Секунд десять я изумленно молчал, а потом спросил:
— Погоди, ведь это же… Это то, что я думаю?
— Да, это Уаджет. Лунный глаз Гора. Слышал о таком?
— Конечно. Только вот что там правда, а что легенды, понять довольно-таки сложно.
— Еще бы не сложно. И вот, в Эфиопии, мне посчастливилось найти подлинный артефакт. В одной из эфиопских церквей.
«Вот заливает, — мысленно проворчал я, — знаем мы, из каких таких церквей ты эту штуку извлек».
Батраз даже не скрывал, что артефакт краденный. Из Эфиопии, говоришь? Видимо, это менее опасно, чем из запасников Эрмитажа.
Глава XXV,
в которой главный герой переходит в решительное наступление
«Они все что, сговорились там что ли? — выходя из подсобки артефактора думал я, когда снова задержался у прилавка. — Или свихнулись? Опять эти проклятые сто тысяч баксов».
Покупателей уже не осталось, а новая «менеджер по работе с клиентами» что-то нервно печатала в ноутбуке, временами сверяясь с рукописной табличкой на бумажке. Девушка склонилась над своей работой так, что ее простая прическа рассыпалась и спадала двумя потоками справа и слева головы. То, что она не в курсе основных занятий своего босса, я не сомневался, — Батраз никогда не путал бизнес с профессией.
Я пару раз тихо щелкнул ногтем по прилавку. Услышав мои щелчки, девушка оторвалась от работы и сердито воззрилась на меня.
— По стеклу не надо стучать. Хотите что-то уточнить? — спросила продавщица.
— Хочу. Вам никто не говорил, что у вас очень интересный тип лица?
— Затасканный прием. Придумайте что-нибудь пооригинальнее.
— Я колдун и сейчас остался без напарницы. Мне нужна ассистентка. Не желаете немного подзаработать? Получите массу свежих впечатлений.
— Уже лучше, но тоже ничего нового. Знаете, мне работать надо, а времени не хватает.
Тогда я достал из внутреннего кармана свою визитку и положил ее чистой стороной вверх:
— Смотрите. Внимательно смотрите.
— И что я должна по-вашему здесь…
В этот момент визитка медленно поползла в сторону девушки. Та замолчала на полуслове и несколько секунд завороженно следила за прямоугольником плотной бумаги, потом прижала пальчиком, поддела ногтем и перевернула лицевой стороной. Там легко читались основные сведения обо мне. То, что обычно принято сообщать возможным клиентам. Я не самый большой любитель цветных визиток со всевозможными полиграфическими изысками, золотыми оттисками и вычурными шрифтами. Предпочитаю строгие буквы на белом фоне. Как же я был тогда благодарен Арине, что все-таки научила меня нескольким несложным приемам.
— Колдунов не бывает, — уверенно заявила продавщица. — Они или жулики, или гипнотизеры. Иногда — ловкие фокусники.
— Ладно. Сложите визитку пополам.
— Так? — девушка явно заинтересовалась. Очень хорошо. Кажется, Татьяна ее зовут. Что ж. Легко запомнить.
— Как угодно, можно и так. И еще раз… вот так, да. Теперь просто сомните и зажмите в кулак.
— И что будет? — посмотрела на меня девушка, явно не понимая, для чего я затеял всю эту комедию. Сжатый кулачок со смятой визиткой она подняла вверх на уровень своего лица.
— Ничего. Теперь разверните бумажку.
Татьяна расправила скомканную визитку и убедилась, что та абсолютно пуста. Для верности перевернула на другую сторону и снова недоуменно уставилась на мятую белую поверхность.
— Это как?
— Я же говорю — ничего. Пусто.
— Ловкий фокус, но как? — переспросила девушка.
Ну, вот. Попалась, моя милая. Чего, собственно, от тебя и требовалось.
— Сомните эту бумажку еще раз. Как угодно сомните.
Татьяна опять скомкала мою многострадальную визитку, скатала ее в плотный шарик и для верности придавила ноготком указательного пальчика.
— Очень хорошо. Теперь разверните.
— Вы смеетесь?
— Ну, разве что самую малость, — слегка улыбнулся я. — Смело разворачивайте.
Как несложно догадаться, текст на визитке восстановился полностью.
— Расскажете? — в глазах Татьяны читалось явное любопытство. — В чем секрет?
— Это долго, и так просто не расскажешь. Тут показывать надо. Вы когда сегодня заканчиваете?
Она сразу же ответила когда, что было очень хорошим признаком.
— Вот и здóрово. Я уже освобождаюсь к этому времени и жду вас… ну, скажем, у выхода. Заодно и поужинаем, я угощаю. Меню на ваш выбор.
«А она, оказывается, симпатичная, — вдруг подумалось мне, — необычная внешность, интересное лицо… это ведь только плюс. Странно, а почему у нее нет парня? Или с Батразом спит? Нет, вряд ли — не его тип, вообще-то».
Да, стиль совсем не его. Батраз предпочитал атлетически сложенных, спортивных и уверенных в себе брюнеток лет тридцати. Причем подобные пристрастия появились у него еще в юности.
— За себя сама заплачý. Телефон тут ваш? — девушка показала взглядом на мятую визитку. — Настоящий? Если что, перезвоню. А сейчас — извините, мне доделать надо. Босс срочную работу задал.
— Тогда до вечера, — сказал я и ушел.
Если что-то еще понимаю в людях, сегодня же вечером все и произойдет. Получалось так просто и гладко, что стало даже неинтересно. Неудобно как-то. Впрочем, в тот вечер у моей будущей жертвы еще сохранялась возможность уйти с намеченного пути. Сорваться с крючка. Я оставил ей такую лазейку, и если она ею не воспользуется, то извините, не моя вина.
* * *
— Вообще-то у меня педагогическое образование, — говорила Татьяна, пока мы пили утренний кофе у нее дома на кухне. Кстати, девушка оказалась вовсе не такой уж худой и нескладной, как показалось сначала. — Поработала учителем-предметником в средней школе. В неплохой школе, кстати, можно сказать, элитарной. Иногда по разным причинам приходится заменять других учителей. Ученики меня любили, да и мне там нравилось поначалу. Словами не передать, когда после урока в совершенно незнакомом классе подходили ученики и говорили, что я вся из себя такая крутая, и просили уроки постоянно у них вести. В эти моменты просто не знала, что ответить. Только улыбалась. Зато другие учителя меня возненавидели, как нетрудно догадаться, всякие провокации начали устраивать. Гадости разные. Даже школьники что-то почувствовали. А однажды прицепился один десятиклассник. Говорил, что влюбился, что жить без меня не может, и просил интима. А тут как раз и по телеку, и по интернету чередой пошли всякие истории о сексуальных связях педагогов с учениками. Развязки, как известно, были печальны. Ну, я и послала его, более того, обещала пожаловаться его родителям. Так этот паршивец пригрозил, что если я ему не дам, то он напишет письмо директору школы о якобы сексуальных домогательствах с моей стороны. Этот негодяй угрожал приложить аудиозапись, склеенную из нашего разговора так, что все бы подумали, будто это я его, малолетнего, совращаю.
— Написал?
— Нет, не успел. Как-то средь бела дня мне резко надоело работать. Тошно вдруг стало до ужаса. Противно как-то. Захотелось проветриться, прогуляться, но поскольку раньше времени никто бы меня не отпустил, разыграла трагедию. Настолько увлеклась, что сама поверила в свой бред. Разрыдалась, началась у меня истерика, и начальство отпаивало какими-то незнакомыми таблетками. Наш завуч даже к школьной медсестре за ними бегал. А из-за того, что никак не могла успокоиться, наверное, очень много этих таблеток проглотила. Когда подействовали, стала овощем. Вообще без эмоций. Из-за увлечения истерикой и последующего лекарственного отупения даже и думать забыла с работы отпроситься. Итог: идиотка. Пришлось потом увольняться и искать другую работу. С тех пор тружусь в этом магазинчике, — с горечью произнесла моя новая подруга.
— Да, а какой предмет ты вела?
— Вообще-то географию. Но ты не думай, могла работать за биолога и химика, иногда их и подменяла. Вот физику — вряд ли смогла бы вести. Хотя, если постараться…
— А литературу?
— Ну, скажешь тоже, литературу. Это уж если сильно и очень припрет. Литераторы, учителя русского языка, они же — русаки — элита среди педагогов. Филологи, как-никак, белая кость. Еще математики и историки на особом счету. К такому преподаванию абы кого не допускают. И связи нужны, а я совершенно одинока. Родители в другом далеком городе, бабушек и дедушек нет в живых. Да и друзей особо нет… — очень трудно мне с людьми общаться. Недавно начала ходить в качалку, встретила парня. Очень милый и умный, все у нас было отлично, но потом он взял да и спросил: «Ты чего ко мне привязалась? Тебе что, поговорить больше не с кем?» Пришла вот в эту пустую квартиру и просто плакала навзрыд. А ведь и вправду не с кем…
Я с внимательным видом слушал ее, иногда кивал, улыбался, а когда того требовал сюжет и чувство юмора, даже тихонько смеялся. Изображал заинтересованного собеседника. Временами, когда она замолкала, я принимался рассказывать сам, стараясь выбирать истории поинтереснее и посмешнее, чтобы развеять ее грусть. Татьяна не обманула моих ожиданий — смеялась там, где требовалось, прекрасно понимая, что я хочу сказать. Иногда перебивала и спрашивала, и тогда мы смеялись уже хором. Я слушал ее и вел себя как альтруист. Вообще-то альтруизмом принято называть поведение, что способствует приспособленности и выживанию одного индивидуума, но при этом приводит к затрате каких-либо ресурсов. Обычно это ресурсы кого-то другого. По сути, речь идет о сознательных действиях, причиняющих ущерб этому помощнику. Но не надо забывать, что существует и реципрокный, взаимный альтруизм, при котором индивиды ведут себя с некоторой долей самопожертвования в отношении друг друга, однако только в том случае, если ожидают ответного самопожертвования. В основе этого типа помощи другим лежит принцип «ты мне, я тебе». Люди тратят свои силы, время и ресурсы с неосознанным пониманием того, что и им могут помочь в последующем. Не самое плохое вложение, если подумать. По крайней мере, все честно.
— Забавно, но в школе мне тогда нравилось, что вообще-то редкость для современных учителей, — пояснила Татьяна. — Любила я свою работу, но пришлось уйти. Зато те, другие, что остались, сидят там, и будут сидеть до своих пенсий. Все они ненавидят и школу, и школьников. Особенно — всех своих учеников…
— А у Батраза тебе разве плохо? — неожиданно для самого себя спросил я.
Мне была нужна эта девушка, причем не просто так, а со вполне конкретной, весьма корыстной целью. Конечно, я никогда не питал иллюзий на свой счет. Да, я — негодяй, чудовище, каких мало. Часто занимаюсь какими-то подозрительными, а иногда и откровенно грязными делами. Кое-кто со мной может не согласиться, но это уж его личные проблемы.
— У босса? Ну, сам подумай, какие у него могут быть перспективы? Никаких. Сгодится, пока нормальную работу не найду. Хоть за задницу не лапает, и на том спасибо. А может, он пидор законспирированный?
— Не, я давно его знаю, — признался я, внутренне рассмеявшись. — Просто Батраз предпочитает женщин лет тридцати-тридцати пяти. Брюнеток спортивной накачанности. Ты же слишком молода и хрупка для него.
— А для тебя, выходит, что не слишком? — серьезно спросила Татьяна.
— Выходит, — засмеялся я уже вслух и поцеловал ее в губы. По-настоящему поцеловал.
Интересно, а сможет ли она сама украсть для меня артефакт? Не сейчас, конечно, а потом, позже? Или проще уговорить ее пропустить меня в святая-святых магазинчика Батраза? Главное — время не упустить и под камеры не попасть. Лучше бы сама… для меня лучше.
— Когда мы опять встретимся? — спросил я потом, когда уже сел на свое место и принялся за вторую за это утро чашечку кофе.
— А ты хотел бы?
— К чему вопрос? Или такой вариант не подходит?
— А к тому, что я рассматривала две версии дальнейших событий. Первая — мы сейчас заканчиваем завтрак и разбегаемся навсегда. Вторая — ты назначаешь мне свидание. Или пытаешься его назначить. До сих пор еще не решила, какой из путей меня больше устраивает.
— Как видишь, пытаюсь продолжить наше случайное знакомство.
— А тебе никто не говорил, что ты совершенно не умеешь ухаживать?
— Говорили, причем много раз. Так что?
— Ничего. Кстати, там, в ресторане, ты обещал сюрприз, и хотел показать мне кое-что необычное. Надеюсь, это не то, что демонстрировал сегодня ночью? Было неплохо, но на необычный сюрприз все-таки не тянет.
Вот черт. Придется что-нибудь делать, иначе она возьмет и скажет: «Иди-ка ты, откуда пришел, без тебя было лучше». Или, как вариант — «останемся просто друзьями». Вот уж чего у меня никогда не получалось после таких утренних кофе — так это «оставаться друзьями». Человек обычно терялся, и, как правило, терялся уже навсегда. А мне необходима эта девушка, причем требовалось как-то привязать ее к себе.
Что за гадство, как же я всего этого не люблю!
Мне мучительно хотелось взвыть, будто одинокому волку, а еще очень захотелось надраться в стельку. До потери памяти. Проспать беспробудно до следующих суток, а потом проснуться и не помнить прошедшую ночь. Даже не вспоминать. Хоть некоторое время не думать и не знать, что я подлец и мерзавец, которому плевать на других.
— Ну, раз обещал, — сказал я вслух, — только хочу предупредить: мой аттракцион не для слабонервных.
— Я сильно нервная.
— Хорошо, тогда смотри. Только очень внимательно смотри…
Глава XXVI,
где главный герой делает странное признание
— Что это было? — вполне предсказуемо спросила побледневшая Татьяна, когда более-менее пришла в себя. Девушка все еще заметно дрожала.
— Как что? — стараясь напустить на себя безразличие, риторически спросил я. — Обещанный тебе «фокус». Сама же меня просила показать кое-что необычное.
— Это какой-нибудь гипноз? — с неуверенной надеждой пролепетала моя новая подружка. Кажется, я перестарался, и она перепугалась не на шутку.
— Никогда не занимался подобными глупостями, — вспомнил я фразу, не так давно сказанную мне самому почти так же, по очень похожему поводу. — Все так и есть, как ты сама видела.
— Ты вообще-то кто?
— Да никто. Так, фрилансер я, неустроенный. К тому же давний знакомый твоего босса. Иногда вот на всяких вечеринках фокусы за деньги показываю, — солгал я, — а тут без помощницы никак не обойтись.
— По-моему ты сейчас врешь, — неожиданно заявила Татьяна, — про фокусы и про вечеринки. Только вот зачем? Для чего это тебе надо? Никакой ты не профессиональный фокусник, а кто тогда? Демон, черт, дьявол? Не забывай, у меня педагогическое образование, психологическая подготовка присутствует, да и кое-какой практический опыт имеется. На патологического лгуна ты не тянешь. Обычно тот, кто так отчаянно лжет, давно загнан в угол и не имеет другого выхода. Погоди, ничего не говори. Есть одна хорошо известная притча, которую иногда я рассказывала ученикам. В некотором царстве, в тоталитарном государстве был обычай. Иногда преступник, приговоренный к смерти, тянул перед казнью жребий, что давал шанс на спасение. В вазу кидали два билетика: один со словом «жизнь», другой со словом «смерть». Если осужденный извлекал первый, то обретал свободу, если же имел несчастье достать «смерть», то приговор немедленно приводился в исполнение. У одного человека, живущего в этой стране, оказались враги, что оболгали его и добились смертного приговора. Зная, что осужденному предстоит тянуть жребий, враги не желали оставлять никакой возможности, дабы потом не открылись обстоятельства дела, и адвокаты не добились бы полного оправдания. В ночь перед казнью они подменили билетик со словом «жизнь» другим, со словом «смерть». Заговорщики не учли, что у осужденного существовали друзья, которым стали известны происки врагов. Эти неведомые друзья предупредили осужденного, что оба билета смертельны. Друзья уговаривали раскрыть подлог, но, к их удивлению, обреченный упросил хранить подмену в строжайшей тайне. Он уверял, что тогда обязательно спасется. Друзья решили, что бедняга уже спятил. На утро приговоренный, ничего не сказав ни о заговоре своих врагов, ни о подмене билетов, вытянул жребий и… был отпущен! Вопрос: как ему удалось благополучно выйти из, казалось бы, безнадежного положения? Ответ. Приговоренный вынул бумажку из ящика и, никому не показывая, демонстративно съел ее. Палачи, желая определить, что было на уничтоженном билетике, извлекли из ящика слово «смерть». Следовательно, — рассуждали они, — на вытянутом билетике было написано «жизнь», они же не знали о заговоре. Осужденный фактически соврал, чтобы выжить, это был последний, но беспроигрышный шанс. А ты способен делать с человеком такие удивительные вещи, и при этом зачем-то врешь?