Громко. И крик её разрезал висевшую в школе тишину.
А вслед за криком последовал ещё один шум, которого не было слышно до этого. Оставив кричавшую Бриджет, я кинулся к кабинету биологии.
Перед ним стояла Шарлотта. Спиной ко мне, лицом к классу.
— Чарли? — осторожно позвал я, перебивая крик. — Чарли, ты…
Фразу закончить не удалось.
Она взглянула на меня, потом вновь вернулась взглядом в кабинет.
А потом раздался оглушительный звон.
Я подбежал ближе, но тут же отступился.
Стёкла вылетели из окон. Осколки осыпали всех, кто находился в кабинете. В особенности стоявшего у самого окна мистера Клауса.
Бри перестала кричать. Вместо крика раздавались глухие рыдания.
Я оттолкнул Чарли в сторону и вбежал в кабинет. Здесь никто не двигался. Совсем никто.
— Мистер Клаус! — заорал я, устремившись к нему. — Мистер Клаус, вы меня слышите? Мистер…
И тут у меня пересохло во рту.
По голове мистера Клауса, нашего доброго мистера Клауса, стекала кровь. Глаза остекленели и смотрели на потолок. Я по инерции устремил свой взгляд туда же… и едва не потерял равновесие.
Кровавая надпись сияла своим ужасающим значением:
12 МЁРТВЫХ.
— Двенадцать мёртвых, — послышался сзади голос Шарлотты. — И этого не изменить. Двенадцать человек умрут, как бы вам не хотелось этого изменить.
Она улыбалась. Конечно, улыбалась не она, а Хейли.
Мне было искренне жаль мою лучшую подругу. Мою потерянную лучшую подругу, ставшую марионеткой.
— Чарли, одумайся…
— Двенадцать человек умрут, — механически повторила она. — Умрут. Умрут, умрут, умрут.
Я выбежал из кабинета, схватившись за голову. Голос Чарли звенел у меня в голове, перед глазами мелькало то безжизненное тело Клауса, то кровавая надпись.
Со стороны лестницы выбежала Сидни, а за ней ещё много учеников. Увидев меня, она сразу ринулась ко мне с таким лицом, словно кто-то умер.
Ну да, так и есть, умер. Мистер Клаус.
— Томас! — закричала Сид. — Томас, что случилось?
Она пощёлкала пальцами у меня перед глазами, потрясла меня за плечи. Но я словно выключился.
— Томас! — заорала она. Я посмотрел ей в глаза. Провёл рукой по её волосам.
— Пойдём отсюда, — тихо сказал я.
Приобнял её за плечи, повёл к лестнице.
Ноги тащили меня и Сидни за собой подальше от этого ужаса. Но сбежать от него окончательно не могли. Хотя бы потому, что мы — его часть.
***
Дом Сидни я привык рассматривать исключительно как место проведения самых взбалмошных вечеринок. Дом, где нередко лился рекой алкоголь, а некоторые даже протаскивали с собой травку, хотя им потом за это доставалось. От нас. Мы ведь такие правильные, что просто слов нет. Дом, где к утру почти во всех комнатах приходилось наводить порядок, да ещё нужно было успеть до приезда матери или отца Сидни, иначе ничего хорошего из этого бы не вышло. Или они бы не обратили внимания. У них же у самих проблем по горло. Иногда они наверняка бы и сами не отказались от подобной вечеринки.
Но этот же дом вызывал у меня, да и не только у меня, другие, менее весёлые воспоминания. А именно — вечеринку в честь дня рождения Хейли.
Самый ужасный момент был даже не тот, когда мы нашли мёртвого Джо, нет. Самым ужасным был тот момент, когда мы разделились. Когда Сидни осталась на парковке. Когда мы не понимали, что происходит. Когда все исчезли.
Это начало конца и было самым страшным. Когда начинаешь падать, никогда не знаешь наверняка, чем это падение закончится. Мы не знали. Мы тогда даже и не знали, что вообще падаем. Узнали потом и очень пожалели о том, что узнали.
— Здесь, вероятно, Хейли навела полнейший хаос, — с грустью вспомнила Сидни, войдя в свою комнату. Сейчас ничего не говорило о том, что здесь происходило совсем недавно, но стоит вспомнить тот звонок моей подруги, когда её переполняли одни эмоции. Когда её комната выглядела так, словно её обыскивали на наличие тех же наркотиков.
— Хаос она навела повсюду, — горько усмехнулся я. — Везде, где только можно.
— И зачем? — спросила Сид, не ожидая услышать какой-либо ответ.
— Может, она устроила беспорядок снаружи, потому что хотела избавиться от беспорядка внутри?
Она пожала плечами. Переложила какие-то тетрадки на полку, убрала ручки в пенал. Вновь подошла ко мне.
Повисло неловкое молчание. Нам обоим хотелось говорить, но, видимо, мы не могли найти нужных слов. А меня тянуло к ней, словно магнитом, и я ничего не мог с собой поделать.
— Сидни, — тихо прошептал я, заправив выбившуюся прядку волос ей за ухо. Провёл ладонью по её щеке.
Сидни, наша маленькая кукла Барби, попавшая совсем не в нужное место. Но здесь она нашла меня.
И я понял: я нашёл её.
Я наклонился к ней, она поднялась на цыпочки, положив мне руки на плечи. И наши губы встретились.
Я запустил руки в её спутанные волосы, а она отвечала на все поцелуи с той страстью, что, казалось, ждала этого момента всё то время, когда она любила меня. Любила, любила, любила всегда, при любых обстоятельствах, несмотря ни на что. А теперь я любил её. Здесь и сейчас. Ощущая вкус её клубничного блеска для губ, чувствуя, как её пальцы хрупко впиваются мне в спину. Открываясь друг от друга на какое-то мгновение из-за нехватки воздуха и снова ныряя в бездну.
Этой бездной были мы. Опустошённые, распластанные по земле этого города. И утешение мы смогли найти только в нас самих. Только друг в друге.
Она сама потянула меня к кровати. Повалила меня на неё, не переставая целовать. Я понимал: она слишком долго ждала этих мгновений. На пару секунд мы остановились и посмотрели друг на друга.
— Это вообще нормально? — осторожно хихикнув, спросила Сидни.
— Что именно?
— То, что мы творим.
— Разве здесь есть что-нибудь… — я ненадолго задумался и закончил фразу: — Противозаконное?
Она улыбнулась. Покачала головой.
Тогда я перехватил инициативу. Теперь я навис сверху, изучая взглядом её лицо.
Снова секунды молчания. А потом снова вливаемся в нашу общую бездну.
Всё превращается в сплошные ощущения. Ощущения губ, рук, чувство какого-то единения. Её холодные руки под моей футболкой. Её трепещущие ресницы. Её приглушённый смех.
А потом кто-то словно заставил метроном тикать чаще. И всё замелькало в каком-то бешеном темпе. Не то presto, не то allegro. Без постепенного нарастания, а очень резко.
Футболка — прочь. Кофта, пуговица за пуговицей, — тоже — прочь. Молнии будто бы недовольно зажужжали и смолкли.
И снова всё в сплошных ощущениях. Ощущая друг друга, ощущаем безысходность. Ощущаем весь абсурд ситуации, всю его сущность. Понимаем: мы выше этого. Понимаем: мы — это мы. И нет ничего более настоящего, чем то, что происходит с нами.
***
— Бриджет дома сидит на успокоительных, — возвестила Сидни, глядя в телефон. Я повернулся на бок.
— А что с теми, кто был в классе? — спросил я. Сейчас мы снова вернулись к событиям, произошедшим в школе. Всё-таки от них отойти было не так-то просто.
— Бри пишет, что все ранены, но не так уж и сильно. Мистер Клаус скончался на месте.
— Я видел, — сказал я и вздрогнул. Всего пару часов назад я успел побывать на настоящем кровавом пиру, а казалось, что это всё было так давно.
Сид поёжилась под одеялом, натянув его сильнее на себя. Вид у неё был, как у напуганного цыплёнка.
— Жуткое зрелище, — пробормотала она. — Это ж в него очень много осколков и…
— Голова была вся в крови, — оборвал её я и понял, насколько омерзительно эти слова звучали. И как это ужасно выглядело.
Да уж, мёртвый мистер Клаус теперь вполне может являться ко мне в моих ночных кошмарах.
— И Бриджет это предчувствовала?
Я попытался улыбнуться.
— Видимо. По крайней мере, она говорила, что предчувствовала что-то. И у неё было такое странное состояние, будто она призраков видела. Хотя не знаю, мы ж в такое состояние не впадали, когда с Хейли общались.
Сидни задумчиво провела рукой по волосам.
— Это всё очень странно, — наконец, вынесла она свой вердикт. — Почему она знала, что случится что-то плохое?
Я вздёрнул плечами.
— Понятия не имею. Но её жалко было в тот момент. Так не сыграешь. Ей реально плохо было.
Сид подняла с пола свою кофту и натянула её на себя. Начала застёгивать пуговицы. Пальцы у неё едва заметно подрагивали, но я это замечал.
— Помочь?
Отрицательно помотала головой.
— Тебе не кажется, что она что-то скрывает? — Спросила. Встала, запрыгнула в джинсы. — Помнишь, Ал что-то пытался сказать…
Натягиваю футболку.
— Помню.
Встаю, разбираюсь со своими брюками. А сам взгляда от Сидни не отрываю.
— Она наверняка имеет ко всему происходящему какое-то отношение, — медленно произносит, подходя к столу. Копается на нём, ищет что-то. Наконец, находит. И протягивает бумажку мне.
«Не стоит бояться, но стоит молиться. Самое страшное ещё впереди.»
— Это её почерк? — с нажимом на каждом слове спрашивает она. Я вглядываюсь в буквы. Воспроизвожу в памяти виденные мной конспекты Бриджет.
И меня словно током пронзает.
Буквы очень и очень похожи на то, что я видел раньше.
— Вполне вероятно, — только и осмеливаюсь сказать я.
Мы молчим. На сей раз — от неожиданности и растерянности.
Переглядываемся. Снова смотрим на записку. Вертим её так и сяк, словно надеясь, что это очередная иллюзия.
И решаем: надо ехать к ней.
***
Интересно, Фиби Моррисон хоть когда-нибудь покидает этот дом?
Она встретила нас и даже не спросила, кто мы, зачем мы здесь, почему. А мы сразу стали мотать себе на ус. Все её странности, включая манию к рисованию, не давали нам покоя.
Постучалась в комнату Сидни. Мы подумали, что если к ней ломиться начну я, то это будет более некрасиво, чем если этим займётся Сид. Логики особой нет, но, если так задуматься, логики сейчас вообще нигде нет.
Бри открыла нам дверь спустя несколько секунд. Вид у неё был не ахти: волосы растрепанны, глаза опухли от слёз, губы пересохли. На шее виднелся след от попытки её задушить.
Мы прошли в комнату, присели. Бриджет закрыла дверь, подошла к зеркалу, не понимая, как же начать разговор.
— У тебя на шее, — Сидни не закончила фразу.
— Я знаю, — спокойно сказал Бри. — Меня душили. Мне незачем это скрывать.
И с этим трудно не согласиться.
— Мы хотели поговорить по поводу сегодняшнего. И вчерашнего. — Я прочистил горло. На самом деле, говорить ей это сейчас было как-то неловко. Обвинять её в чём-то после всего того, что ей довелось пережить, не хотелось.
Она развернулась. Присела на свою кровать.
— А что тут говорить? — хмыкнула она. — Я боялась. Из страха родилось предчувствие. Мания преследования, паранойя. Какое хотите этому определение дать, такое и выбирайте.
— Что имел в виду Ал? — не обращая внимания на её слова, поинтересовалась Сид. — Что он такое знает, чего не знаем мы?
Бриджет отвела взгляд. Подняла голову вверх, словно загоняя слёзы туда, откуда они решили выкатиться. Нервно засмеялась.
— О моей неуравновешенности и несправедливом отношении к самой себе, — хрипло ответила она. — Он знает мою тайну. Он знает, как я себя изматывала, когда у меня ничего не получалось.
Она резко задрала рукава и вытянула руки.
— Смотрите. Смейтесь. Наслаждайтесь. — Каждое слово звучало как вспрыскивание яда в нашу сторону. Как будто она вонзалась в нас ядовитыми клыками, стремясь защитить себя и свой секрет. Который теперь открывала нам.
Руки Бри были испещрены мелкими шрамиками. И на стороне вен, и с другой стороны, и на запястьях, и недалеко от локтей. Всюду.
Я поражённо смотрел на них. Потом посмотрел ей в лицо.
— Кто, как и зачем? — задал я сразу три главных вопроса, вертевшихся на языке.
— Я сама, — легко ответила она. — На память. Ножницами, ножом, лезвиями. Что под руку попадалось, то и становилось моим оружием против самой себя.
— Бри, но ты ведь и так лучше всех, — непонимающе проговорила Сидни.
— Я была лучше всех, но я не была лучше самой себя, — твёрдо ответила девушка, возвратив рукава в исходное положение. — И это убивало. Расчленяло по косточкам.
— Ты думала о самоубийстве?
Она закачала головой.
— Нет. Нет, никогда. Потому что мне было ради чего жить. И сейчас есть. Просто причины поменялись. — Бри усмехнулась, посмотрев на стену, и снова вернула взгляд к нам. — Я любила Джо. Держалась за эту глупую любовь. Как будто она чем-то помочь могла. Видно, помогала, раз я тут до сих пор сижу.
— А за что ты держишься теперь? — дрогнувшим голосом спросила Сид. Бриджет поджала губу.
— Я держусь за вас, — призналась она. — И за тот факт, что нужно остановить то, от чего погиб Джо. Я благодарна Судьбе за то, что у меня появились друзья. И я ненавижу её за то, что она отобрала у меня Джо.
Сидни понимающе кивнула. Надо же, она ведь и стала для Бри первой подругой. Она ведь и привела её к нам.
А теперь она сомневалась в ней. Думала, что она — предатель.
Да и у меня подобные мыслишки возникали.
И тут Сид вытащила из кармана злосчастную записку и протянула её Бриджет. Та недоуменно посмотрела на нас.
— Разверни и скажи, ты ли это писала, — твёрдо попросила Сидни.
Словно в замедленной съёмке Бри развернула бумажку. Пробежалась глазами по строкам.
— Это мой почерк, — согласилась она. — Но я не помню, чтобы я писала это. Что это?
Сид озлобилась.
— Это было найдено мною в моей комнате после погрома. Это связано с тем, что происходит. Ты ничего не хочешь нам рассказать?
Какое-то мгновение Бриджет держалась. А потом она вспыхнула от негодования.
— Вы пришли обвинить меня в том, что я — Магнит?! — воскликнула она. — Молодцы! Большой вам за это поклон! А теперь вбирайтесь отсюда. Вон!
Долго объяснять мне не пришлось. Я понял, что лучше уйти.
— Уходите! — повторяла она, срываясь на рыдания и вцепившись руками в подушку. Сидни медлила. Мне буквально пришлось вытаскивать её из комнаты за шкирку.
В коридоре мы остановились, чтобы перевести дух.
— Что думаешь? — спросил я.
— Прикидывается, — равнодушно заявила она. — Или действительно не понимает, кем является.
— Но ты уверена, что это она?
— На все сто процентов.
Я же такой уверенностью не обладал. Не стоило верить всему, что замечал. Потому что всё могло оказаться обманом.
Мы спустились на первый этаж и прошли мимо комнаты, где сидела мать Бри и увлечённо создавала какие-то образы на полотне. Я остановился, чтобы всмотреться в рисунок.
На холсте был изображён длинный тёмный коридор и маленькая комнатка. И фигуры людей. Одну фигуру душили, другая поднималась ей навстречу. Третья зависла с протянутой рукой в какой-то щели.
На рисунке были изображены мы. Но каким образом Фиби могла нас нарисовать, если понятия не имела, что творилось в тот раз на кладбище?
ГЛАВА 9. ПОСЛЕДНИЙ ВДОХ
Я отовсюду слышал громкий стон,
Но никого окрест не появлялось;
И я остановился, изумлен.
— Данте Алигьери "Божественная комедия"
Сидни
Я не могла поверить, что отныне стала считаться девушкой Томаса.
Не скажу, чтобы это было моей главной мечтой. Я слишком долго довольствовалась тем, что его люблю, мне этого хватало. Я не надеялась получить его любовь в ответ.
Однако я получила. Внезапно. Неожиданно.
Но осадок неприятный был. И осадком этим был вполне себе живой человек.
К моему удивлению, я меняю отношение к людям так же быстро, как другие меняют зубные щётки. Так случилось и с Бриджет. Я больше не могла ей доверять, даже если бы очень захотела.
Наверное, я даже ревновала её к Томми. Он же её спас. А она спасла его. И это не давало мне покоя.
Да, конечно, можно этому объяснения найти. Мол, не было там больше никого другого, совесть не позволила оставить погибать, и так далее, и тому подобное. Но всё же… Что-то едкое грызло меня изнутри. Выгрызало всё самое хорошее.