Появлялись безделушки - сиреневые кристаллы, прозрачные шары, как у гадалок, черепа животных, о которых я мечтала, но всегда ленилась их вываривать, разбросанные карты Таро. Пузырьки и сухие розы, почти догоревшие свечки с плывущим по ним воском, все эти вещи, которыми я мечтала украсить свою комнату в общежитии, заполонили мою башню. Иногда я думала, сколько лайков могли собрать фотографии моего жилища в тематических сообществах - ведь ни дать ни взять - обитель современной ведьмы.
Может быть, могла бы даже сдавать комнату для фотосетов. Только сложно будет объяснить желающим, как сюда добраться.
Я была счастлива. Мои Звери, размеренный темп, в котором существовала Аркадия, безделушки и книжки, мои новоприобретенные братья и сестры - все это сделало меня счастливой. И я поняла, что вовсе не хочу возвращаться. Я была здесь не просто так, я делала то, что должна была, и это означало, что я на своем месте. Наконец, после стольких лет, у меня не было вопросов о том, кто я такая и кому могут помочь.
Просыпаться было легко. Абсолютная темнота в любое время суток позволяла мне выспаться вволю. Мои Звери давным-давно не дышали, не спали, но им нравилось лежать со мной рядом и охранять мой сон. Я протянула руку и погладила Эдгара. Он заворчал, хитиновые пластинки под пальцами были ободряюще-холодными. С Эдгаром нас связывало многое. Во-первых, он был той самой сколопендрой, которую я увидела в лесу и которая подсказала мне, как увидеть Неблагого Короля. Эдгар и я были неразлучны. Он был ласковым существом, любил свернуться рядом со мной в клубок, как кот и иногда издавал звуки, похожие на сопение, и если учесть, что дышать ему было не нужно, я могла предположить, что это звуки довольства. С другой стороны лежал Говард. Он был поменьше, и я взяла его на руки. Говард был ростом почти с меня, он был гибкой, обладающей множеством ног стрекозой с костяными жвалами. Его хрупкие, будто стеклянные крылья, подрагивали, когда я дотрагивалась до него.
Говард и Эдгар были моими любимцами. Я никогда не посылала их для того, чтобы утолять голод Отца Смерти и Пустоты. Я старалась заботиться обо всех моих Зверях, я лечила их раны, ласкала их и защищала от гнева Неблагого Короля. Но все же моим Зверям приходилось платить ему дань. Раз в неделю я посылала десяток из них в разные уголки земли. И хотя для меня выход был закрыт, они беспрепятственно покидали Аркадию.
Мои Звери приносили в дар Неблагому Королю драгоценные камни. По крайней мере то, что ими выглядело. Герхард говорил, что точно такие же штуки доставала моя мама из осиного улья. Теперь я знала, что это такое, хотя и весьма приблизительно. Это страх, которым питался Неблагой Король. В своих желудках мои Звери приносили ему страх людей, собранный ими. А Неблагой Король питался им. Он разбивал камни, и мед, лившийся внутри, давал ему силу. Его умели производить Кошмарные Осы. Это были существа, денно и нощно работавшие над лабиринтами кошмаров. Они создавали ужасы, что люди земли видели во снах. Но мед страха, хранящийся внутри этих камней, был недостаточно насыщенным для Неблагого Короля.
Он вскрывал моих Зверей, доставая из них драгоценные капли силы. Иногда я успевала вылечить их с помощью меда Кошмарных Ос. Иронично, лечить медоносов с помощью меда, который у них только что отняли. Страх излечивал порожденных им тварей.
Мои Звери не были злы по своей природе. Они сохраняли в себе частичку человеческой души. И пусть они не могли есть человеческую еду, спать и дышать, им нравились ласка и спокойствие. Я не знала, есть ли у них язык, который подходит для общения друг с другом и насколько на самом деле изуродованы их разумы. Однажды я вошла в Храм Зверей, принадлежавший раньше моему отцу. Это было узкое, выбеленное помещение, вырубленное в скале. Я должна была пройти туда одна. То есть, я одна имела права туда заходить. Я прошла через темную пещеру, насыщенную до предела шорохами и скрипами, полную жизни, не показывавшейся мне на глаза, как я ни просила. Слепые и быстрые, существа пещер перемещались над моей головой. И мне, принцессе монстров, захотелось закрыть глаза. А я думала, что уже никого не боюсь.
В конце концов, я вышла к храму. Фактически, храм представлял собой мраморное плато над бездной. Я подошла к самому краю, и ветра зазывали надо мной. Внизу, зажатые в тисках гор, почти невидимые в темной бездне, бесновались мои Звери. До меня доносились вой, жужжание, крики и щелканье, множество неприятных, жутковатых звуков. И я увидела своих подданных. То есть, увидела не совсем то слово. Они были для меня одной безликой, радостной волной. И они склонились передо мной, все замерло, и я слышала только завывания ветра. Мне казалось, что солнце стоит практически передо мной, а там, низко-низко, волнуется море. Это были мои существа, я поняла это сразу. Я приготовилась сделать еще один шаг, но замерла. Подо мной простиралась равнина. Я попыталась хоть с чем-то сравнить высоту, на которой стояла. Наверное, так же я ощущала бы себя на крыше двадцатиэтажного дома. Абсолютный холод и абсолютная свобода. Крепко объятые скалами, замерли мои монстры, а дальше, за горами, я увидела бутылочные волны бесконечных лесов.
- Давай же, - сказал Неблагой Король. - Чего ты ждешь? Ты ведь все очень правильно решила.
Я обернулась. Он стоял на гладком мраморном квадрате, нависшем над бездной и казался удивительно неподвижным на фоне бегущих облаков. Спустя пару секунд, я поняла почему - ветер не трепал его волосы и одежду. Он был будто чужд всему миру, выключен из него, как голограмма или галлюцинация.
- Действуй, Делия. Докажи, что ты достойна моей крови.
- Ради этого нужно умереть?
- Ради этого нужно не бояться сделать то, что кажется совершенно безумным и нелогичным, девочка, - засмеялся он. И когда он сделал шаг навстречу, я подумала, толкнет ли он меня.
А потом я поняла, что лучше - спрыгну сама. То есть, я не спрыгнула. Я просто сделала то, что часто представляла себе - один лишний шаг. Шаг в никуда.
Ощущение полета было коротким и ярким, я летела вниз. Я думала, что как в фильмах, смогу рассмотреть что-то красивое, но краски смешались, и глаза слезились от ветра. Я приготовилась встретиться с землей и умереть, я была готова к этому, и я сделала это сама. Без сомнения достаточно безумно.
А потом мой полет прервался, и я почувствовала чью-то гибкую, тонкую спину. Я завизжала, как будто могло быть что-то страшнее, чем разбиться о землю и умереть. Открыв глаза, я обнаружила, что взмываю вверх и что руками и ногами, крепко, как ребенок отца, обхватила гибкое тело гигантской стрекозы. Ее узкое туловище едва выдерживало меня, и все же она стремилась вверх, доставить меня туда, откуда я упала. Я погладила хитиновую голову, большие фасеточные глаза моргнули.
- Вниз, - попросила я шепотом. И стрекоза, почти что обычное насекомое, отличавшееся только своими размерами, устремилась вниз. Когда мы приземлились, Звери расступились. Среди них были искалеченные люди, они выползли вперед, склонили деформированные головы. И я поняла, что это аристократы среди монстров. Из их ртов вырвались странные звуки, которые нельзя было назвать языком. Я вежливо поклонилась им, сказав:
- Спасибо за вашу помощь.
Они замерли. Безрукий и безногий человек с ребрами, вырвавшимися из тела, длинными, похожими на ножки паука, на которых он передвигался, разинул рот, в котором уместилось два ряда зубов и издал мучительный вой. Его подхватили со всей сторон.
Они признали меня своей, и я забрал Говарда, спасшего меня, с собой. А еще я пообещала, что буду стараться защитить их. И я выполняла свое обещание, насколько могла. И я была счастливой, насколько могла. У меня были те, ради кого я жила. Изуродованные души, о которых я заботилась.
Иногда я вспоминала Розу и папу, и мне становилось грустно. Я не скучала, нет. Мало кто скучает по родителям в восемнадцать. Наоборот, мне было приятно осознавать, что они живы, здоровы и далеко. Но все же я знала, что им грустно и плохо без меня. То есть, папе. Розу-то ничем не проймешь.
Папа никак не смог бы спасти меня, ему сюда ходу не было. То есть, был один вариант, но тогда папа плыл бы вместе со всеми в водах Великой Реки, и пользы от него было бы мало.
Я потянулась, и Говард дернул крыльями. Эдгар ткнул морду в стену, потом еще раз, и еще раз. Я щелкнула пальцами, и он уткнулся мне в руку, реагируя на звук. Среди моих Зверей было мало тех, кто мог бы быть самостоятельным. Те, что не слепы, были неразумны. Я принялась гладить Эдгара и Говарда. Говард всегда был тихим, смущенным. Он не издавал ни звука и только изредка подергивал крылышками в знак того, что ощущает мое присутствие. Эдгар же щелкал и стучал, шумел, настойчиво требовал внимания. Я подумала, кем они были прежде. Иногда я представляла Говарда смущенным бухгалтером, а Эдгара - бандитом-рецидивистом. Потом, правда, я представляла, что сплю в постели с двумя мужиками, и дальше развивать мысль уже не хотелось.
Я отдернула балдахин, зашипела, как вампир, шокированная таким количеством света. Утро неизменно травмировало мои глаза, вот к чему в Аркадии нельзя было привыкнуть, так это к яркому солнцу.
Я вылезла из кровати и пошла в ванную. Ванная моя была вовсе не душевой, к которой я привыкла. В центре большого помещения, всегда стояла золотая купальня, наполненная свежей водой. В принципе вода, которая всякий раз обновлялась, стоило только выйти из помещения, с успехом заменяла водопровод. Температура была ровно та, которой я и хотела. Теплая, почти горячая. Эдгар и Говард погрузились в купальню со мной. Некоторое время они бессмысленно плескались, а потом я поймала Эдгара и принялась намыливать. Фасеточные глаза Говарда бессмысленно пялились на это зрелище.
Мыла здесь были самые разные. Но я всегда выбирала то, что пахло лилиями, потому что лилии - похоронные цветы. Стоило мне вылезти из купальни, и я тут же пожалела, что Неблагой Король истребил всех своих Младших Детей. Они могли бы услужить мне. Говард и Эдгар явно не располагали мелкой моторикой, нужной для того, чтобы вытирать меня и надевать на меня одежду. Пришлось самой. Платья я, к счастью, носила не столь сложносочиненные, как представлялось мне изначально. Они даже особенно не относились к средневековью или к какой-то определенной культуре. Сейчас я выбрала черное платье с воротником под горло, расшитое серебряными нитями.
Дресс-код Неблагого Короля имел один единственный существенный пункт, который меня вполне устраивал. Мы носили черное. Все, кроме Акселя, который считал, что и так делает слишком много, чтобы не иметь права выпендриваться.
Аксель мне не нравился. Он обладал невероятным самолюбием и никогда не говорил правду. Я несколько раз спрашивала его о том, кто он такой и всегда получала разные ответы.
Он был то гениальным студентом театрального факультета в Париже, то наркоманом из спального района Нью-Йорка, то сыном бармена в Дублине. И всякий раз Аксель затейливо и безвкусно украшал свои истории сопливыми подробностями о болеющих родных, мертвых братьях и сестрах, тюремных сроках, данных ни за что и воровстве как единственном способе добыть себе пропитание. Один раз он в красках описал себя в качестве защитника природы, пытавшегося остановить вырубку лесов Амазонки.
А на самом-то деле он даже имени своего настоящего не назвал.
Сегодня мне опять предстояло столкнуться с Акселем. В принципе, Аксель появлялся в моей жизни довольно часто. Он передавал послания Неблагого Короля. С тех пор, как здесь появились мы, Аксель называл себя Волей Отца. Вроде как он передавал его приказы, а может и еще что-то делал. Я не разобралась в сложной титулатуре Аркадии. Я просто делала то, что должна была, а знания о том, что должны делать другие были мне ни к чему.
Я посмотрела на часы. Изогнутые стрелки, будто сделанные из костей, показывали без десяти девять. В девять я должна была быть в усыпальнице Благого Короля.
Мы двинулись вниз по лестнице. На самом деле я никогда не представляла себе здания, по которому можно бродить часами. Долгие прогулки ассоциировались у меня с открытым небом. Впрочем, и здесь небо было открыто. Помещения постоянно тасовались, как карты в колоде, но что касалось базовых комнат, вроде тронного и пиршественного залов, усыпальницы Благого Короля, ходов в башни, они оставались на своих местах. Я шла по коридору, чуть другому, чем он был вчера, но знала, куда направляюсь.
К тому времени, как я зашла в усыпальницу, я была уверена, что опоздаю, но пришла раньше, чем все остальные. Кроме Акселя, разумеется.
Сегодня он был в костюме века этак из девятнадцатого, разве что слишком цветастом, крахмально-белая сорочка с высоким воротником стойкой, ярко-красный шелковый жилет с цветочным узором из бархата, фиолетовые брюки и блестящие ботинки.
- Доброе, просто добрейшее утро, Делия! - провозгласил он и поправил изумительный, синий цветок в петлице.
- Доброе утро, - буркнула я. - Где все?
Усыпальница Благого Короля представляла собой полный света зал. Над ним единственным во всем замке была крыша, зато окна были большие, по-готически сужающиеся к верху и протяженные, безо всяких витражей. Они впускали чистый, белый свет. Стены усыпальницы давно одичали, они были увиты плющом, пробиравшимся в Аркадии всюду, где хоть чуть уступали ее хозяева. Плющ тянулся и дальше, по полу, но пока не добрался до самого гроба, кроме которого тут, собственно, ничего и не было. Гроб был полностью хрустальным, квадратным, стоящим на золотом постаменте. В нем покоился человек, который был, вероятно, моим дедом, но родственных чувств не вызывал. И даже человеком в полной мере не казался. Когда я впервые его увидела, потеряла дар речи. Его красота превосходила все, что я прежде видела. Он был светловолосый, с мужественными чертами лица, похожий на древнего воина великой армии. Его благородное лицо сохраняло выражение абсолютного покоя, тонкие губы замерли в легкой улыбке.
Не было слов, которыми я могла бы описать ощущение теплого света, исходящее от него. Он был жив, определенно. Его кожа имела совершенный, золотистый вид, черты не были смертно заострены, но дыхания я не могла заметить.
Я иногда приходила посмотреть на сон Благого Короля просто чтобы замереть от благоговения. А сегодня Аксель расставил на стеклянной поверхности гроба тарелки и чашки. Он сидел на стуле перед гробом, как перед столом, периодически брал тост, густо намазанный джемом и откусывал. От такого богохульства я даже не сразу смогла отказаться от предложенной чашки чая.
- Садись за стол, Делия! - радушно пригласил Аксель. - Повар превзошел сегодня сам себя! Как насчет тоста с креветочным коктейлем? Есть холодный ростбиф и яйца пашот!
- Аксель!
- Да-да?
Безумный клоун, подумала я, вот кому нужно было быть шутом.
- Где все?
Аксель налил сливок в чашку с чаем, пощелкал пальцами, будто вспоминая, где часы, потом вытянул их за цепочку из нагрудного кармана.
- Придут минут через тридцать, как и должны были.
- Тогда почему ты сказал мне быть здесь к девяти?
- Разве не может юноша пригласить девушку на завтрак? - осведомился он.
Он встал из-за стола, галантно, хотя и с некоторой издевкой, отодвинул передо мной стул, и я села.
- Я не думаю, что мы с тобой настолько хорошо знакомы.
- Именно! И я придумал повод познакомиться!
Он нарочито громко звенел ложкой о края чашки, размешивая сахар.
- Ты не очень изобретателен, да?
Он возвел глаза к потолку, сделав вид, что очень оскорблен. Меня Аксель раздражал, я была в напряжении рядом с ним, всякий раз на грани с тем, чтобы по-настоящему испугаться, хотя казалось, что он не делал ничего особенного. Аксель взял вареное яйцо, с совершенно будничным видом постучал им о гробницу Благого Короля. Нарочито профанно ведя себя в столь святом месте, он получал удовольствие. А я подумала, что будет, если Благой Король сейчас откроет глаза. Я представляла, как будто в фильм ужасов, все произойдет очень резко, и от нас это древнее существо будет отделять лишь тонкая мембрана стекла. Наверное, Аксель тоже это представлял, и немалую долю удовольствия черпал в этой фантазии. Я взяла тост, хорошо прожаренный, пахнущий свежестью и теплым, пшеничным духом. Я выбрала черничный джем, и некоторое время была сосредоточена только на том, чтобы распределить его по поверхности тоста.