В аптеках Latham были небольшие магазины, торгующие рецептами и без рецепта, без мороженого, без журналов или игрушек. Окна с пластиковым стеклом были сверкающими, а мраморные полы были безукоризненными. Рядом с входной дверью были две скамейки, где клиенты могли ждать своих заказов. За стойкой аптекаря стоял большой сейф, где хранились наличные деньги и несколько наркотических средств, холодильник и полки рецептурных лекарств. Внутренний кабинет был выровнен с файловыми шкафами, стоящими перед двумя столами. Работа Бекки заключалась в том, чтобы ежедневно составлять счета за пять магазинов. Счета-фактуры и записи о продажах помещались на ее стол каждую ночь, после того, как Джон Латем совершил раунды. Лэтхэм был тонким, спокойным человеком, с привычкой сглаживать его голову, где его волосы истончали.
Бекки нашла работу через агентство через две недели, глядя на нее самостоятельно. Она выбрала агентство с самой удобной атмосферой и указала в своих регистрационных формах, что она была вдовой. Через два дня у нее была работа. Предыдущий бухгалтер, уезжавший на родину, дал ей интервью, а затем мистер Латем поговорил с ней. Ее зарплата была больше, чем она надеялась, и этот филиал в центре города находился в пяти минутах езды от Энн, на равном расстоянии от гимназии. Самми уже должен учиться в школе, но Бекки все еще не хотела посылать ее сама. Теперь, если бы она увидела Фалона, ей пришлось бы оставить Сэмми дома.
Если бы он отследил ее так далеко, он бы нашел дом или уже нашел его, уже смотрел окрестности Морнингсайда. Страх и гнев заставляли ее сердце биться. Она глубоко вздохнула, пытаясь расслабиться. Она не могла позволить панике парализовать ее, она должна была подумать, что делать, ей нужно было более внимательно следить за ней, еще раз предостеречь ее тетушку и экономку Энн, чтобы она была в курсе, чтобы держать двери закрытыми. И она должна была нести .38. Пустая пушка не была хороша, лежала на дне чемодана.
Она подождала у ее стола двадцать минут, затем ушла от задней двери, пересекая небольшую парковку к своей машине. Она поехала домой к Анне по крутому маршруту, наблюдая за черным купе Фалона. На следующее утро, когда она оделась на работу, она отперла 0,38 из ее потрепанной ночной сумки, загрузила ее и положила в свой кошелек.
Оставив Сэмми дома с Мариолом, Бекки поехала на работу, осторожно наблюдая за улицами. Потянув за узкую парковку за зданием красного кирпича, она оставила пистолет под сиденьем запертой машины. Может быть, она была параноикой, неся пистолет, а может и нет. Фалон был в их доме не один раз. Он убил одного человека, которого она знала, и он чуть не убил банковского кассира Бетти Холмс. Он мог бы убить ее и Сэмми в ту ночь, когда Сэмми был маленьким, когда он ворвался в их дом, и хорошая кошка Сэмми напала на него. Тогда Сэмми было так мало. Ни один из них не забыл о храбрости Мисто и страшном потрясении его смерти.
Могла ли она снимать Фалона, если она должна? О да. Если он придет в Сэмми, она убьет его. Она предупредила Анну и Мариола о Фалоне, хотя она не была уверена, что один из них достаточно серьезно воспринял угрозу. Она заставила их пообещать не открывать дверь никому незнакомцу и не позволять Сэмми играть наедине.
На второй день, придя на работу, она не увидела Фалона или его машину, и когда она не увидела его на следующий день или на следующий день, ее напряжение начало ослабевать. Скорее всего, это был не Фалон, которого она видела, а чужой, совпадение - не угроза. Она работала неделю, когда она выходила из аптеки в четыре, чувствуя себя хорошо, ее первая неделя в кошельке, чувствуя себя сильной и надежной, чтобы снова получать регулярную зарплату. Вещи были лучше у Энн; что-то изменилось, что озадачило ее, Энн казалась почти довольной, что они остались там, она была не такой мрачной и холодной, как когда они прибыли.
Чтобы еще больше ослабить ее настроение, Квакер Лоу позвонил не пятнадцать минут назад, незадолго до того, как она ушла с работы. Он сказал, что должен знать об апелляции в течение недели, и он выразил надежду. Это ее сильно подбадривало. Она не позволяла себе думать, что им может быть отказано. Оставив аптеку за задней дверью, она проверила аллею, взглянула между припаркованными автомобилями и затем двинулась к своей машине. Она отперла дверь водителя, бросила кошелек на сиденье и отпрянула назад. Жесткие пальцы впились ей в плечо, отдернули ее от равновесия, она ударилась головой о дверную раму. Фалон развернул ее вокруг, бросил ее на землю, грубая поверхность разрывала ее подтянутые руки.
Он присел на нее, лаская ее платье. Она попыталась кричать, но была немой от страха. Когда он сунул руку под юбку, она схватила его и снова попыталась закричать. Был широкий день, четыре часа, были люди на улице, люди в аптеке, кто-то должен был ее услышать, если только она могла что-то сделать. Он схватил ее волосы, дернул ее так сильно, что чернота плавала, притягивала ее, лаская и гладила ее. Когда он наклонился, чтобы поцеловать ее, она закусила его в горло. Он сильно ударил ее по щеке. Она схватила его лицо, вырыла пальцы в глазах. Он отпустил, отбросил руки и наклонился, глядя на его глаза. Без него она поднялась в машину, но снова он бросился на нее. Она ударила его ногой в промежность и, судорожно судорожно сузилась под сиденьем, почувствовав пистолет.
Она не могла его найти. Ища, она ударилась головой о рулевое колесо. Позади ее Фалан был склонен к стону, держась. Она развернулась и оттолкнула его от равновесия. Он споткнулся. Она отдернула дверь и заперла ее, выхватила ключ из кармана, застряла в замке зажигания и запустила машину. Когда двигатель взревел, она прижалась лицом к окну, он вставал. Она быстро отступила. Она хотела бы поставить машину на низкое расстояние и опустить его. Ознакомившись с паркингом, она бросилась в трафик, почти попав на встречную машину. Фалон будет припаркован поблизости, будет за ней через несколько секунд, и она не посмела привести его к Энн. Выключив Пичтри, она пробежала два квартала к бензоколонке и качнулась. Оставаясь в запертой машине с окном на полу, она попросила дежурного вызвать полицию. Седой пожилой мужчина уставился на черный автомобиль, зависший сзади и мчался за служебным телефоном. Фалон сделал паузу, наблюдая за дежурным, затем развернул разворот, едва пропустив газовые насосы и снова взлетел.
Когда полиция прибыла, она сказала им только, что мужчина атаковал ее за аптекой, что он преследовал ее, что она не знала, кто он. Дежурный дал им марку и модель Ford, но он не смог, под углом и скоростью передвижения, увидеть номерной знак. Она дала полиции свой адрес в Риме, она сказала, что была в городе только днем. Если бы Фалон не знал, где она остановилась, она не хотела, чтобы он узнал какую-то случайность в полицейском участке, какой-то клерикальной неосмотрительностью. Если ее ложь догнала ее, она позаботится о них позже.
Фалон вернется, она была только благодарна, что он пришел за ней, а не с Сэмми. Проезжая по деловому району, наблюдая за ней и наблюдая за переулками, она все время смотрела в глаза.
Она проехала полчаса и не увидела спортивного черного Форда. Она поспешила к Энн, быстро вышла, открыла дверь гаража, потянула свою машину рядом с Кадиллаком Энн, дернула дверь, закрытую изнутри. Закрыв ее, она услышала, как из гостиной вышла огненная музыка Стравинского. Мариоль сказала ей, что Энн часто не использовала проигрывателя, обычно, когда она была расстроена, возможно, после некоторого конфликта на одном из ее женских клубных собраний. Ловя ее сумку с кошелька, глядя в зеркало, она нахмурилась, когда синяки уже потемнели от ее лоб и щеки, гадая, как она это объяснит. Осторожно она причесала волосы, поправила блузку и куртку, попыталась очутиться в каком-то порядке.
Спустившись в фойе, она посмотрела в пустую гостиную, свою бархатную мебель из слоновой кости и бледный восточный ковер, чистый и нетронутый. Кремовый афган лежал на диване среди броских подушек, как будто Сэмми, возможно, дремал. После запаха горячего шоколада она направилась мимо столовой на кухню, остановившись у полузакрытой двери.
Сэмми плакала, дрогнула; Затем она взорвала нос. Голос Анны был мягким. «Я тоже плакал, я плакал после такого сна. О, так много раз. Но с ней все в порядке, Сэмми. Теперь твоей маме все в порядке.
- Но с ней все в порядке. Этот мужчина причинил ей боль, это Брэд Фалон - человек, который наблюдает за нами, который ворвался в наш дом. Человек, который убил моего Мисто.
Бекки смутилась. Если бы у Сэмми был дневной кошмар, он проснулся от нападения Фалона? Пробудился испуганный и плачущий - и Энн была там для нее, потянулась к ней? Что-то нежное в Энн протянулось?
Она перешла на кухню. Энн сидела за большим кухонным столом, спиной к Бекки, держа Сэмми на коленях, прижимая ее близко и нежно так, как Бекки никогда бы не догадалась. «Я тоже плакала, - тихо повторила Энн, - но твоя мать в порядке , И у нас с тобой все в порядке.
Сэмми посмотрел на Энн и потянулся, чтобы коснуться ее лица. Вокруг них воздушная белая кухня была свежей и гостеприимной с ее дверями шкафа со стеклянным стеклом, белыми плитками и тремя глубокими окнами, заполненными горшками зеленых трав. Мариоль стояла у обеденного туалета с двойными раковинами, спиной к Анне и ребенку.
«Мы вместе, - сказала Энн. «Теперь, когда наступают кошмары, у вас есть не только ваша мать, чтобы рассказать, вы можете мне и Мариолу рассказать, если хотите».
Когда ребенок взглянул на Мариола, стройная, мулатная женщина повернулась, чтобы посмотреть на нее , Энн сказала: «До сих пор я доверял только Мариолу, чтобы сохранить свою тайну. Но у нас есть все трое, Мариоль и я и твоя мама, чтобы держать тебя, когда приходят уродливые мечты, чтобы держать тебя и держать тебя в безопасности.
«Но вы не можете изменить то, что я вижу», - сказал Сэмми. “Никто не может. Он повредил маме, и он попробует еще раз.
Встряхнувшись, Бекки перешла на кухню. Сэмми вскочил с Энн на колени и прилетел к ней, обнимая ее. «Ты в порядке, мама? Он причинил тебе боль. Когда Бекки опустилась на колени, держа ее, Сэмми осторожно коснулся брызгового лоб и щеки. Вытащив стул, Бекки сидела, прижимая Сэмми, как сделала Энн, улыбаясь через ее тетушку.
«Он ушел?» Сказала Энн. «Как сильно тебе больно?»
«Просто синяки», - солгала Бекки, не говоря о боли, где она упала, и где он ударил ее. Она смотрела, как Мариол опорожняет ледяной поднос, завертывает лед в полотенце и протягивает его к ней. Когда она прижала холод к ее лицу, боль и синяки не имели значения, только слова Энн имели значение. Я тоже плакал после такого сна. О, так много раз. Что это было, откуда это взялось? Чтобы услышать, как Энн признается в том же предвидении, что и Сэмми, она действительно потрясена. Итак, странный талант Сэмми принадлежал к их семье?
Две полупустые кружки какао стояли на столе рядом с открытой книжной книгой Сэмми и третьей кружкой, где сидела Мариоль. Это была еще одна странная вещь в отношении Энн, подумала Бекки, что, хотя большинство южных домашних хозяйств не разрешают цветной помощи сидеть за столом со своими работодателями, здесь это не так. В этом доме, столь же уместном, как Энн в других делах, она и Мариоль были равны, были дорогими друзьями. Мариол, может быть, подумала Бекки, быть ближайшей подругой Энн, может быть, ее единственным настоящим другом.
Мариол вылила из кастрюли кастрюлю на кастрюлю, поставила кружку на стол перед Бекки, затем снова заняла свое место, ее темные глаза, когда она посмотрела на Бекки, с беспокойством: «У тебя все в порядке?»
Бекки кивнула , Обращается к ее доброте.
«Она особенный ребенок, - сказала Мариол. «Ей повезло, что родители понимают». Она с интересом посмотрела на Энн. «И, к счастью, тоже есть тетя, которая понимает». И Бекки подумала, не была ли Энн в ее собственном детстве не так повезло.
16
В дверях пролетел ЛИ, наблюдая за комнатой, где Морган стоял, обнимая свою семью. В минуту, когда Морган вошел, маленькая девочка бросилась на него, он крепко обнял ее и затянул жену. Ли не мог видеть большую часть ребенка со спины, ее длинные светлые волосы, одну прядь, застрявшую на воротнике ее синего платья из джинсовой ткани. Ее неряшливые ноги с несколькими царапинами, ногами с подкладкой. И с нетерпением она привязалась к Моргану, трое из них обернулись друг к другу, их голоса были мягкими и ласковыми. Ли хотел отвернуться, это эмоциональное воссоединение семьи не имело к нему никакого отношения. Больно неуместно, он предпочел бы вернуться в свою камеру и ползти на своей койке.
Сама комната казалась неуместной, не имела никакого отношения к остальной части тюрьмы; Даже решетки на широких окнах были наполовину замаскированы горшечными белыми цветами на подоконниках. Он стоял не на твердом бетоне, а на коричневом твидовом ковре, а стены окрашивались в белый цвет вместо зеленого правительства. Мягко выглядящие диваны и стулья были установлены в маленьких семейных группах, эффект уютный и нереальный. Взяв в неестественную сцену, он повернулся, чтобы уйти, но он не ушел. Он пообещал Моргану.
И что-то еще держало его, ребенок держал его, ее сходство с Мей заставил его повернуться, чтобы посмотреть на нее. Со спины она выглядела так, как Мэй, что он чувствовал себя втянутым в прошлое, вернулся в свое детство. Ее тонкое тело было светловолосым, как молодая птица, точно так же, как Мэй, ее длинные ноги и то, как она стояла, как будто она могла прыгнуть в любую минуту. Он хотел, чтобы она развернулась, но боялся, что увидит.
Прошлой ночью он не спал хорошо, он кашлял всю ночь после хлопковой фабрики. Проснувшись и задыхаясь, он беспокойно задумался о сегодняшнем дне, думая о ребенке, который так походил на Маэ, который мечтал, как мечтал Маэ. Периодически он сидел на своей койке и делал свои дыхательные упражнения, но воздуха было недостаточно. Сегодня утром он пропустил завтрак, выпил кофе и сел в тонкое зимнее солнце, надеясь, что он согреет его. Скоро будет Рождество; какой-то ваг связал красный лук на перила лестницы, ведущей вниз от промышленных зданий. Он стоял и смотрел на нее и думал об этом визите, о Сэмми и о Мае, чувствуя себя любопытно и неловко.
Теперь он сел в ближайший стул, наблюдая за уютной семьей. Посмотрев, Морган нарисовал свою жену и ребенка на диване, где они сидели рядом. Бекки была высокой и стройной, построенной как ее дочь, но с темными волосами, падающими на ее плечи. На ней была юбка и белая блузка, прозрачные чулки и плоские туфли. Он наблюдал за тем, как Морган держал ее так нежно, когда маленькая девочка обернулась, глядя через комнату на него. Шок его слабый.
Он смотрел на Мэй. Это была Мэй, это была его сестра. Долгое воспоминание затоплено назад. Держа ее за руку, когда они пробирались в сушащий поток в палящий летний день - связывая Мэй в шарфы и перчатки в морозную зиму, поднимая ее на свои домашние сани. Мэй уходит от своей матери к оседланным лошадям, сама вскарабкавшись в седло.
Мэй пересек комнату к нему. , Но не Мэй. Это был Сэмми. Она подбежала к нему, прижимаясь к нему, темные карие глаза, как Мэй, те же длинные светлые волосы, запутавшиеся вокруг ее ушей, собственная эльфийская улыбка Маэ. Она остановилась в нескольких футах от него, внезапно застенчиво. Но потом она полетела на него, она была на коленях, обнимала его, как будто она знала его навсегда. Как она была теплой, как собачий щенок, отвратительно теплый и сладкий запах. Это была Мэй, это была его маленькая сестра, ее объятие бесконечно успокаивало.
Но, конечно же, она не была Мэй, это был ребенок Моргана Блейка, это был Сэмми Блейк, который мечтал о нем тем же необъяснимым образом, о котором мечтал Маэ, видя то, что она не могла знать.
Увидев его беспокойство, Сэмми опустил глаза и откинулся назад, ее взгляд был холодно закрыт, как все взрослые, застенчивые и внезапно удалившись, выщипывая куклу, которую она носила. С кушетки Морган и Бекки молча смотрели на них, руки Бекки скручивались у нее на коленях, как хрупкое, как стакан, пока Сэмми не коснулся его лица.
«Где твоя лошадь?»