На улице было светло – это понятно, но какая-то, едва ощутимая прохлада зябко покрыла кожу мурашками, что и заставило Саске нахмуриться и опасливо покоситься на настольные часы. Он выставил будильник ещё вчера, на полвосьмого утра, зная, что занятия в деревенской школе, хотя на самом деле это была школа в ближайшем городке, одна на несколько вот таких вот фермерских поселков, начинаются в девять, и рационально рассчитав каждую минуту, но, похоже, его планы нарушили, причем, как чувствовал подросток, кардинально.
Саске едва будильник из рук не выронил, когда увидел время, а после чуть не швырнул его о стену, злясь и негодуя, но, тем не менее, уже ничего не в силах сделать, потому что, несмотря на то, что было только начало шестого утра, сна больше не было ни в одном глазу.
- Адский фермер! – прорычал Учиха, мужественно выбираясь из кровати и решительно шлепая босыми ногами к шкафу.
– Сам не спит и людям не дает, - натянув шорты и футболку, подросток фыркнул, понимая, что обыденную нужду нужно идти справлять на улицу, при всем при этом будучи неумытым, нечесаным и злющим, наверняка, до красных пятен на лице, которые точно не гармонировали ни с его светлой кожей, ни с темными глазами, ни с черными волосами. – Птичник хренов! – ещё раз фыркнув и демонстративно отвернувшись от своего непрезентабельного вида в зеркале, Саске решительно вышел из комнаты, намереваясь в обязательном порядке поговорить со своим надзирателем по поводу его неадекватного поведения.
- О, Саске! – подросток даже вздрогнул, когда его окликнули, поскольку весь путь от туалета и обратно он судорожно оглядывался по сторонам в поисках дьявольского петуха, Пакуна, который вчера, пока Какаши не запер его в курятнике, буквально преследовал его, так и норовя то клюнуть в лодыжку, то вцепиться в волосы.
- Что? – буркнул Саске, оборачиваясь. Как для столь раннего утра, вопиюще раннего, Хатаке выглядел довольно бодро, щеголяя по двору в уже знакомом брюнете джинсовом комбинезоне поверх застиранной клетчатой рубашки, и это стразу же насторожило подростка, как и то, что мужчина как-то загадочно ухмылялся, недобро щуря свой единственный глаз.
- Вот, - Какаши подойдя ближе, поставил перед подростком большую плетеную корзину, - собери яички и отнеси их в камеры, а я пока свежего сена на подстилку натаскаю.
- Чего? – Саске недоуменно переводил взгляд с корзины на мужчину и обратно, понимая, что тот не шутит, но все равно отказываясь верить в то, что его собираются эксплуатировать, как дешевую рабочую силу, более того, что ему, похоже, настоятельно, указывают на то, что разбудили его так рано именно для того, что он оказал помощь по хозяйству, и, скорее всего, это станет его привычным режимом.
- Курочки несутся, в основном, на нижних насестах, но советую заглянуть и по углам, - мужчина миролюбиво улыбнулся, - ведь мало ли кому и где могло приспичить.
- Я отказываюсь! – возмутился подросток, понимая, что курятник – это не только сено и яйца, но и перья, и пух, и все прочее, чем ещё сопровождается жизнь пернатых. – Я не обязан!
- А жить в моем доме и сытно кушать обязан, да? – взгляд мужчины стал серьезным и пронзительным, словно он не спрашивал и не утверждал, а иронизировал, указывая на то, что выбора, как такового, у его иждивенца нет.
- Отец платит вам за это деньги, - стоял на своем подросток, понимая, что для него это уже дело принципа, потому что ссылка ссылкой, но труд на благо фермы одноглазого мудака определенно не входил в его расписание. Да его родители просто не допустили бы этого, особенно мама, которая пеклась о его внешности так, словно он был девчонкой, претендующей на победу в конкурсе «Мисс Вселенная», а отец, естественно, посчитал бы хозяйственный труд недостойным своего отпрыска, но взгляд Хатаке почему-то заставил его поежиться и отступить на шаг назад, словно у того в нагрудном кармане комбинезона был припрятан не один козырь.
- Он платит мне за то, чтобы я за тобой присматривал, - совершенно спокойно и уверенно парировал Какаши, - но твое комфортное проживании и питание зависит только от тебя, мальчик. Так что, - взгляд мужчины ужесточился, а голос наполнился непререкаемыми, командными интонациями, - если тебе ближе куриный насест и ужин дарами природы, можешь спокойно развернуться и уйти.
Саске хотел фыркнуть, развернуться и уйти, считая угрозы одноглазого очередным блефом, но, похоже, о Хатаке Какаши у него сложилось обманчивое впечатление, потому что сперва он принял мужчину за простачка из глубинки, при этом не увидев в нем явного армейский стержень. Не впору было возвращаться к мысли, каким же образом этот человек мог быть связан с его отцом, но подросток подумал об этом невольно, вспышкой, понимая, что Учиха Фугаку, даже желая наказать и проучить своего сына, ни за что бы и ни под каким предлогом не доверил бы его тому, кто бы не смог не только защитить, но и обуздать его нрав. Да, похоже, отец продумал все и до мелочей, поставив его в действительно жесткие рамки. Почему-то Саске не сомневался в том, что стоит только Какаши позвонить старшему Учихе и намекнуть о его неповиновении, как отец тут же ужесточит меры и лично прикажет ему подчиняться своему надзирателю во всем.
Было обидно и неприятно, складывалось такое впечатление, что его просто хотят сломать, ставя в такие условия, которые были диаметрально противоположны тем, к которым он привык, и дело было даже не в раннем подъеме и не в том, что он должен был помогать по хозяйству, а в том, что все эти меры должны были исковеркать его личность. Наверное, его родители все-таки в чем-то были наивны, раз полагали, что можно сменить ориентацию под давлением и путем лишения привычной среды, потому что сексуальное влечение к своему полу, именно в его случае, это не прихоть, не гормоны, не глупость и не банальный подростковый протест, это сознательный выбор, и единственного, чего могли добиться отец с матерью с его стороны, так это ещё более твердой, уже на грани упрямства, уверенности в своей жизненной позиции.
- Как скажите, - буркнул подросток, после чего, подхватив корзину, направился к длинным хозстроениям, понимая, что за один заход он не управится, как и то, что времени у него в обрез, ведь раз сказал Какаши, что завтрак в полседьмого, значит, и правда, так оно и есть, а будет он голодным целый день или же сам о себе позаботиться, мужчину совершенно не волновало. Пришлось снова шмыгнуть носом, сделав вид, что глаза увлажнились из-за неудачной попытки чихнуть.
К его облегчению, приказное поручение Какаши оказалось не таким уж и непосильным или претившим ему, просто непривычное, но терпимое. К тому же, Саске-то думал, что ситуация в курятнике обстоит хуже некуда, а там оказалось чисто и убрано, похоже, Хатаке уделял много внимания своим питомцам, да и не пришлось ему лазить по насестам, отбиваясь от назойливых кур, хотя косились на него наседки подозрительно, словно безмозглая клуша способна понять хозяин перед ней или же нет, но выполнять поручение не мешали. К тому же, за что, скорее всего, нужно было поблагодарить Какаши, чего тот никогда не дождется, конечно же, Пакун, это пернатое исчадие ада, так и не попался ему на глаза. То ли Хатаке его где-то прикрыл, то ли держал подле себя, обстоятельства чудесного исчезновения петуха Учиху волновали в последнюю очередь, но черноперого монстра в курятнике не было, что, несомненно, спасло не только его волосы, но и другие части тела, в которые петух так и норовил его клюнуть вчера. Рабочая курточка поверх футболки, резиновые сапоги вместо шлепанец, матерчатые перчатки на руки и кепка на голову – что бы там ни говорил Какаши, но все-таки он позаботился о его моральном здоровье, по крайней мере, подростку так хотелось думать.
Точнее, на мысли у Саске времени как раз и не было, потому что дело подходило к завтраку, а он так и не принял душ, более того, даже зубы ещё не почистил, из-за чего все тело ощущалось невероятно грязным, запыленным и потным, хотя, по сути, так оно и было, потому что он, и правда, вспотел, а после ещё и чихал от запаха свежего сена, которым фермер столь любовно, что-то приговаривая, устилал насесты. В общем, душ ему был необходим в срочном порядке, но даже в столь нехитром и обыденном деле юный Учиха столкнулся со вселенской несправедливостью и задевающими его гордость обстоятельствами.
В душ во дворе, который в своем строении напоминал тот же нужник, а, точнее, состоял из деревянного короба, решетчатого пола и бака, из которого был выведен рассеиватель, подросток ступил стойко, подмечая, что в нем и крючки для полотенец есть, и коробка пластиковая к стене прибита, чтобы туда можно было поставить туалетные принадлежности. Ступил и фыркнул, чувствуя, что настроение медленно подымается, ведь ничто так не приободряло подростка и не придавало сил, как горячая, ароматная ванная… ну, или душ. Главное, что после водных процедур Саске всегда, в каком бы настроении или состоянии он ни был, становилось легче. Да, фыркнул и даже улыбнулся, насвистывая, ровно до того момента, пока из рассеивателя не полилась вода – холодная.
Зашипев, словно кот, Саске отпрянул из-под струи и прижался к стенке, зябко поджимая пальцы на ногах и прикрывая пах руками, будто это могло спасти его тело от ледяных капель. Резко рванув с крючка полотенце, подросток замотался в него, грозным, негодующим и чертовски злым взглядом буравя стену перед собой, словно та могла вспыхнуть от одного его взгляда, а вместе с ней и одноглазый фермер, и все его хозяйство. По сути, он бы и сам мог пораскинуть мозгами и подумать, что, какими бы теплыми ни были техасские ночи, но было раннее утро, роса на траве, влажность в воздухе, щекотливый ветер на коже, поэтому вода в бачке, естественно, не могла быть горячей.
Нужно было смириться и либо, гордо вскинув голову, удалиться к себе, либо мыться так, в холодной, что, похоже, и придется сделать, потому как предъявлять какие-то претензии Какаши бесполезно, а требовать от него что-то и подавно. Было обидно, не так как с курами, конечно же, но достаточно для того, чтобы Саске начал шумно пыхтеть через нос и хмурить брови. Казалось, что Хатаке хочет сломить его волю, перекроить его внутренний мир, вывернуть его душу наизнанку, превратить в чистый лист, на котором после можно будет написать все, что угодно, но вряд ли отец мог дать одноглазому такую установку. Вряд ли, да, но это же был Учиха Фугаку, человек, который, без тени сомнения, вычеркнул из своей жизни старшего сына, так что от него можно было ожидать чего угодно.
Ну, уж нет, не будет этого. А с Саске такое бывало, впадал он в крайности, особенно, если это касалось его гордости и убеждений, что он не любил демонстрировать на людях, считая такую черту своего характера недостойной фамилии Учиха, хотя, как подростку, подобные метания он мог себе простить. Раз его хотят сломать – он будет противиться до последнего, но не сдаться, даже если ради этого ему придется пройти через унижения и лишения, тем более что холодный душ – это не смертельно, по крайне мере, если он заболеет, то виноват в этом будет только Какаши.
Не менее резко сорвав из себя полотенце, Саске уверено шагнул под душ и тут же снова зашипел, но не от того, что вода была ледяной, а как раз наоборот, потому, что она была горячей. Не мог подросток в это поверить, не укладывалось у него это в голове, диссонировало с тем, насколько он решительно и негативно был настроен против своего надзирателя, но факт оставался фактом – Хатаке, специально для него, набрал горячей воды из-под крана и залил её в бачок. Когда одноглазый успел провернуть это нехитрое дело, Учиха не знал, не видел и даже мысли не допускал о подобном, но и благодарить Какаши, пусть тот, возможно, и заслуживал простой, односложной фразы в свой адрес, не собирался, считая заботу о себе прямой обязанностью своего попечителя.
И все-таки его нервная система, да и психика, скорее всего, не выдержит подобного издевательства несколько месяцев. Во-первых, потому, что он никогда не примет и не смирится с тем, что его запихнули в эту дыру только для того, чтобы перекроить его ориентацию лишениями, а, во-вторых, потому, что сам Хатаке Какаши своим поведением доводил его до белого каления, при этом упрекнуть одноглазого в чем-то, тем более переспорить его, было невозможно. Казалось, Хатаке – это скала, грубая, необтесанная и непробиваемая, но при этом скрупулезно хранящая в себе множество заманчивых тайн. Все эти мысли подростка были к тому, что фермер поразил его дружелюбием и участливостью за завтраком, а ещё тем, что, похоже, все-таки проявлял к нему и уважение, и снисхождение, и понимание, хотя Саске не мог не признать, что это задевало его, то есть столь несвойственная, пусть и грубая забота, которая поселила в его душе сумятицу и противоречивые эмоции.
- Ты, Саске, это, - после продолжительного молчания за завтраком, словно до этого они говорили о чем-то обыденном, начал Хатаке, - учти просто, что ты сейчас не в большом городе, а в маленькой деревеньке, где все друг друга знают, и где каждому есть дело до жизни другого, в том числе и личной.
- О чем это вы? – Саске сразу же нахохлился и подобрался, понимая, что его пытаются нравоучать, пусть это и было похоже на заботливое предупреждение. Скорее всего, Какаши делал намек на то, что ему не стоит открыто демонстрировать свои нетрадиционные наклонности, предостерегая, чтобы он даже не думал проявлять интерес к кому-нибудь из деревенских парней, словно чувствовал, что один, этот самый, деревенский, уже приглянулся Учихе. И это возмутило подростка. Пусть он ничегошеньки и не смыслил в особенностях деревенской жизни, но Саске достаточно хорошо знал о том, что свою личную жизнь нужно держать при себе, в скрупулезной скрытности, потому что не только в глубинке, но и в городах именно это, личное, всегда, во всем времена и наиболее, интересовало народ. Неважно убил ты кого-нибудь или же обокрал, хулиганил или разбойничал, был нечестен на руку или же растерял последние крохи совести, главное, с кем ты связан узами – партнерства, дружбы, любви или секса. Это всегда интересовало массы и это же всегда становилось причиной самых громких скандалов и среди богемы, и среди разнорабочих обывателей – этот урок Саске выучил уже достаточно хорошо. Именно поэтому, сейчас, когда Какаши пытался столь неумело открыть ему глаза на правду деревенской жизни, Саске снова вознегодовал, понимая, что его самого принимают за несведущего простачка.
- О том, что в школе тебе нужно будет завести друзей, - пожал плечами Хатаке, подкладывая насупленному брюнету в тарелку ещё парочку тостов, обжаренных в тертой смеси сыра, колбасы, морковки и кетчупа. – Пойми, Саске, одиночкой быть не получится, у нас это не приветствуется и даже порицается. Да и заскучаешь ты со мной, в четырех стенах-то, - мужчина понимающе улыбнулся, - тем более что не так уж у нас все и гибло, в деревне-то, а до ближайшего городка, если на машине, так и за полчаса добраться можно, а там тебе и кино, и торговый центр, и клуб ночной какой-никакой, но имеется.
- Учту, - насторожено поглядывая на собеседника, буркнул подросток. – Спасибо за совет, - пришлось поблагодарить, хотя в тот же момент Саске был в растерянности, не зная, что ответить. Конечно же, нельзя изучить человека за сутки, потому как лишь единицы искренни всегда и во всем, в то время когда большинство предпочитает быть кем угодно только не самим собой, но Какаши он совершенно не мог понять. Возможно, мужчина прибегал к тактике кнута и пряника, и приручая, и воспитывая, а, возможно, это он, Саске, в силу своего, так сказать, городского воспитания не мог понять ход мыслей и душу деревенского обитателя.
Далее завтрак прошел в молчании, как в молчании Саске поднялся из-за стола и пошел к себе в комнату, намереваясь, наконец, привести свой внешний вид в надлежащий порядок. Впрочем, даже в этом, столь нехитром и привычном для него деле подростка одолевала сумятица. Был бы он в городе, все было бы намного проще, потому что Учиха привык к светскому обществу, назубок знал все его негласные правила и при этом никогда не чувствовал себя в нем неуютно, но предстоящий, так сказать, выход в деревенский свет его слегка пугал.
Что надеть и как выглядеть в принципе? Не косятся ли местные с подозрением на парней, которые укладывают волосы? Не посчитают ли украшения на шее и руках признаком мажорства? Нужно ли соответствовать стереотипам подростковости или же, наоборот, необходимо подчеркнуть свою индивидуальность? Все эти вопросы роились в голове брюнета, который перешерстил уже весь свой гардероб, пока что поняв только одно – школьная форма «Harvard School» точно не подойдет.