Огниц был копией Н. Ю. Скрылова. Он отличался от Скрылова только одним — тем, что не кончил плохо. Он вообще еще не кончил.
Лада и Генрих подошли к колпаку.
Они не знали, что невидимый зонд Огница, парящий в воздухе, позволяет ему все видеть…
Идти было трудно. Это был еще один из сюрпризов сегодняшнего дня-ночи –– ноги Лады то ли увязали в асфальте, как в глине, то ли какая-то огромная сила тянула ее назад, к колпаку, –– и что же тут происходило, понять было невозможно. Впрочем, Лада старалась ни о чем не думать — ей надо было идти.
Навстречу шли люди, они с удивлением смотрели на Ладу. Не обращая на них никакого внимания, Лада продолжала двигаться вперед, все больше и больше отдаляясь от колпака.
Тусовка с тревогой смотрела за ней.
Путь резко свернул, и Ладе пришлось сойти с асфальта и ступить на развороченную идиотами строителями землю. Идти стало еще труднее — она уже не разбирала дороги, ее вел Путь, прямая невидимая ниточка. Лада перешагивала канавы, взбиралась на кучи щебня и шагала по глубоким грязным лужам. Горизонт словно сошел с ума — временами он вставал чуть ли не вертикально. Солнце палило, имея явное намерение сжечь все, что есть на этом свете.
Обрезок стального прута подвернулся под ноги совсем уж некстати, и — падение в бездну, и снова эта проклятая чернота…
…Они лежали на асфальте вповалку, не двигаясь. Лежали долго, пока не наступило утро. Никто не проронил ни слова.
Грязная речка несла свою грязь к морю. Она была настолько грязна, что… Впрочем, на берегу грязи тоже хватало.
До горизонта тянулась мертвая, истерзанная экскаваторами земля. На горизонте дымил завод. Среди брошенного хлама — это были громоздкие балки, обрезки труб — пробивалась редкая трава. Лада сидела на одном из них — а времени уже явно не хватало. Она оглядывалась назад и вбок –– но оглядываться было совершенно не на что, и поэтому Лада тупо уставилась в одну точку перед собой.
Времени не было. Или почти не было. Пожалуй, это уже не имело значения. Можно было еще немного посидеть и поразмышлять на философские темы, а потом…
Ладе не очень-то размышлялось, но зато она сидела. Сидела на обрезке трубы, и он казался ей достаточно комфортабельным. Лучшего в этом пейзаже и не придумать.
Было пасмурно — довольно темно. Не доносилось ни звука. Несмотря на это, Огницу удалось подкрасться к Ладе незамеченным.
Он вылез из-под моста, который соединял один берег дерьмовой речки с другим. Подойдя близко к обрезку трубы, на котором сидела Лада, он остановился; стоял, пока она не подняла на него невидящие глаза. Тогда он медленно наклонился и поцеловал Ладу.
Огниц ожидал какой угодно реакции –– что она даст ему по морде, или разрыдается, или выкинет что-нибудь еще –– но Лада, мельком взглянув на Огница, снова уставилась на трещину в земле. Огниц постоял немного рядом с Ладой (это выглядело довольно глупо) и, наконец, пошел в сторону завода. Один раз он оглянулся. Лада продолжала сидеть как изваяние.
…Быстро мелькали какие-то яркие, цветные картины… Я жива? –– удивилась Лада. –– Но этого не может быть. Не может быть. Ведь что-то случилось, что-то серьезное. Что-то страшное. Иначе и не могло быть. Иначе не могло бы быть то, раз я ввязалась в эту историю. Я, наверно, погибла. Или… что это? Падение… и… Времени все равно уже нет. Времени нет. В любом случае я не помогла им, дала только ложные надежды… Я –– не герой.
То ли утро, то ли ночь, то ли еще Бог знает что. Светло, хоть солнце где-то там, за горизонтом, вокруг никого нет. Допустим, что так и должно быть.
Лада лежала на дороге, цела и невредима. Разве что синячки. Но это, скорее всего, мелочи.
Она поднялась, глядя себе под ноги. Было страшно снова оказаться в незнакомом месте. Пересилив себя, Лада посмотрела сначала в один конец проспекта, потом в другой. Никого не было. Чтобы делать хоть что-то, Лада пошла, как она полагала, на восток.
Утро, третье утро. Уже третье утро на этом проклятом поребрике. Их спасала от сумасшествия одна надежда: Лада жива. В глубине души каждый верил в то, что это последнее утро здесь, на асфальте.
Взошло бледное солнце, дурацкое и ненужное. Оно не грело.
Лада шла на восток. Солнца не было. Оно зависло где-то за горизонтом и не хотело оттуда вылезать. Город словно вымер.
Странный какой-то дом. Хрущевский, пятиэтажный. На первых этажах таких домов обычно располагаются гастрономы или булочные. А тут –– электростанция. Э-лек-тро-стан-ция…
Лада открывает дверь и входит. Тяжелый черный запах горелой изоляции. Дверцы всех силовых шкафов открыты, шины оголены. Есть ли на них напряжение?..
Человек, заснувший на пульте, не проснулся при появлении Лады. Он заснул, по-видимому, очень крепко. Уткнулся лицом в прохладную металлическую панель, словно пытался обнять весь огромный пульт.
Странные сны снились оператору…
Лада подошла к оператору, коснулась его рукава. Он даже не пошевелился. Вдруг Лада увидела, что его руки обуглены. Не веря, она затрясла тело. Безвольно мотающаяся голова повернулась лицом к Ладе. Оно было синим.
Она нашла в себе силы выйти из электростанции. Но куда идти? Все это было слишком для психики. Улица шла под уклон, и Лада пошла вниз. …Она не замечала, что асфальт уже кончился и под ногами чавкала земля, а потом тихо шелестел песок…
«Что же дальше?» –– уныло думал Генрих.
Солнечный гривенник поднимался все выше и выше, но в городе по-прежнему никто не появлялся.
Разговаривать никому не хотелось.
Все чего-то ждали. Слишком уж тихо было. Значит, скоро должно произойти что-то.
Послышался шум мотора.
Шум приближался. Наконец из-за поворота вынырнул светло-голубой автомобиль…
Огниц!!!
Все вскочили как по команде. Генрих яростно сжимал кулаки, хоть это и было для него не свойственно. Ну что ж, раз ты сам сюда пожаловал, сейчас поговорим…
Машина промчалась мимо, даже не снизив скорости. Генрих, Вождь и Сергей в бешенстве выскочили на проезжую часть… и недоуменно переглянулись. Им удалось выйти из зоны действия колпака.
Автомобиль Огница быстро скрылся за поворотом.
Лада лежала на берегу. Вокруг было тихо и пустынно. Ее волосы мокли в воде. Она была без сознания.
К ней подошел Генрих, стал приводить в чувство. Он снова был в великой рассеянности.
Лада открыла глаза и посмотрела на него в упор. Ее взгляд выражал только тоску. Когда же все это кончится?..
«Спокойно, –– как бы сказал Генрих. –– Все хорошо. Ты представляешь, все уже хорошо. Все просто замечательно. И это навсегда, понимаешь?»
Она перевела взгляд на Серегу и Вождя, стоящих чуть поодаль. Посмотрела на Генриха. Снова поглядела на них.
Они стояли словно скалы. Да, на них можно было опереться. На них можно было положиться. Но на этот раз непонятным было только одно: возле них стоял старый патефон, неизвестно откуда взявшийся, и работал…
Вставало солнце.
Комната Генриха наполнилась солнцем.
Странно, но оно все-таки взошло, и, похоже, окончательно. В его свете комната казалась пустой и словно утратившей свою магию. Теперь ясно была видна ее планировка –– обычная планировка комнаты в современном многоэтажном доме.
Косые лучи светила били прямо в окно и рисовали на стене розовые параллелограммы. Было очень светло, но Лада крепко спала.
Она спала, уткнувшись лицом в подушку и накрывшись толстым теплым одеялом, словно боясь замерзнуть вновь. Солнце медленно подбиралось к ее лицу…
Генрих сидел на кухне Лады точно так же, как вчера сидела она. Перегнувшись через подоконник, он внимательно глядел вниз. Казалось, что больше всего на свете ему хочется увидеть Поток...
…Раз уж невозможно снимать в цвете так, чтобы
в полной мере гарантировать точность художественного выражения,
значит, надо делать только черно-белые фильмы.
Федерико Феллини. «Делать фильм»
Грязно-свинцовым стал город, а улицы опустели, хоть был и день. Осень или лето, зима или весна –– не разберешь.
Свинцовая грязь.
Но мы находимся в движении. Да, мы движемся. Теперь наша задача –– двигаться, и, может быть, когда-нибудь сможем влиться в Поток.
И улицы гонят нас по своим спинам. Улицы без сна.
Но почему мы должны снимать немое кино? Почему? Разве мы немы? Мы не открываем ртов, но общаемся друг с другом. Это не наше кино. Это кино далекого прошлого. Оно уже давно умерло, это кино. Его нет. Оно просто ненастоящее. И мы не будем его смотреть!
Ночью, когда одиночество чувствуешь острее, все вокруг становится громадным. Квартира –– как дворец, только пустой и никому не нужный, любая улица кажется настолько длинной, что до ее конца никогда не дойдешь, город –– целой вселенной, познать которую невозможно. А дорога… Какой смысл по ней ехать?
Дорогу залила тьма. Шел сильный снегопад, но это было лишь дополнением .
Лада спокойно вела автомобиль. После событий полугодовой давности, после цепочки таинственных и страшных приключений такая поездка была увеселительной прогулкой.
То, что случилось тогда, до сих пор оставалось неясным и мрачным. Как устроен колпак Огница? Зачем он убил оператора электростанции? Не липа ли вся эта станция, да и оператор тоже? И, наконец, как Огницу удалось обесточить полгорода, по крайней мере, район?
…Рирвихрь снега плясал в конусе фар, видимость шла к нулевой. Лада почти не видела дорогу, скорее, угадывала ее. Генрих, сидя в переднем пассажирском кресле, лениво подремывал. Вид ночной заснеженной дороги не вдохновлял его, как Ладу. Он вообще предпочел бы остаться дома.
Но Ладе вдохновляться было просто некогда. Даже на такой небольшой скорости машину вело. Снег покрыл дорогу толстым слоем. А до места, куда они ехали, было еще далеко.
Генрих нервно дернулся. Странно! Лада остановила машину. Не говоря ни слова, Генрих выпрыгнул из автомобиля и умчался в темноту, как показалось Ладе, к лесу.
Через несколько минут Лада выключила двигатель. Генриха не было. Она уперлась руками в руль, положила голову на руки и стала задумчиво смотреть на тающие на лобовом стекле снежинки. Постепенно все стекло залепило снежной массой; ледяные криталлики таяли все неохотней и неохотней. Стрелка загнулась за нуль…
Генрих, весь белый от снега, ввалился в машину, даже не потрудившись отряхнуться. Он был чрезвычайно возбужден. Что случилось?! На его лице, на всем теле, даже на заднице был написан один порыв: вперед!
Мотор завелся только со второго раза. Скорее! Теперь Ладе пришлось меньше думать о возможной опасности…
Автомобиль, нырнувший в метель, сразу растворился, будто его и не было.
Все было готово к празднику, по крайней мере, стол накрыт. А это ли не самое главное? Правда, елка, стоящая в углу, была как будто главнее, но… кому ведь как.
Двое угрюмо сидели по углам, третий завершал сервировку стола бутылкой вина. У этой сугубо мужской компании был непраздничный вид. Хозяин с минуты на минуту ожидал прибытия последней партии гостей. Пора бы. Уже без четверти двенадцать!
Индивид, сидевший в дальнем углу, просто сидел. Индивид, сидевший в ближнем углу, читал книгу. Время шло.
Хозяин посмотрел на часы. Тоскливо сощурился. Гости должны были вот-вот прийти, а их их не было. Что за чепуха –– четырнадцать километров по городу на машине!
Без трех минут двенадцать хозяин начал ковырять шампанское. Человек из дальнего угла резво подскочил и взял бокал. Товарищ из ближнего угла не пошевелился. Он читал.
Хозяин налил шампанское в два бокала. Три оставались пустыми.
На пороге появился Генрих. От его былой невозмутимости не осталось и следа. Глаза дико блуждали, с лица лил пот. Из-за его широченной спины робко выглядывала ничего не понимающая Лада.
Все бокалы наполнились. Генрих не обратил на этот факт никакого внимания, а подошел вплотную к читающему в углу. Удивленно и немного грозно посмотрел на него. Тот оторвался от книги и взглянул в глаза Генриху, как бы вопрошая: «Ну, что за суета? Ведь все в порядке».
Часы начали бить полночь. В руке Генриха оказался бокал. Н-ну… Каждый осушил свою посуду.
Все-таки Генрих почувствовал большое облегчение не тогда, когда увидел своего товарища живым и здоровым, а тогда, когда выпил шампанское. Или, может быть, все вместе оказало на него кумулятивный эффект?
Все расселись за столом. Теперь все в порядке!.. Одна только Лада не могла придти в себя. Генрих налег на салат.
Проклятый Огниц! Это были шуточки в его духе –– инсценировать катастрофу. Почуяв каким-то десятым чувством неладное, Генрих побежал в лес и не ошибся: там он увидел автомобиль одного из своих друзей, и в каком он был состоянии! Будто по нему проехался десяток тяжелых танков. И, естественно, море крови!
Нет, дьявол тебя раздери, мы тебя так просто не оставим. Хватит. Надоели эти шуточки. Ты ответишь за все. Да!
Так думал не один только Генрих, поглощавший свой любимый салат. Пожалуй, так думали все. Тем более что это были не голословные рассуждения. Команде были приблизительно известны координаты Огница. Точного адреса не было, но Огниц очень часто катался по Ораниенбауму на своем стареньком «Москвиче». Надо было только подождать до весны…
Окно было черно, а Генриху очень хотелось, чтобы оно было синим. Он недавно прочитал повесть «Вечера быстрее себя» и она теперь не давала ему покоя. Вечера быстрее себя были в его жизни, их даже было довольно много, но синими они бывали редко. Да, за окном черным-черно. Но зато в нем отражаются свечи.