Мужчина осторожно погладил ее по волосам, и девушка перехватила его руку, подтягивая к себе и обнимая как игрушку.
Маленькая девочка, даром что выглядит как взрослая.
Тики осторожно устроился рядом с ней, пока Мана собирал все свои причиндалы обратно в саквояж, и тихо попросил:
— Расскажи мне, — Алана широко распахнула глаза, глядя на него недоверчиво и опасливо, и Микк скользнул пальцами по ее щеке, желая успокоить. — Расскажи мне. Может, тебе станет немного легче после этого. Ты… рассказывала когда-нибудь?
Девушка замотала головой — и тут же зашипела, явно потревожив рану на спине, отчего застегивающий саквояж Мана сразу вскинулся и бросился к постели.
— Не двигайся так резко, Алана, пожалуйста, — умоляюще вздохнул он и присел рядом с ней и Тики.
Девушка кивнула ему в ответ, выдавив из себя еще одну слабую улыбку, и снова обратилась к Микку. В этот раз головой она покачала.
— Никому, — ее голос сел и был похож на шелест. Как шелест волн в прибое. — Даже отцу — он ведь не видел, не знал, что я пережила… Люсиль была замужем — они ее задушили ниткой ее же жемчужных бус. Знаешь, как было бы здорово, говори та торговка правду!.. — девушка хрипло рассмеялась и сильнее сжала руку мужчины. — Если бы русалки и правда плакали жемчугом, их бы не убивали в таких количествах, разве нет?..
Тики почувствовал, как ком встаёт поперёк горла, как он распирает глотку. Как хочется обнять беззащитную Алану и одарить её заботой. Одарить её лаской и уверенностью в том, что всё будет хорошо.
— Конечно, — шепнул мужчина, осторожно проведя пальцами по серебряным волосам, и девушка зажмурилась, улыбнувшись так, словно только что услышала что-то прекрасное.
Мана судорожно вздохнул, жалостливо смотря на них, и мягко погладил её по плечу.
— Люсиль тогда гостила у нас: приплыла порадовать, что носит дитя под сердцем, — продолжала Алана, смотря в потолок затуманенным взглядом и блаженно улыбаясь. — Отца, правда, рядом с нами не было: у него были неотложные дела в ледяных крепостях, а потому и спасти он нас не смог, — она прикрыла глаза, будто переживая момент накатившей истерики, и Тики взволнованно пододвинулся к русалке, укладываясь в нескольких сантиметрах от неё и наблюдая за жемчужным спокойным лицом. И лишь дрожь в пальцах, крепко вцепившихся в руку Микка, показывали, насколько тяжело ей было вспоминать всё это. — После Люсиль принялись насиловать Тэнью. О, какой же высокомерной и наглой она была! — с едва заметной усмешкой воскликнула Алана и вновь поникла, превратившись в безэмоциональную хладную статую. — Она перерезала себе глотку своим же шипом. После этого наши плавники связали, чтобы мы не смели ранить себя.
Мана зашептал что-то — как будто какую ругань — и замотал головой, утыкаясь Тики лбом в плечо и судорожно выдыхая. Сам Микк до боли закусил щеку изнутри и, не выдержав, притянул девушку к себе, осторожно обнимая ее и ласково, почти невесомо гладя по спине — поверх перевязанной раны, стараясь приласкать, а не потревожить.
И Алана прижалась к нему, притерлась всем телом — так, словно мерзла и леденела и хотела согреться. Так, словно он был солнцем.
И это было смешно и больно, потому что сама Алана совсем недавно, всего пару дней назад, призналась ему в том, что он слишком ослепляющий для нее.
А он просто хотел ее обогреть.
— Цтольену изнасиловали, а потом отрезали ей голову — чтобы не дергалась, — девушка судорожно выдохнула, пряча лицо у него на плече. — Ей обрезали плавники и отрезали волосы — ох, какая у нее была шевелюра! Даже лучше, чем у Тэньи, которая вечно забирала себе все гребни! Наверное, ее волосы пошли кому-нибудь на парик… Саму Цтольену скормили собакам после того, как попробовали буквально на куски разрезанную Укру и решили, что рыбье мясо все-таки лучше…
Она шептала, шептала, шептала ему почти на ухо — громким хриплым шепотом, похожим на шорох, на трение воды о камни — о том, как убивали всех ее сестер и братьев. Что маленькому Гилву обрезали плавники, что Згиру вспороли живот, как Рома кромсали его же мечом…
А Тики слушал её, ужасно встревоженный и совершенно ошеломлённый, потому что никогда не мог подумать, что люди способны так издеваться над другими людьми, что через это всё прошла Алана, которая показалась ему в самом начале избалованной и капризной, наглой и высокомерной, а сейчас… сейчас… сейчас он был готов подарить ей все украшения мира, все гребни и платья, чтобы она больше не плакала, а улыбалась так же солнечно, как и когда смотрела на море.
У неё было восемь братьев и девять сестёр — и всех их убили прямо перед её глазами, а потом самый старший — Рогз, о котором Алана шептала с восторгом, непередаваемой любовью и саморазрушительной виной, — из последних сил повелел крови (о небо, той самой крови, которая лилась с их братьев и сестёр) забрать девушку, тогда бывшей ещё совсем маленькой девочкой, и выбросил её этой кровавой волной на улицу.
— Водные духи очень добры к русалкам, — улыбнулась Алана, на мгновение приятно зажмурившись, и сразу же всхлипнула, прижимаясь к Тики словно бы в стремлении согреться. — Я ползла несколько часов до ближайшей реки, и меня ловили, но каждый раз лесные духи, внемлившие молитвам Энки, — Энка — это одна из величайших морских жриц, напомнил себе Тики, — помогали мне. Ах, если бы они помогли нам раньше! — потерянно воскликнула она, цепляясь за Микка, как за спасательный круг, словно только он мог защитить её от этих воспоминаний. — А потом я добралась до океана, и… уже сам океан спрятал меня, — закончила Алана с тихим вздохом.
Мана, ужасно бледный и растерянный, на протяжении всего рассказа поглаживающий её по волосам, прикрыл глаза, словно смиряясь со всем этим, словно решая что-то для себя, а Тики прижал замолчавшую девушку к себе так крепко, как только мог, чтобы не потревожить её ран, — прохладная ткань лёгкого шёлкового одеяла, укутывающего тело русалки, сползло, оголяя покрытую синяками и укусами грудь, и успокаивающе провёл губами по бледной коже от виска до носа, слизывая редкие слезинки.
— Среди нас не было лишь Элайзы, — сипло прошептала Алана, и Мана удивлённо охнул, непонимающе нахмурившись.
— Твоей самой старшей сестры, вышедшей за моряка замуж, верно? — как-то осторожно, словно на всякий случай, уточнил он, и девушка кивнула.
— Элайза ждала ребенка, — с нежностью произнесла она, вскинув руку и мягко погладив робко улыбнувшегося Ману по руке. — Потому она не смогла проводить нас. К тому же… в стране, где жила Элайза, разгоралась война, а потому муж не пустил ее дальше. Мы расстались на берегу одного из южных морей, а спустя несколько суток нас поймали охотники.
Тики сердито нахмурился, обернувшись к брату — не понимая, зачем заставлять девушку повторять это еще раз, неужели одного недостаточно, но… Лицо Маны только что не светилось.
— А как звали мужа твоей сестры, Алана?.. — с затаенным восторгом и ошеломлением выдохнул парень, гладя по голове и ее, и Тики — чтобы успокоить их, потому что русалка не прекращала плакать, говоря об этом, а Микк начинал злиться.
— Д-дориан … — на судорожном выдохе выдала девушка и вскинула на Ману покрасневшие от слез глаза. — Дориан Кэмпбелл. А… — тот дернулся — и на этот раз Тики дернулся вместе с ним, неверящий и ошеломленный. Ведь это же… получается, что… — А зачем тебе? — русалка нахмурилась, когда Мана поднялся на ноги, словно не хотела, чтобы сейчас ее покидали, но младший Уолкер ободряюще ей улыбнулся.
— Я знаю, что… сейчас не время, но… — он запнулся и шумно выдохнул, будто совершенно огорошенный своим открытием. — Но, может, это тебя ободрит. Сейчас я… покажу тебе кое-что, и мы решим, прав я или нет, ладно?..
Алана неохотно кивнула, и Мана, будто не был устал и слаб, пулей вылетел из каюты в коридор и поспешил к себе. И Тики слышал топот его ног и думал о том, что это — совершенное безумие, если честно.
Ведь тогда получается, что русалке-то не каких-то там ну лет шестьдесят, а за все четыреста.
Ведь Элайза была первой императрицей, женой короля Дориана Кэмпбелла, при которых Поднебесная встретила свой расцвет. От которых и пошёл императорский род, в жилах членов которого текла русалочья кровь, заставлявшая их возвращаться в море, дающая им силу повелевать ветром, оберегающая их.
Тики ошарашенно перевёл взгляд на потерянно облизнувшуюся Алану, такую же удивлённую и ничего не понимающую, заплаканную, с опухшими глазами и болезненно бледную, тонкую, слабую, — и ласково коснулся губами её лба, пытаясь успокоить таким образом. Девушка длинно вздохнула, прикрывая веки, и вновь уткнулась лицом ему в плечо, будто бы веря, что он сможет защитить её.
А Микк обнимал и гладил её, думая о том, что если Мана прав — а он стопроцентно прав, потому что уж явно очень редко русалки по имени Элайза выходят замуж за моряков по имени Дориан Кэмпбелл, — то сейчас в его руках искала успокоение его дальняя родственница из далёкого прошлого.
Мана обернулся быстро. Саквояжа при нем уже не было, но в руках он держал толстенную книгу по истории (куда же Мана без книг, ну скажите). Он присел рядом с Тики на кровать и положил том себе на колени, раскрывая его и принимаясь лихорадочно листать. Спустя где-то минуту парень остановился — и хлопнул по странице ладонью.
— Алана, не могла бы ты… — дожидаться окончания фразы девушка не стала — бросила на Микка просящий взгляд (о ветер и море, никогда она раньше не кидала на него таких безнадежных взглядов — ей явно было совсем худо), и тот без лишних слов помог ей приподняться и сел сам.
Эту книгу он знал. Когда они с Неа и Маной — одногодки с разницей всего в несколько месяцев — только начинали учиться, как папеньки с маменьками велели, эта книга у них была настольной — на ночь вместо сказок читать. И потому… портрет, который Мана явно хотел показать Алане, мужчина тоже очень хорошо знал.
На этом портрете была изображена супружеская пара — император Дориан и его возлюбленная императрица Элайза. Моряк и русалка — прадед и прабабка Неа, Маны, самого Тики и его родных братьев — Вайзли и Шерила. Те, от кого пошел императорский род. Те, кто сделал страну Империей.
Алана смотрела жадно, ошеломленно, недоверчиво — широко распахнув глаза и приоткрыв рот словно в глубоком ступоре.
— Это же… это…
— Наша императрица, — тихо произнес Тики. — Твоя сестра, да?
Девушка судорожно выдохнула, растягивая дрожащие губы в обескураженной, но совершенно счастливой улыбке, и Микк подумал, что раз так — то хорошо, что Мана принёс эту книгу. Потому что на бледном лице Аланы расцвела улыбка, а к блёклым серебряным волосам вернулся их свет.
— Да… — выдохнула она, трясущейся ладонью прикоснувшись к иллюстрации, и провела самыми подушечками пальцев по рыжим кудрям, по тонкому красивому лицу, по алым пухловатым губам, после чего шмыгнула носом и благодарно взглянула на Уолкера. — Так, значит, она погибла не от руки охотников, да? Как умерла моя сестра? — умоляюще спросила русалка, и Тики ощутил, как обессиленно она валится на него, но упрямо сидит на месте, не желая ложиться.
Мана вздохнул, улыбнувшись ей светло и грустно одновременно.
— По легенде Элайза узнала, что вся её семья погибла, из-за чего впала в горе, и болезнь подкосила её, а потом на войне убили и Дориана, и она ушла в свет вслед за ним, — честно рассказал он, и Алана прикрыла ладонью рот, всё-таки расплакавшись в голос.
Тики вновь прижал ее к себе, нежную и беспомощную — и ужасно трогательную в этой своей беспомощности, стремясь успокоить и как-то на автомате ловя совершенно ошеломленный — и до невозможности радостный взгляд Маны. Почему-то обращенный не на Алану, а на самого Тики.
Как будто брат радовался за него.
Но чему тут было радоваться, скажите? Тому, что Микк так волнуется за плачущую девушку?
Ах, если бы Мана каждый раз смотрел на него так, когда Тики кого-нибудь успокаивал, все было бы намного проще понять.
Но — не сейчас.
— У Элайзы остался сын, радость моя, — тихо зашептал мужчина ей, замершей на мгновение и тут же снова заплакавшей. — Его звали Карл, и он стал следующим императором Поднебесной, — девушка чуть отстранилась и пристально посмотрела ему в лицо — словно проверяла, не лжет ли он. Но Тики не лгал. Хотя и делиться этим слишком уж не стремился — по ряду причин.
— А дальше?.. — едва слышно выдохнула она, будто понимала, что это еще не конец. Впрочем, концом это и не было.
— А дальше Карл женился, и жена родила ему близнецов — Адама и Майтру, — Тики погладил ее по голове (под очередной восторженный взгляд брата, которого предпочел не замечать). — И один из них — Адам — действующий император нынешней Империи, из-за которого мы все здесь, — произнес он. — И у него уже есть свои дети — и тоже близнецы, Неа и Мана, один из которых позже взойдет на престол.
А ещё у него есть три племянника, один их который сейчас тебя так трепетно обнимает.
Подумать только, они из бухты вытащили младшую сестру своей прабабушки, да ещё и сами про это не знали. Интересно, а Адам вообще подозревал, на поиски кого отправил их?
…хотя о чем это он? Их император все точно знал, и причиной их путешествия была определенно не его болезнь.
Алана шмыгнула носом, легко и тихо рассмеявшись, словно услышала что-то до ужаса приятное, что-то такое, что облегчило её ношу, освободило её от какого-то камня на шее, и прильнула к Тики, порывисто обнимая его и трясь лицом о его шею. Стоит ли говорить, что Мана воззрился на них ещё одним странным восторженным взглядом, о значении которого мужчина даже не хотел задумываться.
Потому что если раньше Алана была просто невероятно красивой русалкой, с которой ему ничего не светит кроме дружбы, то теперь она — невероятно красивая русалка с возрастом, перевалившим за четыреста лет, и его прабабушка.
— То есть вы везёте меня к… к… семье? — обрадованно поинтересовалась она, смотря то на Тики, то на Ману, и вдруг замерла, словно бы что-то поняв. Отодвинулась от Микка, чуть пододвинувшись к Уолкеру (покрывало висело уже на бёдрах, и мужчина всё порывался укутать её и просто, дух забери, заставить отдыхать и спать, потому что кое-кто шипел и морщился от любого движения), и окрылённо выдохнула, не отрывая от него взгляда: — Ты тоже — моя семья?
— Ну конечно, — растерянно и радостно засмеялся Мана, мягко целуя ее в лоб — и тут же отстраняясь и позволяя себе только погладить ее по руке. — Я же как раз и есть сын Адама. А Тики у нас…
— Адмирал, который катает всех на своей прекрасной Марианне забесплатно, — перебил его Микк с натянутой усмешкой.
Ну давай, Мана, расскажи ей, что она сидит нагишом и обнимается со своим правнуком, и я сам прибью тебя, забыв о том, что по уши влюбленный в тебя Неа будет жестоко мне мстить.
Брат смерил его недоуменным взглядом, словно не видел в происходящем ничего страшного (а ничего страшного, что Алана наверняка считает его просто ребенком рядом с собой?), но возражать не стал и не выдал ни словом в дальнейшем.
— Самый лучший моряк — и самый ненормальный человек во дворце, — вместо этого хохотнул он, и Тики едва заметно наклонил голову в знак благодарности, пользуясь тем, что Алана вся занята младшим Уолкером и на него не смотрит.
У него не будет шанса так и так, разумеется, но… Может, девушка не отстранится от него, и получится какая-то… дружба. Без вот этого напоминания о том, что они — семья и прочего, потому что тогда это будет походить на какое-то принуждение.
Впрочем, сейчас не лучше. Алана благодарна ему за свое спасение (хотя ни дракона это не спасение, потому что он опоздал!), потому и доверяет. Вот только надолго ли?
Как быстро она поймёт, что это именно Тики виноват во всём этом? Что это из-за него ей пришлось пережить такое? Ведь это он вытащил её из той бухты, где она определённо была заперта ради своей безопасности.
А теперь океан волнуется уже третьи сутки, словно не в силах решить: штормить ему или же успокоиться.