очевидным, что следующая схватка с хищником станет для Наруто последней. Для него и Дьюи. Он обрушил на шани очередную порцию ласки, неприемлемой для птицы. Но она не сопротивлялась. Она превратилась в кошку, отзывающуюся на каждое прикосновение, только не мурчала.
Долго высиживать в ожидании чуда – последняя ошибка, которую мог совершить Наруто. Его до сих пор не нашли, значит, надо выбираться самому. Когда Куренай уведёт съёмочную группу, не останется никого, кто бы исследовал территорию с особой тщательностью. Местным всё равно, что случается с нерадивыми туристами. Собственные шкуры дороже. Они не прекратят поисков, по крайней мере, неделю. А потом объявят о пропавшем без вести человеке. И Шисуи никогда не избавится от вины за резкость при прощании.
Наруто снова всхлипнул, задыхаясь в нежных чувствах к партнёру. Именно о Шисуи он вспоминал с трепетом в сердце. Не об Итачи, который запрещал себе подкрадываться исподтишка; не об Орочимару, призрачное прикосновение рук которого сводило Наруто с ума. Ни об одном из них Наруто не думал с таким бураном внутри. Если бы ему сказали, что так всё и будет, он бы позволил Шисуи уговорить себя остаться.
Наруто зашевелился, ибо начинал чувствовать себя ничтожеством и слабаком. Первое движение прострелило сверху донизу, отозвалось в следе от каждого зуба, в каждой ссадине и в раненой колючкой икре. Кажется, прокол получился глубже, чем представлялось вначале. Невзирая на боль, стискивая зубы и рискуя прикусить язык, если закричит, он двинулся в сторону выхода. Уже достаточно светло, чтобы разглядеть под кустом затаившегося этмантиза. Птицы снаружи заливались на все лады. Значит ли это, что хищник ушёл и территория безопасна?
Проход был чрезвычайно узким. Наруто с усилием начал продвижение. Казалось, всё тело распухло, и он обречён остаться здесь до самой смерти. Дьюи благоразумно перебралась на плечо. Не слетела, боялась снова потерять контакт с хозяином. Наруто не пытался согнать её. Вместе легче. Греет ощущение кого-то близкого рядом. Проход заметно сузился, когда Наруто увидел, что за камень преграждает путь на уровне его коленей. Ноги подкосились. Наруто сел бы на пятую точку в полном бессилии, если бы стены не удерживали его в вертикальном положении.
Это был не камень. В щели между камнями застряла голова этмантиза. Жуткая морда и где-то там утолщённый череп. Не двигался. Наруто не слышал его дыхания, хотя замер без единого звука. Сдох? Вот сам взял и сдох? А как же самосохранение? Ни одно животное не полезет в местность, в которой чует опасность. Застрять намертво – очень даже реальная опасность. Могло ли это обстоятельство свидетельствовать о крохотном уме этмантиза? В таком случае, почему они вообще выжили, а не передохли, пытаясь забраться на дерево за добычей, и не попадали, разбиваясь насмерть?
Дьюи выглянула из-за головы хозяина, вытянув шею. Снова закричала, но не столь громко. В её голосе не было той безграничной ярости, с которой она бросалась на хищника. Она устала и чувствовала себя больной. Наруто протянул руку. Неуверенно, с поднимающейся в подсознании паникой. Но отвага ведь и заключается в преодолении страха. Наруто обязан сам убедиться, что тварюга удавилась насмерть. И ткнул пальцем в кончик морды. Этмантиз ожил в тот же момент, задёргался в попытке пролезть в надёжное укрытие. Его челюсти раздвигались, словно он пытался отшвырнуть камни друг от друга и достать желанный приз. В отблесках раннего утра поблёскивал единственный глаз. Вместо второго так и остался чёрный провал с сочащейся из него чёрной струйкой.
Кровь во мраке выглядела именно такой. Наруто сравнил с цветом своей крови.
Он пережил несколько минут отчаянного страха, прежде чем этмантиз перестал двигаться. Замер в той же позе, в которой провёл всю ночь. Идеальная осада. Наруто понял, что никогда не выберется отсюда. Хищника не прогонит даже голод. Он недалеко ушёл от своих предков-крокодилов, мог обходиться без пищи не одну неделю. А Наруто имел все шансы не дожить до конца первой из-за обезвоживания, из-за полученных ран, из-за воспаления. В дикой Африке не выживают без поддержки. У Наруто нет поддержки, кроме маленькой птички, не способной выжить самостоятельно даже не имея под боком обузы в виде раненого хозяина.
- Дьюи, - он попытался стащить её с плеча, но безрезультатно: между камнем и плотно прижатым к нему телом невозможно просунуть даже пальца, не говоря уже о всей руке. Вторая не слушалась совсем. Та, за которую ухватился этмантиз и прокусил, казалось, до самых костей. Стоило поблагодарить эволюцию за медлительность в физиологических изменениях. Лет через тысячу, пожалуй, вместо руки у Наруто осталась бы кровавая рана, от которой он бы и умер в течение пары минут.
- Лети домой, Дьюи, - Наруто вспоминал все знакомые ей слова. Домой – знакомое слово. Она всегда летела к Шисуи, если Наруто посылал её. Могла ли шани, будучи несерьёзно раненой, преодолеть пару материков и океан? Или это самоубийство? На научных сайтах описывали подобные случаи. Но тогда летали абсолютно здоровые шани. Тратили по неделе на длительный перелёт, но возвращались домой, несли сообщение от хозяина или его завещание на лапке. Шисуи сразу поймёт, что случилось, едва Дьюи постучится в окно. Ему не нужны записки.
- Лети домой, - повторял Наруто. – Глупая птица, почему ты никогда меня не слушаешь? Ты должна выжить. Герои не должны умирать, оставаясь неизвестными.
И никто не увидит её героического поступка, который Наруто успел снять на камеру. Через пару месяцев начнётся сезон дождей. Ни один хард не вынесет постоянной влажности. А, возможно, его вместе с камерой смоет в воды разлома и унесёт в открытый океан, где она обрастёт кораллами, а через тысячелетие осядет на дно пылью.
Дьюи вняла уговорам Наруто, перебралась на его голову, больно цепляясь острыми коготками и шурша по стенам полураскрытыми крыльями. Наруто терпел, продолжал повторять «домой». Она должна спастись. Пусть теперь защищает Шисуи. Или вернётся к Орочимару. Всё равно, лишь бы осталась жива. А если фургон съёмочной группы ещё на месте, она могла полететь к ним. Это было бы идеально. Идеально, если бы она привела отряд охотников, которых Куренай, несомненно, подняла в местных селениях.
Дьюи вспорхнула. Оттолкнулась от головы неподвижного хищника и исчезла в утреннем небе.
Наруто расслабился. Надо двигаться обратно, туда, где от давления с двух сторон ничего не затечёт. Хватит спины, которую нельзя было согнуть. Дальше тупик. Бежать некуда. Наруто только подумал о маршруте назад и его затошнило. Снова испытывать эту боль, которую испытал совершенно напрасно. Не пройти через кордон осады. Крокодил мог быть очень терпеливым. Оставалось гадать, почему он избрал такую неудобную позу.
Наруто хотел пить. Вчерашняя жара сказывалась, разливалась слабостью и усилившейся дрожью. Здесь не было холодно, но от полученных ран Наруто лихорадило. Или это новая напасть в виде местной болезни. Никакая медицина не поможет, потому что Наруто просто не найдут.
В следующий раз Наруто очнулся от холодного прикосновения. Вода разлилась по его груди живительным пятном. Наверно, Наруто продолжал бредить. Это этмантиз добрался до него и разорвал грудь, а теперь слизывает с неё кровь. Безостановочное движение, нудное, от которого хотелось кричать и оттолкнуть чудовищную морду в возрастающем отвращении. Морду, испачканную в его крови.
Тренькнула шани. Наруто словно очнулся. Перед глазами плясали разноцветные круги. Яркий луч света бил в проём, всё так же загороженный снизу головой хищника. Пришлось напрячь зрение, чтобы наконец увидеть, что за конь топчется перед глазами, всеми копытами нажимающий на полыхающие болью следы от зубов. Это была Дьюи. Мокрая насквозь и дрожащая от ускользающих чувств Наруто.
- Глупенькая, - прохрипел он, протянул руку. Он был счастлив, что она вернулась, не бросила его одного умирать на задворках цивилизации. И скорбел о её преждевременной гибели. Они вместе умрут. Дьюи уже не вернётся домой, не оставит разлагающегося тела хозяина, а потом её съедят хищники. Так же, как съели всех шани, оставшихся без человеческой защиты в диком мире.
Она не переставала шевелиться и тихонько попискивать. Мокрые перья неприятно возили по лицу. От предвкушения влаги во рту Наруто сглотнул и почувствовал, как сухость царапает горло.
- Я не пью морской воды, - прошептал он совсем тихо. Лёгкие жгло от каждого звука. Что же с ним происходит? Что за болезнь такая?
Дьюи не отставала, растопырила крылья и засигналила прямо в лицо. Одна капля упала на потрескавшиеся губы. Наруто больше чем уверен был, что на них кровь засохла. Она везде стягивала кожу неприятной коркой. И ещё застывшие на одежде рвотные массы, от которых снова выворачивало. До кучи, до боли тянуло внизу. Наруто терпел. От зловония он сам сдохнуть захочет, а выйти нельзя. Бесчувственный убийца не признаёт смягчающих обстоятельств.
Наруто слизал упавшую каплю. Не солёная. Быть не может, чтобы ещё и вкус исказился, что желаемое начал принимать за действительное. Дьюи чуточку успокоилась. С неё текло так, как если бы она специально провела в воде полчаса. Как только взлететь умудрилась. Мокрые перья тяжёлые, слипшиеся. Наруто потянулся к ней и облизал перья на грудке. Настоящая пресная вода. Он уже не думал о догадливости птицы, не остановился на достигнутом, как одержимый облизывал её перья, поворачивал, как игрушку, чтобы не пропустить ни одного. Только через минуту стало чуточку легче. Горло уже не горело так сильно. А осознание происходящего показалось под другим углом. Шани могли не только выделять сильные желания хозяина, но и принимать решения ради их исполнения. Как маленькая неразумная птичка могла догадаться окунуться в реку? Наверно, точно так же, как догадалась, когда Наруто просил яблоко. Это не было её выводами. Это было приказом Наруто. Он приказал ей принести воды. А как шани могла принести её? Только на себе. Даже сейчас, раскаиваясь за её загубленную жизнь, он оставался настолько жестоким, что не отпускал и требовал удовлетворения своих прихотей. Он застонал в голос. Но, по крайней мере, сама напилась.
Они провели в неподвижности несколько минут или часов. На улице снова стоял зной, утихли голоса птиц снаружи, не слышалось шелеста ветвей. Полный штиль перед бурей. Но буря будет только через несколько месяцев. Он опять вынырнул из болезненной агонии, когда этмантиз при входе зашевелился. Наруто испугался до дрожи по всему телу, думал, что зверюга наконец-то нашла способ пролезть внутрь. И ошибся. Хищник медленно вытягивал плотно засевшую в расщелине морду наружу. Потом свет хлынул в освободившийся проход внизу.
Он ушёл? Захотел есть? Понял, что бесполезно ждать добычу, которая твёрдо решила умереть, но не отдаться на растерзание? Вопросы роились в голове независимо от плачевного положения запертой в ловушке жертвы. Этмантиз исчез, ни шорохом не показал, остался ли рядом с навесом или действительно ушёл. СМИ сообщали, что хищник оставил затаившегося под бревном аборигена, когда услышал посторонний шум. Может быть, это поисковая команда? Наруто прислушался, тщетно вылавливая характерные звуки из полуденной тишины Африки. Если он сейчас закричит, не спровоцирует ли хищника снова? Но чем медленно умирать здесь в неизвестности, не лучше было бы хоть попытаться.
- Я здесь! – закричал он. Из горла вырвался только глухой хрип.
Наруто тщательно прокашлялся, не обращая внимания на раздирающую боль во всём теле.
- Я здесь! – повторная попытка не дала никакого результата.