Собаки налетели, окружили Асбьерна, продолжая заходиться лаем. Ярл оглядел десятка два оскаленных морд, нашел вожака и спокойно сказал ему:
– Мы пришли с миром. Клянусь, что ни один из нас не причинит зла людям, живущим здесь. Ты знаешь, что я говорю правду, потому что в сердце моем нет страха.
И, продолжая смотреть в глаза вожаку, медленно протянул ему раскрытую ладонь.
Хирдманны замерли, глядя на них. Некоторое время огромный пес продолжал угрожающе рычать, потом замолчал, шумно втянул влажным носом воздух и подошел ближе к ярлу. Обнюхал его руку, затем сапоги… и вдруг завилял хвостом, заскулил, припал к земле, словно игривый щенок, а потом поднялся на задние лапы, уперся передними в грудь Асбьерна и принялся вылизывать ему лицо. Остальные псы, радостно тявкая, запрыгали вокруг.
– Ну, уймись, уймись, – добродушно проворчал Асбьерн, стараясь лаской угомонить собаку. Получилось у него не сразу. Наконец вожак закончил приветствовать гостя, отошел в сторону, повернулся к домам и несколько раз отрывисто взлаял. На его зов из жилищ стали осторожно выходить люди – девушки, женщины, малые дети, ребятня постарше, несколько стариков. Первым подошел рослый, худой, не старый еще мужчина, в светлых глазах которого Асбьерн увидел не столько тревогу, сколько надежду.
– Мир твоему дому, человек, – проговорил ярл.
Суровое, обветренное лицо мужчины дрогнуло. Он обернулся к своим и крикнул срывающимся от волнения голосом:
– Вождь! Вождь пришел!
Рослого мужчину звали Эйрик Тормундссон. Когда-то он был хирдманном здешнего хёвдинга Дитвинда Жестокого, а теперь стал за старшего в Рикхейме – так называли жители Вийдфиорда свой дом. Вот что рассказал Эйрик Асбьерну и его людям.
Вийдфиорд издавна был богат и землями, и лесами с дичью, и промысловой рыбой, да и защищен лучше других – не зная дороги, многие чужеземные корабли садились на мель в проливе между скалами или шли на дно с пропоротым брюхом. Так что люди здесь жили, не зная беды, в достатке и сытости, и не могли припомнить, случались ли когда голодные зимы, чтобы нечего было есть. Но, видно, такая жизнь не пошла на пользу последнему хёвдингу, Дитвинду. Стал он скуп, отгородился от всех, оттого даже прозвали его Дитвинд Жадный. Был у вождя единственный сын, Дунгват, которого воспитывали в Свеаланде. Когда ему исполнилось семнадцать зим, он вернулся к отцу и привез с собой подарок от свейского ярла – двух подросших щенков охотничьей лайки. С такими собаками в Свеаланде ходили на медведя и лося, на них ездили в санных упряжках, они сторожили дома и скот.
Лайки прижились в Рикхейме, и каждый год в своре появлялись новые щенки. Крупные, выносливые псы были подспорьем и охотнику и пастуху, они отважно бросались на врага и при этом были ласковы с детьми. Многие соседи и гости готовы были платить серебром за пару таких собак, но Дитвинд Жадный ни одной не продал. Зато когда лаек в Рикхейме стало слишком много, он приказал безжалостно топить новорожденных щенков, оставляя в помете лишь одного, самого крепкого.
А несколько зим назад к Дитвинду приплыла снекка от его младшего брата. У того на его земле случился неурожай, люди голодали, и брат попросил брата о помощи. Но хёвдинг велел им уплывать восвояси, хоть и говорил ему старый провидец Вейт, что не годится так поступать. Даже молодой Дунгват уговаривал отца помочь кровному родичу. И все же Дитвинд никого не послушал. Лишь рассмеялся, когда мудрый Вейт сказал ему, что боги такого не забывают и сурово карают того, кто противится их воле.
Снекка тогда уплыла ни с чем, а Дитвинда хёвдинга все стали называть Жестоким. И с той поры удача отвернулась от его рода. Спустя год погиб единственный сын хёвдинга – страшная буря разметала в щепки его драккар, отправила на дно и молодого Дунгвата и всех его воинов. Следом один за другим случились два неурожая, словно сам Фрейр затворил чрево земле. А потом пришла лютая холодная зима, после которой в Рикхейме начался мор. Неведомая прежде хворь в одночасье поселилась во всех домах, и очень скоро повсюду слышался плач по умершим и стоны еще живых. Целители трудились день и ночь, чтобы спасти тех, кто заболел, но запасов зелий и трав на всех разом хватить не могло… Дитвинд хёвдинг умер одним из последних, насмотревшись, как гибнут те, чьи жизни вверили ему боги. И некому было достойно снарядить в последний путь ушедшего вождя – его тело сожгли на берегу вместе с остальными умершими, прах развеяли по ветру, и не осталось от Дитвинда Жестокого на этой земле ничего, кроме дурной славы.
Старого Вейта боги пощадили. Он умер совсем недавно, до последнего дня прося у своих покровителей милости и прощения. И перед смертью было ему даровано видение о том, что великий вождь придет сюда на лодье со своими людьми и свирепые псы хёвдинга признают в нем хозяина. Страшной клятвой связал Вейт всех, кто остался в живых: заставил пообещать, что примут они руку нового вождя и будут служить ему так же, как служили Дитвинду хёвдингу. Только тогда боги вновь пошлют удачу жителям Рикхейма и вернут плодородие здешней земле.
– Потому просим тебя, – проговорил Эйрик Тормундссон, заканчивая рассказ, – будь нашим вождем, Асбьерн Счастливый. Не откажи.
Некоторое время ярл молчал, обдумывая услышанное. Потом заговорил:
– Когда-то я тоже все потерял – дом, семью, верных людей, и все же мечту править на своей земле не оставил, потому что родился вождем. Но в трудную минуту я принес клятву Эйвинду конунгу, моему побратиму: пообещал, что до тех пор, пока он не вернет утраченное, я никого под свою руку не возьму.
Горестный стон прокатился по толпе, но Асбьерн сделал знак и все замолчали.
– Мы искали хорошие земли, чтобы переселить наших людей с бесплодного острова Хьяр, а потом построить драккары и отправиться отвоевывать остров Мьолль, чтобы его хозяином вновь стали называть конунга из рода Ульва, Эйвинда Торлейвссона. Как только это произойдет, клятва будет исполнена и я сам смогу стать вождем. До той же поры мой вождь – Эйвинд.
После краткого раздумья Эйрик Тормундссон произнес:
– Что ж, тогда пусть люди Эйвинда конунга переселяются к нам. Рикхейму и помощь нужна и защита. Только скажи побратиму, чтобы обиды не было: мы под твою руку встанем и вождем признаем тебя одного. Больше никто на этой земле не нарушит волю богов.
– Быть посему, – ответил Асбьерн. – А я не предам тех, кто поверил мне. Обещаю.
И крепко обнял Эйрика.
Все, что спряла Долгождана за вечер, вновь оказалось испорчено. Унн, не скрывая досады, размотала клубок, и добротная шерстяная нить распалась на короткие, в четверть локтя, обрывки. Из такой уже ничего не свяжешь, разве что на штопку пустить.
– Мы с Фрейдис вместе сидели за работой, – вступилась за девушку Хельга. – И я видела, что нить была целой!
– Я тоже видела, – подала голос Лив.
Арнфрид взяла из рук матери пряжу, оглядела ее и сказала:
– Такое бывает, если клубок протыкают ножом с разных сторон.
Долгождана растерянно посмотрела на нее. Потом справилась с нахлынувшим было стыдом и проговорила:
– У нас бы подумали, что домовой пакостит. Он, если кого невзлюбит, вредничать начинает.
– О словенских духах-хранителях дома я слышала от мужа, – сказала Унн. – И он говорил, будто эти духи не любят тех, кто работает кое-как.
Долгождана опустила глаза. Что ж, пусть упрекают в нерадивости, она-то лучше знала, чем провинилась перед здешним домовым. Все в этом доме любили синеглазого ярла, и теперь незримый хранитель мстил ей одной за то, что возомнила себя особенной, не ответила на любовь Асбьерна, не пошла, неблагодарная, его провожать. А случись с ним в дальнем краю беда – станут ли другие оберегать ее так же, как он? Или вспомнят, что она простая рабыня, которую вовсе не обязательно о чем-либо спрашивать или жалеть…
– Не плачь, – уже мягче проговорила Унн. – Люди здесь не верят в домовых, они верят в ниссов14 и двергов15 – темных альвов, которые, по слухам, те еще озорники. Сходила бы ты к Хравну да узнала, как их отвадить.
Унн забрала корзину с пряжей и вышла во двор. Долгождана догнала ее уже возле длинного дома.
– Госпожа! – окликнула она хозяйку. Та обернулась, и девушка осмелилась спросить ее: – Госпожа Уинфрид, а кто такие альвы?
– Там, где я родилась, – ответила Унн, – альвами называли лесных духов, живущих в королевстве Альвхейм, которое не дано увидеть человеку. Эти духи обликом прекраснее, чем солнце – высокие, стройные, с яркими глазами цвета неба или весенней листвы. Говорят, альвы знали колдовские секреты и повелевали силами природы, и часто бывало так, что своей красотой они пленяли сердца смертных мужчин и женщин. – Она улыбнулась и добавила шепотом: – В семье Асбьерна верили, что один из его далеких предков взял в жены дочь бессмертного альва. Может, и так, ведь в роду МакГратов все были очень красивы. Правда, никто из них не умел колдовать.
– Говорят, ярлу всегда и во всем сопутствует удача, – сказала Долгождана. – Это ли не колдовство?
Унн снова улыбнулась и погладила девушку по щеке:
– Боги любят Асбьерна за храброе сердце и чистую душу, оттого и благоволят ему. Верю, что однажды и златокудрая Фрейя, которой он тщетно возносит молитвы, одарит его своей милостью.
На седьмой день после того, как снекка Асбьерна ушла в море, на горизонте показались полосатые паруса кораблей датского хёвдинга Вилфреда.
Этого гостя давно ждали в Стейнхейме, поэтому стали готовиться к встрече. Рабыни и жены варили ячменное пиво, пекли хлеб, натопили баню и по совету Йорунн запарили в чане душистые травы, чтобы потом плескать на раскаленные камни.
Эйвинд конунг велел своим хёвдингам собрать оружие и запереть его в сундуках. И напомнил воинам, чтобы вели себя достойно: не мешали гостям веселиться, но и не позволяли никого обижать.
– Датчане пробудут у нас недолго, – сказал он. – Им нужно успеть домой до праздника Мидсумар. Так пусть они потом всем рассказывают, что нигде их не принимали так хорошо, как в Стейнхейме!
Датских кораблей было три: черный драккар Вилфреда хёвдинга и два кнорра, один большой, другой поменьше. Их встретили на берегу приветственными криками и живо поднесли сходни, едва только лодьи уткнулись в прибрежный песок. И вскоре Вилфред хёвдинг по прозвищу Скала с радостным смехом обнимал и хлопал по плечам Эйвинда конунга и многих других, кого хорошо знал.
– А ты все не меняешься, Вилфред, – сказал датчанину Ормульв. – Только седины больше стало. Одно слово – Скала!
Хёвдингу было уже больше пятидесяти зим, и у себя на родине он слыл великим воином. Сам датский конунг прислушивался к его советам.
– В этот раз я решил взять с собой старшего сына, Инрика, – сказал Вилфред. – Помнишь его, Эйвинд? Он привел для тебя кнорр, как и было условлено.
Высокий русоволосый воин в богатом плаще сбежал по сходням и подошел к ним. Последний раз Эйвинд видел Инрика еще мальчишкой и заметил, что с годами тот все больше становится похож на отца. Будет кому продолжать славные деяния рода.
– Рад тебя видеть, Эйвинд конунг, – проговорил сын хёвдинга. – Хочешь осмотреть свой новый корабль?
– Плох тот хозяин, который сразу начинает говорить о делах, – улыбнулся Эйвинд. – Завтра погляжу на кнорр, а пока смойте с себя усталость и приготовьтесь пировать до тех пор, пока не стемнеет!
В честь прибытия датчан собрали богатый пир. Едва закончили накрывать столы, Унн велела Фрейдис и младшим девчонкам возвращаться в женский дом и не выходить оттуда без ее позволения. А чтобы без дела не сидели, выдала им по плоской деревянной игле да по клубку шерсти – рукавицы вязать.
Прочие рабыни остались прислуживать на пиру. Осталась и Ольва, привыкшая сидеть на таких праздниках рядом с Иваром и Унн. А Зорянку-Сванвид никто и спрашивать не стал: место невесты – рядом с женихом, особенно если жених – младший брат конунга. Датчане разглядывали ее, кивали, поглаживая усы, – хороша! – а робкая Сванвид сидела, словно примороженная к скамье, и мечтала только об одном: сбежать оттуда да поскорее.
Йорунн тоже хотела остаться – здешние пиры были для нее в диковинку, но приковыляла Смэйни, заохала, мол, с утра спину ломит, отвару бы целебного испить. Да еще попросила девушку заварить травы для Хравна – старика опять мучил кашель, и сказала, что Сигрид принесла маленькую Эсси: нездоровится девчонке, застудили, кажется.
– Ну и дела! – всплеснула руками Йорунн. – Пойдем тогда скорее, матушка.
В это время в дружинный дом как раз входил Эйвинд конунг, а с ним датский вождь и его сын. Ведунья с улыбкой поклонилась им и быстро выскользнула за дверь. Инрик проводил ее взглядом.
– Эйвинд, кто эта девушка? – спросил он.
– Которая? – рассеянно отозвался конунг.
– Темноволосая красавица, – объяснил Инрик. – Только что мимо прошла.
– Ее зовут Йорунн, – коротко ответил Эйвинд. И больше ничего добавлять не стал.
Праздник удался на славу, и Вилфред хёвдинг то и дело брал в руки звонкую арфу или лангелейк16, чтобы сказать о гостеприимстве и щедрости хозяина Стейнхейма. Про него не зря говорили, что он умел лучше многих слагать висы17 – ни у сына его Инрика, ни у Эйвинда не выходило так хорошо, как у Вилфреда Скалы. Мог с ним поспорить разве что Асбьерн, и хёвдинг не раз пожалел о том, что ярла сейчас не было с ними.
Девять зим назад он и его люди помогли молодому Артэйру отомстить за погубленную семью, наказать разбойников и предателей. Вилфред поначалу не очень-то доверял мальчишке-скотту, который собрался натравить его викингов на одного из хьяльтландских эрлов и захватить принадлежавший ему замок. Датский хёвдинг не хотел вмешиваться в междоусобные войны и не стал бы слушать того, кто надеялся на победу, оплаченную чужой, купленной кровью. Но молодой эрл и его люди вызвались идти в бой наравне со всеми, а сам Артэйр показал себя отчаянным храбрецом, решив потайными ходами пробраться в замок и открыть ворота людям Вилфреда. И когда ему это удалось, хёвдинг подумал, что было бы неплохо, если бы у его подрастающего в Готланде сына появился такой смелый и хитроумный наставник. А увидев, как сражается Артэйр МакГрат и как падают враги, сраженные его мечом, он решил предложить юноше отправиться с ним в Готланд и назваться одним из его сыновей. Даже новое имя ему придумал: Асбьерн, Медведь Богов.
Он еще не знал тогда, что Артэйр и Эйвинд уже совершили обряд побратимства, призвав в свидетели северных и хьяльтландских богов. И что молодой эрл, понимая, что после учиненной им расправы будет объявлен вне закона, принял решение плыть вместе с Эйвиндом и Ормульвом на остров Хьяр. Вилфред не стал его отговаривать – Артэйру и без того было известно, что впереди его ждет нелегкая жизнь, потому он не позвал с собой никого из своих людей. Но нашлись те, кто по собственной воле ушел с молодым вождем. Среди них были братья Фарланы – Бирк, Стин и Роари, и, конечно же, Уинфрид с маленькими дочерьми.
Придуманное хёвдингом имя пришлось по душе молодому скотту. И после того, как Артэйр МакГрат навсегда простился с эрлом Рейбертом и с родиной своих предков, на палубу датского корабля поднялся побратим Эйвинда Торлейвссона, викинг по имени Асбьерн, которого позже люди прозвали Счастливым.
Для дорогих гостей Эйвинд велел открыть один из бочонков с вином, и Халльдор не замедлил угостить заморским напитком свою невесту. Зорянке вино понравилось больше, чем пиво, только с непривычки девушка быстро захмелела и, забыв о смущении, стала поглядывать по сторонам, смеяться удачным шуткам и не убрала руку Халльдора, когда тот в очередной раз обнял ее.
Гости веселились от души. Соскучившиеся по женской ласке хватали пробегавших мимо пригожих рабынь, сажали их за стол, угощали пивом и сыром, а потом тянулись поцеловать. Один из датских хирдманнов поймал за руку Весну, разливавшую пиво, подвинулся на скамье, освобождая место рядом с собой. И тут же почувствовал тяжелый взгляд человека, сидящего напротив. Лодин не стал ничего говорить, просто смотрел – и датчанин, годившийся ему в сыновья, замешкался, отвел глаза и выпустил руку девушки. Перепуганная Весна торопливо наполнила его рог и поспешила дальше. Но теперь если кто-то пытался обнять ее или усадить себе на колени, она поворачивалась, ища взглядом Лодина, и воины оставляли ее в покое.