* * *
— И что теперь? — голосом перепуганного малолетнего правонарушителя спросил я, когда рассказ байкера завершился. — Ведь я же должен найти… тебя. Заказ принят, и заключено нечто вроде контракта.
— Как что теперь? Ничего теперь. Ждать и работать. Искать меня не надо, если потребуюсь, — позовешь, сам приду. А относительно всего прочего… Каждая из тех вероятностей — далеко не самый плохой вариант. Простой и естественный ход событий без резких потрясений. Зато в противном случае будет намного хуже…
— В смысле — хуже?
— В прямом смысле, чего тут неясного?!
— Почему хуже? Там, на картинах, какие-то мертвые, убитые пейзажи за дверями, — потрясенно сказал я, — как после атомной войны. Куда уж хуже.
— Да брось ты. На одном — пустыня Гоби летней лунной ночью. На другом — зимняя степь в Казахстане. На третьей — свалка в окрестностях Магадана. На четвертой — заброшенный солодовый завод. На пятой — остров Уединения в центральной части Карского моря. Различимы развалины полярной станции, брошенной в девяносто шестом году. Пейзаж выбран так, чтобы моря видно не было. На зрителя каждый раз действует само название картины — «Апокалипсис за дверью» и номер. А то, что за дверью просто показан кусок этой нашей реальности, мозгом уже не воспринимается.
— Маша что, ездила во все эти места?
— Ездила, по-моему. Не знаю, сам потом у нее спросишь.
— А просто поговорить нельзя было?
— Просто поговорить? С тобой? Нельзя было. Ты бы и слушать никого не стал. Отмахнулся бы… да и не поверил ни за что. А твоя нанимательница… Ее теперь зовут Лунджил, да? Она тебе обещала чего-нибудь этакое особенное? Обещала наверно, ее стиль. Но это все туфта, плюнь и разотри. Обман смертного для нее ничего не значит. Дело в том, что ее навязчивая идея и главная задача — разрушить этот мир, сделать таким, чтобы обновилась сама реальность. А я, честно говоря, еще не совсем готов к подобному повороту событий. Привык, знаешь ли, и мне здесь вполне нравится. Ладно, с тобой поговорил, а еще десять человек таких осталось. Да, если я тебе понадоблюсь… Ну, вдруг! Зайди в мой храм и призови меня… в любых словах… Главное представь, как я выгляжу. Знаешь, где это? Вот и хорошо. Раньше из любого места можно было, а теперь только из моего храма. Старею, как и все наши.
Я не нашел, что ему ответить и лишь глупо спросил:
— Так что же теперь надо делать в первую очередь?
— Сам думай, я тебе не учитель. Да и вообще сейчас никому не учитель. Вернее, давно перестал им быть, несмотря на… А тебе надо найти все те, как говорила твоя наставница, «переключатели», но не выключать, а сохранять их в неприкосновенности. В качестве затравки подсказка тебе: замóк в двери первой мастерской Марии до сих пор остался таким, каким был всегда. Понял? Нет? Скоро поймешь. Там вообще все осталось так, как было при ней.
Глава XVI,
в которой главный герой слушает о короле Артуре
После физически тяжелой беседы с байкером в моей голове образовался некий мысленный хаос, который надлежало срочно чем-то развеять. Искать какие-то переключатели я пока не мог, да и не знал где, а то, что рассказали Лунджил и байкер, мне очень не понравилось. Более того, возникло сильное желание плюнуть на все и посмотреть, как оно само пойдет дальше. Без моего участия.
Китайцы говорят, что тот, кто владеет собой, владеет миром. Не знаю, что там о владении миром, но для того, чтобы владеть собой, очень желательно все-таки знать и, как минимум, понимать себя. Я вот понимаю, но не всегда. Что касается других, — так и говорить нечего. А женщин — так и вообще не понимаю. Да и с мужчинами случаются подобные казусы.
Тут на днях один давний приятель свою историю рассказал. Позвонил ему мужик из Новосибирска и попросил подробно, со всех ракурсов сфоткать квартиру, что планировал арендовать на время длительной командировки в Москву. Не хочу, мол, неожиданностей по приезду в ваш город. Работа несложная — фотоаппарат и час личного времени, от подобных заказов мой знакомый никогда не отказывался. А когда они уже оговорили конкретную сумму, форму расчета, и фотографии были высланы, заказчик внезапно признался, что за пару дней до того уже обращался с аналогичным заданием к другому исполнителю. Тому лет девятнадцать, неглупая рожа вроде, на дурака не похож. Но вместо фотографий интерьеров и стен отправил ему кучу селфи себя любимого на фоне этих самых стен. Причем, без особенного изыска: на большую часть кадра физиономия снимавшего, остатки на заднем плане — сам интерьер. Фокус, естественно, на лице, задние планы размыты, смазаны, плохо видны и малопонятны. Заказчик долго потом пытался разъяснить исполнителю, что и как надо снимать, а исполнитель не мог взять в толк, с чего это сделанная уже работа не устраивает заказчика. Похоже, что так и не уразумел до сих пор.
Интересно, с какого момента у меня все пошло не так? Когда принял тот заказ от чернокожей красотки? Или еще раньше? Черт дернул взять в метро эту питерскую газетку… Газета была бесплатной. Любой желающий мог вытащить ее с информационной стойки у выхода со станции и забрать с собой. Создатели издания стремились уделять внимание скандальным происшествиям Города, описывали разные прикольные истории, в частности из жизни прошлой и настоящей. Бывали интересные интервью с начальниками, известными персонами и другими чем-либо знаменитыми гражданами.
Статья называлась: «Художественный конфликт»:
«Мария Петроградская — талантливая художница из Германии, известная своей способностью создавать яркие, запоминающиеся картины и образы, — как писал в этой газете какой-то незнакомый автор, — раскритиковала поведение Ирины Витимской в ходе конфликта с организаторами экспозиции выставочного центра ЦвайХаус в Москве. Немка считает, что российская художница повела себя некрасиво по отношению к коллеге…».
Немка. Мария Петроградская. Ну-ну.
«…конфликт не разрешается потому, — дальше сообщала статья, — что немецкая сторона не желает публично признать вину за собой, то есть факт оскорбления чужих чувств. И опять повторим: беда в том, что эта сторона не видит и не признает своей вины. Хотя она могла бы признать, если бы логически и последовательно придерживалась конструктивной позиции».
Какие еще оскорбления? Что еще за позиция? Я что, опять чего-нибудь пропустил?
* * *
Прошло не так уж много времени, и вот мы — я и эта «немка» сидим в кафе с неприличным названием «Толстый Бобрик», что на Садовой в Питере. Точнее, в пивном ресторане. По-моему встречи в подобных местах давно уже мейнстрим. Набор устоявшихся, широко и часто употребляемых стандартов. Затертый штамп. А у меня — так и подавно. Но что поделать, если это так?
— У тебя устаревшие сведения, — захихикала Маша. — Все уже закончилось ко всеобщему удовлетворению.
— А подробности? — заинтересовался я.
— Тебе они нужны? Лучше о них забыть, как о ключах от ненужных дверей.
— Да не особо и нужны, вообще-то, — пошел на попятную я, обрадовавшись, что разговор принимает нужное для меня течение. — Кстати, касательно ненужных дверей и ключей к ним. Помнишь, ты все хвасталась, что всегда и везде таскаешь вычурный ключ от самой первой своей мастерской? Типа талисман на память?
— Ну, таскаю. И что?
— Подари, а? Я потом чем хочешь отработаю.
Заказ оставался заказом, и я должен был выполнить задание нанимательницы. В глубине души сохранялся маленький шанс, что Лу не соврала. Или — почти не соврала.
— Зачем тебе? — удивилась Маша. — Это же только мой талисман. Да и не верю я давно в подобные глупости.
— У меня знакомый есть, ключи коллекционирует, — солгал я. — Не знаю, что на день рождения ему подарить, а тут такой случай.
— Врешь, — твердо констатировала художница. — Причем неумело врешь.
— Ладно. Ты как всегда права. Не умею я врать, а ключ нужен чтобы проникнуть в твою старую мастерскую. Там так и не сменили замóк, представляешь? Надо проверить кое-что. По некоторым сведениям и моим догадкам, до сих пор там остались твои картины. Из той серии про Апокалипсис…
— Что? Мои картины? Они еще там? — возбудилась Маша. — Так ведь это же… я же…
Но договорить не успела. В этот момент нас отвлек громкий скандал за другим столиком в том же зале. Причиной выступили две какие-то совершенно неадекватные девицы. Не то уже пьяные, не то просто обдолбанные, я так и не понял. Удивительно, что их до сих пор не вывела охрана. Одна из девиц словесно сцепилась с парнем из другой компании за соседним столиком. Громко обзывала и грязно насмехалась над ним. Тот ответил что-то едкое и язвительное, такое, что компания разразилась громким веселым хохотом. Правду говорят, что мужчины не смешнее женщин: просто отпускают больше шуток и о последствиях не думают. Девушку это задело. Она вскочила и устроила потасовку, в которой другие посетители участия не приняли. Когда их растащили охранники, оскорбленный парень плеснул пивом скандалистке в лицо. Сначала реакции не последовало. Все расселись по местам, облитая пивом девица тоже. Как казалось, она уже успокоилась: ходила после этого с подругой умываться и курить. Потом очутилась сзади этого парня и вылила ему на голову пиво из его же бутылки. Тот развернулся и чисто автоматически отпихнул ее и попал по лицу. Куда точно — не знаю, но так как на девушке были очки, бровь оказалась рассечена. Девица, с залитым кровью лицом, села на попу, потом аккуратно легла навзничь и стала орать, чтобы ей срочно вызвали «скорую» и полицию. Кричала, что если не купят бутылку водки и не заплатят за нанесенный ущерб, то подаст в суд. Вопила, что сама себе нанесет увечья, а потом отправится в травмпункт, снимет телесные побои и заявит о жестоком избиении.
— Как однажды сказал Аль Пачино, — без всякой связи с предыдущим разговором вспомнил я, — человек очень легко становится сволочью, и это страшно. Но еще страшнее сама сволочь. Она человеком уже никогда не станет.
— Он так сказал? — удивилась моя собеседница. Похоже, сцена с пострадавшей девушкой впечатлила ее особенно сильно.
— Говорят, что сказал, — кивнул я, а сам подумал, что моя бывшая подруга все-таки немного постарела с тех пор, как мы виделись последний раз. Сначала я этого не ощутил, а когда немного побеседовал, то изменения стали видны. Едва заметные морщинки, более выраженный макияж, некоторая жесткость губ, циничный прищур… Годы редко кому даются просто так, не оставляя своих следов.
Тем временем народу в кафе сильно поубавилось. Люди куда-то исчезали, причем так незаметно, что я даже не видел, как они уходили. Впрочем, не сильно-то и приглядывался, если честно.
— Давай уйдем, а? — сказал я. — Некомфортно тут.
— Давай. Но тебе еще что-то от меня нужно, да? — напрямую спросила Маша, когда мы уже расплатились и вышли на улицу. — Только не говори, что хочешь меня трахнуть. Это и так понятно. Что-то еще, о чем я бы не смогла догадаться?
— Если не очень врать, то больше ничего, кроме озвученного. А вообще, хочется нажраться в хлам, набить кому-нибудь морду, расколошматить стекло в соседской иномарке, а затем залезть на крышу небоскреба и заорать дурным голосом со всей мочи. Потом свесить ноги и с недопитой бутылкой пива встретить рассвет. Кстати, один раз я такое исполнил, правда, без морды, пива и иномарки.
— Зачем ты это мне говоришь? — засмеялась она. — Хочешь сильно заинтриговать таким тупым и примитивным способом? Кажется, не первый год уже знакомы.
— Да, — признался я, поскольку давно уже ничего не стеснялся в подобных ситуациях, — хочу заинтриговать. А ты лучшие методы знаешь?
— Знаю, конечно. Их много разных. Главное, непринужденный разговор без четких ограничений по времени затеять. В кафе. В дороге. Где-нибудь на отдыхе. Если требуется кого-то расположить к себе, но при этом не льстить, поставь простую логическую задачку, сказав, что решить ее может лишь человек с уровнем интеллекта не ниже ста сорока. Это довольно-таки высокий уровень.
— Задачку? Ну, например?
— Например, такую. На столе в ряд стоят шесть стаканов. Первые три пустые, а последние три наполнены водой. Как сделать так, чтобы пустые стаканы и полные чередовались, если касаться можно лишь одного стакана, причем один раз, и нельзя стакан стаканом толкать?
— Перелить содержимое из предпоследнего во второй. Нет?
— Да. Я же говорю, что задачка простейшая, и только полный дурак не сможет ее решить. Но человеку, сделавшему правильный ответ, будет приятно, что он такой умный. Ты расположишь его к себе. Еще другой не менее широко известный способ, но тут нужно немного психологией владеть и сочувствовать уметь. При разговоре надо «зеркалить» собеседника. Перенимать манеру его общения и вести себя так же, как и он. Быть похожим на того, кто сейчас перед тобой. Таких и подобных приемов множество, я лишь пару самых известных назвала. Но это все не главное. Ерунда, можно сказать. Нужно проникнуть в человека, заставить себя понять его таким, каков он есть. Порой поблекшего и потухшего.
— Да? Это как это?
— А так это. Свет и блеск притягивает любого. А попробуй отыскать кого-нибудь возлюбившего в тебе тьму. Твои недостатки, пороки и слабости, короче. Все твои изъяны. То, что остается, когда слетят великие множества масок, наклеенных тобой на собственное лицо. Найди того, кто без содрогания примет твоих внутренних демонов. Попробуй отыскать живую душу, что без боязни останется в твоем сердце, где будет у себя дома. В полном мраке и паутине лжи, узнает все твои уловки и хитрости, получит возможность в любой момент ударить изнутри, но никогда этого не исполнит. Растекаясь по твоим венам, навсегда оставшись под твоей кожей, — не погубит тебя, а научит жить, вкладывая в твою душу безвозмездную любовь, взамен ничего не прося. Будет любить просто так. Ни за что. Вопреки всему, короче. Сделается твоей слабостью и одновременно самой невообразимой твоей силой. Что, пугающая картина?
— Хм-м… правда пугающая, — сказал я только для того, чтобы хоть что-нибудь сказать.
— Ладно, не жмись, — вдруг произнесла она и внимательно посмотрела мне в глаза. — Давай руку! Давай, давай, не бойся, не ужалю. Ничего страшного.
Я молча протянул ладонь, и она положила туда что-то маленькое, тяжелое и прохладное. Это был ключ из желтого металла с двумя широкими затейливо изрезанными симметричными бородками.
— Вот тот самый ключ. Смотри, не потеряй. А теперь, говори, что хотел. Не ради этого ключа же мы встретились, и не ради моей старой мастерской. Сколько можно ходить вокруг да около?
— Хорошо. Как тебя угораздило продолжить ту серию? Это я «Апокалипсис за дверью» имею в виду. Только не спрашивай, зачем мне это надо. Слово даю — все расскажу, когда можно будет, а пока — нельзя. Рано.
— Да поняла я, поняла. Дело в том, что Географическое Общество, по заданию оборонщиков и Министерства Безопасности, подвязалось обследовать всякие разные забытые уголки нашей необъятной родины и сопредельных стран. При этом кто-то внушил мысль, что для полноты ощущений в составе экспедиции просто необходим художник-фотограф. Это не считая оператора-документалиста. Короче, выбор пал на меня.
— Просто повезло?
— Знаешь, нет. Это папуля мой постарался. Вообще, мои отношения с папулей и мамулей сводятся к еженедельным отсылкам имейла, что все, мол, хорошо, жива-здорова, ни на что не жалуюсь. Им ничего больше не интересно.
— Идеальные отношения с родителями.
— Да, мне тоже нравятся. Мои родители, как ты знаешь, режиссеры-документалисты и телепродюсеры, вечно где-то мотаются, причем последнее время снимают разные полусекретные фильмы для безопасников и нашего «пентагона». Так вот, иногда, очень редко, мой папуля подкидывает мне такие вот вкусные ништяки.
— А там никого из заказчиков не смутило, что в Германии живешь?
— И что с того? Во-первых, у меня российское гражданство, на минуту. Даже питерская прописка сохранилась. А во-вторых, то был сугубо партикулярный проект. Об этом потом много говорили и по телеку, и в интернете, и в прессе освещали. Военная подоплека была скрыта, и даже не очень тщательно. Ну, все конечно понимали, что почем, но не сильно-то распространялись на данную тему. Короче, планировались экспедиции на арктические острова, в пустыни, в степной Крым, в Монголию, на казахстанскую границу, на побережье Ледовитого океана и на некоторые наши тихоокеанские острова. Естественно, я очень обрадовалась и согласилась.