Остался технический вопрос: как вознестись. Ибо все летательные аппараты, до которых удалось додуматься самоучкам и дипломированным инженерам, как то: ковер-самолет, летающая тарелка, скотоплан - находились пока в разработке, а Икар Дедалыч, наш отец авиации, еще не появился на свет. Скотоплан, правда, у Филимонова был почти что готов, оставалось только найти летающих быков да в упряжку впрячь. Но где их найдешь в оставшиеся до конца света сроки. Левитации же как явлению прецедентов пока не было, да и погода нелетная для левитации: туман да туман. И тогда сказала Памела: я вознесу. Только пусть он ночь перед вылетом со мной проведет. От этого я в силу войду. Без этого миссия невыносима. Без этого у нас с помелом подъемная сила не та. Не удержимся мы вдвоем на помеле, вот что.
Колдовство тут было примешано или лукавство, но никто этой леди возражать не стал.
Леди Памела была на редкость интересная женщина. К ней неоднократно сватались состоятельные горожане. Однако выдвигали условие: чтобы бросила свое помело.
- Ах, что такое мужик? Вжик - и нету, - отвечала Памела. - А мое помело всегда при мне.
* * *
Вознесение состоялось прямо с утра при небольшом скоплении посвященных. И произошло довольно обыденно, безо всякой патетики, помпы, понтов, тем более что взлетевших сразу же поглотил туман. Подниматься приходилось практически вслепую, и не строго вертикально, а нарезая круги, учитывая ветра, которые все-таки гуляли вверху и меняли направление по мере подъема.
Ни птиц им не попалось во время взлета, ни звука не донеслось. Только однажды что-то с шорохом рассекло туман, неся запас кинетической энергии. И Дёме показалось, что это что-то имело очертания человека. То ли столкнули его с облака, то ли так, самолётом летел. Но он тут же опомнился: откуда взяться человеку на облаке, пусть даже живом? Да и летело молча, а человек бы кричал. Оно промелькнуло в метре от них и грянулось оземь, вероятно, где-то за городом.
Памела что-то беззаботно насвистывала, Дёма же был большей частью хмур: неприятное чувство ответственности тяготило его. К тому же его до костей пробирало, а еще, несмотря на промозглость, хотелось спать. И вот он, будучи хмурый и полусонный, вдруг увидел, как в воздухе возник и немедленно лопнул огромный, похожий на мыльный пузырь. Но внутри пузыря, пока он секунды две висел в воздухе, оказалось красоты неземной зрелище. Впрочем, что это было за зрелище, Дёма толком разглядеть не успел, а может, успел, но тут же забыл, как мы забываем, проснувшись, сны.
- Не спи, солдат, - обернулась к нему Памела. - Ты мне еще нужен. Живой.
Они, используя технику взлета под названьем спираль, поднимались все выше. Большое видится на расстоянии маленьким и ничтожным. Земли же вообще ни в каком качестве не было видно: пространство так плотно было взято в туман, что солдат не мог бы сказать с уверенностью, где верх, а где низ. Наконец стало редеть, появились меж рваных клочков просветы: очевидно, они с Памелой выбрались из-под брюха дракона. Дёма ожидал, что вот рванет, грянет солнце, однако они оказались с западной стороны зверя, погруженной в тень. И все же Дёма оторопел: оказалось, что поверхность дракона имела схожий с земным рельеф, покрытый растительностью. А большую его часть занимал горный хребет с гребнем поверху, соответствующий спинному хребту.
Они зависли над каменистым пологим краем.
- Прыгай, - велела Памела. - Ближе к подножью хребта подлететь я не смогу.
Он сбросил копье, вещмешок с продовольствием, потом спрыгнул сам. Памела сделала над ним круг.
- Смотри солдат. Коли заблудишься или забудешь меня, то...
Помело стремительно, словно с испугу, рванулось прочь, не дав ей возможности закруглить предложение. Хотя Дёма более-менее догадался об остальном.
Он подобрал копье, мешок с галетами и огляделся. Если при взгляде с земли облако имело ограниченные, хоть и изменчивые очертания, то изнутри оказалось самодостаточной вселенной - со своей географией, флорой и фауной, небом, светилом на нем. Впрочем, в качестве светила было все то же солнце, показавшееся над гребнем хребта. Солнцу Дёма обрадовался, ибо изрядно по нему соскучился.
Местность, где он высадился, представляла собой подножье продолговатой горы, поросшей кое-какой растительностью. Крупных деревьев не было, но что-то вроде сучьев торчало из скудной почвы, возвышаясь метра на полтора, а иногда - и до трех. Слабая поросль, да и порознь росла. Не укроет от солнца, если начнет припекать. Скалы, камни, меж камней пробивалась трава. Что касается фауны, то ничего, кроме мух пока не было. Да змея, серебристо блестя, исчезла под камнем.
Куда идти, где искать, а главное - что, Дёма не имел ни малейшего представления. А посему стал подниматься на вершину хребта - авось с высоты что-нибудь да увидится.
Тропы не было. Скалы порой стояли столь плотно, что приходилось либо их обходить, либо втягивать живот и протискиваться. Иногда на них было что-то начертано.
Наскальные граффити не отличались разнообразием ('Алик здесь был' и пр.) Значит, и люди когда-то водились, коль на скалах отметились. А может быть начертатели сих письмен и поныне населяют эти драконьи края. Надо держаться настороже, быть бдительным. Могут выскочить из-за скал и накинуться. Повязать, запереть в сарай. За то что вторгся в чужие владения. За то что посмел и осмелился. За то что - да мало ли бывает за что? Но боязни он не испытывал - все-таки был солдат. Обученный не только обороне родных рубежей, но и вторжению.
Снизу казалось, что до вершины рукой подать, однако восхождение затянулось. Копье становилось все тяжелее, а мешок с галетами легче. Дёма дважды присаживался, солнце меж тем перевалило хребет и грело теперь спину. Предстояли сумерки. Он уже собирался подыскивать подходящее место, чтоб устроиться на ночлег - как вдруг ему показалось, что его кто-то окликнул. Он прислушался.
- Эй, прохожий! - повторил кто-то невидимый свой зов.
Голос исходил из узкой щели, густо поросшей мхом. Приглядевшись, он обнаружил, что в щели мерцают глаза.
- Ты кто? - спросил Дёма.
- Откати валун, - сдавленным голосом попросил узник.
Щербатый, с проблесками слюды камень, был основательно занесен песком, а из трещин пробивалась растительность. Если кто-то завалил этим камнем вход в пещеру, то довольно давно.
- А если набросишься? - на всякий случай спросил Дёма.
- Да не наброшусь, прикован я. И даже если цепи с меня собьешь, все равно не наброшусь. Наоборот, отблагодарю.
Дёма пожалел о своей саперной лопатке, которую, демобилизуясь, пришлось сдать. Орудуя ею, он откопал бы и опрокинул валун за десять минут. Действуя же копьем и подручными сучьями, он провозился почти час. Наконец камень, треща и ломая растительность, укатился по склону вниз, а Дёма вошел, соблюдая предосторожности, как того требовали правила рукопашного боя в особо тесных местах.
Свету в пещере без валуна стало больше, но он стремительно мерк, однако прежде чем до полного мрака дошло, Дёме удалось разглядеть прикованного к скале человека. Впрочем нет, не к скале. Скалу подпирали бревна, вокруг них и были обернуты цепи,
Прихвачен узник был не то чтобы крепко. Ему б самому ничего не стоило выбить бревенчатые подпорки и освободиться. Но тогда бы обрушился свод, который эта скала в свою очередь подпирала, и любой, кто находился в пещере, оказался бы раздавлен и погребен. Поэтому в этом направлении рыпаться ему и не стоило, а единственное, что можно было попытаться сделать - расклепать оковы. За что и взялся Дёма, но предварительно нарубил торчащих из земли сучьев, наломал об колено дров и развел костер. Сучья равномерно сгорали, на прощанье треща. Копье не умещалось в пещере, пришлось его переломить. Узник, морщась от боли, если камень или железо задевали плоть, пытался отвечать на вопросы.
- Звать-то тебя как? - спрашивал между делом Дёма.
- Аркадий Иваныч.
- А без Иваныча нельзя?
Освобожденный был одного возраста с Дёмой. Молод еще, чтоб навеличивать.
- Нельзя. Мы ж не хамы. Но если хочешь, зови меня Прометей. Это прозвище. К прозвищу отчества не полагается.
- Ну, а... Прикован за что, Прометей?
- За опрометчивость. Я же к самой драконьей пасти сунулся.
- Зачем же ты сунулся?
- Чтоб огоньком разжиться.
- А ну опалил бы тебя?
- Так ведь надо умеючи. Только вот осмотрительность потерял. А они словно ждали меня. Тут же накинулись.
- Кто - они?
- Хамы. Это раса такая. Местная.
- Сам-то не хам?
- Не-а. Мы сравнительно вежливые.
- И кто тогда эти мы?
- Да ты сам-то кто? - спросил в свою очередь Прометей, растирая освобожденные конечности. - Лицо мне твое незнакомо, значит не наш. И в то же время выглядишь не по-хамски.
- Я... Я оттуда. - Дёма ткнул кулаком вниз. - С земли.
- Оттуда? - удивился и даже несколько подался назад узник.
- А что такое? - насторожился в свою очередь Дёма и придвинул поближе обломок копья. - Чем тебе земля не мила?
- Как же может Аид милым быть?
- Сам ты Аид, - обиделся Дёма. - Я тебя от цепей освободил, а ты землю мою хаешь. Это ваш гребаный дракон, над нами вися, в ад ее превратить хочет.
- Я не знаю, - несколько растерялся Аркадий. - Таково предание. Против предания не попрешь.
- А у вас, выходит, Элизиум? Чего ж ты тогда на цепи сидишь, а не торчишь с девчонкой под пальмами?
- У нас Аркадия, - сказал Аркадий. - Добро пожаловать в нашу страну.
Помолчали, уясняя услышанное.
- Ты извини, - продолжал Аркадий, - что не поверил тебе. Да и все равно пока что не верится. Туда, в адову бездну, народу много попадало. А обратно не возвратился никто. Ты первый. Каким же таким образом?
- Вознесся на помеле, - неохотно объяснил Дёма. - Есть там у нас... колдунья одна. При ее поддержке и ведовстве. Ну, так кто же вы есть?
- Мы - земледельцы и созидатели, а хамы, они - так. Мы выстраиваем инфраструктуру, создаем базис, надстройку - цивилизацию, одним словом. Ну и, бывает, в определенный момент расслабляемся, теряем бдительность, а они тут как тут, из лесу вышли - и хвать. И вот уже хамы царят, а мы прячемся. Они, пока есть что - едят. А потом опускаются, мыться перестают, на одном киселе сидят. Иногда страуса забьют, если повезет. Потом - мы их долой и начинаем выстраивать всё заново. Так и движется история.
- А где же твои соплеменники?
- На этом склоне вообще никто не бывает. Сородичи по лесам прячутся, чтобы в Аид... то есть, на землю, не сбросили. А здесь какие леса? Полупустыня.
- Зачем же на землю?
- А куда? Побежденных обычно к вам стряхивают. Мы - их, а они - нас.
- Что ж вы без огня по лесам прячетесь?
- Почему, с огнем. Кашу сварить, то, сё.
- Так зачем ты тогда в пасть сунулся?
- Чтоб пламя борьбы возжечь. Для этого только огонь из пасти дракона годится.
- Сколько ж ты тут сидел?
- Около года. Я уж хотел предпочесть смерть, а тут гляжу - ты. Спасибо тебе.
- Чем же ты питался все это время?
- А, киселем. Речка тут начало берет. Речка мелкая, но молочная, берега топкие, но кисельные. Имеет более широкое русло по ту сторону хребта, образуя за пазухой ящера озеро. А ты здесь зачем?
Дёма вкратце поведал этому Прометею о бедах земных и о своем восхождении на вершину хребта.
- Да нет там ни хрена на вершине хребта, - сказал Прометей. - На самом деле наш дракон вовсе не злой. Считает, что этот туман - вам благодать. Что спасенье он вам несет, даруя грибы. Что без грибов вы погибнете все.
- Он ведь не только грибы, он ведь небо ест.
- Откуда ты взял такое?
- Предание...
Аркадий хмыкнул.
- Очевидно, ваши предания тоже премного врут. Мне кажется, он тоже уверен, что внизу ад. Хочет скрасить грибами ваше адское существование. Преобразить его к лучшему. Вроде манны небесной для вас эти грибы. Одно слово: дитя...
- Дитя, говоришь? А как же почва, растительность, жизнь? Когда успела на нем появиться и расцвести?
- Ну... Что для него год - то для нас тысяча. Или сто тысяч.
- Довольно медленно взросление у него идет.
- Да, - согласился Аркадий. - Не исключено, что он, несмотря на молодость, гораздо давней, чем Аид.
- Однако... - удивился Дёма. - А нельзя ли это безумие как-нибудь прекратить? Туман, грибы...
- Прекратить всё можно. Но для этого тебе надо найти с ним общий язык. А это довольно непросто. Пока найдешь, он весь Аид... извиняюсь, землю, грибами одарит. Молодой он еще. Глупый. Шалун. Надобно уводить его отсюда. А для этого - перепрограммировать ПУП
- Пуп? - не поверил Дёма.
Прометей объяснил:
- Пульт управления полетом. Сам-то дракон пока еще несмышленыш. Не умеет выбирать разумные направления. Прет, куда глаза глядят, отдавшись смутным влечениям. И вовсе не исключено, что это хамы сориентировали его таким образом.
- Как же мне выйти на этот пульт?
- Я тебе говорил про озеро у него за пазухой, в которое впадает молочная река? В озере есть грот, до которого донырнет не всякий. Там и находится ПУП.
- Вот черт, - огорчился Дёма. Был он простой солдат, боевая единица пехоты. Захватить дворец, сцепиться с ящером или змием, скинуть правительство, выступить против легиона хазар - дело понятное и знакомое. А тут - ПУП.
- Я тебе помогу, - пообещал Аркадий.
- Я сломал ради тебя копье, - напомнил Дёма.
- Я теперь тебе буду вместо копья. Нам бы только мимо хамов проскользнуть, а там... До чего противный народ. Я бы вообще всех их на землю стряхнул.
- Их и так достаточно на земле, - возразил Дёма.
- Куда же их девать прикажешь? Убить? Негуманно.
- Негуманно, - согласился солдат. - Надо по возможности между состраданием и самосохранением середину держать. Перевоспитать не пытались?
На это Аркадий только сдержанно хмыкнул.
У Дёмы глаза слипались. Усталость брала свое. Раскованный Прометей, отоспавшийся за год, кипел жаждой деятельности. Дёма слышал сквозь сон кряхтенье, возню, стук, вспыхивал и чадил костер.
Он еще немного поразмышлял, прежде чем окончательно погрузиться в сон. Аркадия, Аркадий, хамы... Вероятно, так и зародилась разумная жизнь на земле. Некоторые жертвы гражданских войн выжили после падения и удара оземь. Этим и объясняется языковая общность аркадян с жителями города Летова. Вероятно, и тяга к полетам, к небу у наших граждан отсюда. Как неосознанное желание вернуться на историческую родину. Ведь существовало предание, что первые наши жители свалились с луны. Возможно, что не с луны, а с дракона, когда он ранее тут зависал. Или и впрямь с луны, но через эту промежуточную Аркадию.
Некое подобие стройного мироздания стало выстраиваться в его голове. А может так: эти - с луны, мы - с дракона, только если здесь хамы и 'с луны' раздельно живут, то у нас все переплелось, и одно перетекает в другое. Не исключено и некое убывание гармонии и порядочности по мере опускания сверху вниз.
Тут он и впрямь уснул.
* * *
На земле эти сутки тоже не прошли зря. После того, как помело с колдуньей и Дёмой взмыло и пропало в нетях, положение по части видимости еще более усугубилось. Памеле пришлось спускаться практически наугад, то есть прямо на голову слесарю Филимонову.
- Тьфу-тьфу-тьфу, - отплевывался от песка и испуга слесарь, пока эта феерическая женщина, не менее чем Филимонов ошарашенная столкновением, приходила в себя и приводила в порядок юбки. - Ты что, озверела без мужика? Я, конечно, мудрёна-мать, почти Аполлон, но это еще не причина для поведения. Ну, как там Дёма? К завтрему дракона сразит?
Тем временем, пока происходила вся эта взлетно-посадочная суета, трое вышли из леса. Огляделись, стряхнули с коричневых шляп прилипший сор и направились к городу, внешним видом схожие с подберезовиками. Однако двигались они не вприпрыжку, как следовало бы на одной ноге, а вальяжно, вразвалочку, как если б имели их по две.