Вы уже готовы принять поражение, смертные?
Но Хранитель был прав. Они были вместе, и в этом им несказанно повезло. Оглядывая мутным взглядом пустынную улицу, Зейн почувствовал дрожь холодных пальцев в своей руке, и это придало ему сил. «Я обещал его защищать, и я сдержу слово. Я его вытащу», — подумал пакистанец и поднялся, потянув друга следом за собой. Хранителя уже не было, а в воздухе висели приглушенные стоны и крики.
— Разрыв прочел ваши страхи, — наполнил пространство знакомый безэмоциональный голос существа, которого давно не было на главной улице города. — Отсчет пошел. Для Зейна Малика и Найла Хорана игра началась. Первый уровень. Страх. Не потеряйте себя, иначе не сможете двигаться вперед.
В повисшей тишине отчетливо раздался удар гонга, и блондин рефлекторно сделал шаг к другу. Они ожидали немедленного нападения чудищ, сотен картин из прошлого, фобий, но… ничего не произошло.
— И что теперь? — растеряно пробормотал Хоран, вглядываясь в бесконечную серую мглу.
Брюнет поджал губы, раздумывая над сложившейся ситуацией, а потом выругался.
— Проклятье! И ведь не ясно, чего от нас ждут! Это не сон, Найл! Не какой-то чёртов кошмар! Чтоб их всех…
— Им-то как раз ничего не будет, — как-то уж слишком нервно усмехнулся блондин. Истерика подкрадывалась к нему незримой тенью.
— Будет, — зло прошипел пакистанец, а карие глаза полыхнули ненавистью. — С чего мы должны верить этому тощему уроду? Может, в нем всё дело? Может, нам надо победить его? Он явно знает, какого чёрта тут творится, и сказал далеко не всё! Надо вытрясти из него ответы!
— Зейн, не думаю, что нам удастся что-то из него «вытрясти», — пробормотал Хоран, знавший по опыту, что Малик в гневе — это апокалипсис для всех вокруг, но также понимавший, что сейчас злость им не поможет, ведь их противник не человек. А страху вряд ли можно выбить зубы или сломать руку…
— Не попробуем — не узнаем! — рявкнул брюнет, и ирландец поморщился. Он понимал, что друг в ярости, но также осознавал, что лишь на трезвую голову они сумеют придумать нормальный план. А потому сжал его ладонь и внес предложение:
— Ты говорил, что дорога не может быть бесконечной. Давай проверим? Это заодно покажет, врал ли нам тот тип — есть возможность уйти отсюда или нет.
Пару минут Малик сверлил взглядом раны асфальта, подведенные белой тушью-инеем, а затем кивнул. Хоть он и был взрывным, но в крайних случаях умел брать себя в руки, особенно если дело касалось будущего Найла. Такая преданность могла бы показаться кому-то аномальной, но только не им двоим. Потому что когда-то, в дни, полные смеха и радости, в дни, залитые солнечным светом и переливами колокольчиков на ловцах снов, Найл Хоран чуть не умер, и Зейн Малик не смог ему помочь. А потому год их знакомства, год развода родителей блондина, год его пятилетия, чуть не ставший последним годом его жизни, накрепко связал две судьбы неразрывной клятвой. «Я защищу его любой ценой». И пакистанец ни разу еще ее не нарушил. Но сумеет ли он исполнить ее и теперь?..
— Ладно. Пройдем по этой дороге до конца, — кивнул Малик, встряхнувшись. — Будь начеку, мало ли откуда какая дрянь появится? Если я ее не увижу, не молчи, понял? Сразу говори, где она и что из себя представляет.
— Ладно. И ты тоже, — кивнул блондин, отрешенно подумав, что, возможно, сил на то, чтобы описать чудовище, у них обоих просто не будет.
— Да. Идем.
Босые ступни осторожно ступали по мертвому полотну, змеившемуся к серой стене безмолвия. В горло словно сыпался раскаленный песок, влажные от пота ладони крепко сжимали друг друга, а две пары глаз скользили по однообразному монотонному пейзажу, периодически разбавляемому видом очередного корчившегося в агонии игрока.
Внезапно в окне третьего этажа раздался вскрик. Короткий, надрывный, полный ужаса и… обреченности. Парни резко подняли головы и замерли. Черные окна смотрели на них пустыми глазницами, а в одном из оконных провалов виднелась хрупкая женская фигура. Время словно остановилось, и парням казалось, что они смотрят плохое кино в режиме замедленного воспроизведения.
Вот женщина отклонилась спиной к пропасти. Вот ее руки — уродливые худые палки, обтянутые желтушной кожей, — резко и судорожно поднялись вверх. Вот ее тело, похожее на искореженный манекен, завалилось на спину. Вот ее ноги оказались выше уровня головы. Вот ее сальные спутавшиеся черные волосы паклей повисли ниже карниза. И еще ниже. И еще. И еще…
Она не кричала. Она просто молча летела к асфальту на бешеной скорости, казавшейся наблюдателям ничтожно-медленной.
Хрусть.
С отвратительным звуком затылок женщины встретился с искореженным коррозией асфальтом. Найл вздрогнул и отвернулся. К горлу подступила тошнота. Осколки белых костей окрасились в багрянец, проступая через черные колтуны грязных волос. Алая влага растекалась по асфальту. Переломанная марионетка судьбы безжизненным мешком лежала на асфальте. Мешком со сломанными костями.
Страх и отвращение сковали души наблюдателей, как тишина сковала воздух. В такие моменты любой подумал бы: «Хорошо, что это был не я». Вопрос в ином: задумался ли человек о том, почему это был не он?
Найл шумно выдохнул и обернулся к телу. Вокруг головы женщины лениво растекалась багряная лужа. Не океан, не море — просто кровавое пятно, тут же начавшее покрываться белой коркой инея. Блондин сделал шаг к умершей, но…
Хрусть.
Резкий звук прорезал тишину. Хоран отшатнулся.
Шея женщины повернулась, вправляя переломанные позвонки с отвратительным, тошнотворным звуком.
Хлюп.
Голова приподнялась над замерзшей лужей крови. Руки, похожие на иссушенные кости, обтянутые желтой кожей, дернулись, как у разбитой заводной куклы.
Чавк.
Неохотно оторвались спутанные черные волосы от застывшей мертвой крови, оставляя в ней несколько осколков черепа.
Женщина встала и, пошатываясь, отправилась к переулку. Босые ступни размазывали по асфальту ее собственную кровь, раздробленный от компрессии позвоночник не мог больше удерживать голову, и та безвольно болталась на мышцах шеи, ударяясь подбородком о грудь. Алая влага в волосах, собиравшаяся в темные сгустки, быстро застывала, лишаясь единственного, что отличало ее от окружающего мертвого мира — тепла. Зомби, а точнее, игрок, лишившийся шанса вернуться в свой мир и навечно запертый в Разрыве в новом теле с сильнейшей регенерацией, едва волоча ноги, скрылся в темноте.
Секунда. А в следующий миг Найла вывернуло наизнанку. Он отпустил ладонь Зейна и рухнул на колени. Тело сводило судорогой, а рвотные позывы никак не хотели исчезать. Пакистанец же отвернулся от проулка, в котором скрылась женщина, и попытался привести мысли в порядок, глубоко вдыхая через нос, чтобы унять тошноту. Растерянность, непонимание, отчаяние захватывали парней. «Мы станем такими же?» — спрашивали они самих себя.
«Кто знает», — ответил бы им Хранитель, если бы был рядом.
Непонимание в душе Хорана сменилось жалостью к тем, кто превратился в вечные игрушки судьбы, а в душе Малика — яростью и раздражением.
— Если я увижу этого хлюпика еще раз, я из него всю душу вытрясу! — процедил брюнет и хотел было по привычке пнуть землю, но вовремя вспомнил, что армейские берцы остались в другой реальности, а сломанные пальцы не помогут избежать опасности. Потому он просто махнул кулаком, нанося удар по невидимому противнику.
— Мы же… не станем такими? — пробормотал блондин, пустым взглядом сверля подернувшуюся инеем лужу собственного желудочного сока.
— Нет, Найл, — уверено ответил брюнет и сел на корточки рядом с другом. — Мы выберемся. Мы должны выбраться, слышишь?
— Да, — кивнул Хоран, и в его голове промелькнул образ, не дававший покоя. Девочка в грязно-белом платье в крупный алый горох и белые локоны с запекшейся кровью. Только почему-то сейчас ему показалось, что эта кровь подернулась инеем… — Мы выберемся и узнаем, что стало с той девочкой.
— Точно. Поднимайся.
Ирландец кивнул и неуверенно, пошатываясь, встал, опираясь на руку друга. Брюнет снова поймал ладонь Найла и крепко сжал. Символы в этом мире и впрямь были очень распространены. И, похоже, теперь «взяться за руки» для этих двоих стало символом спасательного круга. Одного на двоих спасательного круга, дрейфующего посреди океана, по которому не ходят корабли. Но не лучше ли утонуть сразу? Утонуть и не мучиться от жажды и голода. От всё нарастающего ужаса и чувства безысходности. Или же надо ждать до последнего, пытаясь грести, чтобы добраться до суши?
Как вы поступите, смертные?
— Я не сдамся Найл, — уверено произнес брюнет и потянул друга вперед. — И ты не сдавайся, слышишь? Вместе мы выберемся.
— Точно, — кивнул ирландец, а ехидный голос на краю сознания пропел: «Но ведь ваши испытания будут разниться. Справишься ли ты один?»
— Мы справимся, — ответил он этому голосу, а не Малику. Ведь блондин знал: даже если друга не будет рядом, он будет поддерживать его, волноваться… А значит, права на проигрыш у Найла просто нет. Он победит. Ради Зейна. И они оба вернутся домой. Главное верить в это.
Тишина давила на виски, периодически взрываясь звуками, от которых хотелось спрятаться, сумрак сглаживал очертания предметов, а туман безучастно холодил истерзанные в кровь босые ступни. Пять минуть? Десять? Час? А может, сутки или вообще вечность? Как долго они брели по городу, в котором не существовало времени? Кто знает. Мысли сбивались с попытки выстроить план на истерическое: «Какого чёрта, почему мы?!» — а щебень продолжал царапать бледную кожу. Страх начал отступать, появлялось желание действовать, бороться, сражаться! Но ведь вымотать противника ожиданием куда разумнее, чем подыгрывать ему, исполняя его капризы. А потому парни просто шли вперед, вдоль безучастных серых домов с черными слепыми провалами окон, и ждали нападения, которого всё не было. Город уже играл с ними. Но они этого еще не понимали. Они просто разрывались от ожидания, жажды действия и немого вопроса: «Почему ничего не происходит?!» И это истощало, сбивало с толку, пугало. Но они упорно продолжали двигаться вперед, словно надеялись, что через минуту оптический обман исчезнет и перед ними возникнет глухая стена или обрыв. Но пустынная дорога и впрямь вела в бесконечность, не имея ни начала, ни конца. Но в бесконечность ли? Или?..
— Найл, смотри! — вдруг воскликнул Зейн охрипшим от жажды голосом и кинулся бежать, потянув Хорана за собой. — Смотри! Это же!..
А вот теперь начнется первый кон. Ведь ожидание вас утомило, игроки!
====== 4) Тот, кто умеет жить ======
Комментарий к 4) Тот, кто умеет жить Здесь и далее понятия, отмеченные звездочкой,* разъяснены в комментариях. Спасибо всем, кто читает эту работу.
*«Мелочи, которые я должен был сказать и сделать,
Я не тратил время на это…
Ты всегда была в моих мыслях,
Ты всегда в моих мыслях».
«Мир — одно большое игровое поле, и единственная цель состоит в том, чтобы остаться в игре». (Дин Кунц)
В углу просторной комнаты, у компьютерного стола, сидел худой высокий парень лет девятнадцати в зауженных потертых джинсах и просторной серой футболке. Тонкие бледные пальцы уверенно бегали по клавиатуре, периодически взлохмачивая короткие вьющиеся каштановые волосы, а в профессиональных наушниках звучал голос Элвиса Пресли. Зеленые глаза парня цепким взглядом смотрели на монитор компьютера, а на губах играла печальная, но одновременно с тем очень умиротворенная улыбка. Звали шатена Гарри Стайлс, он был коренным британцем, уроженцем графства Чешир, а ныне жил в пригороде Лондона — городке Аскот, в небольшом двухэтажном доме, на одной улице с закадычными друзьями детства — Зейном Маликом и Найлом Хораном. Его судьба чем-то напоминала судьбу ирландца: возможно, тем, что его родители развелись, когда он был еще ребенком, а потому Гарри прикипел душой к блондину, которого всегда считал очень сильным. Ведь сам Стайлс жил с матерью и сестрой, а когда парню исполнилось тринадцать, его мать повторно вышла замуж, и отчима Гарри очень уважал, а вот Найл всегда был один, и единственным, кто спасал его от гнетущих мыслей, кто разгонял давящее чувство безысходности и ощущение того, что блондин никому не нужен, был пакистанец. Впрочем, Малик родился в Йоркшире, мать его была англичанкой, и стопроцентно назвать его «пакистанцем» было нельзя, равно как и трех его сестер. Вот только люди всё равно бросали косые взгляды на смуглого парня с необычной внешностью, а в детстве его не принимали в школе. Зейн отлично знал, что такое «одиночество в толпе», и первым, кто его принял после переезда его семьи в Астон, был Найл, его ровесник. Пятилетний парнишка, у которого не было не только друзей, но и семьи, которая «всегда рядом», — его одиночество было абсолютным. Ирландец принял пакистанца, никогда не смеялся над его внешностью, всегда заражал весельем и энтузиазмом, и Малик оттаял, он понял: в его жизни появился первый настоящий друг. Вторым другом для Зейна стал Гарри Стайлс. Он был на год младше и переехал в тихий городок в историческом графстве Беркшир, когда его родители разошлись, а точнее, когда ему было семь. Он сразу влился в неразлучный дуэт, превратив его в трио, постоянно подкидывая безумные идеи, но всегда опекая друзей, несмотря на то, что был младше. Особенно он опекал Хорана, ведь хрупкий блондин, который казался источником постоянного веселья, «зажигалкой», провокатором большинства «героических» подвигов этой троицы, на самом деле так и не избавился от детского страха — страха остаться в одиночестве, оказаться никому не нужным и бесполезным. И Гарри восхищался тем, что, несмотря на темные мысли, рвавшие душу в клочья, ирландец продолжал искренне улыбаться и дарить друзьям радость. За эту силу духа Гарри и уважал Хорана, и именно ее он пытался помочь ему сохранить. Эти трое были лучшими друзьями и даже поступили в один университет, правда, на разные факультеты, и именно тогда в их компанию влились еще двое: Лиам Пейн, однокурсник Найла, и Луи Томлинсон, уже завершавший обучение, так как он был на два года старше Малика и Хорана. Поразительно, но при том, что у этих пятерых были абсолютно разные характеры, ссоры никогда не перерастали в полномасштабные конфликты, и умение прощать, принимать товарищей со всеми их привычками, странностями и периодическими «взрывами» в виде «разбора полетов», стало залогом настоящей, крепкой, неразрывной дружбы.
Однако полгода назад ирландец объявил друзьям, что они с Зейном решили перебороть свои страхи, и их друзей это поставило в тупик. Сама идея была, конечно, неплохой, но вот метод претворения ее в жизнь… Этого ни один из них одобрить не мог, и потому неделю назад, как только закончился учебный год, и Малик с Хораном объявили, что уезжают в Блэкпул — курортный город на побережье Ирландского моря, с целью окончательно уничтожить фобию пакистанца экстремальными погружениями с аквалангом, Луи, Лиам и Гарри устроили друзьям тот самый «разбор полетов», пытаясь воззвать к их разуму. Но всё было бесполезно. Возможно, потому, что Малик безумно хотел избавить ирландца от его страхов, возможно, потому, что сам ирландец отчаянно желал показать пакистанцу, что тот не должен волноваться так сильно, ведь он уже не маленький пятилетний мальчик, и Зейн должен начать жить для себя, а, возможно, просто потому, что эти двое никогда не отступали. Они всегда добивались поставленных целей, и их решимости могли бы позавидовать многие.
И вот сейчас Гарри Стайлс печатал очередной доклад для литературного клуба, членом которого являлся уже много лет, и слушал любимого певца, чей голос всегда отвлекал парня от тяжелых раздумий. А сейчас ему очень нужно было отвлечься, потому что где-то далеко, за сотни километров, его лучшие друзья рисковали жизнью. И ради чего? Ради призрачной надежды победить страхи! Но ведь этого можно было добиться и куда более мирными способами! И это злило. Равно как злило шатена и то, что его самого в этом забеге со смертью наперегонки участвовать не пригласили…