– Скребок это кто? – спросил Дамаск.
– Да он этот… Из Шакалов. Под Зверем ходит! – смачно рассасывая лимонный леденец, сильно раздувший его щеку, объяснил Шлепок.
Белый мысленно перебрал в голове всю банду Шакалов, но так и не вспомнил никакого Скребка.
– Почему я его не знаю? – нахмурился он.
– Так недавно он потому что к нам прибился. Он с Ехаира. Здоровый такой. Лет тринадцать ему, наверно. Шнобель еще такой, будто лопатой ему плашмя рубанули. Шрам у него на пол лица рваный. От сих до сих, – мальчонка провел пальцем от нижнего века правого глаза до середины правой части нижней челюсти. – Гномья отрыжка… Думаю, дарс он.
Мальчишки вышли из скального ущелья, разделяющего океан и город. Запомнив для себя все приметы, Дамаск, прищурившись от вышедшего из-за облака Илара, глянул на показавшийся вдалеке Керибюс с его бело-желтыми домами. Он на мгновение задумался, как лучше проучить этого Скребка, просто начистив ему пятак или оставить еще один шрам на его дарской физиономии.
– Слушай, Шлепок, а где сегодня Шакалы работают? – как бы, между прочим, спросил Дамаск всезнающего посыльного.
Мальчишка, сладко причмокнув, сначала перекатил конфету с одной щеки за другую, и только после этого ответил:
– В город какой-то богатый дядечка приехал. Охраны с ним как пыли. В Дикой Розе он остановился. Так Шакалы его там пасут. Им велено все до последнего волоса у него забрать. Там, в общем, по обычной схеме все запланировано, только в этот раз Атонах еще приказал комнату его обшарить. С бабой Розой он договорился уже…
Баба Роза была хозяйкой постоялого двора "Дикая Роза" и за нескромную плату, раз от раза, предоставляла людям главаря Гильдий Керибюса ключики от некоторых комнат своих постояльцев. Как уж потом она выкручивалась от наездов обворованных клиентов, для всех оставалось тайной. Но баба Роза была не простой бабой и знала где, кому и как нужно прищемить самое ценное, чтобы от нее отстали. Хотя, в общем-то, и бабой она совсем не была. Простая женщина тридцати девяти лет, вот только язык у нее был, как лезвие, да еще волосы рыжие, словно огненное пламя. Наверное, поэтому Роза была единственной к кому Атонах не смог остаться равнодушным.
– А Скорпусы сегодня где? – спросил Дамаск.
Симпатии к Шакалам он не питал. Все участники этой банды полностью оправдывали свое название. А вот Скорпусы были Белому по душе. Хотя преобладающее большинство в воровской гильдии их терпеть не могло за переваливающую все мыслимые границы чрезмерную задиристость и драчливость.
– Их сегодня старшие гоняют, – беззаботно ответил Шлепок, пнув попавшийся под ноги круглый гладкий камешек.
– Кто именно? – поинтересовался Дамаск, подхватывая пинком каменный мячик.
– Бурые.
– На кой?
– Так через два дня Бурые в Верхний Керибюс отправляются. Прошел слушок, что баронесса Брохинь уезжает из города. Вот Атонах и решил почистить ее гнездышко. А ты сам знаешь, как у этих баронов дома всякой дрянью напичканы. Да и охраны там останется сорок сороков. Скорпусы же у нас самые шустрые, вот их и прикрепили к Бурым. Еще, кстати, Черного запрягли. Может даже Щербета отправят. Говорят, у этой Брохинь в подвале…
До самого Керибюса, Шлепок рассказывал, что есть в доме баронессы, кто она вообще такая, чем славится и куда собиралась отбыть. Дамаск с интересом слушал, задавая вопросы, пока они не пришли к особняку Атонаха, расположенному на улице Добросердечных.
Это была огромная трехэтажная вилла из темно-красного кирпича, возвышающаяся над убогими домишками, словно могучий дуб над чахлыми кусточками. Она была обнесена высоким кованым забором, скрывавшим своих обитателей от глаз редких прохожих.
Перед калиткой сегодня дежурил Дыра – высокий мужик с маленькими злыми глазками, большими ушами-лопухами, тонкими ниточками губ и рябым лицом. Свое прозвище он получил из-за сквозной дырки в шее, благодаря которой он дышал и мог разговаривать, только лишь когда закрывал ее ладонью (хотя к этому методу прибегать он не любил, оставаясь большую часть времени немым и постоянно противно сопящим).
Как только Дыра узнал Дамаска, он костяшками пальцев стукнул по маленьким головам кованых змей с раскрытыми пастями, украшающих черный железный пласт двери, выбрав из четырех десятков три нужные. Послышалось металлическое шарканье отодвигаемых магией засовов, после чего калитка отворилась.
Шлепок и Белый вошли внутрь зеленого сада с ровно подстриженным газоном и яблоневыми деревьями, которые тянулись вдоль гравиевой дорожки, ведущей к широкому входному крыльцу особняка. Нигде не задерживаясь, Дамаск направился прямо в дом.
В просторном холле повсюду пенилась лепнина, потолок подпирали бесконечные колонны, а белый с черными звездами мраморный пол отражал блики Илара из высоких окон. Во всех углах стояли огромные глиняные горшки с неизвестными для Дамаска зелеными растениями. На одном из десяти мягких диванов, обитых красным бархатом, сидел Бирм с видом глубокой задумчивости.
– Здорово, Черный, ты чего делом не занят? – слегка удивленно поздоровался Дамаск со старшим магом.
Бирм поднялся с дивана и шагнул навстречу Белому, приветственно обняв его. Свое прозвище Черный получил тоже не просто так. Его кожа была настолько темной, что отливала синевой, оттеняя прозрачную голубизну глаз.
– Шлепок, метнись-ка отсюда быстро, – мрачно произнес он.
Через считанные мгновения его и след простыл. Дамаску это не понравилось.
– Черный, сто раз тебе говорил!..
– Слушай, Белый. У Атонаха сейчас Щербет. Когда они проходили в холле, я слышал, как он разрешил ему делать с тобой все что тот захочет, лишь бы ты сегодня хоть как-нибудь колдонул… – оглянувшись через плечо на дверь кабинета, где принимал всех своих посетителей король Дна, начал быстро шептать Бирм, но, слегка разозлившись, Дамаск тут же его перебил:
– Черный, хорош ерунду пороть. Атонах не позволит этой грязной скорлупе ко мне и близко подойти. Он сам говорил, что магия должна сама во мне пробудиться, что спешить некуда…
– Еще как позволит! Как ты думаешь во мне магия пробудилась? В меня Щербет пускал огненные стрелы, которые я от испуга сумел перенаправить в него…
– Это не Атонах его на тебя натравил. Щербет больной. Ты забыл, что его Атонах потом на крюки подвесил за это? – хмурился Дамаск, осуждая Черного за то, что он так плохо думает о человеке, который заменил им отца.
– Да я тоже так думал, Белый! Но после услышанного понял, что для Атонаха мы значим немногим больше остальных. Нас используют. Нам надо брать Ганса и валить.
Дамаск уставился на голубоглазого друга.
– Ты сдурел? Какой валить? Куда!?
– Не тупи, Белый! – уже начиная злиться, шикнул на светлого друга Бирм. – Как только мы полностью овладеем своей Силой, Атонах с нас не слезет. Он заставит нас весь Верхний Керибюс вычистить. И ему все равно, что с нами сделают после этого власти (колдуны у султана посильней нашего будут). Тебе не противно, что тебя будут использовать?
– Ты чего несешь-то? – негодовал Дамаск, из последних сил сдерживая себя, чтобы не врезать по черной неблагодарной морде. – Ты, я да Ганс всегда будем Атонаху нужны. Я в курсе, что мы и даром бы ему не сдались, если б не были магами. Но мы маги, и поэтому к нам соответствующее отношение. Атонах нам отец. Он нас никогда не бросит, даже если возникнут проблемы с султаном. Да, он ждет, чтобы мы помогали ему в грабежах. И мы будем это делать. Что здесь такого? Все эти граны, лиры, бароны, графы и другие только и делают, что получают золото просто за то, что они есть, обдирая и так нищий народ. Так пусть делятся! Атонах не вечен. И если ты не заметил, но у него детей нет, а значит, основные его наследники мы…
– Он хочет, чтобы мы так думали, но это не так, Белый! – оборвал Бирм Дамаска. – Здесь не может быть наследников. Побеждает тот, кто сильней. И как только корона спадет с Атонаха, ее подберет кто-то типа Ветра…
– Черный, ты себя хоть слышишь? Кто Ветер, а кто мы! Мы маги! Мы самые сильные! Атонах сам говорил, что оставит все нам. Что когда Ганс подрастет, мы втроем расширим Дно, выйдя за пределы Керибюса. Сделаем то, что не смог сделать он. Как ты вообще можешь такое говорить про нашего отца?
– Да я о тебе беспокоюсь, дурень! – взорвался Бирм, перейдя со злобного шепота на громкий крик. – Он призвал Щербета, чтоб тот пробудил в тебе Силу. Щербет и убить может, у него вообще тормозов в этом деле нет!
– Ты!.. – сквозь зубы начал было Дамаск, вцепившись в грудки синей рубашки Бирма, но его прервала со стуком открывшаяся дверь кабинета главаря Гильдий, где на пороге стоял Атонах собственной персоной. Белый быстро глянул на отца и злобно прошипел, смотря на Черного снизу-вверх: – Потом поговорим.
– Белый, сынок, заждались уже тебя, – чистым приятным голосом произнес Атонах, приглашающе отходя в сторону, пропуская Дамаска в уютный кабинет.
Перед самым входом, Белый обернулся на Бирма, который шумно пыхтел и раздосадовано поджимал свои пухлые темные губы. Весь его вид прям-таки кричал, что у него пятки горели, как хотелось убраться из особняка, таща Дамаска за собой. Так повелось с самого начала их знакомства. Бирм почему-то чувствовал ответственность сначала за Белого, а теперь еще и за Ганса, считая их своими младшими братьями. Дамаск знал это и ценил, отвечая Черному тем же. Именно поэтому такая явная враждебность Бирма против Атонаха, посеяла семена сомнения в его душе.
Переступая порог просторного светлого кабинета с высокими стеллажами книг вдоль стены, дорогими чалмирскими коврами, резным камином, где всегда трещал магический огонь, гревший лишь по желанию хозяина, Дамаск с тревогой на сердце прошел к мягкому креслу, обитому бордовым велюром, возле широкого стола из жутко редкого красного висорского дерева.
– И тебе доброго дня, Белый. Невежливо не здороваться со старшими, – раздался знакомый елейный голос из угла комнаты.
Сердце Дамаска предательски екнуло. Он обернулся к говорившему и увидел сидящего на небольшом диванчике Щербета. Вся его внешность вызывала лишь чувство гадливости. Водянистые голубые, словно облезлые, глаза смотрели неприятно сально, на распухшем носе зрела корявая большая родинка, а седовласую голову венчали внушительных размеров проплешины. Щербет мерзко улыбался, при этом противно сложив губы сморщенным сердечком, одна его тоненькая ножка была жеманно закинута на другую, а руки он сложил конвертиком на необъятном животе, обтянутом зеленым бархатом недешевого камзола.
– Я тебя не заметил, – перебарывая в себе чувство омерзения, сквозь зубы проговорил Дамаск, не желая приветствовать эту пакость.
Щербет издал высокий смешок, от которого Белого аж передернуло, после чего, продолжая все также тошнотворно улыбаться, он протянул нежным голоском:
– Конечно, я же такой незаметный.
Он снова погано захихикал, очевидно, посчитав свою шутку верхом остроумия. Не в силах это слушать, Дамаск отвернулся и поспешил обратиться к Атонаху:
– Ты искал меня, отец?
Главарь керибюсских нищих обошел вокруг стола и сел в удобное мягкое кресло, напротив мальчика. Он ласково ему улыбнулся и внимательно посмотрел на него своими черными глазами, от уголков которых лучились добрые морщинки.
– Искал… Искал, Белый. Скажи мне, сынок, как продвигаются дела с твоей магией? Шлепок говорит, что часто застает тебя за медитациями.
Эти вопросы слегка расстроили Дамаска. Неприятно засосало под ложечкой, но он изо всех сил убеждал себя, что они совершенно не связаны с тем, о чем говорил ему Черный.
– Да, медитирую. Но магия пока спит. Видно, время еще не пришло.
– Конечно, конечно! – непринужденно отмахнулся Атонах, расслабленно откидываясь на спинку кресла. – Время терпит. Как только ты будешь готов, магия сама себя проявит. Ты лучше вот что скажи мне, сынок. К чему ты больше чувствуешь расположение?
– В каком смысле? – не понял Дамаск.
– Магам подвластны четыре стихии. Вода, огонь, земля и воздух. Черный, к примеру, с детства любил огонь. И после того как стал магом, он легче всего управляется именно с этой стихией. А ты? Что тебе ближе?
Дамаск растерялся. Он никогда раньше не задумывался об этом. Все стихии казались ему прекрасны и сильны. Выбрать какую-то одну ему было сложно.
– Я… я не знаю.
– Подумай, сынок. Что ты больше любишь? Море? Легкий бриз? Пламя костра? Или, быть может, скалы тебе по душе? – подавшись вперед и облокотившись на стол, нетерпеливо спросил король Дна.
– Больше, наверное, море, – неуверенно произнес Дамаск. – Хотя и бриз мне нравится. Огонь тоже завораживает. А в камне я чувствую силу и уверенность… Но все же ближе, мне кажется, все-таки море…
Сидящий в углу Щербет гаденько хихикнул. Улыбка Атонаха померкла, и он, слегка разозлившись, обратился к своему магу:
– Щербет, все вопросы мы с тобой уже обсудили, так что, будь добр, дай мне поговорить с Белым.
– Конечно, конечно, Атонах! Конечно! Не буду вам мешать. Доброго дня, господин.
Щербет угодливо поклонился, после чего поднялся с диванчика и зашаркал к двери, где напоследок вновь хихикнул.
Как только в кабинете остались лишь Дамаск с Атонахом, главарь гильдий произнес:
– Послушай, сынок. У меня к тебе будет важное поручение. Беги сейчас в заброшенную бухту… Ты ведь знаешь, где она? Хорошо. Там на разрушенном причале тебя будет ждать человек. Он отдаст тебе сверток. Его ты должен принести мне.
Атонах никогда не давал поручений своим золотым деткам, для этого всегда были посыльные. Дамаску это показалось странным. Но он в любом случае выполнит поручение.
– Хорошо, – кивнул Белый, поднимаясь с кресла, но все же не поспешил уйти, замерев возле стола. – А почему ты Шлепка не пошлешь?
– Тот сверток очень важен. Его нельзя доверять кому попало. А кому мне доверять, как не тебе? – отечески улыбнулся Атонах, вопросительно разведя руками.
Дамаск словно вырос на несколько сантиметров от этих слов. Ему, а не кому-то там доверяет Атонах!
Король Дна встал из-за стола, подойдя к Дамаску, повел его к выходу, положив руку на спину.
– Давай, беги, Белый. Не заставляй себя долго ждать, – мягко сказал Атонах, открывая дверь.
Из холла послышался довольный детский смех. Дамаск повернул голову в сторону звона и увидел несущегося к ним зеленоглазого Ганса.
– Эй, волчонок, опять тебя твоя нянька упустила? – подхватывая смеющегося черноволосого мальчугана на руки, с улыбкой спросил Атонах, затем взглядом показал Дамаску на выход, после чего снова обратился к малышу, заходя с ним обратно в кабинет: – Ух, мы ей зададим трепу! Тебя покормили?
– Да! – раздался высокий радостный голосок в ответ.
– Хорошо. Ну-ка, покажи, сколько силы в тебе прибавилось? Хах! Дракона пока не убьешь, но вот тролля теперь точно одолеть сможешь…
Разговор оборвался за закрывшейся дверью, на которую были наложены чары тишины. И как Бирм может сомневаться в Атонахе? Он же относится к ним, как к родным?
Белый вышел из виллы и тут же наткнулся на Бирма, сидевшего на ступенях крыльца. Заметив Дамаска, парень поднялся на ноги, взволновано спросив:
– Ну, что? Я был прав?
– Нет, ты был не прав. Атонах искал меня, чтобы дать поручение.
Он не стал останавливаться, быстрым шагом направившись к калитке. Бирм поспешил за ним.
– Поручение? Что за поручение?
– Нужно забрать кое-какую вещь из заброшенной бухты, – деловито произнес Белый, вдруг почувствовав себя необычайно важным.
– Из заброшенной бухты?.. – задумчиво повторил Бирм, а затем издав странный злобный звук, дернул Дамаска за руку: – Белый, не ходи туда! Это ловушка!
Дамаск рывком освободился, после чего шагнул ближе к другу и, угрожающе понизив голос, произнес:
– Черный, я не знаю, где ты башкой долбанулся, но запомни, еще раз при мне скажешь, что Атонах желает нам зла, клянусь, я тебе врежу!
– Да ты сам подумай, осел! С чего бы Атонаху тебя запрягать на это дело? – упрямо продолжил убеждать Бирм, ни капли не испугавшись угрозы. – Не легче ли меня послать? Я как-никак уже маг, а в тебе даже еще зачатки не зашевелились.
– Может Атонах понял, что тебе доверять нельзя?
Было видно, как Бирм еле сдерживался, чтобы не дать затрещину мелкому. Он был старше и сильней, но знал, что в случае с Дамаском, силой ничего не добьешься, поэтому пытался достучаться до него словами.