– И в чем польза? – возражает Винафрид. – В его “уникальных идеях”? Ну так если идея будет стоящей и полезной, “Дредфорт” ее только поддержит. А если нет…
– Да хера с два. Поддержат они, ага, – живо перебивает Рамси, и Винафрид устало прикрывает глаза ладонью. – Сколько раз я просил дать мне разрешение на убийство объекта после отработки? А это напрямую касалось моей сферы деятельности и было нужно “Дредфорту”.
– Если никто не поддержал твою инициативу, значит, на самом деле это не было нужно.
– Так и я веду к тому же, невестушка. То, что делает Джон, не нужно “Дредфорту” и никогда не будет нужно.
– А я на самом деле удивляюсь, как ты столько проработал в “Дредфорте”, Рамси Болтон, и до сих пор не уяснил, как он устроен, – Винафрид выглядит очень утомленной. – Да, “Дредфорту” очевидно не нужно то, чем хочет где-то там для себя заниматься Джон Сноу. “Дредфорту” нужны его мозги. Не его сторонние “идеи”, исследования и потрясающие озарения в том, что не имеет для “Дредфорта” никакого смысла – потому что иначе он бы звался институтом Дара, или Цитаделью, или как угодно еще, – а только то, что приносит пользу для проекта. Потому что сам проект создан, чтобы приносить пользу. И поэтому нет никакой разницы, чем конкретно будут заняты мозги Джона Сноу, если в итоге это будет помогать людям. А если он хочет перебирать, помогать так или эдак, тогда я могу только посоветовать ему отложить бумаги и выметаться вон, – она говорит это так, будто хочет, чтобы Джон наконец вмешался в их разговор, но он только меланхолично начинает вчитываться в новый лист.
– А напомни-ка мне, кто вообще решил, что они – Виман, Русе, все они – понимают, что приносит пользу, а Джон Сноу – нет?
– Я думаю, занимаемые ими – и им – места говорят об этом лучше, чем что-либо еще, – но Винафрид не затрудняет себя ответом и говорит так, словно читает рекламную листовку. – “Дредфорт” и стоящие за ним организации – это сильное имя, четкие цели и профессиональный подход к угрозе. А Джон Сноу – никто. Все доверяют расширившемуся отделу фармацевтической разработки “Дредфорта”. Никто не доверяет Джону Сноу.
– Джон Сноу – это все, – коротко возражает Рамси. – И ты дура, и дед твой дурак, если вы этого до сих пор не поняли.
– Да, звучит здорово, конечно. Романтизация. Индивидуальность. Личностное развитие. Все, кроме меня, дураки. Бла-бла-бла, – хмыкает Винафрид. – Только пока ты отстаиваешь свое право на все это, люди – не объекты, живые люди, – продолжают умирать. А “Дредфорт” дает тебе возможность не распыляться на пустые идеи и сконцентрировать свои силы только на том, что действительно важно. И спасти их.
– А как будто меня беспокоит, сколько людей умрет, невестушка. Не, это припомни на будущее, чтобы манипулировать кем-нибудь другим, – Джоном Сноу, например, хочет добавить Рамси, но видит, что Джон тоже задело это сухое “не объекты, живые люди”, хоть и по другой причине.
– А знаешь, парадокс в том, что неважно, беспокоит тебя это или нет. Это система. Работающая система. И ты можешь бороться с ней – или дать ей помочь другим людям. Пора уже перестать быть ребенком, – жирный сученыш, – Рамси Болтон, – она не сказала этого, но он это услышал.
– Скажи это ему, – бросает Рамси, кивая на Джона. – Парню, который поперся в самое ледяное пекло, чтобы выжать из чардрев немного сока, и потерял своих людей ради одной тупой, и детской, и не поддерживаемой никем идеи, которая тысячу раз могла не сработать. Скажи это ему, когда будешь вкалывать себе его вакцину.
Спина Джона вздрагивает, когда Рамси говорит это, громко и четко, – и когда в номере наконец повисает напряженная тишина. Но в конце концов только тихо качает головой:
– Ладно, думаю, мы все от этого устали. Хватит говорить за меня, Рамси. Тем более, что это не имеет к происходящему никакого отношения. Так что замолчи, пожалуйста. Я читаю.
Рамси глубоко и нервно вдыхает несколько раз, пока Джон действительно возвращается к чтению. Его самоконтроль сильно сбоит, в мозгу как будто образуются помехи, и ему срочно нужно успокоиться.
Джон не слышит его. Джон ослеп и оглох, как только увидел своего ебаного брата-аутиста. И Рамси вдруг понимает по его твердой спине, прищуренным глазам и сжатой челюсти, что на деле он читает уже для проформы. Что он не оценивает риски, раздумывая, подписать, или не подписать, или поторговаться и подписать – он смиряется с потерями. Рамси резко понимает, что Джон подпишет каждую из этих бумажек. Пусть не сейчас, пусть выбив и вырвав себе самые лучшие, на его самоуверенный взгляд, условия – бесполезно, он не может обыграть Вимана Мандерли, а даже если поверху и сможет, тот поймет и сожрет его еще до того, как кончится Зима, – но он подпишет все. И Рамси не знает, почему, но знает, что люди всегда так делают. Стоит выставить перед ними заплаканного мужчину или мальчика, отчаявшуюся женщину или девочку, которых они любят – не понимаю-не понимаю-не понимаю, – они отдадут все, все свои мечты и амбиции, весь свой потенциал, чтобы прижать их к себе. Рамси видел это в кино – и в жизни, – Рамси использовал эти смешные игры, чтобы подразнить кого-то из своих объектов наперво или чтобы поддеть собеседника, но теперь он, хоть и совсем иначе, по-своему, оказался там, где оказывались все они. И он не знает, как прекратить эту игру.
“Но хорошо, что это дошло до меня сейчас”, – оптимистично думает Рамси. Если бы Джон не послал его, точка невозврата все равно была бы пройдена, но он бы еще потратил некоторое время, взывая к его мозгам, и это ни к чему бы не привело. Потому что этот прелестный мозг уже отключен от сети, и нужно сделать что-то другое, нужно, пока Джон дочитывает бумаги, переворачивая еще одну пустой стороной вверх и откладывая в стопку уже прочитанных. Что-то-что-то-что-то.
Рамси приопускает веки и расслабляется. Ему нужно начать с главного. С центра. А главный – Виман Мандерли. И Рамси с удовольствием думает, как взял бы со стола нож, прижал к его жирному горлу – даже если прольется немного крови, это ничего, только впечатлит, – и Виман Мандерли заплясал бы по его приказу, потрясая своими необъятными жировыми валиками. Нет. Во-первых, Виман Мандерли никогда уже не запляшет. Он просто не сможет этого сделать, как и Рамси на самом деле не сможет взять его в заложники – если только не будет сидеть над ним, пока он не схуднет с голодухи либо не сдохнет от нее же. И даже если нож у горла заставит Вимана приказать сделать все, что только Рамси пожелает, однажды его придется убрать. А Рамси не хотелось бы оказаться там, где он убирает этот нож и остается с ним один против вооруженного города.
Значит, нужен огнестрел. Да, можно было бы не рисковать сразу с Виманом – да и не факт, что тот вооружен – и сперва взяться за Хозера. У старой крысы наверняка найдется какой-нибудь доисторический пистолет. Ты уверен, что доисторический пистолет поможет тебе больше, чем нож? Ты мясник, а не стрелок. Против одного, против двоих, против даже нескольких упырей, но против целого города?
Нет.
И даже если бы у Рамси была возможность выйти из этой комнаты прямо сейчас… Кстати.
– Моя дорогая невестушка, а что, если вдруг вот прямо сейчас мне так приперло посрать и прямо-таки немедленно надо отойти в сортир? – внезапно и нарочно безобидно – все понимают его положение, включая него самого – спрашивает он.
– То я бы предпочла, чтобы ты уж как-нибудь сдержался и остался в этой комнате, пока мы все не подпишем. Ну, или срал себе в штаны, тут уж тебе выбирать, – сухо и равнодушно отвечает Винафрид.
– А если я проигнорирую то, что ты сказала… – медленно начинает Рамси.
– Пристрелите его, если он вздумает резко двинуться, – да, вот оно. Она говорит вслух то, что и так было очевидно, но это признание еще немного развязывает руки.
– Подожди. Ты что, просто сказала им пристрелить меня? С ребенком на руках? – густые брови Рамси почти театрально поднимаются.
– Ага, – не отвлекаясь, кивает Винафрид. – Но не думай, я вижу, что вы с мальчиком довольно близки. Ты мог бы быть хорошей нянькой для него, Рамси Болтон. Может быть, дедушка даже рассмотрит этот вариант и предложит тебе остаться в Гавани. Но, чтобы это могло произойти, тебе нужно прямо сейчас постараться не расплескать свои мозги на мою кровать и сидеть молча, пока мы не закончим, о’кей?
– О’кей. Сидеть смирно, срать в штаны – все понятно, невестушка, – и Рамси машинально ухмыляется, продолжая думать.
Ну, это с самого начала был так себе вариант. Люди с автоматами никогда не ходят за тобой, чтобы почесать дулом между лопаток, если вдруг понадобится. И действительно, возвращаясь к предыдущей мысли, даже если бы возможность уйти была, все это – найти Хозера, забрать оружие, найти Вимана, поговорить с Виманом, опционально отстрелить ему мошонку – хотя скорее кусок живота в этом направлении, – убедить Вимана отозвать своих людей – заняло бы слишком много времени. У Рамси есть ровно столько, сколько потребуется Джону, чтобы дочитать бумаги и принять решение. Не слишком много, он читает быстро.
“Не покидай эту комнату, – думает Рамси. – Сосредоточься. Что главное в этой комнате?”. Винафрид и Джон, Джон и Винафрид. И два автомата в руках людей, которые уж явно умеют ими пользоваться, и крюк на поясе Морса. Уговаривать Винафрид бесполезно, ее мозг подчинен безупречной системе, да и она ничего не теряет от согласия Джона – и не приобретает от его отказа, – и ее нечем шантажировать. Джон теряет многое, но он все так же глух, потому что думает, что приобретает Рикона. Угрожать или сделать больно им обоим тоже не выйдет – автоматные очереди изрешетят его еще до того, как Джон или Винафрид поймут, что это была прямая угроза. Сперва убрать автоматчиков – хотелось бы, но они стоят так удобно, что один откроет огонь сразу, как двинешься в сторону второй, и наоборот. Пат. Рамси не силен в кайвассе и не уверен, правильно ли использует это слово, но он очень не хочет использовать другое. То, что начинается на “с” и означает, что через секунду король ударится своей пустой костяной головой о доску.*
Все неверно. “Не торопись атаковать. Думай. Вернись по порядку назад. Найди главное”.
Он не может уговорить Винафрид или Джона, потому что их мозги закрыты для него, и остаются только тела, с которыми он не может ничего сделать, потому что он так же не может убить голыми руками двоих автоматчиков, потому что если он убьет одного – если даже прикажет Иве броситься на другую, – другая убьет его – и Иву, – потому что ему не хватит времени, потому что Винафрид это просчитала, взяв с собой двоих и Морса, потому что Виман просчитал это, потому что Виман трясется за этого мальчишку, наследника целого состояния, мальчишку, из-за которого Джон Сноу совсем потерял голову, мальчишку, не будь которого, они бы не застряли здесь, не будь которого…
Рикон Старк.
Центр.
Как ни странно, Рамси не то чтобы забыл о ребенке, которого держал на руках все это время – и который меланхолично и почти любовно пожевывал мех на его капюшоне, – скорее, не учитывал его как доступную для воздействия переменную. А что он мог бы с ним сделать? Попытаться перевернуть ситуацию? Взять его в заложники – из заложников? Восхитительная идея, как сказал бы Русе этим своим тоном, после которого никто не спрашивал, иронизирует он или восхищается на самом деле. И даже если бы Рамси мог приставить тот самый нож – или что угодно – к его тонкой детской шейке, что бы он получил? Несколько ярких мокрых дыр в лице и затылке, наиболее вероятно. Потому что все это сводится к тому, что ты нихера не сделаешь голыми руками, или ножом, или чем угодно против двоих обученных людей с огнестрелом.
Но Рикон является центром, той переменной, убери которую – и вся нахваливаемая Винафрид система рухнет.
Но ты не можешь ее убрать, эту бесценную переменную, так всегда говорил твой отец. Ты должен действовать аккуратно, убирая мелкие фигуры с краев, чтобы однажды – однажды – обнажить центр. Ты не можешь взять короля противника и вбить ему в глазницу. “Возьми учебник и разбери эти партии, да, еще раз, столько, сколько понадобится”…
Нет.
Рикон – не главное.
Хотя он может быть центром системы Мандерли, Амберов, Сноу и двух ребят с автоматами, но он – не главное.
Главное – это Рамси Болтон.
А Рамси Болтон берет этого гребаного короля – и вбивает его блестящей от лака костяной коронкой в блестящий от безупречно разыгранной партии глаз этого гребаного умника.
Мозг как будто прочищается, и Рамси снова, но теперь совсем иначе, возвращается к началу. Это ведь действительно та же ситуация, в которой он был множество раз. Он сидит на жестком стуле – на чужой кровати, – с младенцем – тринадцатилетним мальчишкой – на своих коленях, и его мать, сама еще девочка – его брат, Джон Сноу, который никогда не вырастет – спрашивает его: “Что тебе нужно?”. Она – он – говорит: “Только не трогай его”. Она – он – говорит: “Я сделаю все, что захочешь, только не трогай его”.
“Только не убивай его”.
Потому что в центре системы их взаимодействия лежит неразменная валютная единица – младенец или тринадцатилетний мальчик, – и на эту единицу можно приобрести все, что угодно. Не на ее часть, не на отрезанные палец или руку. Только на нее. И эта единица имеет ценность, только пока он держит ее в руках. Пока она существует.
И когда Джон Сноу откладывает последний лист и вздыхает, Рамси уже знает, что он скажет.
– Я бы обсудил несколько моментов… – начинает Джон, но Винафрид качает головой:
– “Дредфорт” не изменяет условия.
– Да, “Дредфорт” не изменяет условия, – снова вздыхает Джон. – Но ведь ты, Винафрид – не совсем “Дредфорт”. И, я думаю, ты могла бы немного затруднить себя и выслушать мои комментарии к вашему договору, потому что на самом деле я не собираюсь подписывать все, что здесь есть. Потому что если я подпишу все, позже это вам не очень понравится. А так как мне не хотелось бы судиться с вами сразу после Зимы… я могу объяснить, или?..
– Хорошо, – после недолгого раздумья соглашается Винафрид, – продолжай. Ты умеешь заинтересовать, – это немного дежурный комплимент, но в ее взгляде все равно читается интерес.
– Можно мне тогда еще что-нибудь, чтобы это записать?.. Я думаю, Вимана мои комментарии тоже заинтересуют, и мне бы хотелось сразу выписать основные пункты.
– Да, я сейчас дам тебе ручку, – Винафрид поднимается. – И потом мы действительно можем спуститься вниз и обсудить все с дедушкой. Если это будет того стоить, конечно.
Ну нет, обсуждения с дедушкой определенно не входят в планы Рамси, мелких фигур становится слишком много, чтобы успеть выхватить их них основную, опрокинув все другие. Он неспешно лезет себе под полу куртки, слегка подвинув Рикона.
– Просто сигареты, – автоматчики реагируют быстрее, чем ему хотелось бы, но он демонстрирует им сигаретную пачку и так же неспешно ищет зажигалку под их прицелами и внимательными взглядами. – Я ведь могу закурить? – он спрашивает Винафрид, но, кажется, они оба понимают, что только для проформы, поэтому она прохладно кивает. Ее, как и Вимана недавно, интересует один Джон.
Хорошо.
Рамси прикуривает, обняв Рикона за шею и едва не подпалив ему волосы, и с удовольствием затягивается горьким и режущим горло дымом.
– Тогда смотри, для начала отказ от прав, – тем временем продолжает Джон, – здесь задачка совсем детская. Да, на первый взгляд стандартная формулировка прозрачна, но все-таки она подразумевает не имеющуюся ситуацию, а ту, в которой я уже обладаю некоторыми правами, от которых, соответственно, могу отказаться. Но давай возьмем за допущение, что я не могу отказаться от того, чем не обладаю, то есть, например, от несуществующего пока патента на мою вакцину. И, следовательно, у нас возникает загвоздка: если я подпишу этот отказ сейчас, а патент будет оформлен уже после Зимы, срок его действия в любом случае не будет подпадать под означенные сроки “ранних исследований”, потому что, как минимум, начнется позже момента подписания. Но также мои исследования нельзя будет выдать за проводимые в “Дредфорте”, потому что, думаю, при всем желании проблематично будет доказать, что повсеместно используемая ранее вакцина была разработана мной в его лабораториях уже после Зимы. Следовательно, согласно этому договору, “Дредфорт” вообще не сможет получить права на мою вакцину, так как “Дредфорт” получает права либо на мои исследования, произведенные до работы в нем, либо на исследования, производимые внутри проекта. А так как моя вакцина согласно документам не попадает ни в одну категорию, ни в другую, она будет являться тем самым “сторонним исследованием”, которые строго-настрого запрещает мне… – Джон пролистывает перевернутую еще раз стопку, – вот это соглашение.