Платон ничего не отвечал. Наконец, он поднял глаза на капитана и произнёс:
– Принца зовут Мугаф… Мугаффаль Абу-л-Фарах… Абу-л-Фарах по-арабски значит «Обладатель радости», то есть, «Радостный».
– Что же? Очень на тебя похоже, – согласился сквайр.
Капитан глянул на него и сказал:
– Сейчас мы с Платоном пойдём по местным лавкам и купим для вас женскую одежду, сэр. И вообще, нам всем надо переодеться и покрасить волосы и брови. А вы с доктором пойдёте на корабль и начнёте собираться. За дело, господа!
Капитан решительно встал, улыбнулся и вдруг произнёс по-русски, оглядывая всех ласковыми, прижмуренными и невозможно лихими глазами:
– Пошёл котик на торжок, купил котик пирожок… Потом пошёл на улочку, купил себе булочку.
За капитаном, как по команде, поднялись все остальные. От последних, русских, слов капитана на душе у всех потеплело. Они приступили к сборам: оружие, боеприпасы, медикаменты, продовольствие, личные вещи.
Вечером мистера Трелони для пробы замотали купленными шалями, и джентльмены удивились, до чего же красивые оказались у него глаза – ясные, серые, переливчатые, как перламутр. Никто этого раньше не замечал. А может, просто Платон насурьмил сквайру глаза, или цвет накидки из муслина так шёл ему – ну, вылитая дамочка. Да ещё какая пикантная!
Капитан уже хотел отпустить сквайру не вполне пристойный комплимент, но вовремя сдержался, закрыв рот.
Вместо этого он подошёл к доктору Леггу. Сказал:
– Доктор, я хочу вручить вам залповый пистолет. Вы же знаете, что это такое?
– Конечно, сэр, я же не мальчик! – ответил доктор, он взял пистолет из рук капитана и стал его осматривать. – Это «утиная лапа», многозарядный пистолет наших английских мастеров. Может производить выстрел из всех стволов сразу одновременно… А благодаря тому, что стволы в конструкции расходятся под небольшими углами, при выстреле из «утиной лапы» вылетает целый веер пуль. Такие пистолеты спасли жизнь не одному капитану во время бунта команды.
– Отлично, доктор, – сказал капитан и добавил. – Только помните, что стрелять из него надо в противника, сбившегося в кучу. И берегите выстрел – заряжать этот пистолет одно мучение. И ещё…
Капитан оценивающе посмотрел на доктора и выпалил:
– Нам с вами придётся покрасить волосы и брови.
Увидев потрясённое лицо доктора, капитан поспешил многозначительно добавить:
– Это не обсуждается. Это – приказ.
– Да я что? – ответил доктор, поёжившись. – Приказ – значит приказ.
И на следующий день Платон покрасил волосы матросам, доктору и капитану в чёрный цвет. Потом все очень смеялись: рыжий доктор потерял своеобразие и стал выглядеть старше, а лицо капитана сделалось строже и суше, на нём почему-то ещё сильнее обозначились его резкие носогубные складки. Но самое удивительное, что его голубые глаза почему-то потеряли свою насыщенность, словно выгорели. Мистер Трелони, один не подвергнутый процедуре покраски, сказал, ухмыляясь, что начинает находить в бытие женщины некоторые положительные стороны.
– И где Платон только этому научился? – говорил он потом доктору. – Знает женскую одежду и притирания всякие с красками.
– Тут есть какая-то тайна, – ответил доктор таинственным шёпотом.
– Капитан с ним завтра идёт покупать верблюдов, – сказал мистер Трелони. – Через мангровы…
– Вот видите, дружище! Он ещё и в верблюдах разбирается, – воскликнул доктор, и его кошачьи зелёные глаза засверкали под чёрными бровями.
– Доктор, а чего в верблюдах разбираться? – спросил сквайр. – Верблюд – он… И в Африке верблюд!
– Ну, не скажите, сэр, – заспорил доктор. – Помнится, на Занзибаре1 мы видели верблюдов на маслобойне у султана. Так эти дромедары худо переносили тамошний климат, и были так себе… Тяжёлые и неуклюжие. А вот в пустынях верблюды представляют собой стройное, высокое и длинноногое существо. Сами увидите.
– А в повозке верблюды ходят? – поинтересовался мистер Трелони.
– Не знаю, – сознался доктор. – Вот верхом на верблюдах ездили уже в Древнем Риме: римляне держали в египетских Фивах три алы всадников на верблюдах… А зачем вам повозка?
Доктор вопросительно поднял чёрные брови.
– Я вот думаю, что через пустыню матросам будет тяжело нести паланкин. А мне помнится, что девятилетний Чингисхан, как гласят древние источники, ездил на телеге, запряжённой верблюдом. Надо спросить у Платона про повозку.
И мистер Трелони поспешил отыскать капитана и Платона и напроситься с ними на завтра идти за верблюдами.
Доктор Легг, узнав об этом, скептически хмыкнул и пожелал сквайру хорошего времяпрепровождения.
****
Глава 2. Муха – насекомое из отряда Двукрылых
Глава, в которой описываются ощущения мухи от полёта и рассказывается кое-что об искусстве поцелуев.
Марианна спала недолго: двух часов ей вполне хватило, чтобы отдохнуть.
Проснувшись, она какое-то время ещё лежала в кровати, вспоминая капитана Линча, его нежные глаза, сильные руки и… Потом решительно встала и прошла в гардеробную: перед возвращением в рыбацкую деревню ей захотелось пообедать.
Она одевалась и перебирала в уме шесть ресторанов отеля «Армани», не зная, какой выбрать: из всех шести открывался красивый вид на фонтаны, отличались они только кухней. Японская кухня показалась Марианне слишком пресной после сегодняшнего… Сегодняшней… Она заметалась мыслями и заулыбалась, не зная, как назвать то, что произошло у неё с капитаном несколько часов назад. И тут же удивилась себе: не хватало ей снова влюбиться в человека. Ну, конечно же, после сегодняшнего секса! Да, да! Просто – секса!
Хотя, конечно, этот капитан Линч – хорош, что тут говорить. Он не красавец, но всё же в нём есть что-то такое… Что-то такое неуловимое, но опасное для женщин. Очень опасное!
Так вот, японская кухня для её настроения – пресновата и скучна. Итальянская сейчас не дотягивает своей изысканность. А пойдёт она в индийский ресторан, и пусть обилие специй, красок и запахов будет дополнять те эмоции, которыми она сейчас переполнялась.
Лифт поднял её быстро. Ресторан был полон, как всегда в это время, но место для неё, тем не менее, нашлось. Пройдя за стол, Марианна привычно, но незаметно оглядела публику: то, что здесь сейчас находились люди со всей планеты – дело обычное. А вот официант был новеньким. Она заговорила с ним о меню и нарочно долго расспрашивала. Он бегло отвечал ей на английском, только ей не понравилось его произношение: нехорошим повеяло…. То есть, наоборот, повеяло хорошими воспоминаниями … Родным домом повеяло, и это было странно – возвращаться она пока не планировала. Но, может быть, она скучает? Всё же дома не была уже давно.
Малай-кофта, – шарики из картофеля, обжаренные во фритюре, поданные в сливочном соусе с зеленью, специями и орехами, – как всегда в этом ресторане были на высоте. А между тем это нежное и очень капризное блюдо в неумелых руках может совсем не получиться. Самые лучшие картофельные фрикадельки делает их домашний повар… Марианна поймала себя на мысли, что опять думает об «отчем крове». Да что это с нею? Неужели подсознание хочет её о чём-то предупредить?
Но тут принесли лепёшки-чапати, и она опять отвлеклась на еду, потому что та стоила этого.
Во время обеда она беспрестанно возвращалась к воспоминаниям о капитане, об их свидании: этот земной мужчина томил её тело вопреки воле.
Он был нежен с нею. Конечно, она сама подала ему эту мысль, внушила такое настроение, но не все мужчины это понимают. Некоторым подсказывай настроение – не подсказывай, всё без толку. Они делают своё, отрабатывая один, раз и навсегда принятый алгоритм действий. Но капитан…
Губы его своими поцелуями чуть не свели её с ума. Не все мужчины целуют руки своим партнёршам. Да что партнёршам – даже любовницам и страстно обожаемым женщинам не целуют. А между тем в этом столько чувственности, столько преклонения перед женщиной и признания её власти, дарованной самой природой… Подушечки пальцев, внутренняя сторона запястья, локтевого сгиба, предплечья – всё так чувствительно к поцелуям, с которых начинается любовная игра.
Она сейчас жила в Магрибе, а здесь с древнейших времён практиковали таинство этого искусства, наделяя поцелуи поэтическими названиями – «целомудренный», «стыдливый», «обрывание лепестков» и «обкалывание губ», когда кончик языка делается тонким и острым.
Марианна почувствовала, как в её крови разгорается возбуждение. Или это жар индийских специй? Он заставляет содрогаться тело, возвращая время встречи с капитаном, когда она трепетала от прикосновений его языка, скользящего от её коленей до раскрытого к нему навстречу паха.
Как быстро пролетело это время! Но всё оно осталось в ней…
После обеда до своего сьюта она дошла быстро – надо поторапливаться. Коридор был пуст, навстречу попалась только горничная в униформе голубого цвета с бесчисленным количеством пуговиц впереди. Марианна открыла дверь.
Сразу направилась в ванную комнату и автоматически, по привычке, усвоенной со школы, стала закрывать дверь на задвижку, хотя особого смысла в этом не было: в её номер не мог войти посторонний. И поняла, что не в состоянии оторвать руки от дверной ручки и задвижки – руки словно прилипли. От неожиданности она дёрнулась всем телом и чуть не потеряла равновесие – ноги тоже не сдвинулись на полу. Да она же прилипла, как насекомое на клей или варенье!.. Да что же это такое?..
И тут услышала со спины:
– Ты давно не появлялась в Машрике2…
Мужской голос был знаком, и спутать его было невозможно.
–Я больше люблю Магриб, Вадим, – быстро ответила она и опять задёргалась, выворачивая голову, чтобы разглядеть того, кто стоял сзади.
– Ты хочешь меня увидеть? – спросил Вадим насмешливо. – Наконец-то! После стольких лет ты захотела увидеть своего бывшего жениха! Ради этого мне стоило разыскать тебя раньше.
Она вскричала:
–Ты ничего не добьёшься этим! Только тронь меня, и я пожалуюсь отцу!
– Дорогая, он меня и просил вернуть тебя домой! Любым способом…
Марианна перестала вырываться. Она оцепенела, опустив голову.
– А что же ты хочешь? – продолжал Вадим. – Любимая дочь, наследница империи, сбежала и шляется неизвестно где и неизвестно с кем.
Он подошёл и встал у Марианны за спиной, склонил голову, прижавшись щекой к щеке, потом жарко зашептал в ухо:
– Сейчас мы отправимся домой, моя дорогая… Не вырывайся, вспомни, нам было так хорошо вместе когда-то.
Марианна ахнула. Домой?.. Нет! Только не домой! Ей надо вернуться на остров Арген, где остались её дочери, её малышки!.. Без неё девочки погибнут!.. Она напряглась, приготовившись взлететь. Только бы Вадим не заметил появления крыльев у неё за спиной!
Но Вадиму было не до того: он обнял её плечи, потом его руки поползли ниже и переместились на грудь. Сжали эти упругие окружности, но не сильно, а нежно, лаская… Соски Марианны напряглись, но это же только рефлекс! Чёртов рефлекс, заставляющий дрогнуть в коленях!.. Что он делает? Да он, кажется, решил снять с неё платье, расстегнув пуговицы впереди! Пуговиц много, но он расстёгивает их по одной, медленно, чувственно… А крылья на её спине, между тем, не растут. И это так странно!.. Вадим раздёрнул вырез платья, выпустив на волю её грудь – две гладкие точёные чаши вожделенной белизны с набухшими, готовыми лопнуть, розовыми сосками.
«Ах!» – вскрикнула она от неожиданности, как всегда с нею случалось в начале трансформации. Но её никто не услышал – разве можно уловить крик мухи?
Платье Марианны упало на пол, а сама она, резко облетая Вадима, устремилась в открытое окно ванной комнаты. Перегрузку огромного ускорения с непривычки выдержала с трудом, но уже дохнуло жаром аравийского солнца. Перед нею распахнулась безмерная даль горизонта, ширь синего неба и геометрично расчерченной земли внизу. Это в первую миллисекунду полёта потрясло её, ведь глаза мухи передают мозгу обновления в шесть раз чаще, чем глаза человека.
Она ещё успела увидеть удивлённое лицо Вадима, услышала его ругань «кель-эс-суф». Он медленно-медленно, словно застывая на ходу, поворачивался к окну от двери, стараясь понять, куда исчезла его добыча. Её новые фосеточные чудо-глаза видели всё, ей даже не надо было вертеть головой. Она летела и следила за всем, что происходит вокруг.
Вот за нею пристроилась другая муха, точнее мух. Он в точности повторял её движения, координируя их с помощью удивительно совершенных анализирующих систем. Одна их совместная воздушная петля, вторая петля с крутым поворотом, но ей некогда заигрывать сейчас с мужиками – её ждут дочери. Ей надо улететь, как можно дальше от Бурдж-Халифа, и тогда силы Вадима не будет хватать на то, чтобы схватить её и вернуть.
Голова кружилась, и накатывала тошнота. С обоих глаз одновременно к ней в мозг, ещё не готовый к этому, поступала информация, и окружающие её объекты мгновенно разбегались по сторонам, и были они огромными, и перемещались по-разному. Вся безумная конгломерация Дубая с готовностью разложилась перед нею: Персидский залив синел водой, Аравийская пустыня желтела дюнами, кружились города-эмираты и мелкие населённые пункты, которые когда-то были оазисами, исторический центр наплывал на залив Крик, а на востоке уже сиял огнями международный аэропорт. Сталагмитовая игла Бурдж-Халифа, теснимая районами высотной застройки, подминала под себя промзоны и частный сектор, состоящий из неказистых домиков бедняков. Всё мешалось, неслось, всё вертелось вокруг.
Её передние крылья приводились в движение грудными мышцами с ужасающей быстротой, задние крылья, жужжальца, помогали удерживать равновесие и проделывать разные трюки: несколько секунд она даже летела задом наперёд и крутилась на одном месте. Она это делала не из озорства и не от весёлости ситуации, а проверяя себя. Просто ей в какое-то мгновение показалось, что реакции её становились всё замедленнее… Что-то с нею творится не то.
Но уже показалась пустыня. Скорее, скорее! Почему она едва движется? Как сонная муха, честное слово. Ах, неужели её отравили? Тот официант в ресторане… Официант… Он ей сразу показался странным. Она начала снижаться, едва сдерживая падение. Почти теряя сознание, села на песок. Опять взлетела из последних сил… Упала… Перекатилась через голову.
Низовой ветер подхватил её, лёгкую, как пушинка, и потащил по песку оцепеневшими лапками кверху.
****
Капитан, Платон и мистер Трелони встали до рассвета и на шлюпке с «Архистар» доплыли до линии мангровых зарослей, которая тянулась в океан с африканского побережья.
С началом отлива они вместе с туземцами из форта Арген поспешили через мангровы по скользкому узкому настилу, связанному из жердей. Надо было торопиться. Прилив мог застать зазевавшихся в самом неподходящем месте – на клочке суши, на дереве, а то и в воде… «И тогда – сами знаете что», – подумал мистер Трелони, на ходу подозрительно вглядываясь в мангровые деревья.
Мангры стояли, опираясь на свои корни, будто на многочисленные толстенные паучьи лапы. Их длинные отростки-побеги, напоминающие стручки гигантской фасоли, висели на ветвях, как странноватые украшения. Время от времени какой-нибудь побег срывался и с чавканьем, дротиком, вонзался в ил. Листья мангров были небольшие, блестящие, зелёные, а у других деревьев – белые, словно посыпанные солью. Среди мангров виднелись маленькие пальмы и ещё что-то с большими овальными листьями. Повсюду из бурой грязи торчали воздушные корни, они оплетали и, как казалось сквайру, душили и давили всё вокруг. Было жарко, душно, за вереницей людей летели тучи москитов.
Идущий впереди чернокожий мальчишка вдруг обернулся и, выразительно сложив свои светлые ладошки вместе, похлопал ими несколько раз перед носом сквайра, словно изображая страшные челюсти. Мистеру Трелони всё было понятно без слов.
Он прибавил ходу, стараясь не поскользнуться на мокром настиле. Шагал, почти не глядя по сторонам, по жердям, которые опасно прогибались под ним. За спиной ему слышалось громкое дыхание матроса с «Архистар». К этому времени вода уже совсем сошла, и болотом завоняло отчётливей. По чёрному илу, под ногами мистера Трелони, забегали, закопошились и судорожно заползали болотные твари – крабы, улитки и черви.