Гаёхо Михаил Петрович
Кнопка Возврата
КНОПКА ВОЗВРАТА
Уткин задыхался. Ловил ртом воздух, но каждая попытка вдохнуть оборачивалась приступом кашля. Но воздух в легких иссяк, и кашель был невозможен. И Уткин задыхался. Почти умирал. И вдруг все кончилось.
Уткин глубоко вдохнул и перевернулся на спину.
- То, что мы думали "это оргазм", оказалась астма, - попробовал пошутить.
- Нормально, - сказала Марина. - Всё было супер.
- Да, супер, - согласился Уткин. - Мне даже показалось, я умер.
- В следующий раз не вздумай умереть по-настоящему, - сказала Марина, одеваясь. И следующий раз тем самым был как бы обещан.
Уткин лежал, умиротворенный и тихий. Как выброшенная на берег рыба, когда, перестав биться, затихает. С рыбой, положим, что-то не так, подумал Уткин, но продолжал лежать.
В дверь негромко постучали. Это был Антон Сергеевич, сосед Уткина по номеру.
- Вот вам лекарство, аэрозоль, - сказал доктор в голубом халате, - когда начнется приступ, откройте рот и прысните. Держите баллончик под рукой, и вы забудете про свой кашель.
- Средство хорошее, - сказал доктор в зеленом халате, - но будьте с ним осторожны. Возможны побочные действия. Замедление скорости реакции, снижение концентрации внимания, галлюцинации. Даже галлюцинации, - повторил он, понизив голос, словно намекал на особые психоделические свойства уткинского лекарства. - Не спешите принимать, можно иногда и покашлять немного. Доверяйте защитным ресурсам вашего организма.
Он прописал Уткину травяную смесь, которую нужно было заваривать как чай.
- В аптеке вы этого не найдете, - сказал, доставая из шкафчика прозрачный пластиковый пакетик.
Этот чай Уткин пил два раза в день: утром и вечером. Даже привык. Было даже вкусно.
***
Следующий раз был вроде обещан Мариной, но случай как-то не представлялся. Уткин подходил, предлагал провести вечер, говорил, что сосед Антон Сергеевич оказался нормальный мужик и беспокоить не будет. Но Марина не шла навстречу Уткину, а когда он однажды от волнения закашлялся, ее убеждая (баллончика под рукой не оказалось), сказала:
- Я пошла бы, конечно, но боюсь, можешь умереть прямо на мне. Это будет не фэншуй.
- Не умру, - пообещал Уткин и хотел показать свою чудесную прыскалку, но ее как раз не было под рукой.
- Вот еще обещалкин, - сказала Марина, и Уткин отпал.
Вокруг нее образовался уже свой круг, точнее треугольник: крупный мужчина с тяжелой ассирийской бородой (Уткин про себя называл его "ассириец"), второй ("шкипер") с бородой короткой, но в меру окладистой. У третьего была рыжеватая бородка клинышком (неужели Ленин?).
Уткину не нашлось места в этой фигуре. Он тоже хотел отрастить бороду, но не было времени, ни на что уже не было времени. В последний перед отъездом вечер (вся прочая компания еще оставалась на неопределенный срок) он постучался в ее номер. Никто не ответил. Дверь оказалась не заперта, и Уткин вошел.
В комнате никого не было, но в душе шумела вода. На кресле и стульях были разбросаны предметы одежды. Ассириец? Шкипер? Уткин взял со стула полосатую майку Марины. Зачем-то разглядывал. Вода в душе смолкла, и Уткин тихо выскользнул из комнаты. Майка оставалась у него в руке, и он спрятал ее за пазуху.
Через сколько-то дней, уже дома, Уткин достал из сумки скомканную в комочек полосатую майку. И почувствовал, как спазм подступает к горлу. Сил еще оставалось вдохнуть. Уткин вдохнул, закашлялся, прыснул себе в рот из баллончика. И отпустило. Хорошее было лекарство.
Уткин положил скомканную майку в ящик комода, в дальний угол. Он хотел выпить водки, собрался сварить кофе, но передумал и заварил травяного чаю - того самого, что прописал доктор в зеленом халате.
***
Отпуск кончился. В понедельник Уткин пришел на работу.
Начальник отдела, Лев Николаевич, тут же встретил.
- Как отдохнули? - спросил. - Поправились? Как здоровье?
- Прекрасно, - ответил Уткин, не углубляясь в подробности.
- В командировку поехать есть желание? - Начальник сразу перешел к делу. - Дал бы вам еще отдохнуть, но - лето, все в отпусках. Можете ехать?
- Могу, - сказал Уткин, - вот лекарство хорошее прописали.
Ехали вдвоем. Вторым был Воронин - тоже после отпуска. У него с собой был коньяк три звездочки и книга "Проблемы палеопсихологии" профессора Б.Ф. Поршнева.
- Ну как, - спросил Воронин, разливая напиток по маленьким стаканчикам из дорожного набора, - как тебе там, в санатории, удалось кого-нибудь трахнуть?
- Удалось, но оказалось, что у меня на нее аллергия.
- На бабу? - удивился Воронин.
Уткин кивнул.
- А ты не женись. Был случай, когда один женился, и у него оказалась аллергия на запах жены. Пришлось развестись. Но тебе ведь, наверное, все равно - ты и так все время кашляешь.
- Теперь у меня лекарство есть. Хорошее, - сказал Уткин и прыснул себе в рот из баллончика.
- Там, в санатории, было два доктора: один в голубом халате, другой в зеленом, - рассказывал Уткин. - Тот, который в голубом, был крут. Прописывал сильную химию, антибиотики. Мог и к хирургу отправить, а хирургом был он сам - по нечетным числам. А второй доктор, который в зеленом, больше полагался на защитные силы самого организма, и прописывал какие-нибудь травки: чай утренний, чай вечерний.
- Травка тоже бывает разная, - заметил Воронин.
- Пациенты всё это знали, и каждый шел к тому доктору, которому больше верил. И знаешь, - добавил Уткин, - кто выбирал синего доктора, тот уже не ходил к зеленому. И обратно.
- Обратно - это куда? - спросил Воронин.
***
Командировка затянулась. Уткин даже успел отрастить бороду. Он начал еще в санатории, а тут результат стал заметен.
- Тебе не пойдет, - обратил внимание Воронин. - Ты ведь Уткин, а с бородой будешь какой-то Козлов.
И ничуть не Козлов, думал про себя Уткин. Но в зеркале, когда проходил мимо, мелькал незнакомый профиль с редкой, взлохмаченной на конце бородкой. При прямом же взгляде неокрепшая еще борода обещала быть густой, в меру окладистой.
***
Воронин длинными вечерами читал свою книгу. Избранные отрывки зачитывал вслух. В книге утверждалось, что предками человека были не охотники, как считалось ранее (достойное по нынешним меркам занятие), а не столь романтичные пожиратели падали, трупоеды. То есть они не охотились на мамонта, а становились лагерем вокруг павшей туши. Или сидели на берегу реки и ждали, когда мимо проплывет труп врага - не врага, разумеется, просто труп - большой и тяжелый. Они любили сидеть на берегу и глядеть на текущую воду.
Они не могли убивать, эти первобытные падальщики, тут действовал своеобразный внутренний запрет. И так получилось, что преодолеть этот запрет в отношении своих первобытных сородичей оказалось проще, чем в отношении прочих животных.
Это можно понять, если представить, что убийство человека совершалось как бы по взаимному согласию, имело по сути форму самоубийства - индивидуального или группового. То есть в человеческом стаде возникали некие припадки коллективного неистовства - спонтанные, а со временем провоцируемые некоторыми прирожденными манипуляторами из этого же стада, которые пользовались плодами своих провокаций, поедая трупы, оставшиеся на поле боя. За сколько-то тысяч лет эти экстатические действа оформились в священные ритуалы.
Еще и в наше время в некоторых африканских племенах приняты жестокие обряды инициации, когда юноши наносят себе удары ножами и другим оружием. Время от времени случается, что кто-нибудь гибнет от ран. А в давние времена такие случаи несомненно были правилом, а не исключением.
Таким образом наш предок - палеоантроп - научился убивать себе подобных раньше, чем тех животных, которые впоследствии стали дичью. Это преодоление запрета на убийство реально было первым шагом - одним из первых - к запуску того процесса, в результате которого мирный трупоед преобразовался в человека - человека мыслящего. Правильней сказать - человека убивающего.
- Ведь ни одно другое животное не способно получать удовольствие от убийства себе подобных, - говорил Воронин, - возьми публичные казни, для которых изобретались театрально обставленные способы умерщвления, гладиаторские бои, все такое. Даже праведники в раю не чуждались, созерцание адских мук грешников представляло дополнительный бонус к их райскому наслаждению. "Чтобы не было никакого ущерба счастью блаженных на небесах, перед ними открывается превосходное зрелище на муки осужденных". И не скажи, что это осталось в прошлом. Ни разу не осталось. Человек-то по сути не изменился, при возможности природа берет свое. И бутылка из-под шампанского в заднем проходе так ли уж отличается от традиционного кола?
- Мне кажется, я бы не получал удовольствия от зрелища публичной казни, - заметил Уткин.
- Кто знает, - сказал Воронин.
- Я и футбол не смотрю.
- Футбол? Ты настоящего боя гладиаторов не видел. А это не шарик ногами пинать.
- Не видел, - согласился Уткин.
- А если бы увидел, то, может, уже и не оторвался бы от кровавого зрелища, в истории были случаи. Человек так устроен.
***
- Какие-то мы с тобой не патриоты, - сказал однажды Уткин. - Поменяли наших симпатичных предков, охотников на мамонтов, на мерзких упырей - и вроде бы даже довольны.
- Ну да, - сказал Воронин. - Для человека определенно нелестно. Если бы этот профессор написал свою книгу сейчас, его могли бы привлечь за фальсификацию истории и очернительство.
- За оскорбление чьих-нибудь чувств, - поддакнул Уткин.
- А вообще эта штука будет посильнее здешнего научно-технического отчета в трех томах, - подвел итог Воронин.
***
Марина должна была уже вернуться в город, и Уткин решил позвонить. Номер телефона у него был, добытый однажды в минуту обещания близости, как он представлял это себе.
Пробовал звонить, но при каждой попытке его охватывал неудержимый приступ кашля. Аэрозоль из баллончика помогал, разумеется, но вместе с кашлем пропадало куда-то и намерение - то время казалось неподходящим, то погода. На работе, между тем, объявили, что ввиду финансового кризиса всех отправляют в отпуск без сохранения заработной платы.
Уткин не знал, как долго продлится этот вынужденный отпуск, и пребывал в тревоге, опасаясь, что ему не хватит денег на дорогое аэрозольное лекарство, но когда пил чай зеленого доктора, успокаивался. Чай, впрочем, тоже стоил денег. Правильный чай доктор рекомендовал покупать в конкретной аптеке и дал адрес. По адресу, впрочем, оказалась не аптека, а маленький индийский магазинчик. Продавец, худой и темный лицом, в тюбетейке (может, и не индийский был магазин) долго рылся по углам среди коробок и ящиков, пока не нашел, что требовалось. Чай был не россыпью, как у доктора, а в заварочных пакетиках, но продавец сказал Уткину, что это тот самый чай. Уткин взял большую упаковку, чтоб лишний раз не ездить.
Чай действительно оказался тот самый. По дороге домой Уткин было засомневался - тот ли? И если не тот, то, значит, зря купил сразу так много. Но чай оказался тот самый, и даже лучше.
Между прочим, Уткин заметил, что после этого чая, если выпить вечером, снятся особенно яркие сны - с цветом, звуками и множеством действующих лиц.
***
- Недавно мне приснилось, что я палеоантроп, - сказал Уткин Воронину.
Они встретились в родном НИИ. У начальства возникли вопросы по поводу давешней командировки, и пришлось приехать. Уткин напрягся, но дела было всего поставить подпись под протоколом.
Уткин прошел мимо вахты. Поднялся по лестнице на пятый этаж. Лифт не работал. На лестничной площадке кто-то курил, пренебрегая запретом. А в коридоре во всю длину было пусто.
В лаборатории все же собралась компания. Из разных отделов люди. Не все были знакомы Уткину. На столах лежали распечатанные протоколы. Работал принтер. В углу шумел чайник.
Протокол, под которым должен был расписаться Уткин, еще не был готов. Уткин достал из стола кружку, подошел к чайнику, сел на свободное место. Налил кипятку. Предложенный пакетик отклонил и вынул свой - от зеленого доктора. Целебный индийский аромат поплыл над столом. Все вдохнули.
- Это от кашля хорошее средство, - сказал Уткин.
- Героин в свое время был изобретен именно как средство от кашля, - произнес хрипловатый голос за спиной Уткина. - И продавался в аптеках.
Уткин обернулся и увидел Воронина.
- Голос у тебя незнакомый, - сказал Уткин. - Или это не ты?
- Это я, - сказал Воронин тем же хрипловатым голосом, который уже не казался Уткину незнакомым. - Только я, наверное, простудился.
Уткин рассказал Воронину свой сон. Они вышли в коридор и там разговаривали.
Коридор был длинный, а сон короткий. За время прохождения коридора Уткин успел его рассказать и пообщаться на тему.
Во сне Уткину приснилось, что он с толпой троглодитов вытаскивает из воды на берег какую-то тяжелую тушу. Может быть - бегемота. Нелегкое было дело. Для слаженности усилий все ритмично вскрикивали, произнося короткое, в два слога, слово, и он вскрикивал вместе со всеми. Иногда картина менялась и Уткин пробирался по узкой тропе среди первобытных зарослей, по скалам неправдоподобной крутизны поднимался вверх. Куда-то хотел выйти, что-то найти, но рано ли, поздно каждый раз возвращался на прежнее место - и снова толкал в спину тяжелую тушу, тянул за склизкую ногу. Наконец кто-то, по ощущению - старший, громко выкрикнул другое короткое слово и люди (нет, не люди еще - палеоантропы - это были, конечно, они) прекратили работу. В их руках появились острые осколки камней. Этими камнями они кромсали толстую бегемотову шкуру, отрезали куски мяса, которые радостно пожирали. Уткин удалился от этого пиршества и проснулся.
- А как звучали эти троглодитские слова, можешь вспомнить? - спросил Воронин.
- Одно, вроде бы "Ха-хак" - то, которое повторяли хором. А второе - "Урргабах", кажется так.
- "Урргабах", - это три слога, а не два, как ты говорил, - заметил Воронин.
- Значит три, - согласился Уткин. - Всё равно короткое слово.
- Что ты там говорил насчет героина? - поинтересовался Уткин. - Какие-то ассоциации с моим чаем?
- Конкретно нет, но средства от кашля часто бывают замечены в наркотическом действии.
- А в галлюциногенном?
- Специально не изучал этот вопрос, но, по-моему, - нет. А сон твой хорош, - сказал Воронин, меняя тему разговора. - Я готов поверить, что так оно и было. И слова правильные. Именно такие слова были в дочеловеческом языке. Слова-команды типа "делай", "не делай", "делай как все".
- Я тоже читал эту книгу, - сказал Уткин.
- Твой сон был бы интереснее, если бы ты ее не читал, - заметил Воронин. - Но сон все равно хороший. Возможно, в нем говорит древняя память предков.
- Про память предков в книге ничего не написано, - сказал Уткин.
- Есть и другие книги, - сказал Воронин. - А слова запиши где-нибудь, пока не забыл.
Они дошли до конца коридора и повернули обратно.
***
Уткин последовал совету и записал оба слова: "Ха-хак" и "Урргабах", в душе сетуя на то, что звуки троглодитского языка недостаточно точно отображаются посредством русского алфавита.