========== 1. ==========
Ночной лес недружелюбен и мрачен, замер огромным чудищем на вздохе и боится выдохнуть, вывернуться и порезаться остроконечными верхушками могучих деревьев. Лунный свет плетет сети по влажной после дождя тропке, с топей слышится кваканье лягушек, а со стороны восточных холмов раздается пронзительный волчий вой. Туман стелется в низовье и клубится молочной пеной. По щиколоткам ползет холод.
Чем быстрее шаги, тем отвратительнее чавкает под подошвами грязь. Любой шорох и хруст в кипящей гуще леса встречается со вздрагиванием. Никто не должен ходить здесь в одиночку. Ведьма же привыкла упорствовать и поступать по-своему. Она натягивает яркий капюшон красной накидки и прячет лицо от ветра. Раздирающее влечение на уровне инстинкта, по ее крови вот уже много дней ползет предчувствие и сладость, волнующая робость, с этим ничего нельзя поделать. Тэхён честно пытался избавиться от наваждения, но кошмары изорвали его, не помогали ни настойки, ни обряды. Медленно, но верно испарялся рассудок. Все напрасно.
Всякий из деревни рано или поздно встречается с Волком. Быть пойманным им – вопрос времени. Когда-то заключенное перемирие давным-давно забыто, и люди с ними попросту не ведут никаких дел, считая безусловным зверьем. Иногда волки нападают и потрошат, иногда похищают. Есть поверье: «Если ты убит волком, то счастлив. Если клеймён – быть беде». Клеймо Тэхён не выпрашивал, не добивался, а получил случайно: вечером относил в соседнюю деревушку лекарства для болеющей старушки.
Тогда-то он и встретил Его. Облаченного в черное, дикого и гордого. Не успевший поохотиться, он ожидал на мосту любого встречного. Но встретил стройное очарование в красном. Оно задело его своей кротостью, ударило пламенем по костям и представилось как Тэхён.
— Чонгук. Рад знакомству.
И Тэхёну пожали руку, пожелав удачного пути. Он догадался, что встретил Волка, их нутро распознается по хищному взгляду и чувствуется, как зарождающаяся истома. Кажется, что дальше пути нет, и смерть прогуливается совсем рядом. Они поговорили о какой-то сущей ерунде и расстались. Так вышло, что Тэхён засиделся у старушки допоздна, но отказался ночевать, вежливо откланявшись.
На этот раз его положение представало печальным. За ним следили с самого порога. В темноте сердце стучало слишком громко, ноги не слушались, отказываясь бежать, пока нечеловеческая прыть мельком просвечивала черной шерстью и издевалась, загоняя Тэхёна в тупик.
Он поскользнулся и упал на землю, тут же был поднят, наткнулся на чужую крепкую грудь и частое шумное дыхание, его будто привязали к колу и собирались спалить заживо. Тэхён не мог устоять, дрожал и всхлипывал, думая, что дни его сочтены. Он закрыл глаза и жертвенно подставил шею. Животное пахло не только хвоей и сыростью, но и человеческой усталостью. Хотя бы имя убийцы не было сокрыто.
Чонгук. Чонгук. Чонгук.
Тэ повторял про себя и ждал, а Чонгук мучительно долго изучал его глазами и ощупывал руками податливое тело. И припал губами к шее, прокусил нежную кожу острыми клыками. Не в положенном месте, вполне безопасном, и тщательно зализал ранки.
Под кожей прокатилась ядовитая волна, парализующая мышцы, сердце ошалело забилось и застыло на мгновение, после Тэхёну вдруг стало тепло и приятно. Подумать только, как хороша смерть!
…Но она не пришла за ним. Чонгук грубо встряхнул его за плечи и вдавил в ухо шипящий вызов:
— Ты принадлежишь мне, Тэхён.
Не помня себя, он вернулся домой, не зная точно, жив или мертв. Несколько дней на месте укуса ничего не появлялось, и Тэ даже предположил, что то был кошмарный сон.
Однако на третий день едва видимые ранки обрисовали витые узорные контуры, их пришлось прятать от чужих глаз, повязывая украшения-ошейники. Тэхён не покидал ни дома, ни пределов деревни, чьи заклятья уберегали от вторжения. Зато самого его несмотря ни на что не покидала мания преследования. Кто-то словно отслеживал каждое движение, с ухмылкой наблюдал, как Тэхён омывает себя в бане и проводит руками по талии, напряженно дышит и смывает с цветочным паром леденящий ужас.
Он присутствовал поблизости, даже если был далеко, изводил. Тэхён кусал губы и сжимал кулаки, пересиливая желание вырваться прочь, он читал заклинания и отгораживался амулетами, вводя соплеменников в недоумение: деревенская-то колдунья - и носу на улицу не кажет! Он закрывался в библиотеке и копался в старых книгах. Заветы и легенды ясно говорили, что он не продержится и месяца, а пятно на шее зудело и пекло.
Существующий испокон веков союз людей и волков все-таки распался, а запреты и законы все еще не иссякли. Раньше межклановые связи запрещались, за исключением крайне редкого случая, если среди людей находился «Альта́ра», проще говоря, жертвенный алтарь, чаще, имеющий магические способности. Брак лидера-волка с таким человеком, носителем избранной крови, давал возможности вершить судьбы и открывать врата в другие миры. Тэхён узнал в затертой иллюстрации этого знака собственное клеймо и понял, что имеет дело с альфа-самцом, каких никогда не бывает много. И его вены вяжутся узелками, просятся к нему.
Сами же волки уже давно не живут стаями, их распри и войны, вечная дележка власти и двойственность, сделали свое дело. Одинокие и обозленные, отвергнутые людьми и друг другом, потерявшие семейные корни, они выживали поодиночке или объединялись в мелкие группы. Только в этом случае представляли опасность.
И ради безопасности жителей каждая деревня или городок обязаны иметь кого-то ведающего в делах магии. Тэхён пришел на пост после скоропостижной кончины бабки, но за свою нежную утонченность так и остался для других «ведьмой», а не ведуном. Прославился в окрестностях за пепельные волосы и черные глаза с алой каймой у зрачков, он оставлял за собою запах трав и особенно медуницы, помогал жителям и пришлым, бывал частым гостем у старосты.
И никогда бы не подумал, что его кровь имеет отличительные свойства, которые так легко учуять вожаку.
Борьба сквозь страдания истощила его окончательно, сила воли не у дел и сломлена. Тэхён устал просыпаться с привкусом пепла во рту, устал глушить боль зельями. Минуя деревенский частокол, после полуночи, он все-таки отправился в лес.
Чему быть, того не миновать.
========== 2. ==========
После висячего мостика через ущелье виднеется вдали огонек, что пляшет отражением по мокрым скалистым стенам. Кто-то развел костер в пещере. Тэхён больше не может дышать ровно, присматривается и выдает себя. Он знает: его уже почуяли, и оттого подступает тошнота, тело вытягивается струной, млеет.
Легкой поступью он преодолевает порог чужого жилища. В него тут же вперяется ошалело алчный взгляд, заточенный природой на охоту и кровь. Тэхён сбрасывает капюшон и медленно развязывает узел накидки, смотрит заклинателем змей, пусть и приручен он сам.
— Вот и ты, наконец-то, — ухмыляется Чонгук, поднимаясь с сенного настила и подкрадываясь.
Чонгук поддевает длинным когтистым пальцем ошейник на лакомой шее и всматривается в опущенные густые ресницы, вишню рта, долго принюхивается. Девственность отдает мякотью толченых яблок. Выдержанная для него, спасенная. Скромная неиспорченность и уязвимость прослыла в округе «ангельской ведьмой», Чонгуку повезло познать лично, он и не рассчитывал, что она принадлежит ему по крови, что пепел волос ее будет так сильно будоражить дух, а медовый запах кожи выламывать суставы. Она заклеймила раньше. Одним своим существованием.
Желание первобытное, глушащее.
Секундная заминка, когда Тэхёну страшно и стыдно, но наперекор всему рождается тихое: «Возьми меня». Чонгук прихватывает его за волосы и впивается в губы, мокро наказывая за глупое сопротивление, дорывая несносные слои одежд и прикусывая язык. Тэхён мычит и смиренно прижимается к нему, теснее, навязывается и дразнит. Слетают на камни обереги и побрякушки, разорван зубами ошейник, а Тэхён подхвачен на руки вихрем.
Мучиться стоило. Тэ брошен на сено, накрыт плотно, удивлен бесконечно. Волки сильны и развиты, как правило, их тела совершенны, а страстность не ведает границ. Чонгук ведал ее не раз, да все не с теми. Никто не сравнится с предназначенным.
Чонгук распоряжается собственностью, толкается Тэхёну в пах и присасывает клеймо, рычит и возвращается к припухшему рту, гладит по ребрам и царапается, обжигает языком соски и живот. Проклятие подгоняет его и бьет в затылок, но не наслаждаться врученной гибкостью Чонгук не может. Он изучает губами промежность, и Тэхён заламывает руки, стоном-эхом заполняя пещеру, ее уютный закуток, облюбованный Чонгуком еще по прошлой осени.
Тэхён раздвигает ноги шире и смотрит умоляюще, приглашает, дьявольски облизываясь. «Что же ты мучаешь меня, Волк? Бери, бери всего без остатка». Чонгук ухватился за сгибы колен и вошел разом. Ведьма забилась в припадке, выгибаясь и вороша сено ладонями, надрывно вскрикнула и потянула руки к своему зверю. Выжигаемый им, сточенный, Тэхён двигается навстречу и улыбается сквозь слезы, ублаженный и захваченный. Чонгук дерет его о сено, резко двигая бедрами, сотрясая под собою и добивая поцелуями, переворачивающими само естество.
В отсвете потрескивающего костра по горбатым стенам пляшут тени, слившиеся воедино. То плавно, то быстро. В ушах бьют барабаны, предки взывают к духам. Душно. Тэхёну не спастись: он пришит к Чонгуку живьем, и непрошеные слезы накатывают на глаза.
Обнимая Чонгука, Тэхён узнает горько-сладкий запах вереска из самого сердца леса, рассекает царапинами его широкую спину и слышит, как рвутся тоненькие ниточки в каждой натруженной мышце. Чонгук надкусывает прозрачность его запястий, и теплая рубиновая кровь орошает капельками влажный язык, он одурманен и замедляется так, чтобы Тэхён ощущал его внутри явственнее и чтобы успевал посмотреть во влюбленные навеки глаза. Чон кусает и зализывает, скулит от восторга и капает кровью Тэхёна в его же ключицы. Высасывает и повторяет вновь. Круговорот. У Тэхёна взаправду кружится голова. Он переливается в Чонгука частями, ритуально.
Чонгук останавливается и движет бедрами по кругу, и Тэхён отчаянно задыхаясь, шлепает по его ягодицам руками и хрипит, не распознавая боли. Чонгук его проклятье и панацея. И Тэ знакомится со вкусом собственной крови, на какие-то доли секунды угадывает не кожу, а шерсть, режет язык о клыки. Чонгук с трудом справляется с собой.
Он усаживает ведьму на себя и, переплетя с ней пальцы, разрешает завершить начатое, вгрызается в шею. Тэхён движется вверх-вниз, затем сжимается и опрокидывается назад, но перегибается и не падает на спину, потому что Чонгук не отпускает его и держит на вытянутых руках. Тэхёну кажется, что они умрут на следующем выдохе, и так будет правильнее. Ни конца, ни края, а потом вспышка, обволакивающая, горячая. Тэхён срывается и Чонгук обрушивается на него сверху, оставляя внутри семя. Тэхён терпеливо принимает и тихонько хнычет, перебирая длинными пальцами волосы Чонгука, успокаивая. Волк рычит и благодарно облизывает грудь.
Измазанные потом и кровью, они несколько минут наблюдают за тлеющими угольками костра. Больше совсем не больно. Тэхён уверен - теперь точно быть беде.
========== 3. ==========
Еще до рассвета распаленную кожу Тэхёна ласкала сильная рука, она изучила все изгибы, массировала живот и дотрагивалась до сосков. Мягкие губы полосовали его шею сзади и присасывались к мочке. Но Тэхён не захотел пробуждаться, он утешался тем, что мертв и рожден заново и наслаждался поступательными движениями растирающей ягодицы твердости. Не принятая во внимание ненасытность недовольно рычала и в конечном итоге оттянула клыками кожу на лопатке да как следует прикусила.
Тэхён так и отдался в состоянии томительного полусна, ослабленный, и лишь слегка приоткрывал веки, пока бедра Чонгука с медленных толчков склеивались с его собственными вплотную. Тэхён не распознал боли, и подумал, что теперь его лечат. Подумал и зашелся стонами, после которых сплел пальцы с ладонью Чонгука, успокоившейся на груди, и заснул много крепче.
…Восход разомкнул веки, глядя сквозь бельмо тумана. Воздух нагревался постепенно. Разговорчивый певчий дрозд уселся где-то поблизости и завел трель. Остывшая земля словно вылупилась из яйца и выпустила затаённые звуки, разгоревшиеся к полудню.
Весомая беда все же пробралась по руке вверх и, мягко коснувшись плеча, выдохнула у уха:
— Просыпайся.
Тэхён карабкается выше по сознанию, ворочается под медвежьей шкурой и долго не может разомкнуть глаз, тело его разбито и покусано, и такое чувство, что он теперь другой, насквозь пропитанный законом слова, законом плоти. Отныне ведьмовская кровь – дары волчьим венам. В глотке пронзительная сушь.
Прескверно, что Тэ пока с трудом угадывает, в чем разница. Разве что Чонгук продолжает затягивать пучиной, и его лицо кажется таким приятным, что в груди теплеет. Тэхён различает в воздухе его присутствие, вчерашний запах вереска сегодня горчит на языке. Чонгук верным щенком сторожит покой, протягивает Тэхёну чарку с чаем из душицы. Ароматный напиток клубится паром.
— Я не знал, что волки умеют готовить, — старательно улыбается Тэхён.
— Умеем. Большую часть времени мы живем как вы, — и Чонгук кивнул на кухонную утварь, скорее всего, ворованную.
— Если только не считать, что мы живем в домах и спим на кроватях, — не без иронии добавил Тэ и отпил целительной влаги.
Вчера Тэхён не смог осмотреться, но пещера Чонгука завалена хламом, притащенным с мест людских стоянок в лесу, там попадались разного рода мелочи вроде лошадиной сбруи, пробитых ковшей или рыболовных сетей, гребешков и ремней, охотничьих сумок. Наверное, волку виднее, для чего такая поклажа.
— Скажи, как ты умудрился так долго держаться? — поинтересовался таки Чонгук, срезая острым ножом кожуру с яблока.
— Чего толку говорить об этом, если я все равно здесь.
— А как иначе? — усмехнулся волк и пожал плечами. — Выбора у тебя не было. Знаешь, не многим выпадает такая честь.
— Зазнаваться ты горазд, я гляжу, — нахмурился Тэ и принял из рук Чонгука порезанное дольками яблоко. — Вы ведь сразу понимаете, что родились вожаками, да? Я слыхал, сейчас такое редкость.
— Конечно, редкость, учитывая, что мы вымираем. Немногие особи сходятся для продолжения рода. Я потерял родителей пять лет назад, на нас тогда напали…
— Соболезную…
— Не стоит. Так я и научился выживать, гонимый инстинктами. Отец, конечно, успел меня натаскать, но обучение не закончил.
Несколько минут Чонгук наблюдает за тем, как Тэхён справляется с незамысловатым завтраком, держит на языке кашицу прожеванного яблока, смотрит вдаль, а потом запивает чаем. Изящные длинные пальцы Тэхёна пахнут Чонгуком, весь он, с головы до пят, принадлежит ему, и чарующие мысли не могут не согревать в прохладное осеннее утро. Он проводит по растрепанной платине волос Тэхёна и нежно прижимается к губам, щекочет грудь и спускается по шее к ключицам, выдирая из груди польщенный стон. Тэхён не считает, что достоин такой губительной нежности, от волка она неожиданная, ею не так легко пресытиться, но позволительно очароваться.
Чонгук хочет его снова.
И будет хотеть еще, критически надламывая одним только взглядом.
Тэ закусывает губу и подает руку, жеманно по-утреннему роняя:
— На уж, упрямец.
И Чонгук охотно прикладывается к его запястью, надкусывает и пьет, совсем немного. У Тэхёна под прикрывающимися в экзальтации веками, брезжит бархатистый свет. Он знает, что жертв не избежать, и каждая подаренная капля отдается с той же неизбежностью, что и тело. Удовольствие не достает до уровня оргазма, но слабеешь от того не меньше.
Никаких намеков на грубость: Чонгук заботится о своем человеке, он заставляет ранку затянуться и целует напоследок в припухшие ве́нки, встает с колен и помогает Тэхёну одеться. Завязывает порванные узелки на рубахе и ухмыляется. А Тэхёна продирает до костей все, что колышет воздух между ними, он невольно тянется к лицу Чонгука и обрисовывает контуры бровей и скул. Тот не противится – понимает, каково это. Красную накидку Чонгук запахивает тщательно, не из-за беспокойства о здоровье Тэхёна в первую очередь (ведьмам ли пристало болеть), а потому, что чем меньше оголенных участков на его теле, тем спокойнее.