У них не хватило сил даже развести костер. Многие легли спать, едва выбрали место для лагеря. Только чувствовавший себя неплохо Рон собрал немного веток, опустился перед импровизированным костром на корточки и попытался высечь огонь из кресала. Тщетно. Искры загасали, едва успел появиться, как если бы сухая похожая на пепел земля тут же выпивала из огня всю энергию.
– Не выходит, – пожаловался он.
– Отойди! – велела Рианон. – Дай я попробую.
Он недоверчиво взглянул на нее, но все же кивнул и поднялся. Она напрягла силу воли. Сперва без особых успехов, внутри все как будто обратилось в такой же пепел, на котором они стояли. Еще одна попытка и небольшой сполох огня озарил ветки под их ногами.
– Отлично!
Пламя прогорело всего миг и чуть было не начало затухать, но этого времени хватило, чтобы лучше осмотреть окрестности. Здесь действительно было слишком мрачно, и черные стаи грифонов теснились в опасной близости от них. А еще ей показалось, что недалеко рядом с костями она видит черепа. Вовсе не звериные.
– Ну вот, хотя бы руки можно погреть, – Рон присел и протянул озябшие ладони к угасающему огоньку.
Рианон оглянулась еще раз на стаи грифонов и не заметила там движения. Птицы присели вдали от их костра и застыли как черные валуны, абсолютно неподвижные, но настороженные. Подумав, она все же присела рядом с огнем. Видно, он отпугивает птиц. Значит, она не даст ему потухнуть. Внутри нее еще много огня. Жаль, что он вырывается наружу лишь тогда, когда она не особо этого хочет, а сейчас струйка пламени такая слабая.
– А почему этой долины так боятся? – поинтересовалась она у Рона.
– Точно не знаю, – юноша пожал плечами и протянул было руку к ней, но Рианон отстранилась. Ей не хотелось обжечь его, совсем не хотелось. Но реакция на прикосновение могла оказаться непредсказуемой.
– Ты знаешь местные предания?
– Только некоторые. Отец не поощрял того, что мы, его наследники, забивали себе голову небылицами. Так он все это называл, – Рон слегка нахмурился и осторожно добавил. – Но сам он верил… и боялся. Иногда под стенами крепости по ночам происходило что-то необъяснимое.
– Что? – она невольно заинтересовалась.
– Кто-то приходил к отцу, только он никогда не впускал их в крепость, все переговоры велись через закрытые решетки у входа. Там после таких ночей вырастал репейник, мы с трудом потом сжигали его. Плетни так и тянулись, чтобы уколоть руки до крови.
– Тянулись? Сами? – ей это показалось нелепым, но то, как болезненно Рон поглаживает уже зажившие бугорки шрамов на руке говорило о многом.
– Клянусь тебе, это было так. Ты мне не веришь?
– Нет, верю наверное… – она вспомнила о том, что в замке ее отца, короля, тоже не все было гладко.
Рон с изумлением поднял на нее свои прозрачные лазоревые глаза, еще чистые и невинные, как сама юность и сама глупость.
– А я был уверен, что фея, пришедшая из чащи, знает все о потустороннем мире точнее чем я. Я подумал тогда, что кроме жуткой нечисти, выходящей по ночам из могил и расщелин в платах семейного склепа существуют еще и феи.
Святая простота. Подсмотрев что-то страшное, он так и не понял в чем суть. Рианон удержалась от вертевшегося на языке комментария о том, что феи не всегда бывают светлы и добры. Разве сами они не нечисть. Ей вспомнилась Атенаис – крошка с лукавым личиком взрослой женщины и глазами, в которых отражалась сама вечность.
– Ты говорил, что твой отец беседовал о чем-то с теми, кто приходил по ночам.
– Он вел какие-то переговоры, я подслушал однажды ночью, меня потом так секли, – Рон болезненно поморщился. – Зато я успел увидеть руки, вцепившиеся в решетку, удивительные руки с многоцветными острыми когтями, их репейник не царапал. И я слышал, как они с отцом делят наши фамильные угодья, как если бы эта земля всегда принадлежала им, а мы пришли и засели ее только потом. Они так и говорили, что жили здесь до нас, но такого и быть не могло, мой отец граф уже в пятнадцатом поколении. Мы первые феодалы в этих краях, а те существа пришедшие из ноги утверждали, что они законные владельцы, что они были здесь всегда, еще до нас, еще до того, как пахотные поля впервые засеяли.
Все уже спали. Никто не подслушивал их беседу у едва теплящегося костерка. До них самих доносился тихий храп и посапывание. И это все, других звуков не было. Однако у нее по спине все же пробежал холодок. Рону тоже стало не по себе, он огляделся по сторонам и уже шепотом добавил:
– Они при последнем дележе оставили нам пахотные поля, одну сторону речки с мостом, деревни и земельные участки вокруг крестьянских хуторов, но фамильная усыпальница, лес и небольшая коптильня возле него отошли к ним. А еще они проговорились, что земли вблизи этой долины принадлежат таким же, как они.
– И ты думаешь… – она не смогла закончить мысль, ей стало слегка жутковато. И все-таки надо сохранять голову на плечах, если верить словам Рона, то эти существа приходят с наступлением ночи, а сумерки уже давно опустились, но здесь никого нет. У кромки долине не толпятся призрачные фигуры, только что вышедшие из леса. Кругом никого. Только спящие стаи грифонов и их небольшой лагерь.
– Значит, вас в семье было несколько? – попыталась Рианон перевести разговор в более безопасное русло. – Как в общем и в любой феодальной семье, чтобы наследовать любому правителю, пусть даже самому незначительному, требуется несколько сыновей.
В ее ситуации такого не было. У короля была лишь дочь. Отсюда и раздоры. Никто не желает мириться с тем, что трон достанется девчонке. Вот родилась бы она мальчиком. Рианон с завистью посмотрела на Рона. Его можно было лишить наследства, только лишив голову, с наследницей же все намного проще. Ее заставят выйти замуж за кого надо, и дело сделано. Власть все равно уже в других руках, даже если Рианон жива.
– Я младший из пятерых детей, – признался он. – И уже единственный. Никого кроме меня просто не осталось в живых. Ну, а если смотреть правде в глаза, то и меня самого за живого уже никто не считает. Если я вдруг объявлюсь, то мою шею украсит петля.
Рианон вспомнила, что совсем недавно сорвала с дерева, прикрепленный плакат, где обещали десять золотых за поимку Брома и Гарольда. Наверняка, где-то развешивают объявления и с нарисованным наспех лицом Рона.
– А что ты? – он снова обратил взгляд своих ясных лазоревых глаз на нее. Такой доверчивый. – Тебя тоже кто-то ищет?
– Меня просто преследует совесть, – она вспомнила о затаившемся где-то Орфее, едва он найдет в себе наглости, чтобы появиться снова и его голос будет понастойчивей любых мук раскаяния. – Кажется, я бегу от того, что внутри меня. Поэтому бежать бесполезно, но я все же пытаюсь. Однако, ты видел огонь…
– Ты ведь фея? – казалось, он старается проникнуть своим чистым взглядом ей в душу.
Рианон только отрицательно покачала головой.
– Лучше расскажи еще что-нибудь о себе? – попросила она, чтобы отвлечь его от опасной темы.
– Да вроде больше нечего, – он все же задумался, стараясь припомнить что-то. – После того, как отца объявили вне закона, наши земли отошли к короне, сестер сожгли за колдовство, братьев казнили. Я остался один. – Он выразительно пожал плечами. – А потом появилась ты.
О своей банде разбойников он даже не упомянул. Очевидно то, что он присоединился к ним было счастливым случаем раньше и оказалось совершенно ненужной обузой сейчас, когда увидев Рианон, он захотел вернуться хоть к какой-то самостоятельности. Интересно, смогли бы выжить они в лесу вдвоем, вынужденные прятаться ото всех.
Позади раздался какой-то шум, протяжно закричал какой-то из грифонов. Рианон вскочила на ноги, но Рон опередил ее и заслонил собой. В спешке он вытащил кинжал и поранился.
Рианон поморщилась. Запах крови резко ударил ей в ноздри. Он был жгучим, как запах гари и огня и таким же нестерпимым. Она ведь терпеть не могла красный цвет. Он всегда будил в ней огонь, и этот запах тоже воспринимался ею как-то особенно. Она поспешила отвернуться от кровоточащей ранки на его руке.
– Ты веришь в то, что пообещал нам тот ненормальный? – вдруг спросил Рон.
– Ненормальный?
– Ну, пилигрим, тот, с кем мы играли в кости.
– Почему ты решил, что он ненормальный?
Рон только пожал плечами. Его светлые как рожь волосы едва белели в сумерках, свои Рианон по привычке поспешила спрятать под берет. Мало ли кто ее заметит, даже здесь, даже из потустороннего мира – шпионом и доносчиком может оказаться любой.
– Ну, он сказал столько странного…
– Он не мог быть ненормальным, его речь была такой вдумчивой и осмысленной. Все эти несуразные вещи в его устах звучали, как правда.
– А это могло быть правдой?
– Ну, не знаю. Посмотри на них, на их язвы, что это может быть по твоему, если не кара за нашу нечестность.
– Возможно, просто эпидемия. Они что-то выпили в трактире или кто-то зараженный сидел рядом, – Рон сам мало верил в то, что произносил.
– А я и ты? Ты чувствуешь себя больным?
Он только покачал головой.
– А тебе хотелось бы верить в его обещание? – Рон хотел снова коснуться ее, но не посмел, вспомнил о том, что один раз она уже отшатнулась от его руки.
– То есть во что? – она не сразу поняла, незнакомец ведь говорил много.
– В вечность. В то, что мы станем вечны? Представляешь, если он не солгал, это означает, что мы останемся вместе на вечно. Друзья на всю вечность. Разве не заманчиво?
– Смотря для кого, – она снова присела у костра и бросила быстрый взгляд на спящих спутников. Провести в разбойничьей шайке всю вечность, воистину судьба достойная принцессы. Но она ведь сбежавшая принцесса, напомнил голос разума, а Рон низложенный дворянин, сейчас они вполне стоят общества друг друга. К тому же в отличии от других членов банды он приятен на вид и способен понравится.
Кровь по его руке все еще текла. Она заметила, что струйка становится все толще, все гуще. Цвет крови вдруг ее заворожил. Когда Рон сел рядом, она невольно потянулась к его руке и поднесла ранку к своим губам. Кровь! Как хотелось попробовать ее, лизнуть всего один раз. Рон не успел бы возразить, она уже ощутила вкус на своем языке, и по телу тут же разлилось приятное спокойствие.
– Спасибо, – непроизвольно прошептала она. Хотя за что? Напиток богов. Она вспомнила, что на столе и фей в кубках тоже была кровь. Пей и все станет ясно. Она вдруг услышала голоса.
– До дна…
– Осуши до дна…
– И тогда, когда придут они, чтобы сделать всех вас своими жертвами, ты будешь уже на их стороне.
Рианон не сразу поняла, что говорят это все не люди, и не духи, а проснувшиеся вдалеке грифоны. Но почему их голоса кажутся ей человеческими?
– Допей свой кубок, красавица, и ты будешь с ними, а не с людьми, когда настанет момент расправы.
Допить до дна? Она нехотя выпустила руку Рона. Это человек, а не кубок с вином, захотелось ей оборвать трескотню грифонов, но ни будто уже все поняли и замолчали. Тот, который заговорил первым, даже укрылся крылом, чтобы не видеть ее, глупую смертную девочку, которая не хочет стать бессмертной. Неужели у всех людей в этой долине бывают такие иллюзии и искушения. Она перевела взгляд на Рона. Он как будто ничего не слышал и даже не обращал больше внимания на боль в руке, а только слабо улыбался ей. У него такая приятная улыбка и он живой, разве можно лишить его всей крови, как советовали ей грифоны.
– Ты слышал что-нибудь? – на всякий случай спросила она и уже по изумленному выражению на его лице поняла, что нет. – Кроме моего и твоего голоса не звучало разве еще других?
– Только птицы кричали там далеко.
Она едва кивнула. Может, ей самой это только показалось.
– А все-таки стоило поспешить, – раздался опять хриплый шепот грифонов. – Кто еще без сопротивления предложит тебе такую сладостную чашу. Люди обычно борются за собственную жизнь, не то, что этот глупый мальчишка. Мы бы осушили его до дна, отдай он свою кровь нам, а не тебе.
Рианон нервно взглянула в их сторону. Слышит ли Рон хоть что-нибудь из их приглушенной речи и самое главное понимает ли он? Но на его спокойном расслабленном лице не дрогнул ни один мускул, значит, он все-таки не понимает, о чем толкуют хищники. Изогнутые клювы приглушали голоса, рвущиеся наружу из птичьих шей, но Рианон как это не удивительно все разбирала. Возможно, это только сон, точнее тонкая грань сна и реальности, рождающая видения. Только вот ей эти видения показались потрясающими. Интересно знать, о чем говорят птичьи стаи. Правда их слова показались ей дикими и странными. Убить своего спутника, ради его крови, разве такое можно посоветовать. А еще они говорили что-то о том, что, выпив до дна, она станет другой и сможет присоединиться к другим. Значит ли это, что стать частью волшебного народа можно таким простым и банальным способом, всего лишь отведав чужой крови. Не смеются ли птицы над ней.
– Крови, того, кто открыл тебе свое сердце, – глухо ухая, поправил грифон так, что слов было почти не разобрать в шелесте крыл. – Крови того, кто тебе приятен на вид и кто не в силах тебе солгать. Как пропуск в наш мир нужен кто-то невинный и прекрасный.
Вот теперь ей захотелось зажать уши, чтобы не слышать больше их голосов. На какой-то момент грифоны правда затихли и не беспокоили ее больше своими туманными высказываниями.
Она мало что понимала в том, что они пытались ей растолковать. К тому же все это так похоже на запутанный сон или галлюцинацию. В замке она видела, как плетут колдовством и насылают иллюзию, способные запутать даже самого здравомыслящего человека и заставить его делать неразумные поступки. Похоже, что с ней сейчас случилось нечто подобное, и она чуть было не напала на не способного защититься уставшего Рона. Сама она вдруг почувствовала неожиданный прилив бодрости и сил, как будто и не совершала долгого утомительного перехода днем вместе со всеми. Еще один такой марш по лесу и можно будет заснуть прямо на голой земле, вот только ей уже спать совсем не хотелось. Напротив, она желала изучить ночь. Встать и пройтись по самым темным закоулкам спящего мира и возможно увидеть свет грибного кольца, где танцуют феи.
У Рона уже слипались глаза, но свою накидку он отдал ей, чтобы Рианон не спала на голой земле. Он аккуратно застелил импровизированное ложе. Так можно стараться только для принцессы, хотя он и не подозревает, что именно принцесса сидит рядом с ним. Похоже у нее появился верный слуга, хотя она и не рассчитывала найти такого, после побега из замка, где остались все ее пажи, лакеи и камеристки. Все они были своеобразной частичкой обширного королевского двора, и любой из них мог стать пешкой в игре против своей госпожи. Рон же был для такого либо слишком глуп, либо слишком предан. Рианон не впервые удивилась тому, как юноша пусть даже ранее благородный, но вынужденный стать бандитом, проявляет к кому-то такую заботу, и все же она была ему за это признательна.
– А далеко отсюда находились владения твоего отца? – спросила она, закрывая глаза. Спать не хотелось, но от хрипловатых голосов грифонов в голове стоял такой гол, что любая дрема пусть даже мимолетная стала бы спасением.
– Отсюда в двух днях пути, от того места, где мы встретились, нужно всего лишь свернуть на север и через несколько часов ты уже будешь у замка, – честно ответил Рон. – Я впервые забрался так далеко от дома, отец никогда и ни за что не позволил бы нам путешествовать по окрестностям после наступления сумерек, а тем более останавливаться в этой долине. Он бы ни за что не стал объяснять нам, своим детям, что это место считается в народе нечистым. Он бы ни за что не признался, что верит в нечистую силу, наверное, потому что сам был знаком с ее представителями, пусть даже и с безопасного расстояния замковой ограды. Люди отрицают существование того, чего бояться, особенно если это влиятельные люди, к мнению которых необходимо прислушиваться. А отец был видным человеком до того, как его объявили заговорщиком.
Надо же, тяжелая жизнь и бродягу сделает философом. Рианон вздохнула.